— Мне жаль, но эти имена ничего мне не говорят. У меня нет фотографий всех тридцати тысяч жертв, я собрала только пятьсот, тех, у кого похитили детей.
— Их дочь звали Мария Лус, когда ее мать убили, ей было два года. Ее история вам неизвестна?
— Этот заносчивый тон совершенно ни к чему, сеньор Стилмен. Вы почти ничего не знаете о проделанной нами работе. С тех пор как мы повели борьбу за торжество истины, удалось восстановить настоящие имена только десяти процентов похищенных детей. Впереди долгий путь, и, учитывая мой возраст, до конца мне его не пройти. Позвольте спросить, откуда у вас интерес именно к этой девочке?
— Ее удочерил майор Ортис. Любопытное совпадение, не находите?
— О каком совпадении вы говорите?
— В досье, из-за которого мы стали искать Ортиса, находилась фотография Марии Лус, но не было уточнений, что их связывает.
— Похоже, ваш информатор пытался направить вас на верный путь.
— Он или она?
— Я устала. Мариса, пора тебе уводить твоего знакомого, мне пора отдохнуть.
Мариса жестом показала Эндрю, что пора закругляться. Обняв тетушку, она что-то прошептала ей на ухо. «Мне очень жаль…» — донеслось до слуха Эндрю.
— Не жалей, он хорош собой, а жизнь коротка…
Мариса вышла на улицу. Эндрю попросил ее подождать во дворе — он, дескать, забыл на столе ручку.
Когда он снова возник в дверях, Луиза прищурилась:
— Вы что-то забыли, сеньор Стилмен?
— Называйте меня Эндрю. Мне будет приятно! Еще одно слово, прежде чем проститься и дать вам отдохнуть: я счастлив, что вы помирились с Альберто.
— О чем это вы?
— Вы сами только что упомянули возраст, вот я и сказал себе: она уже не в том возрасте, чтобы тайком встречаться с бывшим мужем!
Луиза стояла молча, разинув рот.
— Пиджак на вешалке у вас в прихожей был на Альберто, когда я знакомился с ним в баре. Хорошей сиесты, Луиза… Вы позволите мне называть вас Луизой?
* * *— Что за выкрутасы? — накинулась на него Мариса во дворе.
— Я пытался тебе объяснить перед уходом, но ты не обращаешь внимания на мои слова. Ты работаешь сегодня вечером?
— Да.
— Предупреди хозяина, что не сможешь прийти, просто скажи, что приболела, — подумаешь, одной ложью больше.
— Зачем мне пропускать работу?
— Вчера я тебе обещал вместе завершить начатое. Этим мы и займемся. Где тут ближайшая заправка? Нам понадобится полный бак.
— Куда ты меня потащишь?
— В Сан-Андрес-де-Хилес.
* * *Через два часа они добрались до деревни. Затормозив у тротуара, Эндрю спросил у прохожего, где находится полиция, и поехал в указанном направлении.
— Зачем нам полиция?
— Тебе незачем, сиди в машине и жди меня.
Войдя, Эндрю заявил, что ему нужен дежурный офицер. Сержант сообщил ему, что единственный офицер участка уже ушел домой. Эндрю нашарил на стойке блокнот и записал номер своего мобильного и координаты отеля.
— Я оказался вчера вечером на месте аварии у Гахана, где погиб человек, и отвез двоих раненых в больницу. Мне особенно нечего рассказать, но если вам нужны показания, то меня можно найти по этому телефону…
— Я в курсе. — Полицейский встал с табурета. — Врач, с которым мы говорили, сообщил, что вы умчались, не оставив адреса.
— Я задержался на парковке, а у меня была важная встреча в Буэнос-Айресе, и я сказал себе, что постараюсь поскорее вернуться, что, как видите, и сделал.
Полицейский вызвался сам запротоколировать его показания и уселся за пишущую машинку. На листе появилось ровно девять строк. Эндрю подписал протокол, скромно выслушал благодарность за достойное исполнение гражданского долга, позволившее спасти две жизни, и вернулся в машину.
— Можно узнать, чем ты столько времени занимался в полицейском участке? — спросила Мариса.
— В нашей с Ортисом шахматной партии я съел у него фигуру. Потом объясню, теперь скорее в больницу!
* * *— Как себя чувствуют пострадавшие? — спросил Эндрю. — Мы возвращаемся в Буэнос-Айрес и по пути решили заехать и узнать, как они.
— Вот и вы! — воскликнул узнавший Эндрю интерн. — Мы вас обыскались. Я решил, что у вас совесть нечиста, поэтому вы удрали.
— Я не мог ждать, а вы не уточнили, когда выйдете из операционной.
— Откуда мне было знать, сколько времени это займет?
— Так я и подумал. Не мог же я заночевать на стоянке! Я только что из полиции.
— С кем вы там говорили?
— С сержантом Гуартесом. Симпатичный такой, низкий голос, большие очки.
Врач кивнул: описание соответствовало облику одного из трех деревенских полицейских.
— Им повезло, и даже очень, что вы проезжали мимо. Того, которому больше досталось, сегодня рано утром увезли в столицу.
Здесь у нас совсем маленький лазарет, не приспособленный для оказания помощи в таких серьезных случаях. А сеньор Ортега легко отделался: глубокая рана на бедре и разрыв мышц. Мы его прооперировали, и теперь он отдыхает в боксе. В данный моменту меня нет свободной палаты, может, завтра найдется, а если нет, то мне придется отправить его в другую лечебницу. Вы хотите с ним повидаться?
— Это его не слишком утомит? — схитрил Эндрю.
— Он наверняка будет рад поблагодарить своего спасителя. Мне пора на обход, а вы ступайте к нему, это здесь, в конце коридора.
Долго не задерживайтесь, ему надо восстанавливать силы.
Врач пожал Эндрю руку и побежал вверх по лестнице, дав указание дежурной сестре пропустить посетителя к пациенту.
Эндрю отодвинул занавеску, отделявшую бокс Ортиса от другого, пустого.
Раненый спал. Мариса стала тормошить его за плечо.
— Опять вы! — простонал он, открыв глаза.
— Как самочувствие? — осведомился Эндрю.
— Мне ввели болеутоляющее, теперь получше. Чего еще вам надо?
— Предоставить вам второй шанс.
— Какой еще шанс?
— Вас поместили сюда под фамилией Ортега, если не ошибаюсь?
— У меня документы на это имя, — четко ответил бывший военный летчик, пряча глаза.
— Вы могли бы выписаться под этим же именем и вернуться домой.
— Пока не будет опубликована ваша статья?
— Я намерен предложить вам сделку.
— Предлагайте.
— Вы абсолютно искренне отвечаете на мои вопросы, а я излагаю только историю майора Ортиса, не называя вашего нового имени.
— Какие у меня могут быть гарантии, что вы сдержите обещание?
— Только мое честное слово.
Ортис долго смотрел на Эндрю, потом спросил:
— А она будет держать язык за зубами?
— Так же надежно, как держала вчера револьвер у вашего виска. Не думаю, что ей захочется, чтобы я вас выдал, ведь от этого зависит ее будущее.
Ортис надолго умолк, наморщив лоб и глядя на капельницу, из которой ему в вену поступал целительный раствор.
— Валяйте, — решился он.
— При каких обстоятельствах вы удочерили Марию Лус?
Вопрос попал в цель. Ортис повернул голову и больше не спускал глаз с Эндрю.
— Когда я демобилизовался, Фебрес хотел заручиться моим молчанием. Он отвез меня в закрытый сиротский дом. По большей части в нем содержали младенцев нескольких недель от роду. Он приказал мне выбрать ребенка, объяснив, что это для меня лучший способ вернуться к действительности. Он сказал, что я тоже приложил руку к спасению этой невинной души, управляя самолетом, из которого сбросили в море родителей ребенка.
— Так и было?
— Я не мог этого знать, как, впрочем, и он, ведь не я один, как вы можете догадаться, совершал такие вылеты. Но такая возможность не исключалась. Я как раз женился. Мария Лус была постарше других малышей, и я решил, что лучше нам взять двухлетнего ребенка, с ним проще.
— Это же был украденный ребенок! — не выдержала Мариса. — Ваша жена согласилась участвовать в этой гнусности?
— Моя жена ничего не знала. До самой смерти она верила в то, что я ей тогда рассказал: что родители Марии Лус были военными, что их убили монтонерос и наш долг помочь малышке. Фебрес снабдил нас свидетельством о рождении, в котором мы значились как ее родители. Я объяснил жене, что Марии Лус проще будет жить полной жизнью, не зная о драме, невинной жертвой которой она оказалась. Мы любили ее так крепко, будто сами произвели на свет. Марии Лус было двенадцать лет, когда скончалась моя жена, и она оплакивала ее как родную мать. Я один ее вырастил, работал как одержимый, чтобы оплатить ей учебу на филологическом факультете университета. Я давал ей все, чего ей хотелось.
— Не могу больше это слышать! — сказала Мариса и вскочила.
Эндрю строго взглянул на нее, и она опять села на стул, но теперь верхом, спиной к Ортису.
— Мария Лус до сих пор живет в Думесниле? — спросил Эндрю.
— Нет, давно уехала. Матери площади Мая нашли ее, когда ей было двадцать. Выходные она проводила в Буэнос-Айресе, ее увлекала политика. Она не пропускала ни одной демонстрации, воевала за так называемый социальный прогресс. Синдикалисты, любители «травки», с которыми она познакомилась в университете, совсем задурили ей голову.
Все образование, которое мы ей дали, пошло коту под хвост.
— Зато она была верна идеалам своих настоящих родителей, — вмешалась Мариса. — В ее венах не ваша кровь, а яблоко от яблони недалеко падает.
— По-вашему, левачество передается по наследству? А что, очень может быть. Как и другие пороки, — усмехнулся Ортис.
— Не знаю, как насчет левачества, которое вы так презираете, но гуманизм — наверняка.
— Если она встрянет еще раз, я не скажу вам больше ни слова, — пригрозил Ортис Эндрю.
В этот раз Мариса выскочила из бокса, издевательски отдав майору Ортису честь.
— Матери площади Мая заметили Марию Лус на одной из демонстраций. Прошло несколько месяцев, прежде чем они к ней обратились. Узнав правду, моя дочь решила сменить фамилию. В тот же день она ушла из дому, ничего не сказав и даже не оглянувшись.
— Вы знаете, где она?
— Не имею ни малейшего понятия.
— Вы не пытались ее отыскать?
— Не пытался? Теперь уже я не пропускал в Буэнос-Айресе ни одной демонстрации, переходил из колонны в колонну в надежде ее увидеть. И однажды увидел, подошел, попросил уделить мне минутку, чтобы поговорить. Она отказалась. В ее взгляде была одна ненависть. Я даже боялся, что она меня выдаст, но этого не произошло. Она получила диплом и уехала из страны, с тех пор я ничего о ней не знаю. Теперь пишите свою статью, сеньор Стилмен, я надеюсь, что вы сдержите слово. Я прошу об этом не ради себя, а ради другой моей дочери. Она знает одно: что ее сестра была приемышем, Эндрю убрал ручку и блокнот, встал и ушел не попрощавшись.
Мариса стерегла его за занавеской и, судя по выражению лица, пребывала в отвратительном настроении.
* * *— Только не говори, что этот мерзавец останется безнаказанным! — крикнула Мариса по пути к машине.
— У меня одно слово.
— Ты не лучше его!
Эндрю посмотрел на нее, пряча улыбку. Запустив мотор, он отъехал от больницы.
— Ты такая сексуальная, когда злишься, — сказал он, кладя руку ей на колено.
— Не трогай меня! — Она сбросила его руку.
— Я пообещал не называть его имя в статье, вот и все.
— И что дальше?
— Ничто не помешает мне проиллюстрировать статью фотографией. Если кто-нибудь узнает в Ортеге Ортиса, я буду ни при чем. Расскажи, как найти фотографа, которому ты отдала пленку. Будем надеяться, что она не засвечена, мне бы очень не хотелось возвращаться сюда еще и завтра.
Глядя на Эндрю, Мариса взяла его руку и положила себе на бедро.
* * *Утро в Буэнос-Айресе выдалось приятное, высоко в небе сверкали ослепительной белизной перистые облака. Эндрю воспользовался последним днем в этом городе, чтобы хотя бы бегло его осмотреть. Мариса повезла его на кладбище Реколета с удивительными мавзолеями: гробы были не зарыты в землю, а выставлены на полках, у всех на виду.
— Здесь так принято, — объяснила Мариса. — Люди тратят целые состояния то, чтобы соорудить свое последнее пристанище. Крыша, четыре стены, кованые ворота, пропускающие свет… Рано или поздно здесь навечно собирается вся семья. Я тоже предпочла бы любоваться после смерти восходом солнца, а не гнить в яме. К тому же, по-моему, так более приятно: ты словно приходишь в гости к усопшим.
— Да, в этом есть смысл, — произнес Эндрю, внезапно погрузившись в мрачные мысли, от которых в Аргентине успел отвыкнуть.
— У нас еще есть время, мы молоды.
— Есть — у тебя, — пробормотал он. — Давай уйдем. Найди мне местечко поживее.
— Тогда поедем в мой квартал. Там полно жизни, красок, на каждом углу звучит музыка, я бы больше нигде не согласилась жить.
— Наконец-то у нас нашлось что-то общее!
Она пригласила его поужинать в ресторанчик в Палермо. Хозяин ее, видимо, знал и пропустил их первыми, в обход длинной очереди.
Вечер продолжился в джаз-клубе. Мариса самозабвенно танцевала. Но сколько она ни старалась стянуть с табурета Эндрю, тот так и остался сидеть, упершись локтями в стойку и любуясь ею.
В час ночи они решили прогуляться по оживленным, несмотря на позднее время, улочкам.
— Когда ты опубликуешь свою статью?
— Через несколько недель.
— Альберто обязательно узнает в Ортеге Ортиса и подаст на него в суд. Он давно об этом мечтает.
— Потребуются какие-то другие доказательства.
— Не волнуйся, Луиза и ее соратницы сделают все необходимое. За свои преступления Ортис предстанет перед судом.
— Твоя тетка — необыкновенная женщина.
— Насчет нее и Альберто ты был прав. Раз в неделю они встречаются на скамейке на площади Мая и по часу сидят рядом, часто почти не разговаривая, а потом расходятся.
— Зачем?
— Они нужны друг другу, хотят оставаться родителями сына, чью память чтят. Они бы встречались на его могиле, но могилы нет.
— Как ты думаешь, они когда-нибудь будут снова вместе?
— Нет, то, что они пережили, слишком ужасно.
Немного помедлив, Мариса добавила:
— Кстати, ты очень понравился Луизе.
— Я заметил…
— Поверь мне, она считает тебя привлекательным, а это женщина с большим вкусом.
— Буду считать это комплиментом, — сказал Эндрю с улыбкой.
— Я подложила тебе в вещи небольшой подарок.
— Какой?
— Ты найдешь его, когда вернешься в Нью-Йорк. Обещай раньше не разворачивать, это сюрприз.
— Обещаю.
— Я живу в двух шагах отсюда, — сказала Мариса. — Идем.
Эндрю проводил ее до дома и остановился на пороге.
— Не хочешь подняться?
— Нет, не хочу.
— Я тебе не нравлюсь?
— Нравишься, даже слишком, в том-то и беда. В машине было другое дело, это вышло само собой. Нам грозила опасность, и я сказал себе, что жизнь коротка и надо жить настоящим. Хотя нет, ничего такого я себе не говорил, просто захотел тебя и…
— А теперь думаешь, что жизнь будет долгой, и чувствуешь себя виноватым, что изменил невесте?
— Не знаю, будет ли жизнь долгой, Мариса, но чувство вины у меня есть.
— Ты лучше, чем я думала, Эндрю Стилмен. Возвращайся к ней. То, что было в машине, не считается. Я тебя не люблю, ты не любишь меня, это был просто секс, будет, что вспомнить — но ничего больше.
Эндрю наклонился к ней и поцеловал в щеку.
— Лучше так не делай, это тебя старит. Мотай отсюда, пока я тебя не изнасиловала прямо на тротуаре. Можно задать последний вопрос? Забирая из гостиницы твои записные книжки, я прочла на обложке одной: «Вернуться и начать все сызнова…» Это о чем?
— Это долгая история… До свидания, Мариса.
— Прощай, Эндрю Стилмен, вряд ли мы снова увидимся. Желаю тебе всего хорошего, у меня останутся о тебе хорошие воспоминания.
Эндрю зашагал прочь не оглядываясь. На перекрестке он сел в такси.
Мариса взлетела вверх по лестнице и, очутившись у себя, перестала сдерживать слезы, которые с приближением разлуки с Эндрю все настойчивее просились наружу.
22
Самолет приземлился в аэропорту имени Джона Фицджеральда Кеннеди под вечер. Эндрю уснул сразу после взлета и проснулся только тогда, когда шасси снова коснулось бетона.
Пройдя таможню, он с удивлением заметил за раздвижными дверями Вэлери. Она бросилась ему на шею и призналась, что ужасно соскучилась.
— Я чуть не поругалась с Саймоном, он тоже хотел ехать тебя встречать.
— Я рад, что победила ты, — сказал Эндрю, целуя ее.
— Не сказать чтобы ты баловал меня новостями о себе.
— Я трудился день и ночь, пришлось нелегко.
— Ты завершил свое расследование?
— Завершил.
— Значит, не зря я умирала от тоски!
— Прямо так и умирала?
— Не совсем. Никогда еще так не работала, как в твое отсутствие. По вечерам возвращалась и падала на кровать. Не было сил даже поужинать. Но мне действительно тебя страшно не хватало.
— Значит, мне пора было возвращаться. Я тоже по тебе соскучился, — признался Эндрю, и они побежали к стоянке такси.
* * *Звонок в дверь, еще и еще. Эндрю скатился с кровати, натянул рубашку, проковылял через гостиную.
— Как там Буэнос-Айрес? — спросил Саймон с порога.
— Потише, Вэлери еще спит.
— Ты посвятил ей весь уик-энд, а мне даже не соизволил позвонить.
— Мы не виделись десять дней, так что, с твоего позволения…
— Ладно, избавь меня от подробностей. Лучше надень штаны. Приглашаю тебя на завтрак.
— Может, все-таки поздороваемся?
Наскоро одевшись, Эндрю написал записку для Вэлери и приклеил к дверце холодильника. Саймон ждал его на улице.
— Мог бы позвонить мне хотя бы вчера. Как слетал?
— Напряженно!
Они устроились в ближайшем кафе на углу, за любимым треугольным столиком Саймона.
— Все прошло так, как тебе хотелось?
— Если говорить о моей статье, то да, а что касается моего приключения, то аргентинский след можно отбросить.