Век бы о нем не знать, и жить было бы спокойнее.
Отлетающие от бетона брызги разбивались в мелкую водяную пыль и долетали до ботинок; медленно намокали штаны.
Шумел льющийся с неба водопад, грохотал под миллионами капель проспект, все потонуло в мокром, пронизанном ливневыми стрелами, сероватом тумане.
Надо бы обсохнуть, посидеть где-нибудь, где тепло и знакомо, отдохнуть душой и телом, очистить голову.
Слушая звон срывающихся с короткого козырька в ближайшую лужу капель, Дина закрыла глаза и представила с детства знакомую комнату: цветок на окне, застеленную узкую кровать, полки над компьютером, книги на них…
Домой. Да, в этот момент ей почему-то хотелось домой.
Цветок засох.
Его уже долгое время никто не поливал — Дина забыла, мама отдыхала на курорте в Испании (теперь могла себе это позволить), Анатолий вот уже два месяца не жил в этой квартире — после очередной ссоры на тему непрекращающегося пьянства съехал с вещами куда-то к брату под Ивановку.
Никто о нем не жалел. Уж точно не Дина, а маме давно стоило понять, что жизнь куда шире вечеров перед телевизором, куда интересней постоянной мойки посуды на кухне и уж точно глубже философии на тему «тебе не понять того, что водка не губит мой организм, а помогает ему отдыхать».
Вот и отдыхает теперь кто где.
Только цветок жаль.
Какое-то время, сама не зная зачем, Дина слонялась по пустым комнатам: касалась шторок, смотрела на улицу, глазела на мамины записи в настенном календаре «Отвезла товар в магазин», «Сериал начинается в 18:00», «приходила Людка»… Посидела в кресле перед молчащим телевизором, сходила на кухню, наткнулась на отсутствие горячей воды в кране, долго созерцала в стенном шкафу знакомый кофейный сервиз и стоящие рядом пачки чая и кофе. Не те — старые и дешевые, а новые, дорогие.
Да, той «Принцессы Нури», пакетики которой она таскала в Нордейл, больше не было, как не было больше и девчонки, что когда-то жила здесь: ходила на работу в Сократ, читала вечерами книги по эзотерике, подолгу сидела за компьютером и все ждала — ну, когда же что-то изменится? Когда в жизни произойдет что-то существенное?
Только сейчас она поняла, что что-то существенное происходит постоянно, ежеминутно. Мысли, выводы, поступки, встречи — некоторые действия незаметны и как бы «не в счет», но все они куда-то ведут — к новому витку на дороге жизни, к изменениям, к течению пространства и тебя в нем. Какое слово считать существенным — то, которое сказал или то, которое так и не произнес? Какой шаг считать правильным — совершенный или нет? Когда именно наступаешь ногой на невидимую точку невозврата, все глядя вперед, все ожидая, что еще бы вот-вот, еще чуть-чуть…
Ей хотелось поговорить. Сесть, как когда-то в кресле, рядом с матерью, и рассказать ей все. Про беды в Нордейле, про рушащийся мир — любимый мир, про неночующего рядом Дрейка, про тревоги по поводу друзей. Рассказать, что существует, оказывается, страшный коридор, и кому-то придется в него идти — нет, не ей… Нет, мам, не волнуйся, ее туда не отправят…
И что бы ответила мама? Нашлись ли бы правильные слова или же это только иллюзия, что дома всегда защищено, что тебя здесь всегда поймут? Память из детства, непреодолимое желание прижаться, зарыться под невидимый пух теплого крыла, пересидеть.
А там все наладится. Всегда налаживалось.
Она несколько минут смотрела на шершавые, уже совсем не зеленые и безжизненные листья фиалки, но так и не придумала, выкинуть цветок или нет? Поливать бесполезно, а в мусорное ведро… душа не лежит.
Скрипнули ножки кровати, прогнулся матрас. Дина сбросила с ног промокшие еще в Нордейле носки, поправила подушку и легла прямо поверх старого протертого покрывала. Вытянулась в полный рост, закрыла глаза.
Серовато-белый потолок, пыльные книги на полках, погашенный монитор и шумящие за окном ветви деревьев.
Отсюда все началось.
Но не здесь и не сейчас все закончится.
* * *Он пришел. Пришел этим вечером домой. Усталый, но не злой, фонящий, но не до состояния «неприкосновенности», с пригасшей, как покрытый пеплом уголек, но все же улыбкой. А, главное, он пришел, чтобы переночевать дома, и она радовалась. Лежала на теплом плече, вдыхала родной запах, наслаждалась прикосновением мужских пальцев к плечу, их неспешным поглаживаниям. Но больше всего наслаждалась ощущением «снова вместе». Пусть тяжело, пусть не самые лучшие времена, но даже такие лучше переживать вдвоем, а не поодиночке.
— Выбрали четверых. Аарона, потому что у него отлично соображает голова и потому что он быстро умеет ориентироваться по ситуации, плюс, хороший лидер и боец. Доктора, потому что, в случае надобности, он сумеет подлатать ранения. Хотя, боюсь, что все ранения, которые они могут получить, будут не физические, а, скорее, энергетические, и Стив навряд ли сумеет таким помочь. Они не подготовлены, никто не подготовлен к такому. Будем надеяться на щиты, что еще остается?
Дина не перебивала, просто слушала. Ровное дыхание, стук сердца, шум дождя за окном. Хорошо, что здесь нет фиалки. Хорошо… или плохо?
— Вот Баал подойдет этому месту лучше всего — жаль, таких, как он больше нет.
— Каких?
— Он полудемон. Рожден от человеческой женщины и демона — свет его души куда более тусклый. Ему в Коридоре будет почти безопасно.
Надо же, она не знала… Полудемон. Черноволосый красавец — всегда молчаливый, всегда угрюмый, всегда один. Теперь становилось отчасти понятным «почему».
— Он тоже может забирать души?
— Может.
— И заключать «договора»?
— Да. И это тоже. Он ведь не зря выбран на роль Карателя — он видит людей не так, как видят их другие.
— Получается, он и желания может исполнять? Ведь демоны, прежде чем подписать «договор» исполняют желания?
— А тебе приспичило исполнить одно?
Дрейк улыбался в темноте спальни.
— Я просто спросила…
— Он может влиять на ход судьбоносных событий, да. С разрешения, конечно.
И забирать души через Коридор. В таком случае, он должен быть там «завсегдатаем»…
— Значит…
Ее перебили — поняли вопрос до того, как он прозвучал.
— Нет, это не значит, что он знает там все дороги. Баал редко забирает души, куда чаще он выступает для людей Проводником обратно в их прежний мир, а не в ад через Криалу. Мы не отправляем отсюда в ад, мы отправляем их обратно. Даже идиотов.
Бернарда замолчала, задумалась, а Дрейк добавил.
— Я встрою им в щиты возможность эвакуироваться из Коридора. На случай тяжелого ранения. Проблема в том, что «выпрыгнуть» из него можно только раз, и если все выпрыгнут до того, как найдут книгу, миссия провалится — второго шанса не будет. Криала не позволит войти в нее еще раз. По крайней мере, так сказали Фурии.
— То есть нельзя эвакуироваться заранее?
— Нельзя. Но и умирать там нельзя. Раненых я сумею подлатать, а вот умерших воскресить не смогу. Даже тела оттуда не смогу достать.
Тела. Страшное слово, черное, покрытое тленом. Не думать, не думать, не думать…
— Они справятся, Дрейк. Смогут.
— Я надеюсь.
Тяжелый вздох и печаль в воздухе. Невысказанное «я отправляю их на смерть».
Дина уткнулась носом в теплую шею, погладила покрытый щетиной подбородок и прошептала:
— Ты учил меня верить, ведь так?
Нет ответа. Но он ей и не требовался.
— Вот и верь. Даже не вздумай сомневаться, верь. — Затем, почти случайно вспомнив, что упоминания о «четвертом» участнике экспедиции так и не прозвучало, спросила: — А кто еще идет? Помимо Аарона, Стива и Баала?
— Дэйн.
— Ты его все-таки пустил?
Дрейк кивнул. Какое-то время молчал, затем невесело усмехнулся.
— Пустил. Потому что этого медведя проще убить, чем остановить. Будем верить, что я сделал это не напрасно.
Глава 4. Криала
Трава казалась блеклой, выцветшей, полупрозрачной и почти не чувствовалась под пальцами, но сидящая на земле Тайра продолжала водить по ней ладонью. Серые мраморные плиты под ногами, выложенный камнями край клумбы.
Мимо ходили люди: мужчины, женщины, солдаты, торговцы. Она могла различать их лица, складки на одежде, видеть украшения на пальцах, даже слышать голоса — невнятные и иногда расплывчатые, но голоса. Звуки.
Кусок города, такой же призрачный, как и все остальное здесь, утопал в сероватой дымке, растворялся в ней, пропадал. Наверное, это Оасус.
Выхаживающие по краю площади прохожие не видели сидящую на земле у края клумбы девушку, а она почти не смотрела на них — что толку? Призраки. Такие города уже встречались ей на пути — все разные. Иногда знакомые, иногда нет — все, как один, бесцветные, сотканные из тумана — клубящейся энергии коридора.
Тайра терялась во времени.
Тайра терялась во времени.
Сколько она провела здесь? Сутки, двое, больше? В этом месте не хотелось есть, пить или спать, почти не хотелось мыслить, но она заставляла себя — изредка мучительно и насильно раскручивала шестеренки мозга, чтобы те не застопорились окончательно и не позволили забыть о том, где она, кто она и зачем.
Она все же спала. Неспособная определить, утро это или вечер, просто ложилась на землю, отдыхала, хоть совсем не чувствовала усталости, закрывала глаза и подолгу лежала, чтобы через какое-то время подняться и вновь брести без цели и направления.
Они встречались часто — туманные города, куски знакомого и незнакомого мира, люди. А иногда пропадали вовсе. Чаще городов ей встречались странные клубящиеся темные существа — тени, зависшие на одном месте или же движущиеся — их она обходила стороной, хоть последние не обращали на путницу ровным счетом никакого внимания.
Но они смотрели, знали, что она здесь — чувствовали.
Белесая трава не радовала. Трава должна быть зеленой, живой, сочной, но в отсутствии настоящей Тайра, не отрываясь, смотрела на эту. Снова и снова пыталась ее потрогать — тщетно.
Миры, что возникали перед ней, не принимали ее, не впускали внутрь. Вспыхивали, отзываясь на пожелания мозга увидеть хоть что-то, пообщаться, и исчезали, стоило ей потерять к ним интерес.
И тогда Тайра шла дальше.
Поначалу, как только оказалась здесь, она все ждала, что кто-то придет (спустится с неба или пошлет сообщение) и объяснит, зачем ее оставили в живых, но время шло, и никто не приходил. Если у Старших, принявших решение сохранить Тайре жизнь, и была некая грандиозная цель, то ее саму забыли посвятить в небесные планы.
Есть душа? Нет души? В какой-то момент ей стало почти все равно.
Помимо эмоциональной пустоты, что теперь мучила вместо физического голода, ее угнетало постоянное сосущее чувство одиночества. Говорить с самой собой не имело смысла — голос тонул во мгле, путался невнятным эхом в тумане и больше пугал, нежели радовал. Смех вообще казался здесь чуждым, едва ли ни зловещим.
Как быстро здесь текло время? Год… ее оставили здесь на год — это долго?
Ни часов, ни календаря, ни солнечных лучей. Ни восходов, ни закатов, ни живой души.
Проносящиеся иногда перед самым лицом тени перестали пугать ее куда быстрее, чем мысль о том, что она, скорее всего, свихнется быстрее, нежели доживет самый длинный и самый последний год своей неудавшейся жизни. Не сможет бесконечно ходить по отсутствующим дорогам, не вынесет отсутствия смысла движения, не сумеет постоянно напоминать себе о чем-то живом, светлом, настоящем. Да и зачем?
Ведь цели уже нет.
Нет цели.
Ким что-то говорил, да… Что Коридор — это место пересечения миров, и что Коридор не один. Есть тот, что ведет в Верхний мир, есть один, общий — Уалла, и есть тот, что находится на пути в мир теней — Криала.
Она попала в последний. «Повезло».
Сбежала из тюрьмы, сбежала от охранников и Уду, сбежала от жизни.
Ей бы разозлиться на муара или на Старших, ей бы сыпать проклятьями, изрыгать пламя, но вместо этого Тайре хотелось… прутик. Тонкий древесный прутик — ветку, которой можно водить по земле. И еще речку, на берегу которой можно посидеть, послушать звук текущей воды, понаблюдать за мелкими волнами и солнечными бликами, посмотреть, как на дне, ласкаемые потоком, колышутся зеленые водоросли.
Речки были из той же стези, что и трава. Бесконечный непересыхающий поток воды — наверное, это очень красиво, но ей уже не увидеть. Не здесь, где нет даже мелких камушков, нет облаков и песка.
Уставшая от бесконечно скользящих по кругу мыслей, Тайра прилегла на землю и закрыла глаза — положила под щеку ладонь, вздохнула и, перед тем как соскользнуть в короткий момент забыться, подумала о том, что еще неплохо бы почувствовать ветер.
Хотя бы легкое его дуновение.
Она проснулась от звука текущей воды.
И еще оттого, что на вытянутой вперед руке примостился подвижный и теплый солнечный зайчик. Густо, почти пьяняще пахло соцветиями незнакомых растений; невдалеке, прозрачный и искрящийся от ярких лучей, радостно бежал ручеек.
Тайра приподнялась на локте — ладонь кольнул острый стебелек травы — живой и зеленый, — и ахнула. Успела прикрыть пальцами рот, распахнуть глаза, обвести взглядом цветущую поляну и в этот самый момент… — нет-нет, только не это! — та начала медленно растворяться, беззвучно исчезать в сером тумане. Всего за несколько секунд канул в небытие ручеек, сделались прозрачными растения, улетел вдаль щебет невидимых птиц.
Ее сердце ожило, заколотилось нервно и быстро, почти как раньше.
Она ведь видела все это — видела! Чувствовала. И запахи, и звуки, и цвета… Почему все пропало так быстро?
Наверное, Коридор каким-то образом вытянул из ее головы мысли и воплотил их в объекты — недолговечные и хрупкие, но зато настоящие.
Как? Как это произошло? И можно ли повторить подобное еще раз?
Впервые за долгие часы/дни, сидя в пыльной одежде на земле, босая, Тайра смотрела на окруживший ее туман не враждебно, а, скорее, заинтересованно. Как… Как же повторить все это еще раз? Что именно она представляла перед тем, как заснуть?
Неподалеку от того места, где она сидела, из-под земли возникли две уродливые вытянутые тени. На секунду или две они зависли в нескольких метрах над землей, затем просочились в тонкую щель нужного им мира, а назад вернулись уже с яркой, зажатой в тиски тонких лап искрой — чьей-то душой.
Знакомая картина — очередной муар, очередная сделка. Тело осталось наверху, наверное, ему дали десять лет жизни…
Не глядя на то, как вырывающуюся душу тянут за собой в мир мертвых, Тайра неторопливо изучала взглядом туман, даже попыталась коснуться его пальцами.
Что это за субстанция? Из чего она соткана и какими свойствами обладает? И если она однажды создала траву, которая кольнула ладонь, не может ли она, например, создать домик? Домик со стенами и крышей, домик с кроватью, который не разрушится при очередном пробуждении.
Ведь коротать год в домике куда интереснее, чем коротать его в непроглядной дымке?
Впервые за долгое время хождения по просторам Коридора в сознании Тайры колыхнулась искорка интереса, и, кажется, впервые у нее появилась маленькая, кривая и бесформенная, но все-таки цель.
Дальше она тренировалась, как сумасшедшая — подолгу сидела на земле с закрытыми глазами и воображала все, что приходило на ум: улицы Руура, собственную комнатку под лестницей, пансионат, иногда высокий шумящий лес, которого она не видела никогда в жизни, и Коридор отзывался. Медленно и неверно ткал из тумана стены домов, пыльные дорожки, глиняные вазоны у дверей торговцев, даже ровные, увенчанные кронами стволы деревьев — всячески пытался угодить страннице, но как только та пыталась стабилизировать объекты — зафиксировать их в пространстве, — ничего не выходило. Стоило подняться с земли, протянуть руку к лежащему неподалеку камешку, как все исчезло, снова таяло и теряло форму.
Тайра уставала. Силы здесь набирались медленно, а тратились быстро.
Однажды ей приснилась карта — карта Коридора со множеством светящихся точек — входов-выходов и даже пояснений на непонятном языке, и, проснувшись, она долго пыталась ее вспомнить. Может, здесь имеется дверь, которая выпустит ее наружу? Разум долго терзал остатки сна, пытаясь сложить их воедино, как разорванные части головоломки, но так и не смог — ведь сны — это чужая память — память нефизического тела, — и задерживаться в чьей-то голове ей не хотелось.
Если бы кто-то спросил, сколько дней Тайра провела в этом месте, та, не задумываясь, ответила бы «семь». Или «восемь». Так ей почему-то казалось: наверное, работали внутренние часы. А если дней прошло всего семь, значит, их осталось еще примерно три с половиной сотни? Одинаковых, серых, унылых, одиноких и похожих на друга много-много сотен дней?
Нет, ей такого не выдержать. Разум утомится, одичает и озвереет от внутренней и внешней пустоты раньше, чем у остатков физической оболочки истлеют последние силы.
Глядя на расстелившийся до самого горизонта туман, Тайра села на землю, уперлась локтями в колени и вздохнула. Туман-туман-туман. Ни цветов, ни красок, ни звуков — другая разновидность ада. Неужели она познает их все?
Хотелось пить — не телом, но умом. Хотелось держать в руках ложку, иметь возможность сидеть или лежать на кровати, куда-то ходить, покупать продукты, готовить. Хотелось жить и снова чувствовать.
Неслышно тикали секунды; изредка мелькали справа или слева темные сгустки — появлялись и тут же уносились прочь. Мысли путались.
Измученная зацикленностью собственных дум, она подняла глаза к несуществующему небу и тихо прошептала: «Пусть кто-нибудь придет. Живой. Хоть кто-нибудь…»