Место под солнцем - Одинокий Гавриил 7 стр.


- Признаю, падре, - Константин был слегка напуган своей ошибкой и решил поддакивать священнику как можно больше.

- Признаешь ли ты папу Иннокентия VIII наместником господа на земле?

- Признаю падре.

Последующие две дюжины стандартных вопросов прошли для Кости более-менее благополучно. Он признался лишь в грехе поминания имени господа всуе и нерегулярном посещении мессы. К концу обязательной процедуры голос монаха снова подобрел и когда вопросы закончились Николаев облегченно вздохнул, предвкушая окончание исповеди, но не тут-то было.

- Расскажи мне о себе, сын мой, - решил утолить информационный голод настоятель, - что подвигло тебя на паломничество? Как ты в нашей скромной обители оказался?

- Купец я падре, начал Константин изложение легенды, - живем мы в Мемеле, на берегу Балтийского моря. Торгую я с Германией и Польшей, с Московией и Данией. Со свеями и уграми, с армянами и сарацинами. Даже с узкоглазыми из империи Цин пересекаться приходилось.

- А король у вас кто, - поинтересовался настоятель.

- Даже и не знаю точно падре, - искренне затруднился с ответом Константин, - из Ягеллонов кто-то, а как зовут - не помню. Дело в том, что в наших местах власти у короля нет на самом деле. Магистр у нас правит. Тевтонского ордена рыцари. Они язычников в христианскую веру обращают по болотам литовским. А у нас замок орденский стоит. И торговый посад рядом. Вот там я и живу. Жена у меня, детей двое. Только я их давно не видел.

- А что же так? - спросил аббат.

- Прошлой осенью плыли мы в Любек с товаром, как тут буря разыгралась. Ветер паруса сорвал. Носило нас по морю пол дня. Корабль и не выдержал, рассыпаться начал. Только мы с напарником моим и спаслись. За мачту уцепиться успели. Товар весь погиб и казна корабельная. Но не этого жалко, а двенадцать человек из команды без покаяния сгинули. Мы тоже спастись не чаяли, окоченели совсем. Но господь смилостивился, подобрала нас на утро ладья из Данцига. Вернулись мы домой, пришли в костел, чтобы свечку за спасение поставить, а священник наш и говорит: "Господь вам милость свою даровал, но должны вы матросов своих отмолить перед богом". Посоветовались мы с ним и решили по святым местам пойти, иконам чудотворным и святым реликвиям поклониться. Просить за товарищей наших, что без отпущения грехов умерли.

- Богоугодное дело, - одобрил настоятель, - куда же вы направились?

- Первым делом пошли мы в Ченстохов. Поклонились там святой иконе богоматери, которую сам Лука-апостол писал. А оттуда в Вену пошли. В соборе святого Стефана у мощей великомученика молитву вознесли.

- Помню, помню, - одобрительно молвил священник, - был я там много лет назад, когда в Риме учился. Оттуда, наверное, в Рим пошли?

- Нет, падре, - Константин покачал головой, - оттуда мы в Магдебург отправились. Поклонились мощам святого Морица-великомученика. А потом мы в Кельн пошли, где мощи волхвов хранятся.

- Знаю, - подтвердил аббат, - собор еще там строят вместо сгоревшего. Уже лет сто, наверное. Закончили наконец?

- Что вы падре, - Константин помнил, что строительство Кельнского собора завершилось только в девятнадцатом веке, - уж очень собор огромный. Его еще и на половину не построили. А затем мы Трир и Аахен посетили. Там много святых реликвий хранится. А потом мы в Париж направились, поклониться мощам святой Марии Магдалены. Оттуда, через Орлеан и Лимож мы в Тулузу больше месяца шли. Там нам про вашу обитель рассказали и мы, по дороге в Марсель решили к вам зайти.

- А дальше куда направитесь? - поинтересовался настоятель.

- В Риме мы хотели наше паломничество закончить, - Константин наклонил голову и перекрестился, на этот раз правильно, - если Господу будет угодно.

- Долгий путь вы прошли и благое дело делаете, - монах перекрестил его распятием, - отпускаю тебе грехи и буду молиться за вас.

Наконец аббат отпустил Костю, наказав прочесть по пять раз "Pater Nostris" и "Ave" и предложив сделать пожертвование во славу церкви.

- Прошу прощения святой отец, - Константин решил хоть как-то задобрить аббата, - у нас, к сожалению, не осталось серебра на приличное пожертвование. В Тулузе на рынке украли у нас кошель. Позволительно ли будет сделать церкви в вашем лице подарок в виде заморской диковины, которой даже у короля нет?

- Безусловно, - в голосе аббата прозвучало любопытство, смешанное с осторожностью, - но только если это не связано с колдовством и прочими происками врага рода человеческого.

- Что вы, падре, ничего богопротивного. Вы можете проверить это с помощью святой воды, - Константин вытащил из кармана куртки одноразовую гелевую ручку и пропихнул ее сквозь решетку исповедальни, - это чудесное перо, привезённое с Востока, может писать целый год без чернил и не ставит кляксы. Только осторожно, оно хрупкое и может сломаться.

- Благодарю тебя сын мой, - аббат явно был доволен подарком, - ты можешь идти. И позови своего спутника.

- Но мой спутник не знает языка, - попытался отмазать друга Константин.

- Ничего, зато я знаю шесть языков. Как-нибудь мы сумеем с ним объясниться.

Костя вернулся к скамье и вкратце передал Борису суть разговора. Гальперин занял место перед окошком исповедальни, и решил взять инициативу в свои руки. Он обратился к аббату по-русски. Прокол - аббат явно не знал этого языка и ответил Борису на латыни. С грехом пополам построив фразу, Гальперин дал понять, что латынью он владеет недостаточно хорошо. Монах перешел на греческий, но тут дела обстояли еще хуже. На испанском дело пошло чуть лучше, чем на латыни, но, по мнению аббата, недостаточно хорошо и он перешел на арамейский, который для Бориса прозвучал как искаженный иврит. Ответ на иврите аббат также понял. Процесс, что называется, пошел. Для каждого из участников, собеседник говорил с ошибками, но более-менее понятно. Настоятель, видимо утомившись языковыми поисками, не слишком прессовал клиента, а Борис, пользуясь опытом предшественника, старался следовать формуле и согласованной легенде. В дополнении к Костиным грехам он покаялся в использовании проклятий в отношении своих матросов. Попытку оправдаться тем, что все шкиперы ругаются и иначе, мол матросы не будут выполнять команды, аббат не принял. В результате, наложенная епитимья содержала в два раза больше "Ave".

- Откуда ты язык знаешь, - поинтересовался настоятель после завершения исповеди.

- Я и по-арабски объясняться могу, - не растерялся Борис, - был я в святой земле, падре. Попал я в плен к османам и продали меня в рабство в Акко. Пока не выкупили, три года там провел.

Аббат заинтересовался и начал расспрашивать. В ответ, Гальперин описал ему в подробностях старый Иерусалим. Упомянул, что спускался в темницу в которой содержали Иисуса перед казнью и прошел его крестным путем по виа де ла Росса.

Монах слушал с большим интересом, благоговейно прижимая распятие к губам. Тем не менее, к концу рассказа аббат начал понемногу ерзать. Видимо сидение на жесткой скамье исповедальни утомило его.

- А что за процедуру ты выполнял после ужина, сын мой? - поинтересовался аббат, когда Борис закончил.

- Зубы я чистил, падре. Обычай у нас такой - толченным мелом зубы чистить. Из рта не пахнет и зубы меньше портятся. Из Индии этот обычай пришел. Только там для этого палочки сандалового дерева используют. А у нас сандал не растет, поэтому щетки из щетины делают. Вот мне уже почти тридцать пять лет и все зубы целые, - Борис оскалился, демонстрируя зубы, благоразумно умолчав про четыре фарфоровые коронки.

- Зубную боль господь посылает за грехи наши, - наставительно изрек монах.

- Значит немного я грешил, - развил сентенцию Гальперин, - раз у меня зубы не болят.

Аббат хмыкнул и, благословив, отпустил Бориса.

Время уже приближалось к полудню, когда друзья, облегченно вздохнув, вышли из храма и вновь направились к воротам.

- Уф-ф-ф, утомил - Константин демонстративно смахнул пот со лба.

- Это мы еще легко отделались. Видимо подарок твой его впечатлил. Да и я ему про святую землю баки залил. - Борис раздраженно поморщился, - Ох, не люблю я притворяться. Не нравится мне этот цирк. Чтоб я так жил, если еще раз пойду исповедоваться.

- А-а-а, ну его к монахам, - махнул рукой Костя, - а притворяться нам все равно придется. Нельзя же нам объявлять, что мы из будущего.

- Ну к монахам ему далеко идти не надо, - Борис усмехнулся, - он и сам монах и вокруг него почти одни монахи. А насчет притворяться - ты прав. Хотя опасность здесь имеется. И опасность очень серьезная.

- Какая же тут опасность? Легенду мы, вроде, хорошую сочинили. Не думаю, что они нас расколоть могут.

- Дело не в легенде. Я вот только что сообразил, что притворяться католиками - опасно. Когда этот поп засек, что ты по православному перекрестился, у меня, честно говоря, душа в пятки ушла. Дело в том, что если ты себя католиком объявляешь, то при нарушении канона тебя инквизиция за очко может взять только так. Вот возьми евреев - просто потому, что я историю своего народа немного лучше знаю. Их изгоняли, погромы устраивали, просто вырезали всех, включая младенцев, как Богдан Хмельницкий. Ваня Грозный, к примеру, всех, кто креститься отказался, в Десне утопил. Но это все хоть и с одобрения церкви, но не самой церковью. А вот выкрестов, которых засекли или просто заподозрили в тайном исповедовании иудаизма - инквизиция на них отрывалась по полной и дело заканчивалось костром почти без исключения. Да и с протестантами аналогично поступали. Вспомни "Тиль Уленшпигель". Хорошо еще, что мы к бенедиктинцам попали. У доминиканцев, боюсь, мы бы уже на дыбе висели.

- Ну Борь, ты загибаешь, - Костя явно не воспринял угрозу всерьез, - по-моему, не так все страшно. Какая в конце концов разница? Ну станем католиками, будем "Pater Nostris" бормотать. Как еще скажет Анри IV: "Париж стоит мессы".

- Нет Костя, - Борис покачал головой, - я креститься не буду. Я - еврей и им останусь.

На этом разговор прервался. Дежурный монах открыл им калитку. Друзья вышли за пределы монастыря и направились к городской площади.

Глава 7

(Сент-Сиприен, 1 сентября 1488 года)

Городок производил довольно унылое впечатление. Единственная улица, она же дорога, по которой они пришли, пересекала городок параллельно берегу речушки, от которой ее отделял один ряд подворий. По другую сторону улицы дома располагались в хаотическом беспорядке, разделенные узкими, кривыми проулками, поднимавшимися вверх по склону пологого холма. Дома, сложенные из неотесанных камней, скрепленных каким-то раствором, были в основном крыты тростником или осокой. Только церковь в центре площади, да два-три дома вдоль реки выделялись черепичными крышами. Глинобитные заборы и, обмазанные той же глиной, тростниковые плетни, высотой метра полтора разгораживали подворья. Во дворах в пыли копались куры и поросята, почему-то исключительно черной масти. На площади несколько босоногих пацанов, лет пяти-шести гоняли палками шелудивого пса. Детей постарше видно не было. Наверное, были заняты по хозяйству. С десяток домов в конце улицы имели явно заброшенный, нежилой вид - с провалившимися крышами, полуразрушенными заборами, пятнами копоти на стенах.

- Пожар тут что ли был, - кивнул в ту сторону Николаев.

- Может и пожар, только давно видать, - Борис прищурился и приложил руку козырьком ко лбу, защищаясь от полуденного солнца, - Странно, что погорельцы не отстроились. Видимо погибли или уехали куда-либо. Впрочем, это не наша забота. Давай кузницу искать.

- А давай вон мужика спросим, - Константин показал на третий дом от начала улицы.

Во дворе дома возвышались деревянные вешала высотой в рост человека с растянутыми на них сетями. Невысокий, коренастый мужчина неопределенного возраста, с загорелым обветренным лицом и в холщовом колпаке, ловко орудовал утком, латая прореху размером с человеческую голову. Он явно заметил направляющихся в его сторону друзей, но, не подавая виду, продолжал работу пока его не окликнули. Аккуратно положив свой инструмент на землю, он подошел к забору. Оглядев посетителей, он удивленно поднял брови - люди, одетые в добротную, явно дорогую, но необычную одежду, на вид безусловно не бедные, путешествуют пешком. Оружия не видно - значит не дворяне. И головы у них не покрытые как у сервов15. Так и не поняв с кем имеет дело, рыбак решил быть нейтрально вежливым.

- Добрый день, господа, - поприветствовал он гостей, - желаете купить рыбку? Есть свежие ракушки, сардины, только сегодня выловлены. Есть также вяленая камбала, сардины и макрель.

- Вообще-то рыбка не помешала бы, - вполголоса заметил Гальперин, - а то мы второй день кроме каши и сыра ничего не пробовали.

- Может быть попозже, - Константин развел руками, - видишь ли, любезный, мы паломники. У нас не на чем рыбу готовить. Не подскажешь, где здесь кузнец находится? Вот если у него котелок купим, тогда к тебе за рыбой придем.

- Кузнец сейчас у себя в кузнице - это вон там. Последний дом под черепичной крышей видите? Вот сразу за ним. А может вяленую рыбку сейчас купите - ее готовить не надо.

- Хм-м-м, может и купим, - Костя почесал в затылке, - ну покажи, что у тебя есть на продажу.Платье простолюдинки 15-го века []

Рыбак повернулся к дому и крикнул. Из дверей дома показалась женская голова в белом чепце. Хозяин дома перебросился с ней парой фраз, и голова скрылась, чтобы через минуту явить женщину в полный рост. Достаточно миниатюрная, не более ста пятидесяти сантиметров ростом, он была одета в болотного цвета длинное, до щиколоток босых ног, платье без рукавов поверх рубахи из беленного домотканого полотна с закатанными до локтей рукавами. Поверх платья на ней был передник, неопределенного цвета, украшенный местами застарелыми пятнами. На левом бедре, вцепившись ручонками в рубашку и поддерживаемый матерью, восседал черноволосый мальчонка, примерно полутора лет от роду. На правом бедре она несла большую ивовую корзину. Подойдя к забору, она позволила мужу перехватить у нее корзину, а сама, взяв ребенка на руки, слегка поклонилась потенциальным покупателям. Рыбак, тем временем, опёр корзину о забор и, придерживая ее левой рукой, достал оттуда вяленую камбалу, размером со среднего размера поднос. Костя взял ее в руку и поднес к носу. Рыба была явно провялена качественно. Запаха тухлятины не чувствовалось совсем. Плоская как тарелка камбала почти просвечивала на солнце и казалась сочилась желтоватым жирком.

- Ух, хороша рыбка, - протянул Борис из-за спины Кости, - ее бы к пиву.

Следом, рыбак протянул друзьям связку крупных, не менее 20 сантиметров сардин, также качественно вывяленных.

- И сколько же ты хочешь за свою рыбку, - спросил Константин? - А копченной рыбы у тебя нет?

- К сожалению нет, сеньор, - рыбак сокрушенно развел руками, - я копчу рыбу только раз в неделю и почти всю отдаю в монастырь, а что остается забирает Гастон - владелец таверны. А вяленную рыбу я вам могу уступить всю корзину за один су.

- Нет, - Константин покачал головой, - нам не надо так много рыбы.

После непродолжительной торговли, друзья получили за один обол две камбалы и небольшую связку сардин. Рыбак был явно доволен провернутой сделкой и предложил зайти завтра утром за свежей рыбой, так как он скоро уходит на лов на всю ночь.

Друзья упаковали камбалу в полиэтиленовый пакет и уложили к Борису в 'рюкзак', а связку сардин повесили на Костину сумку и, оторвав по штучке, направились в кузницу, жуя по дороге.

Близость кузницы они ощутили шагов за сто пятьдесят по запаху дыма и железной окалины, а еще через пару метров, также по звону металла. Сама кузница представляла собой довольно большой каменный сарай, над сланцевой крышей которого возвышалась на два с лишним метра, сложенная из камня дымовая труба. Из нее тянулся к небу жиденький дымок.

- Ни фига себе трубу отгрохал, - показал на нее Борис, - больше самой кузни ростом.

- Ну это-то понятно, - Костя обвел рукой окрестности, - во-первых тяга лучше, а во-вторых, чтобы искры погаснуть успели. Тут же крыши тростниковые кругом. Пожароопасное производство.

Войдя в кузницу, друзья остановились на пороге, ожидая пока глаза привыкнут к освещению. После яркого, полуденного солнца задымленная кузница, освещаемая через узкие оконца, казалась темной. От тускло светившегося горна веяло жаром. У входа были выставлены наиболее востребованные, по-видимому, продукты кузнечного производства. Пружинные ножницы 12-16 век []

У стены стояла деревянная лопата с наполовину окованным железом лезвием, Рядом пристроился колун и оголовок мотыги. На вбитых в стену деревянных колышках висели пара серпов, пружинные ножницы для стрижки овец и связка подков. В плетенной тростниковой корзине лежали граненые кованые гвозди в палец толщиной. Освоившись, они разглядели трех человек. Возле горна, голый по пояс подросток лет пятнадцати методично тянул за веревку, качая меха. Два других персонажа, также без рубах, были облачены в кожаные фартуки. Они были примерно одного роста, крепкие, мускулистые и очень похожи внешне, хотя и различались возрастом, да наличием коротко стриженной курчавой бороды у одного из них. Видимо отец со взрослым сыном или дядя с племянником. Старший, достав клещами из горна раскаленную докрасна полосу металла, бросил ее на наковальню. Придерживая ее клещами в левой руке, он взял другие, маленькие клещи и, ухватив ими пробойник приставил его к металлу. По его сигналу, младший обрушил на пробойник удар молота. Кузнец передвинул пробойник и снова кивнул своему молотобойцу. И так восемь раз. После чего кузнец достал из горна две железных скобы и вставил их в пробитые отверстия. Помощник, сменив тяжелый молот на инструмент поменьше, быстро расклепал их с обратной стороны. Затем железная полоса была передвинута на край наковальни и в несколько ударов согнута в виде узкой и длинной буквы П, а затем брошена в бочку с водой. Тем временем кузнец достал из горна еще одну заготовку и процесс пошел по новой. На пришельцев внимания никто не обращал.

- Борь, ты понял, что они куют? - Константин кивнул в сторону наковальни.

- А хрен его знает. Вот закончат - можешь спросить.

Только когда второе изделие зашипело в бочке с водой, кузнец положил клещи на край наковальни и что-то сказал помощникам. Подросток у мехов отпустил веревку и, смахнув пот со лба, молча вышел из кузницы. Кузнец подошел к посетителям и прищурился, разглядывая гостей.

Назад Дальше