Фриц Лейбер Побросаю-ка я кости
Джо Слеттермен внезапно понял: если он не уберется отсюда сейчас же, то в его черепе что-то взорвется и осколки его, словно шрапнель, сметут многочисленные подпорки и заплаты, удерживающие его ветхую хижину от окончательного разрушения. Его жилище более всего походило на карточный домик из деревянных, пластмассовых и картонных карт, а очаг, печи и камин были неожиданно тяжеловесными.
И все это, сделанное из твердого камня, выглядело прочным. Очаг доходил ему до подбородка, был раза в два больше в длину и до краев полон пламени. Выше располагался ряд квадратных печных заслонок: его жена пекла хлеб, что составляло часть их доходов. Над печью прибита длинная, во всю стену, полка, слишком высокая, чтобы его мать могла дотянуться, а мистер Пузик допрыгнуть, заставленная всевозможными семейными реликвиями. Некоторые из них, сделанные из камня или фарфора, настолько высохли от постоянной жары, что казались не чем иным, как высохшими человеческими головами или мячами для гольфа. Сбоку стояли плоские бутылки из-под джина, бережно хранимые женой. Еще выше висел старый мультихром. Его водрузили настолько высоко и он так был покрыт сажей и салом, что нельзя было точно сказать, был ли этот сигарообразный предмет, окруженный воронками, китобойным орудием или же космическим кораблем, пробирающимся сквозь облако гонимой солнечным светом космической пыли.
Не успел Джо согнуть пальцы ног, как его мать поняла, куда он собрался.
— Идет бездельничать, — пробормотала она с осуждением. — Карманы полны монет — это домашние деньги, которые будут пущены на грех. — И она снова принялась жевать индюшатину: куски она отрывала правой рукой от тушки, лежащей на решетке в пламени камина, тогда как левая была готова отогнать не сводящего с нее взгляда мистера Пузика: желтоглазого, тощего, с драным, нервно подрагивающим хвостом. Мать Джо в своем грязном платье, полосатом, словно бока индейки, походила на продавленный портфель, а пальцы — на обрубленные сучки.
Жена Джо, видимо, думала то же самое, потому что она улыбнулась ему через плечо, возясь около средней печки. До того, как она захлопнула дверцу, Джо успел заметить: она посадила два длинных, похожих на флейты хлеба и один высокий пышный каравай. Жена Джо была худющей, словно смерть, болезненной и постоянно куталась в фиолетовую шаль. Она, не глядя, протянула костлявую, в ярд длиной, руку к ближайшей бутылке джина, сделала смачный глоток и улыбнулась снова. Джо без слов понял, что она хотела сказать: «Ты уйдешь и пристроишься к кому-нибудь играть, а потом напьешься и будешь где-то валяться, придешь домой, изобьешь меня и попадешь в каталажку». И в его мозгу вспыхнуло воспоминание о том, как он в последний раз сидел в грязном подвале и она пришла к нему, а лунный свет озарял зеленые и желтые синяки, которыми он украсил ее впалое лицо. И жена шепталась с ним через крохотное окошко, сунув ему через прутья полпинты.
Джо уверен, что сейчас повторится то же самое, если не хуже, но тем не менее он тяжело поднялся, и карманы его приглушенно звякнули; он направился прямиком к двери, пробормотав: «Пойду-ка я на гору, побросаю кости. И сразу вернусь». Джо помахал узловатыми, согнутыми в локтях руками наподобие пароходного колеса, как бы показывая, что он вроде бы пошутил.
Он шагнул за порог, оставив дверь на пару секунд приоткрытой. А когда захлопнул ее, то почувствовал себя глубоко несчастным. Раньше мистер Пузик непременно прыгнул бы следом, чтобы поглядеть драки кошек и собак на крышах и заборах, а теперь большой кот предпочитал сидеть дома, шипеть на огонь, таскать индюшатину, увертываясь от метлы, и воевать с женщинами. Никто не подошел к двери, только слышалось чавканье матери Джо, ее порывистое дыхание; скрипели половицы под ногами его жены, да звякнула поставленная на полу бутылка джина.
Ночь подобна бархатной бездне, усеянной морозными звездами. Некоторые из них, казалось, двигались, словно уходящие космические корабли. А Карьер выглядел так, будто его огни разом задуты, а жители улеглись спать, предоставив все улицы и площади в распоряжение бризу и невидимкам-духам. Джо стоял прямо в середине полусферы пыльного сухого аромата, исходящего от высохшего строения, находившегося за его спиной, и, ощущая и слушая прикосновение к ногам ломкой от дневного зноя травы, осознавал, что где-то глубоко внутри него долгие годы укреплялось мнение, что он, его дом, жена и мистер Пузик должны подойти к концу все вместе. То, что пламя очага до сих пор не спалило его сухую, словно солома, хибарку, было просто чудо.
Джо зашагал, привычно ссутулившись, но не вверх, в гору, а вниз, по грязной дороге, которая вела мимо Кипарисового Кладбища в Ночной Город.
Ветер мягко ласкал, но, что необычно, не стихал, а дул порывами, словно шквал в царстве гномов. Он раскачивал чахлые деревья за покосившимися, добела отмытыми дождями воротами кладбища, смутно видневшимися в свете звезд. И казалось, что эти врата трясут бородами исполинского мха. Духи, подумал Джо, так же не знают отдыха, как и ветер. Духам все равно: то ли за кем-нибудь гнаться, то ли плыть всю ночь по небу в скорбно-распутном обществе других теней. Временами среди деревьев вспыхивали красно-зеленые глаза вампиров, пульсирующие, словно бортовые огни или выхлоп космического скутера. Чувство глубокой тоски не проходило, оно становилось все глубже, звало Джо свернуть с дороги, найти себе удобное местечко возле какой-нибудь плиты или покосившегося креста и лежать долго-долго, чтобы жена подумала, будто он умер. И еще он размышлял вслух: «Побросаю кости, да пойду спать». Но пока он так раздумывал, распахнутые, висящие на одной петле ворота и похожий на мираж забор и Шантвиль остались позади.
Сначала Ночной Город показался ему вымершим, как и сам Карьер, но потом он заметил тусклые огоньки, слабые, словно глаза вампиров, но мигающие несколько чаще и сопровождающиеся отбивающей такт музыкой, чуть слышной, словно джаз для пляшущих джиттербаг муравьев. Он шел по твердому тротуару, с грустью вспоминая те дни, когда в его ногах были будто пружины и он бросался в драку, словно дикий кот или марсианский песчаный паук. Господи, сколько лет прошло с тех пор, как он в последний раз дрался по-настоящему или ощущал в себе силу. Чуть слышная музыка постепенно звучала все громче и вскоре уже грохотала, словно танго для гризли или полька для слонов. Свет превратился в бушующее море языков газа, факелов, мертвенно-бледных ртутных ламп и подрагивающих розовых неоновых трубок, и все это великолепие смеялось над звездами, меж которых устало брели космические корабли. Следующее, что он увидел, это фальшивый трехэтажный фасад, охваченный, словно дьявольской радугой, огнями Святого Эльма. В центре его сияли широкие, распахивающиеся в любую сторону двери, из-за которых сверху и снизу вырывался свет. Над входом невидимая рука без устали писала золотистым пламенем с росчерком и завитушками «ПОПЫТАЙ», а справа сатанинским красным огнем пылало «СЧАСТЬЯ».
Итак, новое заведение, о котором столько толковали, наконец открылось. Впервые за ночь Джо Слеттермен почувствовал в себе желание вкусить настоящую жизнь и ласковую щекотку возбуждения.
— Побросаю кости, — подумал он.
Джо встряхнул свой сине-зеленый рабочий комбинезон несколькими сильными, беззаботными взмахами и похлопал себя по карманам, чтобы еще раз услышать звяканье. Затем он, раздвинув плечи, растянул губы в пренебрежительной улыбке и толкнул дверь так, словно хотел ударить стоящего за ней врага.
Внутри заведение было вместительным, как городская площадь, а стойка была длиной в вагон. Круглые колодцы света над покерными столами контрастировали с нечеткими очертаниями сгустков возбуждающего мрака, напоминающих песочные часы. Сквозь эту тьму продирались девушки с подносами и девушки-менялы, похожие на белоногих ведьм. В отдалении, рядом с возвышением для джаза, виднелись подобные тем же песочным часам силуэты исполнительниц танца живота. Игроки толсты и сгорбленны, будто грибы. Все они облысели из-за мучительных переживаний, которые доставлял им каждый шлепок карт, каждая задержка или окончательная остановка маленького костяного шарика. А Алые женщины радовали глаз, словно поле пионов.
Выкрики крупье и шорох карт были незаметными, но уверенными стакатто, похожие на перемежающиеся удары щеток и палочек по барабанам. Каждый плотно спрессованный атом, относящийся к заведению, прыгал, подчиняясь общему ритму. Ему подчинялись также пылинки, пляшущие в конусах света.
Возбуждение Джо возросло, и он почувствовал, как мелкая дрожь прошла по его телу, словно бриз, предвещающий ураган, — слабое дыхание уверенности, которое, он знал это, могло превратиться в торнадо. Все его мысли о доме, о матери моментально выскочили из головы, а мистер Пузик преобразился в молодого проворного кота, крадущегося на упругих лапах на грани его разума. Мускулы собственных ног Джо позаимствовали эту упругость, и он ощутил, как ноги становятся все тверже.
Он изучающе оглядел заведение, его рука автоматически поднялась словно сама по себе и взяла стакан с двигающегося мимо, слегка загнутого по краям подноса. Вот и игральный столик номер один. Похоже, что там собирались все Большие Грибы, такие же лысые, как и остальные, но выше ростом. Белые Мухоморы. В просвете между ними Джо увидел на той стороне стола фигуру более высокую, в длинном темном пиджаке с поднятыми бортами и в темной, надвинутой на глаза шляпе с отвислыми полями, не затеняющими только белый треугольник лица. Надежда и ожидание соединились в душе Джо, и он направился прямо к просвету между Большими Грибами.
По мере того как он подходил ближе и белоногие девушки с блестящими волосами уступали ему дорогу, его ожидание получало подтверждение, а надежда росла и крепла. С краю за столом сидел мужчина, самый толстый из всех, кого ему приходилось видеть, с большой сигарой во рту, в серебристом жилете и золотистом галстуке шириной чуть ли не в восемь дюймов; на галстуке было написано: «МИСТЕР КОСТИ». На другом конце стола сидела совершенно обнаженная девушка — единственная, на которую он смотрел: поднос, висящий на перекинутом через плечо ремне и подхватывающий ее как раз под грудями, был заставлен сверкающими золотыми башенками и черными агатовыми фишками. Рядом с ней — ассистентка, еще более костлявая и длиннорукая, чем его жена; на ней, похоже, тоже ничего не было, кроме пары длинных белых перчаток. Она была хороша, особенно если вам нравятся обтянутые белой кожей кости и груди, похожие на китайские дверные ручки.
Рядом с каждым игроком стоял высокий круглый стол для выигранных фишек. Один из них был пуст. Ухватив за плечо ближайшую менялу, Джо обменял все свои засаленные доллары на эквивалентное число светлых фишек и дернул ее за левый сосок на счастье. Она игриво щелкнула зубами рядом с его пальцами.
Не торопясь, но и не теряя времени, Джо шагнул вперед, высыпав свои скромные запасы на пустой стол, и занял свободное места Он заметил, что Большой Гриб справа как раз держит кости. Сердце Джо, только сердце и больше ничего, совершило дикий скачок. Он неторопливо поднял глаза и посмотрел на ту сторону стола.
Пиджак напоминал переливающуюся элегантную колонну из черного атласа, на которой блестели галалитовые пуговицы; поднятый вверх воротник сделан из прекрасного матово-черного плюша, темного, словно глубокий погреб; из плюша была и шляпа с широкими опущенными полями, вместо тесьмы на которой лежал тонкий шнурок, сплетенный из конского волоса. Рукава пиджака походили также на атласные колонны, но меньшего размера, постепенно переходя в изящные колонны с длинными тонкими пальцами, которые, когда были заняты делом, двигались чрезвычайно быстро, а в промежутках замирали неподвижно, как изваяния.
Джо тщетно старался разглядеть детально его лица только гладкий лоб, на котором ни бисеринки пота, брови, похожие на обрезки шнурка на шляпе, худые аристократические щеки и узкий, но тем не менее плоский нос. Цвет лица не был белым, как показалось Джо вначале. Кожа лица отличалась слабой, чуть заметной примесью коричневого цвета, словно начинающей стареть слоновой кости или венерианского мыльного камня. Взгляд на руки подтвердил это.
Позади человека в черном стояла толпа людей вызывающего вида — мужчин и женщин, отвратительнее которых Джо никогда не видел. С одного взгляда ему стало понятно, что каждый из этих напомаженных бриллиантином ребят имеет под полой пиджака револьвер, а в кармане — складной нож, а каждая девушка со спортивной фигурой и змеиным взглядом носит за подвязками для чулок стилет, а в ложбинке между торчащими грудями — кинжал с серебряной рукояткой, украшенной жемчугом.
И в это же время Джо понял, что все они просто пижоны. А вот человек в черном — их хозяин, он опасен по-настоящему, ибо относится к людям, одного взгляда которых достаточно, чтобы понять: тронуть его — значит умереть. Если вы просто коснетесь его рукава, независимо от того, насколько легко и уважительно, рука цвета слоновой кости метнется быстрее мысли, и вы будете либо застрелены, либо зарезаны. А может, вас убьет само прикосновение, как если бы каждая частица его черной одежды была заряжена от его бледной кожи током в миллион ампер. Джо еще раз посмотрел на удлиненное лицо и решил: он, пожалуй, делать этого не будет.
Потому что существовали еще глаза, наиболее выразительная часть лица. У всех больших игроков темные, словно затененные, глубоко посаженные глаза. Но эти глаза посажены так глубоко, что нельзя с уверенностью сказать, виден ли на дне их блеск. Они являли собой воплощение непроницаемости. Они были бездонны. Они были подобны двум черным колодцам.
Но это не выбило его из колеи, хоть и изрядно напугало. Наоборот, такое открытие привело его в восторг. Ожидания Джо полностью подтвердились, а надежда не обманула его. Это, безусловно, один из тех воистину настоящих игроков, кто посещает Карьер раз в десять лет, если не реже, спускаясь из большого города на речных пароходах, которые режут водную гладь, подобно роскошным кометам, рассыпая хвосты искр из высоченных секвой с кронами из гнутого железа. Или серебряным космическим лайнерам с дюжиной дюз, сверкающих, словно драгоценности. А мерцающие ряды их иллюминаторов похожи на рой астероидов.
Кто знает, может быть, некоторые из этих больших игроков действительно явились сюда с других планет, где дыхание ночи было горячим, а жизнь состояла целиком из риска и минутного восторга.
Да, это тот человек, против которого Джо просто рвался проявить свое умение. Он уже чувствовал едва заметное покалывание в пальцах, лежащих на фишках, — явное проявление его силы.
Джо опустил взгляд на покрытый крепом стол шириной примерно в человеческий рост, раза в два больше в длину, необычно глубокий и обтянутый материей черного, а не желтого цвета, что делало его похожим на гигантский гроб. В его форме было что-то знакомое, но что именно — он никак не мог определить. Дно стола, а не боковины и не верх, поблескивало маленькими искорками, как бы усеянное крошечными алмазами. А когда Джо устремил свой взгляд вертикально вниз, у него мелькнула сумасшедшая мысль: это не стол, а колодец, который пронизывает всю землю насквозь, а искорки — это звезды, видимые вопреки сияющему здесь свету, подобно тому, как ему самому частенько доводилось видеть звезды днем из шахты, в которой он работал. Проигравшийся дотла человек, вдруг упавший туда с закружившейся головой от полного отчаяния, падал бы вечно в бездонную пропасть, может, в преисподнюю, может, в какую-нибудь черную дыру-галактику. Мысли Джо разбежались в разные стороны, и он почувствовал, как его внутренности сжала холодная цепкая рука страха. Кто-то позади него произнес мягка:
— Давай, Дик.
И кости тем временем выкатились откуда-то справа, покатились к Большому Грибу и почти в самом центре стола закрутились волчком, словно для того, чтобы Джо не смог их разглядеть. Но их необычность сразу привлекла его взгляд. Кубики из слоновой кости были непривычно велики, имели закругленные углы и темно-красные точки, которые сверкали, как настоящие рубины. Эти точки располагались таким образом, что каждая грань походила на миниатюрный череп. Например, выпавшая сейчас семерка, на которой Большой Гриб справа от Джо терял три очка, ведь она могла быть десяткой; кубик с семеркой состоял из двойки — двух скошенных в одну сторону точек-глаз вместо их привычного расположения в противоположных углах — и пятерки, тех же двух глаз, красного носа в середине и двух точек рядом, образующих зубы.
Длинная рука в белой перчатке нырнула вперед и забрала кости, положив их на краю стола перед Джо. Он вобрал в себя побольше воздуха, взял со своего стола одну фишку, совсем было положил ее рядом с костями. Но тут до него дошло, что здесь эти вещи делаются, видимо, совсем не так, и Джо положил фишку обратно. Пожалуй, не мешало бы поглядеть на эту фишку повнимательнее. Она была на удивление легка и светла, цвета сливок с капелькой кофе, а на ее поверхности запечатлен какой-то знак, который Джо не разглядел, хотя ощутил. И все же фишка была ощупана очень старательно, и сила больно кольнула его напрягшуюся руку.
Джо словно невзначай обвел быстрым взглядом всех сидящих за столом, не исключая и большого игрока напротив, и тихо сказал:
— Бросаю пенки, — подразумевая, конечно, одну светлую фишку, то есть доллар.
Это вызвало среди Больших Грибов недовольное шипение, и Мистер Кости с побагровевшим луноподобным лицом шагнул вперед, чтобы успокоить их.
Большой Игрок поднял вверх черную атласную руку с мраморной кистью. Мистер Кости моментально вновь обрел самообладание, а шипение прекратилось быстрее, чем прекращается шипение метеора в самозатягивающейся обшивке космического корабля. Пришептывающим голосом, безо всякого намека на недовольство человек в черном произнес: