А пока...
Ведь если говорить о жизни на нашей планете, то ее кристаллизующим центром, ее стержнем, краеугольным камнем и началом ее координат является Его Величество Ген!
- Ты своими генами уже засррр... засеял, так сказать, все мозги...
- Только так! Sic et simpliciter! (Так, и только так! - Лат.)
- Да ясно, что твоя капля любой камень раздолбает, - говорит Лена.
- Sic itur ad astra! (Так идут к звёздам! - Лат.), - говорю я.
Можно спорить: и навозные куры, добывающие из кучи знаний о жизни какие-то зримые зерна, будут, конечно, кудахтать, мол, а как же быть с этим, а как же быть с тем... На то они и куры, чтобы копаться в говне. Ген - это ген! Иисус бы сказал: «Вы, Ген, - соль жизни». Если бы в те времена были Мендели, Морганы, Уотсоны и Крики. Люди просто не знали слова такого - «ген». В ходу были только колена. Я не зря пропел гену гимн. Все остальное, что есть на Земле - его свита, сервис, обслуга. Как короля играет его окружение, так и все живое отражает активность гена. Все законы жизни от законов наследственности до самых лучших конституций государств обеспечивают работу гена. Гену подвластны не только законы желудка (есть, пить, метаболизировать), но и законы экономики, экологии, социума. Простой пример: вода есть - воды нет. Вдруг не стало воды. Закричат, заорут, застонут все геномы земли. То же и с хлебом, с электричеством, нефтью и газом... Нет света - мир слепнет, нет нефти - мир цепенеет, нет газа - мир стынет. Вот и вся экономика. Биологическая обратная связь, biofeedbасk - движущее колесо всех законов и всех экономик. Деньги? Деньги - эквивалент работоспособности гена, мера его труда. Вся феноменология жизни от какой-то там бледной спирохеты до геобиоценоза, вся-вся-вся - это феноменология ее генофонда. Хочешь - спорь. От этого ничего не изменится.
- С тобой спорить, - говорит Лена, - что...
- Что?
- Нет, ну сегодня даже самый оторванный троечник знает, что ген - это...
- Мало знать, - говорю я, - надо эти знания превращать в жизнь.
Мы спрессовали историю так, что генам ее стало тесно. Она шла перед нашими глазами густыми рядами. Колонии клонов - как жар пожара... Когда численность населения нашей Пирамиды достигла критической массы, Жора нажал красную кнопку: стоп!
- Все, - сказал Стас, - это последний...
Веня облегченно вздохнул.
- Жор, шумит в голове, в ушах звенит...
- Выпей.
- Да нет, звон такой, что...
- Это уже не звон, а звоночек, - сказал Жора, - за тобой пришли.
Последним оказался Мунк со своим «Криком». Было и в самом деле о чем прокричать. Но это был не крик оголтелой толпы, не крик потерь и отчаяния, не крик, исказивший облик доведенного до крайности человека, и даже не последний вздох смертника, это был восторженный крик победителя. И клич Архимеда: «Эврика!». Да, мы нашли все то, что искали все колена планеты, ухватили Жар-птицу за хвост, отыскали свой «философский камень», изготовили эликсир бессмертия, вылепили из глины неверия своего Homo perfectus, высекли его из камня, что крепче Тунгусского метеорита. Крепче телом и особенно духом. Так нам казалось.
- О Гермесе так никто и не вспомнил? - спрашивает Лена.
- Куда там!.. Было уже не до него!..
- И, конечно же, не до Переметчика?
- Хм!.. Мы дали возможность природе отдохнуть от него.
- На его детях?
- Какие дети?! Он же голубой! Хоть и крайне активно пассивный, но и пронзительно голубой! Как... Медный купорос. Аж сияет, аж светится!!!
- И кастрат!
- И кастрат! Это - всенепременно!
Каждый житель нашей чудной страны, мечтали мы, станет сильнее самого сильного и богаче самого богатого. Но никто не нарушит призыв: «Мы не должны быть сильнее самого слабого и богаче самого бедного».
Наконец-то! Настало время осознать наши принципы и приоритеты.
Теперь увесистый том Бенджамина Спока «Разговор с матерью» стал нашей настольной книгой.
- Прекрасно! - восклицает Лена.
- Мы отправились в путешествие, значение которого трудно переоценить.
- Рест, - улыбается Лена, - никогда не поверю, что вы...
- Что?!.
- Что вы...
- Что мы путешествовали с Переметчиком? С Авловым и Валерочкой? С ними в одной лодке? Ты об этом хочешь сказать?
- Без Тины...
Глава 5
Юлю огорчает лишь мысль о том, что какое-то время ей придется жить без телевизора и интернета. Телефон - вот спасение! Спасение от чего? Болтая с Вашингтоном (подруга замужем за афроамериканцем), она узнает, что в мире ничего существенного не происходит. В конце концов, сенсации не случаются каждый день. Даже в Америке, даже в Нью-Йорке... Разве что какой-то всемирный кризис...
- Кто, кто? - спрашивает она, - как ты сказала?..
И тут же, выслушав подругу:
- Обама? Ты сказала Обама? Твой муж что ли?!!
И тут же, повернувшись ко мне, прикрыв трубку рукой:
- Представляешь, президентом Америки стал-таки афроамериканец!.. Этот Барак!.. Или как там его?..
И снова в трубку:
- Слушай, теперь мы с тобой...
Затем долго молчит, слушая подругу. Затем, бросив трубку на столик:
- Слушай, этот Обама, говорят, сегодня популярнее, чем Иисус!
- Вот это-то меня и настораживает, - говорю я, - даже пугает.
Да-да, признаю я, - пугает! Я признаюсь в этом Юле. И дело тут вовсе не в трусости. Просто никто из нас, земных, не может быть популярнее Иисуса!
Юля молчит.
- Ты уже третий день не бреешься, - говорит она через полчаса.
- Да-да, - говорю я, - представляешь?..
- Скажи: что для тебя твоя Пирамида?
- Я уже говорил, - говорю я, - это моя мадам Бовари и моя Наташа Ростова, это...
- Ясно-ясно, - говорит Юля, - ты повторяешься.
Тем не менее, я добавляю:
- Пирамида - это я.
- Ах, ты мой Флоберушка!..
- А ты как думала, - говорю я.
И спешу в ванную комнату.
- А знаешь, - слышу я, - я сама убедилась в том, что твою Пирамиду читают в Гарварде, в Массачусетсе, да! И в Кембридже! Да-да! Но они так перевирают идею - ужас!.. Они толком не понимают, что такое духометрия и квантификация... Ты слышишь меня?.. А вот в Сорбонне уже восхищаются... Ты слышишь меня?
- Да, - говорю я, намыливая пальцами подбородок, - слышу...
- Можно сколько угодно говорить словами, - говорит Юля, - это все будет как об стенку горохом. Увидеть! Вот ведь что важно! Не слова, а действия... И узнать масштаб! Ты слышишь меня?..
Я думаю, что Обама как никто другой проникся идеей нашей Пирамиды.
- Верно! Поэтому всякие призывы и лозунги, всякие просьбы и даже притчи Христа - вода... И даже угрозы и насилие, и всякие там диктатуры и коммунизмы, - говорю я, - не в состоянии...
- Что же в состоянии? - спрашивает Юля.
Я не могу ответить, так как скоблю подбородок.
- Что же в состоянии? - спрашивает Юля еще раз.
Я просто мычу. Затем:
- Ты же сама сказала: расчет! Квантификация чести, совести, справедливости... Духометрия - вот Путь! Количественная христианизация жизни... Одним словом - формализация. Это-то ясно?!
- Этого не поймут даже в Сорбонне.
- И стыд, всечеловеческий стыд! Написанный на каждом лице. Как клеймо. Что ж до масштаба Пирамиды, то она...
- Тавро!
Тинотавр! «Тинннн...».
Этот Тинотавр вдруг ударил мне в голову, как... Нет-нет, думаю я, его нельзя впутывать в наш разговор. Тинотавр! Как калёным железом по лбу!..
- Что ж до масштаба, - говорю я, - то...
Спасибо Юле, что хоть она не вспоминает про Тину!
- Да, - говорит Юля, - она - грандиозна! Как новая религия.
- Кто, Тина? - спрашиваю я.
- Рест, какая Тина? Ты снова объелся этого зелья?
Ничего я не объелся. Просто вырвалось... Шапка горит...
- Ничего нового. Новый виток понимания, - говорю я, а сам думаю о том, что понимание всегда приходит с опозданием. И радуюсь, что не опоздал с Обамой. Я на него рассчитываю.
И радуюсь ещё раз: что Юля пропускает мою Тину мимо ушей.
- Поэтому, - продолжает Юлия, - я и понимаю тщетность моих попыток донести суть. Именно поэтому я и пытаюсь делать кино о Пирамиде, и делать его так, чтобы даже тем, кому интересно жить как страусу, засунув голову в песок, было все равно интересно.
- Я ни на йоту не сомневаюсь!
- Я буду лукавить и изворачиваться, но донесу.
- Еще бы!
- И бог мне в помощь!..
- Да и я подмогну, - говорю я, выйдя из ванной. - Ты ж не против?
- Я отчаянно хочу пожелать вам удач и успехов на этом трудном пути к совершенству, и, знаешь...
- Нам, - говорю я, - нам, милая...
- Конечно-конечно... Нам, ну как же! И знаешь...
- Потом, - говорю я, беря ее на руки, - все остальное потом...
- Ты и пахнешь как бог! А что ты думаешь о потлаче?
Ни о каком потлаче сейчас я, конечно, уже не думаю.
- Ты, - говорю я, - сегодня мой ужин. Я тебя съем, просто сожру!
- Только сегодня? - улыбается Юля.
Не хватало мне сейчас только Тины!
- Ты же знаешь - всегда!..
Глава 6
- Еще бы!
- И бог мне в помощь!..
- Да и я подмогну, - говорю я, выйдя из ванной. - Ты ж не против?
- Я отчаянно хочу пожелать вам удач и успехов на этом трудном пути к совершенству, и, знаешь...
- Нам, - говорю я, - нам, милая...
- Конечно-конечно... Нам, ну как же! И знаешь...
- Потом, - говорю я, беря ее на руки, - все остальное потом...
- Ты и пахнешь как бог! А что ты думаешь о потлаче?
Ни о каком потлаче сейчас я, конечно, уже не думаю.
- Ты, - говорю я, - сегодня мой ужин. Я тебя съем, просто сожру!
- Только сегодня? - улыбается Юля.
Не хватало мне сейчас только Тины!
- Ты же знаешь - всегда!..
Глава 6
Ураганный рост наших детей требовал и ураганного усвоения знаний. Отрадно заметить, что вся мировая история, на которую были, так сказать, способны наши няни и педагоги, усваивалась юными головами, как манная каша на крестьянском масле. Мы просто диву давались: мириады исторических дат, миллионы имен, сотни тысяч событий, правила математики, законы физики, химии, биологии... Скажем, закон биологической целесообразности принятия политических решений для них был так же прост и понятен, как закон повторяемости случайных событий. Любо было смотреть, как они управлялись с задачками по прикладной генетике, строя виртуальные образы тел гениев и каких-то там упырей с заданными свойствами. Не вызывал никаких трудностей поиск феноменологических проявлений сложных комбинаций растительных и животных генов. Они легко создавали всяких семихвостых и семидесятиглазых химер с пшеничными колосьями вместо бровей или с пальмовыми ушами, или русалок с рыбьим хвостом, циклопов с кактусами на голове, словом творили, кто во что был горазд. И все им нравилось. Генная комбинаторика оказалась самой излюбленной их игрой. Можно было просто с ума сдуреть от бесчисленных композиций генов, какими были забиты головы этих маленьких творцов и ваятелей. Эти хитроумные Франкенштейны и Леонардо да Винчи поражали на каждом шагу. Юркие умом, они нас и радовали, и настораживали - были проблемы с... трупами этих химер. Не могли же мы их впускать в нашу жизнь! Перерабатывали... Перемалывали... Обычное дело...
- Но хоть один из них вырвался из вашей резервации? - спрашивает Лена.
- Ты же знаешь... Я рассказывал тебе об Азе, о Гуинплене...
- Вы их нашли?
- Лучше бы не находили.
- А кроме Гуинплена кто ещё?
Чтобы не отвечать я прикуриваю сигарету.
- Как я уже говорил, - продолжаю я, - трудности с обучением были у Эйнштейна. Маленький Эйни не мог для себя уяснить, зачем забивать голову всякими химическими элементами, их атомными весами и электронными оболочками, если все их легко можно было отыскать вялым клюком на экране айфона.
- Эйнштейний, - говорил он, - вот смотри...
Справку об Эйнштейне, его краткую биографию, род занятий, основные научные работы и основные положения теории относительности маленький Эйни рассказывал без запинки. Ему нравилось рассказывать об этом больше, чем, скажем, о походах Александра Македонского и границах его царства. Нам это было понятно, но Эйни ведь не знал, что он сам Эйнштейн. Ему и не надо было это знать. Всему свое время. Хотя он мог подвергнуть генетическому анализу и свой геном, и легко установить, не только кто он, но и кто тут есть кто. Кто, например, этот самый Маркс? Или кто, скажем, эта кроха Нефи, на которую положил глаз дядя Жорж? Всем бросалось в глаза, что Жора покровительствовал не только Нефертити, но сам взялся за воспитание Сары и Таис. И Эйни, крохотный Эйни уже взревновал? Не думаю. Ревность, как свойство натуры, как человеческое качество была искоренена в каждом из них. Не только ревность, но и множество других качеств, скажем, зависть, злость... Их гены были напрочь зарепрессированы, а некоторые, скажем, гены жестокости и насилия, выжжены из генома каленым железом. И навеки вырезаны из генофонда народа. Да-да, навсегда, навеки... Жадность, невежество...
- Какого народа?
- Нашего! Природа не терпит насилия. Наш народ - народ Пирамиды, идет от сердца, от Бога, а не от шального ума строителей светлого будущего. Трудно было поверить, что то, что было задумано когда-нибудь сбудется. Я жил в постоянном страхе, что вот-вот что-то произойдет, случится непредвиденное, какой-нибудь страшный ливень или вулкан, землетрясение, эпидемия чумы или атипичного гриппа, да мало ли что может вдруг взять и свалиться на нашу голову. Бог миловал. Наши дети росли, планы сбывались. Бог миловал.
- Бог? - спрашивает Лена.
- А кто же ещё? Мы и сами, правда, лезли из кожи вон, чтобы...
- Да уж...
- И поскольку дети наши росли, как грибы, нужно было думать о воспитании. Воспитание и образование - два кита, без которых невозможно воплощение фенотипа личности. Гениальные, на наш взгляд, геномы теперь должны проявиться в качественных фенотипах. Зерно должно попасть в благодатную почву. В этом никого убеждать не надо, все это ясно, как день. Если ты хорошо образован и у тебя царское воспитание, то и царство твое процветает всемерно. Возьми Соломона. Даже тысяча женщин ему не в упрек. Но если ты ни ухом, ни рылом... Скажем, если бы Сталин, эта самая знаменитая, по словам Юры, самая знаменитая посредственность, крепко выучил «не убий», прочитал с пометками на полях Ксенофонта или хорошо усвоил правило золотого сечения, мир был бы другим. Ведь достаточно двух-трех слов («И ты, Брут?!»), чтобы мир стал добрее. Может быть, он начитался Шекспира? Ведь театр его придуманной жизни - беспрерывная сплошная трагедия. Никто не может сказать убедительно, читал ли он «Витязя в тигровой шкуре». Да, чтобы править страной хорошо, нужно знать, чем уже дышала планета. Опыт жизни людей, поколений - неоспоримо краеугольная штука. Опыт жизни людей... Скажем, атланты. Беспрецедентный пример Атлантиды! Читал ли Сталин Платона? Или Бэкона? Беспримерно завистливый, разве он не завидовал царю атлантов?
- А ты, - спрашивает Лена, - ты завидуешь этому царю?
- Атлантов, что ли? Я же его в глаза не видел!
Лена только улыбается.
- На все эти вопросы, - продолжаю я, - мы должны были знать ответы. В третьем или пятом, не помню уже, кажется, в третьем, нет в четвертом, точно в четвертом эшелоне мы планировали клонировать и Джугашвили. Маленький веселый Сосо должен был появиться на свет. Как же без Сосо, как же, как же?! Кем он станет, наш славный Сосо? На этот вопрос мы не знали ответа.
- Священником, - предположила Тамара.
- Костоправом, - сказал Стас.
- Или верным заветам Ленина строителем коммунизма.
- А генералиссимусом, а вождем не хотите?
(Тина, кстати, обещала раскрыть мне личность Сталина, разложить по полочкам все его достоинства и недостатки, но вот пока только...Обещания... Подожду).
Мы боялись не успеть, опоздать. Все для нас было впервые. Как вбить в голову, растущего не по дням, а по минутам малыша основы физики, химии, математики, ознакомить его с техникой рисования, научить правильно держать нож или вилку, отличать «фа» от «ля», приучить делать гимнастику по Ушкову? С языками, правда, было полегче, они их изучали во сне. Крепкий сон был хорош и для запоминания хода истории, знаменательных дат, знаменитых имен. Когда был всемирный потоп, отчего вымерли мамонты, в эпоху ли голоцена появился человек и произошел ли он от обезьяны, все это было у нас на слуху, и мы сами многое узнавали впервые, и учились вместе со своими учениками.
- А когда был залит Тихий океан? - спрашивает Лена.
Так она уводит меня от темы.
- Что, - спрашиваю я, - пора?
- У тебя есть ещё полчаса, - говорит Лена.
- Ух, - говорю я, - ну держись, милая...
Полчаса пролетают как миг!
К рассказу я приступаю лишь на следующий день.
- Итак, значит, - говорю я, - да-да...
- Тихий океан, - напоминает мне Лена, - был залит... Ты так и не ответил.
Я помню, на чём я остановился - образование!
- И мы учились вместе с ними! Так молодая мама, - говорю я, - занимаясь с первоклашкой уроками, проходит очередной виток обучения со всеми его новинками и сложностями. По утрам можно было слышать разноязычные звонкие голоса, в которых нам ничего нельзя было разобрать, кроме звона восторга, но малыши наши с полуслова понимали друг друга и щебетали, как горлицы и чирикали, как весной воробьи. Мы не могли нарадоваться, а они росли на глазах.
Никто из них ведь не знал, что они двойники, что Напи - это Наполеон, ни Лео - Леонардо да Винчи.
- А Ленин? Как вы назвали Ленина?
- Воська! Смешно, правда? Воська! А Жора - Волей... С ним потом была куча проблем.
- С Жорой?
- С Волей. Он в полной мере, что называется, дал волю рукам, и нам пришлось сделать ему обрезание. Видимо, клеточки его крайней плоти...
- Брось!..
- А как можно еще объяснить эту его неусыпную тягу?
- А другие, Сократ, Эхнатон?
- Эхнатон делал гимнастику фараонов: ручонки в стороны на четыре секунды задержать дыхание и напрячь все мышцы, затем - руки вверх... А Ушков настойчиво лип к каждому со своей вращательной гимнастикой. По его мнению нет ничего более эффективного для поддержания здорового образа жизни, чем ежедневные упражнения для суставов. Он просто прилипал к каждому из нас со своими круговыми движениями головой, руками, ногами и тазом, и каждой фалангой каждого пальца на руках и ногах, и даже суставами копчика, донимал он, и если кто-то недоумевал - как это? - он тут же показывал на собственном примере. Нужно попеременно в обе стороны прокрутить от тридцати раз каждый сустав, считал он, и никакая болезнь к тебе не пристанет. И хотя каждый из нас волен был подобрать себе гимнастику по вкусу, мы очень старались потрафить Ушкову, и он этому был бесконечно рад.