— В той части, что мне доступна, безусловно, — отвечаю я, чем вызываю новое веселье.
— Это радует. Перейдём к следующему разделу…
Да, это всё я в той или иной мере проходил на курсах подготовки оперсотрудников нашей службы. Как хищники, обзаведясь разумом, быстро низводят все конкурирующие виды хищников неразумных до состояния ископаемых останков, в лучшем случае обитателей зоопарков и заповедников. Как затем употребляют в пищу всю доступную добычу, включая и менее крепких физически товарищей. И поскольку лозунг «не убий» среди разумных хищников выглядит полным идиотизмом, то охотничьи стычки плавно перерастают в войны.
Среди вегетарианцев процесс идёт иначе. Впрочем, с крупными хищниками ребята разбираются ещё жёстче, чем хищные братья по разуму, поскольку для них это не конкуренты, а смертельные враги. Насколько мне известно, основные хищники на Свире не сохранились даже в виде чучел.
Далее вытесняются все травоядные, питающиеся теми же плодами-корешками и прочая, что и носители разума. И чем шире кормовая база разумных вегетарианцев, тем меньше шансов уцелеть у несчастных животных. Так что пресс дикарей-вегетарианцев на свою родную планету обычно даже выше, чем хищников.
Ну а особо неразборчивые, вроде хомо сапиенсов на моей родной планете, вообще включают в рацион всё, что шевелится, и многое другое.
А когда присваивающее хозяйство аборигенов на планете заходит в тупик, поскольку всё, что можно скушать, уже присвоено, кто-то из хищников доходит умом до такой простой мысли — не нужно сразу есть пойманного детёныша, надо подождать, пока он вырастет. Так возникает скотоводство.
И вегетарианцы решают свои проблемы, только тут выходом становится земледелие. Ну, а всеядные эти два способа выжить совмещают.
И начинается краткая эпоха изобилия, когда численность населения стремительно растёт, и племена дикарей заполоняют всю планету. «Золотой век», который кончается очень быстро.
Но так или иначе, все без исключения виды разумных довольно скоро приходят к тому, что главный твой враг — это брат твой.
И на планете начинаются войны.
Перед глазами проносятся апокалиптические картины — сэнсэи в блестящих ромбических кольчугах с рогатыми шлемами, похожие на викингов, бородатые викинги, похожие на сэнсэев, закованный в латы средневековый рыцарь на обшитом листовым железом коне сшибается со свиром, и длинное зазубренное жало свирского копья погружается в грудь рыцаря… А сверху дождём сыплются отравленные стрелы древних ангелов… А вот и бутылка с зажигательной смесью летит, кувыркаясь, и я не могу уклониться… Удар по голове!
Я просыпаюсь под хохот аудитории.
— Послушай, Победивший Бурю, — на сей раз наставница рассержена всерьёз. — Я понимаю, что ты работаешь в своей службе, и знаю, что после работы учиться трудно. Но либо ты учишься…
— Никаких «либо», Юайя, — твёрдо возражаю я, и смех стихает. — Я буду учиться. Мне нельзя иначе. И прошу простить меня за дерзость.
— Ну что же, — вздыхает наставница. — Придётся простить тебя, о Великий Спящий… на занятиях.
«Но задание на дом сделать в полном объёме!»
«Будет исполнено, о прекраснейшая!»
«Да ты, однако, льстец».
«И притом очень крупный, о эффектнейшая!»
— Ой, не могу!
Ирочка хохочет, слушая моё повествование о Великом Спящем на занятиях. Сегодня мы дома вдвоём, а Мауна в гостях у прабабушки — выклянчили старики у Ирочки куклу… Короче, изначально этот день мы планировали потратить на культурные мероприятия, тем более что выставка скульптуры получила свежие обновления. И вот…
«Тебе смешно, ага… А мне не очень».
Но смех так и так уже улетучивается из глазищ моей жены.
«Вообще-то ты прав, конечно. Если так продолжится, тебя просто отчислят. Ведь это только начало курса, а дальше пойдут уже настоящие сложности».
«Например?»
«Теория Кьо-Миа. Закон Элу-Лао. Да пальцев не хватит на руках и ногах считать… Что ты знаешь о Вселенской иерархии разумов? А о Пороге вмешательства? А о «звёздных клубах»? А о «вселенской школе», которую сэнсэи зовут ещё «конвейером миров»? А об Утративших тело? А об Ушедших на месте? И, наконец, о Вселенском Законе Возмездия?»
Я подавлен.
«Не знаю я ничего об Утративших тело. Вот об утративших разум слыхал. Очевидно, уж этого-то я достигну в своём развитии».
Ирочка думает, закусив губку.
«Нет, муж мой. Не достигнешь, потому что я не дам. И вообще, я поняла — тебе так трудно, потому что курс адаптирован под ангельское мышление. А ты в основе своей таки человек».
Она вздыхает, садится на диван.
— Ладно, Рома. Я попробую. Попробую изложить всё это дело максимально упрощённо. Поймёшь суть, а детали уже дело наживное.
Она вскакивает, идёт на кухню.
«Да где же это я… Вот растяпа… От тебя учусь, кстати… Ага, вот!»
Ирочка возвращается, держа в одной руке стакан с водой, а в другой такой знакомый шарик от подшипника.
— На, глотай не жуя. Одно дело — с экрана фильм, другое — прямая заливка в мозги, как ты выражаешься. Я, правда, не мама, но постараюсь.
Я послушно глотаю пилюлю, запиваю водой.
— Где будем заниматься? На диване?
В глазах Ирочки загораются огоньки-смешинки.
— На диване — это чуть позже и немного другим.
— Я тоже думаю, не стоит осквернять диван презренной учёбой, — согласно киваю. Ирочка фыркает, смешливо кося глазом.
— Ложись на пол, Рома.
Она устраивается на мне поверх, как на диване, даже слегка повозившись для удобства. Берёт мою голову в ладошки.
«Смотри мне в глаза!»
Наплывает, клубится, вихрится мириадами звёзд галактика. Наша? Похоже…
Миг, и звёзды расцвечиваются искусственными цветами — красными, жёлтыми, зелёными, голубыми… Это миры, где обитает разум.
Бегают по саванне голые дикари с острыми палками — всё ясно, нулевой уровень. И ещё сто тысяч годков в земном исчислении будут бегать. Если им не помочь…
«В том и дело, Рома, что помочь им нельзя. Можно только навредить».
Действительно, вдруг соображаю я. «Ключевых фигур истории» нет, поскольку нет самой истории. Пытаться контролировать каждую обезьяну немыслимо. А если так?
Я посылаю жене ответный мыслеобраз — сверкающий шар гиперзвездолёта медленно, торжественно опускается с небес, дикари стоят, разинув рот, всем стойбищем…
И начинается у них новая жизнь. Мудрые пришельцы учат дикарей плавить бронзу и железо, выращивать съедобный батат и всевозможный мясо-молочный скот — буде аборигены кушают мясо. Обучают их азам: не убий, не укради… с женой ближнего поаккуратней опять же…
«А вот что получится в итоге, Рома».
Перед моим мысленным взором возникает видение — дивный город, утопающий в садах, со сверкающими куполами общественных зданий. Зародыш будущей великой цивилизации. И выше всех возносится над городом Храм Богов. Да, без этого никак — мышление дикарей поневоле религиозно, и структуру Вселенской иерархии разумов невозможно донести до сознания аборигенов иным путём — научное мировоззрение на пустом месте не возникает.
И всё пока идёт отлично — упитанные дикари племени везунчиков, забывшие, что такое костлявая рука голода, славят добрых богов и размножаются со страшной силой, развивают свою искусственную цивилизацию…
«Нет никакой цивилизации, Рома. Есть разросшееся стойбище первобытных дикарей, надрессированных и откормленных».
А пришельцы спешат — вот уже клацают металлическими челюстями штампы, вертится шпиндель токарного станка… А как же? Не нанороботов же им с ходу давать? Пусть сперва привыкнут к трудовой дисциплине!
Для повышения надёжности эксперимента создаётся дубль Утопии — скажем так, Антиутопия, «город напротив». В обоих городах отрабатываются на гражданах модели светлого будущего — естественно, различные, но будущее-то в итоге будет светлым, можно не сомневаться…
А по утрам в разных местах находят трупы. Трупы мужчин с проломленным черепом, трупы девушек, предварительно изнасилованных… Детей тоже, кстати, причём обоего пола. Понятно, боги велели: «не укради, не убий»… Боги сердятся, очень сердятся, и нарушителю будет плохо — боги, они сильны, страшно сильны… Но потихоньку-то можно? Когда боги не видят… И если раньше дикарь отпускал принудительно осеменённую даму на все четыре стороны, то теперь жертв изнасилования убивают и прячут самыми разнообразными способами, вплоть до расчленения трупов. Чтобы боги не узнали.
Пришельцы пытаются переломить ситуацию. Тотальный контроль! К насильникам и убийцам применяют жёсткие меры — сажают в клетки, подобно диким зверям, проводят медицинские процедуры, превращающие преступников в ходячие овощи. Это несколько снижает общее количество трупов, но процент расчленённых среди них резко возрастает — дикари быстро усваивают, что прятать трупы нужно как следует. Побочный эффект — если до того обитатели счастливой Утопии взирали на богов-пришельцев с восторгом, теперь они смотрят с глубоким почтением и затаённым страхом.
Пришельцы пытаются переломить ситуацию. Тотальный контроль! К насильникам и убийцам применяют жёсткие меры — сажают в клетки, подобно диким зверям, проводят медицинские процедуры, превращающие преступников в ходячие овощи. Это несколько снижает общее количество трупов, но процент расчленённых среди них резко возрастает — дикари быстро усваивают, что прятать трупы нужно как следует. Побочный эффект — если до того обитатели счастливой Утопии взирали на богов-пришельцев с восторгом, теперь они смотрят с глубоким почтением и затаённым страхом.
Следующий шаг — браслеты слежения, надетые каждому дикарю… нет-нет, ошейники — это слишком неудобно и наводит аборигенов на неприятные ассоциации. Ещё эффективней вживлённые микрочипы. Такая мера оказывается вполне эффективной — боги отныне вездесущи и всевидящи, и количество преступлений падает почти до нуля. Аборигены больше не убивают, не насилуют, не дерутся. Не желают имущества ближнего своего, а равно и общественного. И жену ближнего своего не желают, да и собственную-то не очень. Поработал, поел, поспал… да, нужно работать, потому что боги сердятся, когда ленишься…
Всплывает новое видение — группа аборигенов в сопровождении роботов охраны. Зачем вы сбежали из города, неразумные? От своего счастья убежать хотите? Аборигены мнутся, сопят, но угрюмые морды не несут на себе признаков раскаяния. И наконец один из них, по-видимому, главный, решительно вскидывает голову: «В вашем городе нечем дышать».
А побочные эффекты существования Утопии и Антиутопии растут и ширятся. Утечку артефактов полностью устранить невозможно. И вот уже горит стойбище, сожжённое ручным излучателем, и счастливый обладатель орудия возмездия богов стоит, опираясь ногой на труп вражеского вождя. Полная победа! Первая в длинной череде побед…
Но пришельцы-благодетели не сдаются. Окончательно убедившись, что вместо великой цивилизации они получили растущее стадо дрессированных говорящих животных, которое вот-вот выйдет из-под контроля, плюс многочисленные эксцессы из-за проникновения оружия в среду не охваченных экспериментом дикарей, боги решаются на коренное изменение хода эксперимента.
Новое видение всплывает перед моим внутренним взором — на обширном острове строится новый город. Да, на острове, это позволит оградить от массы дикарей обитателей города и заодно свести к минимуму утечку артефактов. Снова сверкающие купола и сады, но начинка уже иная. Раз дикари в массе покуда не готовы воспринять свет знания, следует провести селекцию и выделить из среды аборигенов тех, кто способен. Если этого недостаточно, то подправить генетику дикарей. А что? Немного, совсем чуть-чуть…
«Вот, Рома. Это шаг, после которого вообще нет возврата. Если до того имела место попытка внедрить чуждую культуру в среду аборигенов, то теперь, по сути, создаются искусственно новые существа. Которые в итоге вытеснят аборигенов как вид, если им не мешать. То есть эффект будет тот же, как если бы с самого начала уничтожить данный вид разумных».
А в садах Атлантиды уже неспешно гуляют мыслители и философы. Юркий робот-уборщик прибирает аллею, над сонным городом летит изящный аппарат, чем-то напоминающий ладью — обитателям Атлантиды изначально обеспечен весьма высокий старт. Во-первых, не пристало мыслителям сажать батат и торчать у станков, а во-вторых, время, время поджимает! Уж сколько длится эксперимент, и ничего, кроме головной боли, покуда…
Я вглядываюсь в приближающихся философов. Гладкие, точёные лица, огромные прекрасные очи… Генетически модифицированные, практически бессмертные существа, избавленные от старения и рака и прочих генетически обусловленных недугов… Вот только кончики ушей заострились, ну да это совсем нестрашный побочный эффект.
Между тем в оставленных богами городах жизнь активно исправляет допущенные пришельцами-цивилизаторами ошибки. Да, жизнь тут кипит. Всего одного-двух поколений оказывается достаточно, чтобы недозрелые аборигены избавились от навязанного свыше морального кодекса. Избавившись от пресса, граждане Утопии и Антиутопии заменяют нудные и малопонятные заповеди на простые и понятные дикарям законы. Параграф первый: «Я так хочу!». Параграф второй «Прав тот, кто сильнее». Вот и всё, и никаких проблем.
А служители богов, утратив с ними связь, по-прежнему воздевают к небесам руки, бормочут заученные слова-заклинания, ещё недавно бывшие звуковыми паролями для приведения в действие различных божественных систем.
Всплывают новые картины — горящие хижины, толпа голых связанных пленников на помосте… А чего такого? Ну наловили дикарей в горах… Кто-то же должен сажать батат и строить дома? Боги велели всем трудиться в поте лица своего, и кто не хочет работать на совесть, должен работать за страх!
Тлетворная деятельность Утопии и Антиутопии по распространению рабовладельческой заразы принимает такие масштабы, что встаёт вопрос о том, как прекратить вышедший из-под контроля эксперимент. В последней попытке образумить разгулявшихся учеников посылаются эмиссары, но тут выясняется — новые правители городов, обретшие неограниченную свободу, не собираются её отдавать. Аборигены показывают зубы, и припрятанные до поры артефакты обращают свою убойную силу против создателей.
И тогда две ослепительные вспышки кладут конец неудавшемуся опыту, и вздымающиеся в стратосферу колоссальные грибы потрясают воображение дикарей, живущих неподалёку от Проклятых городов, как их давно называют окрест, кладя начало мифу о Содоме и Гоморре.
А между тем время эксперимента истекает. Жители Атлантиды, избавленные от генетических недостатков прототипов, в духовном плане развиваются стремительно, ну, а в техническом им и стараться особо не нужно. Летательные аппараты атлантов и их экипажи порождают новые разнообразные толкования среди коренных аборигенов, по-прежнему пребывающих в состоянии перманентной и глубокой дикости. Впрочем, даже дикие аборигены уверенно отличают этих новых полубогов от истинных богов — во-первых, настоящие боги от человеков отличаются сильно, а эти очень похожи, разве что глаза да уши выдают, и бород у мужиков нету… Ну и вообще пожиже в магии будут ребята, сами себя называющие «сидхэ», хотя коренные аборигены окрестили их иначе…
А перед моим внутренним взором всплывает новый сюжет. Группа сидхэ в парадных одеяниях на аудиенции у богов-цивилизаторов. Мы глубоко уважаем вас, наши наставники, но позвольте вопрос — какого чёрта вы держите нас на этой дикой планете? Планета кишит дикарями, уничтожать их поголовно недопустимо, да мы и не собираемся изгаживать свои кристально чистые души подобными зверствами — пусть дикари вспарывают животы друг другу самостоятельно. Мы уже выросли из коротких штанишек и требуем соблюдения наших прав и свобод! Народ сидхэ имеет право жить так, как хочет! Короче, предоставьте нам звёздные корабли и карту-схему живых планет, не достигших уровня разума, и будем считать инцидент исчерпанным. Мы найдём дорогу, не беспокойтесь. Мы свалим отсюда и заметём следы, как положено. И будем жить в Бессмертных Землях по своим законам, не оглядываясь на дикарей. Да, и на вас, наши дорогие наставники, и всякие обиды тут неуместны. Отказ в удовлетворении наших справедливых требований будет означать незаконное лишение свободы целого народа, мы не зря учили галактические законы!
И приходится наставникам скрепя сердце признать справедливость требований выросших подопечных. И вот уже гиперзвездолёты уносят остроухих в немыслимые дали, а над счастливым островом зависают радужно переливающиеся полукилометровые блины. Усилие гравигенераторов, разнесённое по такой обширной площади, невелико — всего-то пара лишних процентов к стандартному g, но ведь масса огромного острова исчисляется несчитаными триллионами тонн… С тяжким гулом оседает остров, погружаясь в недра земные, вот «блины» уходят, сделав своё дело, и воды океана чудовищным валом сметают всё с поверхности, навсегда скрывая Атлантиду на морском дне.
«Погоди… постой…» — я искренне изумлён. — «Так всё и было?»
Сквозь слабеющий морок проступают черты моей жены, и я ощущаю — Ирочка устала.
«Так или не так, Рома, мы проверить не можем. Мы тогда ещё дикие фрукты ели и с летучими демонами сражались. И даже сэнсэи не умели ещё строить звёздные корабли. Так что это материалы, оставленные им в наследство прежним «клубом», давно ушедшим в Отрыв».
Морок рассеивается окончательно, оставляя в моей голове ощущение пустоты и тонкий звон. Лицо Ирочки чуть блестит от пота.
— Уфф… Всё, Рома, я больше не могу. Для первого раза хватит.
Она сползает с меня, садится по-турецки.
— Нет, всё-таки я не мама. Мама продержалась бы много дольше.
Я тоже сажусь, вплотную к жене. Глажу её, обнимаю руками и крыльями.