— Понимаю, я бы тоже. А теперь успокойся.
— Я не знаю, что могла бы сотворить, лишь бы наказать этих подонков! Я бы без всяких угрызений совести уничтожила чудовищ, пытавших беременных женщин. Бешеные собаки и те заслуживают больше жалости.
— Уничтожила бы — а потом угодила на всю жизнь за решетку? Это ты умно придумала!
— Поверь мне, я сумела бы сделать так, чтобы не осталось следов, — проговорила пылающая гневом Вэлери.
Глядя на нее, он еще сильнее сжал ее в объятиях.
— Я не догадывался, что эти страницы приведут тебя в такое состояние. Наверное, не надо было давать тебе это читать.
— Никогда и ничто меня так не возмущало! Мне хотелось бы полететь туда с тобой, чтобы вместе выследить этих чудовищ.
— Не уверен, что это хорошая идея.
— Почему? — взвилась Вэлери.
— Потому что большинство этих, как ты говоришь, чудовищ еще живы и, несмотря на прошедшие годы, они все еще опасны.
— Ну да, ты же боишься даже лошадей…
* * *Следующим утром, выйдя из дому, Эндрю неожиданно для себя наткнулся перед подъездом на Саймона.
— Ты успел выпить кофе? — спросил тот.
— Может, поздороваемся?
— Идем, — заявил друг и потащил его за собой, озабоченный, как никогда.
Шагая по Чарльз-стрит, Саймон не произносил ни слова.
— Что-то случилось? — не вытерпел Эндрю на пороге «Старбакс».
— Принеси два кофе, а я покараулю столик, — распорядился Саймон, садясь в кресло у окна.
— Слушаюсь!
Стоя в очереди, Эндрю не спускал глаз с Саймона, озадаченный его поведением.
— Мокачино для меня, капучино для вашего высочества, — доложил он, подойдя к столику с двумя полными чашками.
— У меня плохие новости, — сообщил Саймон.
— Я слушаю.
— Я о Фредди Олсоне.
— Ты за ним увязался и выяснил, что он никуда не ходит… Я его давно знаю.
— Не смешно. Весь вчерашний вечер я провел за компьютером, изучал сайт твоей газеты. Меня интересовали твои статьи.
— Тоскливое занятие. Лучше бы позвонил мне.
— Посмотрим, как ты запоешь через две минуты. Меня занимала не твоя художественная проза, а комментарии читателей. Решил проверить, не пишет ли какой-нибудь псих о тебе гадости…
— Наверное, такие нашлись…
— Я не о тех, кто считает тебя плохим журналистом.
— Неужели кто-то помещает на сайте газеты такие отзывы?
— Бывает и так, но…
— Впервые слышу, — перебил его Эндрю.
— Ты дашь договорить?
— Надеюсь, твоя плохая новость еще впереди?
— Я набрел на серию враждебных откликов, никак не связанных с твоими профессиональными достоинствами. Редкая разнузданность со склонностью к насилию!
— Например?
— Такое никому не захочется о себе прочесть. Среди наиболее агрессивных мое внимание привлек некий Спуки Кид — очень плодовитый писака! Не знаю уж, чем ты ему насолил, но он тебя на дух не переносит. Я расширил область поиска, чтобы разобраться, не пишет ли тип, прячущийся за этим псевдонимом, в других форумах, не ведет ли интернет-дневник…
— И что?
— Он с тебя глаз не спускает. Стоит тебе тиснуть статейку, он тебя распинает. Собственно, чтобы тебя распять, ему не нужны твои статьи. Если бы ты прочел все, что я накопал в Интернете написанного под этим псевдонимом, то у тебя первого поехала бы крыша, то есть у второго — после меня.
— Если я правильно понял, какой-то неудавшийся бумагомаратель, млеющий, наверное, перед афишами концертов Мэрилина Мэнсона, ненавидит все, что я пишу. И это вся твоя плохая новость?
— При чем тут Мэрилин Мэнсон?
— Просто так, ни при чем. Продолжай.
— Нет, серьезно, просто так?
— «Спуки Кид» — название первой группы Мэнсона.
— Откуда ты знаешь?
— Я же плохой журналист! А дальше?
— Один мой знакомый — юный компьютерный гений, ну, ты понимаешь…
— Ничего не понимаю.
— Один из сетевых пиратов, забавляющихся по воскресеньям взломом серверов Пентагона или ЦРУ… Я в двадцать лет больше увлекался девушками, но что поделать, времена меняются…
— Ну, ты даешь! Как ты умудрился познакомиться с хакером?
— Много лет назад, когда я только завел собственную авторемонтную мастерскую, я сдавал машины на выходные богатеньким юнцам — надо же было как-то дотянуть до конца месяца! Один, вернув мне «корвет», кое-что забыл под центральным подлокотником…
— Неужели ствол?
— Нет, только травку, но в таком количестве, что можно было бы накормить целое стадо коров. Сам я никогда не баловался дурью. Если бы я сдал забытое им имущество в полицию, то он успел бы не только вылечить свои юношеские прыщи, но и заработать тюремный туберкулез, прежде чем снова усесться за компьютер. Но я не стал торговаться: вернул ему травку, ничего не требуя взамен. Он счел это «суперчестностью» и поклялся, что если мне когда-нибудь что-то понадобится, то я могу на него рассчитывать. И вот вчера вечером, часиков так в одиннадцать, я говорю себе: вот теперь мне пригодится его помощь. Не спрашивай, как он это сделал, я в таких фокусах полный профан. Просто сегодня утром он звонит и докладывает, что узнал IP-адрес этого Спуки — нечто вроде номерного знака его компьютера, появляющегося, когда он входит в Сеть.
— Твой флибустьер от клавиатуры идентифицировал этого Спуки, который источает яд при одном моем упоминании?
— Кто он сам — непонятно, зато известно, где именно он занимается своим ядовитым сочинительством. А теперь приготовься удивиться: наш Спуки шлет свои послания из локальной сети «Нью-Йорк таймс».
Эндрю остолбенело уставился на Саймона:
— Что ты сказал?
— То, что ты слышал. Я распечатал для тебя несколько образцов. Не скажу, что это стопроцентные угрозы тебя убить, но уровень ненависти опасно приближается к жажде убийства. Кто в твоей газете мог бы писать про тебя такие гадости? Вот самая свежая.
И Саймон протянул Эндрю листок с таким текстом: «Если бы вероломного Эндрю Стилмена раздавил автобус, то его колеса были бы забрызганы дерьмом, зато национальная пресса спаслась бы от позора».
— Похоже, ответ у меня уже есть, — тихо проговорил Эндрю, ошеломленный прочитанным. — Если хочешь, я займусь Олсоном сам.
— Сиди и не рыпайся, старик. Во-первых, у меня нет никаких доказательств, он же не единственный сотрудник «Нью-Йорк таймс». Во-вторых, если ты вмешаешься, он станет осторожнее. Предоставь это дело мне, а сам замри, пока я не дам тебе зеленый свет. Договорились?
— Договорились, — нехотя согласился Эндрю.
— Веди себя так, как будто в газете все в порядке. Поди знай, на что способен субъект, которого душит ненависть такого накала. Самое главное — безошибочно его опознать. Не важно, какое настоящее имя этого Спуки Кида — Фредди Олсон или нет, он первый в отряде тех, кто желает тебе смерти и даже охотно об этом сообщает.
Эндрю встал и подал другу руку. Он уже шел к выходу, когда Саймон окликнул его и спросил с улыбкой:
— Мне продолжить слежку, или ты и дальше будешь надо мной смеяться?
* * *Остаток дня Эндрю посвятил своему аргентинскому досье: делал звонки, готовясь к командировке. Он так заработался, что от усталости задремал и увидел сон: длинная кипарисовая аллея, взбирающаяся на холм, и девочка, неподвижно стоящая в ее дальнем конце. Эндрю забросил ноги на стол и немного отъехал в кресле назад, устроившись поудобнее.
Девочка повела его в горную деревню. Он много раз пытался ее догнать, но она всякий раз ускоряла шаг и припускала вперед, маня его за собой веселым смехом. С наступлением темноты поднялся ветер. Эндрю вздрогнул: он так замерз, что зубы стали выбивать дробь. Перед ним выросло заброшенное строение, он вошел внутрь. Девочка ждала его, устроившись на подоконнике под самой крышей и болтая ногами в пустоте. Эндрю подошел вплотную к стене, но черты ее лица все равно не сумел разглядеть. Он видел только ее улыбку — странную, взрослую. Девочка шептала слова, которые доносил до него ветер: «Ищи меня, найди меня, Эндрю, не отступайся, я на тебя рассчитываю, у нас нет права на ошибку, ты мне нужен…»
Она скользнула вниз, в пустоту. Эндрю попытался ее поймать, но она исчезла, не долетев до земли.
Оставшись в сарае один, он весь дрожа опустился на колени. От приступа страшной боли в спине он лишился чувств. Придя в себя, он обнаружил, что пристегнут к железному креслу. Дышать было невозможно, легкие разрывались от жара, он задыхался. Его дернуло током, все мышцы свело, неодолимая сила швырнула его вперед. Откуда-то издали до него долетел крик: «Еще!» Он задрожал с головы до ног, артерии завязались узлом, сердце вспыхнуло факелом. В ноздри ударил запах горелой плоти, путы на руках и на ногах причиняли нестерпимую боль, голова упала набок, и он взмолился, чтобы пытка прекратилась. Биение сердца замедлилось. Воздух, которого только что не хватало, ворвался в легкие, и он сделал глубокий вдох, как после длительной задержки дыхания…
Кто-то схватил его за плечо и бесцеремонно тряхнул:
— Стилмен! Стилмен!
Эндрю открыл глаза и увидел прямо перед собой физиономию Олсона.
— Хочешь дрыхнуть на работе — дрыхни сколько влезет, но беззвучно — здесь вокруг люди!
Эндрю резко выпрямился:
— Черт, тебе чего, Фредди?
— Уже минут десять я слышу твои стоны. Ты мешаешь мне сосредоточиться. Я решил, что тебе стало дурно, и поспешил на помощь. Но если ты меня гонишь, я ухожу.
На лбу у Эндрю выступили крупные капли пота, при этом его бил озноб.
— Ступай домой и отдыхай, а то совсем расхвораешься. На тебя смотреть тяжело, — произнес Фредди и вздохнул. — Я уже собираюсь уходить. Хочешь, посажу тебя в такси?
Эндрю не впервые в жизни снились кошмары, но такие осязаемые — никогда. Он внимательно посмотрел на Фредди и поерзал в кресле.
— Спасибо, я справлюсь сам. Наверное, съел что-то в обед, вот и…
— Сейчас уже восемь вечера.
Эндрю прикидывал, когда утратил представление о реальности. Гадая, сколько было тогда времени, он вдруг задался вопросом, что реального вообще осталось в его жизни.
Он добрался до своей квартиры, чувствуя себя вконец разбитым. Еще по пути он позвонил Вэлери на работу — предупредить, что ляжет спать, не дожидаясь ее, но ассистент Сэм сообщил, что она только что приступила к операции и вернется домой поздно.
16
Ночь стала для него нескончаемой чередой кошмаров с участием девочки, чье лицо ему так и не удавалось рассмотреть. Просыпаясь весь в поту, сотрясаемый дрожью, он продолжал ее искать.
Один эпизод оказался страшнее остальных. В нем девочка остановилась, оглянулась, жестом приказала ему молчать.
Между ними затормозила черная машина, из нее вылезли четверо и, не обращая на них внимания, вошли в маленькую постройку. До пустой улицы, где остался стоять Эндрю, донеслись вопли, женские крики, детский плач.
Девочка замерла на противоположном тротуаре, опустив руки и напевая с безразличным видом песенку-считалку. Эндрю хотел ее защитить, но, шагнув к ней, поймал ее взгляд — смеющийся и одновременно угрожающий.
— Мария Лус? — спросил он шепотом.
— Нет, — ответила она взрослым голосом, — Марии Лус больше не существует.
Но сразу после этого она взмолилась детским голоском:
— Найди меня, без тебя я навсегда потеряюсь. Ты идешь по ложному следу, Эндрю, ищешь не там, где надо, ты заплутал, они все сбивают тебя со следа, ошибка дорого тебе обойдется. Приди мне на помощь, ты нужен мне так же, как я тебе. Мы теперь накрепко связаны. Скорее, Эндрю, скорее, у тебя нет права на ошибку!
Эндрю уже в третий раз проснулся от собственного крика. Вэлери еще не вернулась. Он зажег ночник и попытался успокоиться, но его душили рыдания и остановиться было невозможно.
В последнем по счету кошмаре он увидел на мгновение взгляд Марии Лус. Он был уверен, что уже видел этот пристальный взгляд черных глаз, это было далеко в прошлом, причем в чужом.
Эндрю сполз с кровати и потащился в гостиную. Там он уселся за компьютер, предпочитая провести остаток ночи за работой, но путавшиеся обрывки мыслей мешали ему сосредоточиться: он не смог написать ни строчки. Он взглянул на часы, немного помедлил, потом дотащился до телефона и набрал номер Саймона.
— Я тебя не разбудил?
— Конечно нет. Я перечитывал «Когда я умирала» Фолкнера и ждал двух часов ночи — в это время ты должен был позвонить.
— А если подумать?
— Я понял, уже одеваюсь. Буду у тебя через пятнадцать минут.
* * *Саймон примчался даже быстрее, чем обещал, в своем шпионском плаще «Барберри» поверх пижамы и в кроссовках.
— Знаю, — начал он, едва войдя, — сейчас ты раскритикуешь мой наряд, но я встретил двоих соседей, выгуливавших собачек в халатах, — халаты были, конечно, на соседях, а не на собачках…
— Жаль, что пришлось побеспокоить тебя среди ночи.
— Вовсе тебе не жаль, иначе ты бы не позвонил. Что дальше: партия в пинг-понг — или ты объяснишь, зачем я здесь?
— Мне страшно, Саймон, никогда в жизни я еще не испытывал такого страха. Мои ночи ужасны, по утрам я просыпаюсь с болью в желудке и с мыслью, что мне осталось жить еще на день меньше.
— Не хотелось бы слишком снижать драматизм ситуации, но то же самое можно сказать об остальных восьми миллиардах землян.
— Мне, в отличие от них, остается всего пятьдесят три дня!
— Эндрю, эта немыслимая история удивительно напоминает манию. Я твой друг и не желаю рисковать, но все же скажу: у тебя столько же шансов пасть девятого июля жертвой убийцы, как у меня — попасть, выходя отсюда, под автобус. А ведь на мне пижама в красных квадратах, и водителю надо очень постараться, чтобы не заметить меня в свете фар. Я купил ее в Лондоне, она не по сезону теплая, но идет мне больше остальных. У тебя есть пижама?
— Есть, но я ее никогда не ношу: по-моему, пижамы старят.
— По-твоему, я выгляжу стариком? — спросил Саймон, разводя руками. — Надевай халат, пойдем прогуляемся. Ты вытащил меня из дому, чтобы я помог тебе развеяться, разве нет?
Проходя мимо полицейского участка на Чарльз-стрит, Саймон окликнул постового: не видал ли тот гладкошерстную таксу? Полицейский огорченно ответил, что нет, такса здесь не проходила. Саймон поблагодарил его и проследовал дальше, во всю глотку подзывая «Фредди».
— Я бы предпочел не гулять вдоль реки, — простонал Эндрю на углу Уэст-Энд-хайвей.
— Есть известия от твоего детектива?
— Пока что никаких.
— Если твоей смерти хочет коллега, мы его быстро нейтрализуем, а если это не он и до начала июля мы ничего не наскребем, то, не дожидаясь девятого июля, я увезу тебя из Нью-Йорка.
— Хотелось бы мне, чтобы все было так просто. Я не желаю отказываться от своей работы и проводить жизнь в бегах.
— Когда ты улетаешь в Аргентину?
— Через несколько дней. Не скрою, идея оказаться подальше от всего этого мне очень по душе.
— Особенно это понравится Вэлери… А ты там гляди в оба. Всё, пришли. Сможешь вернуться один в таком виде?
— Я не один, я ведь выгуливаю Фредди, — заверил Эндрю Саймона, прощаясь.
И он удалился такой походкой, словно вел на поводке собаку.
* * *Недолгий сон Эндрю был прерван телефонным звонком. Он неуклюже схватил трубку и узнал голос детектива. Тот уже ждал его в кафе на углу.
Эндрю нашел Пильгеса в «Старбакс», на том же месте, которое занимал накануне Саймон.
— У вас для меня плохие новости? — предположил он, усаживаясь.
— Я нашел миссис Капетту, — сообщил отставной детектив.
— Как вам это удалось?
— Вряд ли это что-то меняет. У меня совсем мало времени, не хочу опоздать на самолет.
— Уже улетаете?
— Я не могу засиживаться в Нью-Йорке, да и вам скоро в путь. Сан-Франциско — не такое экзотическое место, как Буэнос-Айрес, но это мой город. Меня ждет жена, ей не терпится опять начать меня пилить.
— Что вы узнали в Чикаго?
— Миссис Капетта — настоящая красавица: глаза как угли, взгляд пробирает до костей. Наверное, Капетта не слишком упорно ее искал: она живет себе под старой фамилией, одна с сыном, всего в двух кварталах от того места, где было опущено ее письмо вам.
— Вы с ней поговорили?
— Нет, то есть да, но не о нашем деле.
— Не понимаю…
— Я притворился наивным дедом, загорающим на лавочке, и рассказал ей, что у меня внук одного возраста с ее сыном.
— Так вы дедушка?
— Нет, мы с Наталией встретились слишком поздно, чтобы завести детей. Но мы обожаем как родного сынишку одной женщины — нейрохирурга, я вам о ней рассказывал. Ее муж — архитектор. Мы очень сблизились с ними. Мальчишке пять лет, мы с женой его ужасно балуем. Не заставляйте меня и дальше рассказывать о своей жизни, иначе самолет улетит без меня.
— Зачем было с ней болтать, раз допроса все равно не вышло?
— Есть разные способы допрашивать. Вы предпочли бы так: «Пока ваш отпрыск занят в песочнице, извольте признаться, имеется ли у вас намерение в следующем месяце пырнуть ножом журналиста „Нью-Йорк таймс“»? Нет, я предпочел войти к ней в доверие, сидя в парке и обсуждая всякую всячину. Способна ли она на убийство? Если честно, не знаю. Это, без сомнения, особа с характером — от одного ее взгляда кровь стынет в жилах — и недюжинного ума. Но мне не верится, что она пошла бы на риск разлуки с сыном. Даже те, кто убежден в возможности совершить идеальное преступление, в глубине души опасаются быть пойманными. Что меня насторожило — так это решительность, с которой она мне солгала в ответ на вопрос, замужем ли она: ответила без малейшего колебания, что ее муж и дочь погибли в заграничной поездке. Если бы я не был знаком с мистером Капеттой, то непременно бы ей поверил. Вернувшись в Сан-Франциско, я обращусь к моим нью-йоркским знакомым и продолжу изучение лиц из моего списка, включая вашу жену и редакторшу, как бы это вас ни задевало. Как только что-то узнаю, немедленно вам сообщу и при необходимости снова прилечу сюда, когда вы вернетесь из Буэнос-Айреса, только в следующий раз за билет платите вы.