— Ты лжёшь, презренный! Где этот Жек?
— Его невозможно отличить среди прочих. Ты же знаешь, о всемогущий, внешне мы все одинаковы.
— Сколько Жеков охраняют подземелье?
— Сорок.
— Почему люди остались, Мин?
— Я растерян.
— Ты разговаривал с ними?
— Да, о всемогущий!
— Что они тебе сказали?
— Они спросили, как не стыдно такому добродушному Жеку, как я, служить такому чудовищу, как ты, о всемогущий. Я хотел узнать, что такое «стыд», но они не сумели объяснить, только рассмеялись.
— Им недолго смеяться… К сожалению, тебе не придётся увидеть, как они начнут умолять о пощаде.
— Почему, о всемогущий?
— Кувалдыч! Начнёшь допрос с этого сопливого ротозея. Почём мне знать, что не он устроил побег.
Кувалдыч с радостным урчанием ринулся на Мина, намереваясь сразу тащить его в подвал, но случилось невероятное. Бывший вождь встретил генерала жесточайшим апперкотом, и Кувалдыч кубарем откатился к стене. Мин предостерегающе поднял руку.
— Не надо бессмысленных расправ! — сказал он спокойно и твёрдо. — Да, это я устроил побег. Я совершил и ещё много добрых дел, о которых ты скоро узнаешь, Бен. Твои дни сочтены, не обагряй их лишней кровью. Ты и так в ней увяз по уши.
Кувалдыч защёлкал зубами, будто грыз орешки, и затрясся. Казалось, сейчас проглотит Мина. Аморали почувствовал вдруг, как страх когтистой лапкой ущипнул его сердце.
— Как тебе удалось столько времени обманывать меня?
— Тебя обмануть нетрудно, Бен. Жестокость мнит себя зрячей, но она слепа.
— Почему ты не убил меня? У тебя ведь были возможности.
— Уничтожить одного носителя зла не значит улучшить мир. Я хотел понять, на что ты опираешься и что даёт тебе силу.
— И понял?
— Какое это имеет значение для тебя! Я же сказал — твои дни сочтены.
Бен Аморали слетел с кушетки, завертелся, точно его ужалила оса, завизжал и застонал. Он прыгал около Мина, грозя ему кулаком.
— Брось кривляться, Бен! Поручи это Кувалдычу. Слышишь ты, порождение змеи и жабы, веди меня в подвал. Я готов.
С этими словами он гордо прошествовал к двери. Кувалдыч с перекошенным лицом, держась руками за живот, вылетел следом. Аморали бил озноб, у него зуб на зуб не попадал от злости.
Балдоус лежал на промозглой земле и с обидой взглядывал в тёмное небо. Он стонал, но недостаточно громко. Стонать по-настоящему он боялся. Он мечтал о том, как отомстит Кувалдычу. Он придумывал такие козни, которых свет не видел. В мыслях он замахивался и на Аморали. Он представлял себя полновластным верховным правителем, а у ног его ползали Кувалдыч, Бен Аморали. Видение это было таким сладостным, что утихала боль в исхлёстанной розгами спине.
— Спасите! Умираю! Гибну за святое дело! — ныл он, не открывая глаз.
Суслик Чухля наткнулся на Балдоуса за полночь. Он понаблюдал за ним издали и побежал в пещеру. Старец отправил за раненым Глена и медвежат. Чухля показывал им дорогу.
— Кто ты? — спросил Глен, приблизившись к Балдоусу.
Советник открыл глаза и увидел мальчика, удивительно похожего на Толю Горюхина. Он спросил без особого удивления:
— Значит, и тебе удалось бежать? Значит, поединок отменяется?
— Не понимаю. Откуда бежать?
Балдоус пригляделся внимательнее. У этого мальчика худое, бледное лицо и тонкий голос.
— Ты похож на моего лучшего друга, — сказал Балдоус. — Его держит в заточении проклятый Бен Аморали. Я хотел его спасти, но не успел…
— Ты говоришь про Толю?
— Я говорю про мальчика с Земли. Вы прямо как близнецы. Назови своё имя.
— Меня зовут Глен.
Балдоус через силу улыбнулся.
— О-о, как больно! Они гнались за мной. Но я живой. Надолго ли?! Любезный Глен, мне необходимо немедленно встретиться с дремлющим старцем. Мне ведомы роковые тайны, они помогут одолеть Аморали… Только старцу я назову себя.
Глен велел медвежатам поднять страдающего Балдоуса. Медвежата были озорные и очень сильные. Они побежали бегом и так растрясли бедного Балдоуса, что он завопил благим матом. Пришлось делать носилки. Глен показал медвежатам, как сплетают гибкие сучья. Через полчаса носилки были готовы. На них Балдоусу было намного удобнее.
— Старца, я надеюсь, хорошо охраняют? — спросил он придирчивым тоном.
Глен удивился:
— А от кого его надо охранять?
— Как от кого? От покушений! У Бена Аморали много верных и коварных слуг. Они могут подстеречь старца.
— Подстеречь? — ещё больше удивился Глен. — Это невозможно!
— Почему? — Балдоус похолодел.
— Старец множественен. Он и пустыня — неразделимы. Убить пустыню нельзя! — простодушно объяснил Глен.
Балдоус надолго замолчал и только слегка постанывал, когда медвежата, не удержавшись, выделывали кульбиты. Он не понял объяснений Глена и решил, что тот его морочит. «Ничего! — подумал он злорадно. — И ты, сопляк, попадёшь в лапы Кувалдычу!»
К пещерам они добрались на рассвете. Балдоус с носилок внимательно оглядывал окрестности, пытаясь всё запомнить. «Вот оно где — змеиное гнездо!» — взвинчивал он себя. Медвежата опустили его на землю у входа в одну из пещер и умчались, кувыркаясь и издавая радостные клики.
«И вас, детки, скоро укомплектуем!» — посулил им вслед Балдоус.
Глен чуть в стороне манипулировал с каким-то странным блестящим предметом. Внезапно в уши Балдоусу проник властный, глуховатый голос, и он сразу понял, кто его позвал.
— Приветствую тебя, раненый друг! Ты хотел что-то рассказать. Слушаю тебя.
Балдоус приподнялся на локтях и незаметно проверил: на месте ли трубочка.
— Я могу открыть тайну лишь с глазу на глаз, о дремлющий старец!
— Почему ты уверен, что я тот, кто тебе нужен?
— Я догадался.
— Назови своё имя.
— Я шепну его тебе на ухо, о старец!
— Это тоже тайна?
Балдоус замялся.
— Узнав, ты сам решишь.
Наступила тишина. «Сейчас меня вздрючат!» — Балдоус затрепетал. Глен не сводил с него сочувственного взгляда.
— Почему старец замолчал? Я что-нибудь не так сказал?
— Что значит не так? Ты солгал?
— Никогда в жизни! — возмутился Балдоус, надеясь, что старец его слышит. — Я самый правдивый на свете. Я даже не понимаю этого слова.
Прогремел гулкий смех, от которого у Балдоуса кровь заледенела в жилах. Прямо перед ним высветился узкий проход в пещеру.
— Хватит у тебя сил войти, правдивый путник? — спросил голос.
— Постараюсь, о старец! — С помощью Глена Балдоус, кряхтя, поднялся и заковылял к пещере.
Он очутился в огромном помещении, где в стене светилась ещё одна маленькая дверь. Глен первый шагнул в неё. Балдоус — за ним. Это была та самая комната — склеп, в которой старец принимал Толю. На каменном ложе, укрытый звериными шкурами, возлежал хозяин пещеры.
— Здравствуй, советник Балдоус! — насмешливо окликнул его старец. — Вот ты и проник в стан врага. Мы ведь с тобой враги, не так ли?
— Я не Балдоус! — сказал Балдоус.
— А кто же ты? Уж не несчастный ли, обездоленный Жек? Или даже земляной человечек?
Момент для нападения был удобный. Глен присел в углу на скамеечку. Достать трубочку, подскочить к старцу и поразить его — всё это займёт секунды. Но Балдоус не мог даже пошевелиться. Взгляд старца парализовал его. Руки повисли как плети. Он лихорадочно подыскивал слова. Надо что-то правдоподобное соврать, чтобы старец отвёл свинцовый взгляд.
— Конечно, я не земляной человечек. И не Жек. Но и не тот, за кого ты меня принимаешь, светлейший. Если я и был когда-то советником Балдоусом, то теперь я просто-напросто недобитая жертва свирепого Бена Аморали. Я жажду отмщения и поэтому открою тебе роковую тайну!
Старец поморщился.
— Мне не нужны твои подленькие тайны, Балдоус. Лучше достань то, что ты прячешь под рубашкой, и отдай Глену!
Балдоус послушно вынул трубочку и передал мальчику.
— Осторожнее, малыш! — предостерёг старец. — Эта игрушка стреляет. Бедный Балдоус! Неужели ты и впрямь полагаешь, что убить меня так легко? Жестокость помутила твой разум, коли ты согласился выполнить это поручение.
— Мне приказали. Я не хотел! — прошамкал Балдоус. Коленки его постукивали одна о другую, как две деревяшки.
— На твоей совести, Балдоус, реки вины. Ты у Аморали не просто советник, ты его палач. Как ты думаешь, Глен, какого наказания он заслуживает?
Мальчик смотрел на Балдоуса с отвращением.
— Пусть скажет, что они хотят сделать с Толей?
Балдоус открыл было рот, но старец остановил его:
— Зачем нам слушать эту злобную жабу, малыш! Правду он способен сказать только по недоразумению. Всё, к чему прикасаются подобные ему, дурно пахнет. Не надо нам ничего от тебя, Балдоус!
— Я могу принести пользу! — завопил советник.
— Какую?
— Какую?
— У Аморали не было от меня секретов.
— Чтобы спасти свою шкуру, ты, разумеется, предашь его?
— Он первый предал меня, отослав в пустыню.
— У тебя есть что-нибудь такое, Балдоус, что тебе дорого?
— Только моя жизнь! — чистосердечно ответил Балдоус. Ему вдруг надоело изворачиваться.
— Твой ответ хорош, — задумчиво сказал старец. — За него я отпущу тебя обратно в город. Я тебе не судья. Придёт срок, тебя осудят другие.
— В город? К Аморали? — переспросил Балдоус.
— Куда же ещё?
С Балдоусом случился припадок. Он с рёвом царапал ногтями своё лицо. Потом Балдоус успокоился и сказал:
— Убей меня, о старец! Я прожил подлую жизнь — это правда. Убей меня сам или поручи кому-нибудь. Умоляю тебя! Убей, но не отсылай к Аморали. Ты представить не можешь, что сделает со мной Кувалдыч. Меня тысячу раз вздрючат и десять тысяч раз кокнут. Я не прошу жалости, я прошу смерти!
Балдоус в отчаянии уткнулся лбом в землю и в этой позе застыл. Глен его пожалел:
— Пусть он приглядывает за нашими коровами, отец!
Старец погладил Глена по волосам.
— Дорогой мальчик, ты заступаешься за негодяя, это говорит о твоей доброте, но не об уме. Увы, юность не ведает, что сегодняшний раскаивающийся враг завтра ещё больше озлобится… И всё-таки я выполню твою просьбу. Милосердие превыше возмездия, оно превыше самой справедливости… Балдоус, ты отправишься пасти слунгов. Отныне твоё будущее опять в твоих руках!
— Ты не раскаешься в этом, о мудрый старец!
— Я уже раскаиваюсь, но не мне ожесточать детское сердце. Постарайся, чтобы следующая встреча, если она случится, окончилась столь же мирно. Выбрось из головы зловещие планы. Как знать, а вдруг в твоей чёрной душе на склоне лет забрезжит луч добра… Ступай прочь!
Балдоус попятился к выходу, подобострастно кланяясь.
Старец задумался надолго. Глен не шевелился, боясь помешать ему. Наконец тот поднял на мальчика затуманенные глаза.
— Завтра решающий день, малыш! О да! Прольётся кровь, и скорбь распахнёт серые крылья над миром… Через час — совет думающих. Ты придёшь на него, Глен. Никак не могу понять, откуда здесь сквозняк…
13. Поединок
В этой стране редко случались солнечные дни. Погода почти всегда была пасмурной и вполне соответствовала скучной и бедной жизни. Но в утро поединка небо и земля озарились солнечным светом, прекрасным, внушающим надежды. Узников вывели из подземелья и доставили к телеге, на которой была укреплена большая деревянная клетка. В телегу запряжены трое рослых Жеков.
— Повезут как зверей! — буркнул Толя.
Варвара Петровна, казалось, вообще ни на что не реагировала, а Софе клетка понравилась. Она захлопала в ладоши:
— Ой, как интересно! Я летала на межгалактических лайнерах, опускалась на дно океана в супербатискафах, но и мечтать не могла, что удастся прокатиться в телеге, запряжённой такими симпатичными лошадками… Толя, чем ты недоволен? Давай веселиться!
Софа хотела помочь ему, отвлечь от предстоящего поединка, и он преисполнился к ней глубокой благодарностью. Софа — верный, бесстрашный друг, хоть и девчонка. Он ей улыбнулся:
— Приезжай ко мне на Землю, покатаемся на трамвае.
— Обязательно! — пообещала Софа.
Они стояли в клетке, держась за перекладины, на каждой колдобине их швыряло друг к другу. Ехали долго и почти всю дорогу молчали. Только однажды Варвара Петровна строго сказала:
— Никак не могу допустить это издевательство над несовершеннолетним подростком. Не имею морального права.
Их привезли туда, где между городской стеной и окраинными домишками простиралось широкое поле. По всему полю тесно расположились тысячи горожан, и гул голосов напоминал печальный шум прибоя. Зрителей со всех сторон поджимали отряды вооружённых Жеков. Посредине огорожена небольшая, метров пятнадцать, квадратная площадка.
Рядом с площадкой — высокий деревянный помост с расставленными по нему плетёными креслами, вероятно, места для почётных гостей. Возле помоста Жеки сгрузили клетку с узниками. Началось тоскливое ожидание. Варвара Петровна всё порывалась выразить кому-то официальный протест, Софа её ласково успокаивала. Шум над полем всё усиливался и теперь стал похож на многоголосый плач. Несчастные обитатели города, согнанные в кучу, мучились и от страха, и от духоты. Они не знали, что их ждёт, но на хорошее не надеялись. Жеки резвились, со смехом швыряя в толпу комки глины.
Внезапно все звуки перекрыл протяжный, резкий свист. Жеки, сколько их ни было, выпрямились и застыли по стойке «смирно». В унисон со свистом глухо, угрожающе запела труба. Под эту заунывную мелодию из переулка выдвинулась сверкающая золотом колесница. На ней в окружении свиты восседал закутанный в яркие одежды Бен Аморали. Его свита представляла собой самое пёстрое общество, какое можно вообразить. Тут были существа, похожие на людей, но многие имели по три руки или по две головы — одна большая, другая как бы её уменьшенная копия. Эти люди-нелюди пялили во все стороны выпуклые глазищи и повизгивали от восторга. Теснились на колеснице и ни с чем не сообразные твари. Толю поразил великан с утиной головой и со стеклянным туловищем-аквариумом. Великан крякал по-утиному, а внутри его прозрачного живота спокойно плавали и щипали водоросли рыбки. Рядом с Беном Аморали стоял мрачный, насупленный генерал Кувалдыч, их обоих обмахивала веером мускулистая коричневая рука, рука и больше ничего — ни головы, ни тела, ни ног. Окинув взглядом весь этот зловещий сброд на колеснице, Варвара Петровна охнула и опустилась на пол клетки. Лишь Софа ни капельки не удивилась.
— Это жители разных планет, — пояснила она. — Только непонятно, каким образом они собрались все вместе. Но теперь-то ясно, что власть в этой стране захватили преступные беглецы из иных миров… Куда смотрит межгалактическая служба безопасности! Видно, проморгали.
— Что-то не видно никакого Того, — заметил Толя. — Или, может, это вон тот, с аквариумом вместо туловища? Хорошо бы! Я в два счёта перебью его стекляшки.
Софа сказала с упрёком:
— Я не осуждаю тебя, Толя, ты нервничаешь, но нельзя же быть таким вульгарным.
— Он и на уроках иногда забывается! — поддержала её Варвара Петровна.
Толя извинился за неудачную шутку. Про себя подумал: «О женщины! Для них главное — благопристойность. Но возможно, они и правы!»
Колесница подкатила к помосту, и Бен Аморали, а за ним и свита переместились в удобные плетёные кресла. Отряд самых мощных Жеков тут же занял вокруг оборонительную позицию. Бен Аморали поднял рупор и не мешкая обратился к народу с речью. Каждое слово его, усиленное динамиком, было слышно отчётливо. Мёртвая воцарилась на поле тишина.
— Сегодня у нас праздник! — сказал Аморали. — И будет много развлечений. К нам в гости пожаловал бесстрашный юноша с Земли и его друзья. Этот юноша обладает лютым нравом: не успели мы оглянуться, как он уже вызвал на поединок Того!
При этом сообщении большинство Жеков попадало на колени, а горожане в панике завыли. Аморали терпеливо переждал шум.
— Пришлось, как видите, упрятать мальчугана в клетку, а то бы он разнёс в щепки весь город… Силища-то у него дьявольская… Должен сообщить, дорогие сограждане, что Тот с неохотой принял вызов, ибо опасается, что задира с Земли владеет тайным, неизвестным нам оружием. Мы с трудом уговорили Его постоять за честь и независимость нашей родины… Горе нам, если Тот погибнет в неравном бою! Горе нам! — Аморали воздел руки к небу и зарыдал.
За ним зарыдала свита, а за свитой Жеки. Горожане приникли к земле, как трава подкошенная. Они тщетно закрывали уши ладонями, и это было жалкое зрелище.
— Паяц! — брезгливо бросил Толя. — Гнусный узурпатор!
— Боже мой! — воскликнула Варвара Петровна. — Не верится, что это происходит наяву.
— О мой неутешный, счастливый народ! — трагически изрёк в рупор Аморали. — Ради твоего благоденствия я ещё раз попытаюсь отговорить великого гостя от безумной затеи. А вдруг он смилостивится и уступит нашим мольбам. — Аморали подал знак — двое Жеков открыли клетку.
Варвара Петровна и Софа рванулись за Толей, но Жеки их отпихнули. Толя по шаткой лестнице поднялся на помост. Вблизи он разглядел, что рыбки, плавающие в стеклянном брюхе великана, были золотыми и синими, а рука, обмахивающая веером Бена Аморали, цеплялась за помост тоненькими щупальцами-присосками. Всё это почему-то было очень противно.
— Ну что, мальчуган? — благожелательно спросил Аморали. — Ты готов к поединку? Ты не передумал? Что-то ты какой-то побледневший, какой-то вроде исхудавший?
— Не пора ли кончать комедию?
— Значит, ты готов?
— Скажите, что будет с Варварой Петровной и Софой, если… я погибну?