Ну и поносил же меня конь по степи - сам устал! Сбросил меня со спины, как мешок, - и в табун. А я как свалилась с него, так и встать не могу. Хорошо ещё, что не попала под копыта. Папа очень рассердился: конь-то оказался с норовом. И запретил мне папа раз и навсегда кататься на конях.
"Не послушаешься, говорит, целое лето в комнате просидишь".
Я послушалась. Но только раз вижу - ходит по двору здоровенный такой кабан.
Подошла я тихонько к кабану. Почесала у него за ухом, а потом, когда он расчувствовался, я - прыг к нему на спину и вцепилась в щетину. Кабан сначала ничего не понял, а потом сам испугался, захрюкал, да как давай меня носить да мотать по двору, только в глазах у меня замелькало! Всё было бы ничего, да вижу - несёт меня кабан к крыльцу, а на крыльце папа сидит...
Потом я узнала, что кабан этот был очень злой: на людей бросался. Клыки у него были как ножи...
Кабан, брызгая пеной изо рта, сделал какой-то особенный скачок, я почувствовала, что лечу по воздуху, и шлёпнулась в грязь прямо перед папой...
Олег смеялся вместе со мной...
- Ну, мамочка, ну ещё расскажи! Пожалуйста!
Отказать в таких случаях ему было невозможно. Мы уселись поудобнее, обнялись покрепче, и я продолжала:
- А когда мне восемь лет было, я, Олежек, чуть было в колодец вниз головой не влетела...
Дело вот как было. Играла я со своими подружками около глубокого колодца. Возле него скот поили. Воду доставали при помощи деревянного журавля. От верхушки журавля шла длинная, толстая палка, а на конце её была деревянная кадушка ведра на четыре. На другом конце журавля тяжесть, кусок железа. Вроде весов получалось. Кадушка наполнится водой, вес сравняется, и её легко поднимают наверх - палку руками быстро так перебирают...
Вот я и говорю ребятам:
"А ну, кто сумеет полную кадушку поднять, тот и самый сильный!"
Не нашлось такого силача. Тогда я сама изо всех сил ухватила палку с кадушкой - и давай толкать в колодец. Но руки у меня скоро устали, зачерпнуть воды я не могла, выпустила палку из рук и не успела опомниться, как вдруг очутилась под небесами.
А получилось вот что. Кадушка понеслась вверх, журавль и зацепил меня за платье. Болтаюсь я в воздухе, ничего не понимаю, только слышу, как подружки визжат и ревут со страху.
В это время железная тяжесть как ударится о землю, встряхнула меня хорошенько над колодцем, бадья опять понеслась вниз, а вместе с нею и я. Дошла она до воды, и опять тяжесть потянула её вверх, и я снова в небе ногами болтаю...
Так меня раза два подняло и опустило. Наконец раздался треск - платье разорвалось, и я, как лягушка, распласталась на земле. И больно-то мне было и стыдно! А тут ещё ребята надо мной смеются: "Самая сильная, самая сильная!.."
- Мама, ну а ты? - шевельнулся Олег.
- Ну, и я вместе с ними. При них не плакала. А когда в степь убежала, там уж и дала волю слезам...
Что больше всего на свете, если не рассказы и сказки, любят ребята? Не помню случая, чтоб я отказала Олегу, когда он просил меня рассказать что-нибудь о себе, об Украине, о нашей прежней тяжёлой жизни мастеровых людей, о дедушке Олега, Коростылёве, и о многом другом, что так интересует всякого ребёнка.
И Олег мне платил тем же. Так росли наша дружба и доверие друг к другу...
"Я, ЮНЫЙ ПИОНЕР..."
Скоро и бабушка Вера переехала к нам из Згуровки. Она начала работать в совхозе парторгом, а жила вместе с нами.
Радости Олега не было конца. И чем дальше крепла дружба бабушки и внука, тем всё больше узнавал Олег о жизни нашего народа, о его борьбе за счастье и вольную жизнь и всё глубже любил свою отчизну.
Бабушка Вера - вечно весёлая хлопотунья, минуты, бывало, не посидит без дела, жизнерадостная, чуткая к людскому горю, готовая помочь людям была для Олега примером большевика.
Вспоминаю день вступления Олега в пионерскую организацию.
Это было 7 сентября 1935 года. Олег проснулся на рассвете и начал быстро одеваться. Вскоре я услышала из смежной комнаты:
- "Я, юный пионер Союза Советских Социалистических Республик, обещаю перед лицом своих товарищей..."
Голос у Олега был взволнованный, но слова он выговаривал твёрдо.
Из школы он возвратился с сияющими глазами, в новеньком красном галстуке на шее. Бросился ко мне, расцеловал.
Потом сказал тоном взрослого:
- У нас теперь в доме два члена партии.
- Кто ж это?
- Бабушка и я, - ответил Олег.
Я рассмеялась. С моим объяснением, что пионер ещё не член партии, что нужно сначала в комсомол вступить, а потом уже в партию, Олег хотя и согласился, но остался при своём мнении:
- Ну что ж? Пионер тоже немножечко партийный...
С этого времени Олег стал особенно подтянут и собран. Он как бы стал взрослее, и красный галстук на груди, всегда разглаженный и чистый, казалось, сдерживал его теперь от многих мальчишеских порывов.
Пионером он чувствовал себя всегда, не только в школе и на сборах.
Помню, пригласили Олега в детский сад, где я работала, на праздник Первого мая.
Начался утренник. В зале не оставалось ни одного свободного места. Олег так увлечённо смотрел на сцену, что, казалось, ничего не замечал вокруг. Но тут в зал вошла воспитательница младшей группы Ксения Прохоровна. Олег обеспокоенно огляделся и, не увидев в зале свободного места, быстро поднялся, подошёл к Ксении Прохоровне и почти силком заставил её сесть на его место.
Теперь Олег следил за своей внешностью с особым тщанием. Костюм у него всегда был как новый, без пятен, хорошо вычищен, выглажен его собственными руками.
Ложась спать, Олег аккуратно складывал свои вещи около себя на стуле. Его никогда нельзя было увидеть неподстриженным или непричёсанным.
Как-то я уехала из дому. Олег остался один. Встал он рано утром и попросил у соседки утюг.
- Зачем тебе?
- В школу пора, а костюм помятый. Неудобно в таком за парту сесть. Я - живо!
И он ловко и быстро выгладил свой костюм и только тогда пошёл в школу.
С тех пор как Олег стал пионером, он всё чаще задерживался в школе. Различная общественная работа, новые обязанности и нагрузки вошли в его жизнь, появились новые увлечения, которым он отдавался с большим рвением, вкладывая в них весь пыл и азарт своего пионерского сердца.
СЛУЧАЙ В БУРЮ
Жадно любил Олег природу. Особое чувство вызывали у него буря, гроза, зимой - буран.
Однажды стоял душный, но ясный и тихий день. Мы все ушли на работу. Олега оставили дома с моей сестрой. К вечеру погода изменилась. Всё небо покрылось густыми чёрными тучами. Поднялся резкий ветер. Вскоре он перешёл в настоящую бурю. Деревья гнулись и трещали. Солома вихрем взлетала с крыш, густые тучи пыли поднимались, кажется, до самого неба. А потом грянул ливень. К Днепру потекли шумные потоки...
Когда дождь утих, я поспешила домой. Прихожу - сына нет.
- Где Олег? - спросила я у сестры.
- А я не знаю, - ответила она, - сама волнуюсь. Когда началась буря, он к дружку своему Грише Задорожному побежал.
Я немного подождала и пошла к Грише. Олега не было и там. Гриша сказал, что Олег прибежал, когда буря только ещё начиналась, и стал звать кататься по Днепру. Спешил очень сесть в лодку, выехать на середину Днепра, в бурю побороться с волнами. Кроме того, после бурной погоды, как потом уверял меня Олег, славно ловится рыба - клюёт без наживки, только успевай вытаскивать.
Гриша колебался.
Тогда Олег махнул рукой, захватил свои крючки, перемёты и помчался к реке.
Не помню, как я прибежала домой. Выслушав меня, бабушка тоже переполошилась, и мы вдвоём кинулись к Днепру.
Когда мы добрались до реки, уже совсем стемнело. Буря утихла, и только мутные ручьи после недавнего разлива шумно падали с высокого берега в Днепр. Я всматривалась в зловещую ночную темноту, прислушивалась, не послышится ли плеск вёсел.
- Олег! Оле-же-ек! - без конца кричала я.
Никто не отзывался. Мне казалось, что моего Олега уже нет на свете...
- Мама, что же делать?
Что могла ответить бабушка Вера? Мы бегали по берегу, снова и снова звали Олега. Ответа не было. И не могло быть...
Олег ждал нас дома.
Я тогда так рассердилась на него, что и говорить с ним не могла. Только и сказала:
- Две недели не пойдёшь в кино!
Большие влажные глаза сына посмотрели на меня с тихим укором.
На другой день, когда я уже успокоилась, Олег покаялся мне во всём:
- Понимаешь, я ведь и Гришу звал на Днепр, да он не захотел. Что было делать? Пошёл я один. Сел в лодку, а тут буря разыгралась. Ух, и бросало лодку с волны на волну! Будто я со всем Днепром боролся один на один. А когда начался дождь, я вытащил лодку на остров, опрокинул её и уселся под ней. А потом... - Олег прижался ко мне, хитро играя глазами. - Ты ж, мамуня, не знаешь, как рыба ловится после бури!
Но как он ни ласкался ко мне, каким хорошим ни был он в то утро, я не изменила своего решения и ещё раз серьёзно повторила, что ему придётся понести наказание.
Но как он ни ласкался ко мне, каким хорошим ни был он в то утро, я не изменила своего решения и ещё раз серьёзно повторила, что ему придётся понести наказание.
Это очень смутило Олега. Он пошёл к бабушке и повёл с ней такой разговор:
- Бабуся, я хочу с тобой поговорить, как партиец с партийцем...
После этого "партийного разговора" бабушка, конечно, взялась хлопотать за внука, но и это не помогло: Олег две недели не ходил в кино.
К концу такого тяжкого для всякого мальчика наказания Олег, вздохнув глубоко, сказал мне:
- Лучше бы уж ты меня ремнём выстегала! Поболело бы немножко и прошло. И я бы сразу в кино пошёл...
ЗА ГРИБАМИ
Каждый приезд на летние каникулы брата Николая бывал для Олега праздником. Дом наш превращался в гудящий улей. Сюда, как на огонёк, тянулись школьные товарищи Олега, и шумные разговоры, споры, игра в шахматы, сборы на рыбалки и в походы не прекращались ни на минуту.
Дядя Коля был уже студентом третьего курса Горного института и, как человек другого, взрослого, мира, вызывал у ребят тайную зависть и открытое обожание, но сам он в глубине души оставался мальчишкой и нередко "откалывал номера" вполне под стать своим младшим друзьям. Именно это особенно располагало к нему ребят.
Однажды, ещё до восхода солнца, собрались у нас друзья Олега, чтобы вместе пойти в лес и встретить в дороге зарю. Все ещё были заспанные и продрогшие от утренней прохлады, но не могли скрыть радостного оживления пританцовывали и толкались.
Я тоже присоединилась к "честной компании", и, когда всё было готово, мы вышли из дому шумной гурьбой, нарушая тишину спящего посёлка.
Шли мы по накатанному, сырому от ночной росы шляху, и по обеим сторонам в предутренней дымке необозримо тянулись уже слегка желтеющие хлебные поля.
Над горизонтом выплыл рубиновый краешек солнца - и это было похоже на чудо. Вдруг разом загорелись травы, по хлебному полю побежали, исчезая, ночные тени, и каждый колосок заискрился алмазной росой, склонившись маленькой гирляндой.
Ребята затихли и даже не глядели друг на друга, словно боялись потревожить торжественное рождение дня. И только спустя несколько минут, когда солнце уже заметно поднялось над горизонтом, стали взволнованно делиться впечатлениями. Но Олег держался в стороне и долго ещё хранил молчание, задумчиво поглядывая в поле.
- Ты чего зажурился? - спросил Николай и положил руку ему на плечо.
И Олег вдруг светло блеснул глазами, пригладил волосы и как-то застенчиво начал декламировать:
Полем идёшь - всё цветы да цветы,
В небо глядишь - с голубой высоты
Солнце смеётся... Ликует природа!
Всюду приволье, покой и свобода;
...Дорого-любо, кормилица-нива,
Видеть, как ты колосишься красиво,
Как ты, янтарным зерном налита,
Гордо стоишь, высока и густа!
- Вот это сочинил! - изумлённо воскликнул кто-то. И вдруг раздался весёлый хохот.
- Смерть невеждам! - вскричал Николай, бросившись разыскивать человека, посмевшего не знать, что это были строки из поэмы Некрасова "Саша", но "невежда" улепётывал со всех ног к лесу.
- В погоню!
И ребята, загоготав, как застоявшиеся кони, шумно бросились наперегонки, а впереди, взбрыкивая ногами, мчался Николай. И долго ещё продолжалась весёлая суматоха, и вспугнутые жаворонки взмывали над степью, серебристым звоном возвещая утреннюю побудку.
И вот мы в лесу. Сразу исчезли куда-то степные ветерки, нас окружила тёплая и мягкая лесная тишина - таинственная и пронизывающая до звона в ушах. Мы стоим, слушая тишину, и кто-то тихо и задумчиво стал читать из Некрасова:
Мне лепетал любимый лес:
Верь, нет милей родных небес!
Нигде не дышится вольней
Родных лугов, родных полей.
Вскоре мы нашли красивую, уютную полянку, я расстелила скатерть на траве и стала готовить завтрак. Аппетит у ребят после прогулки волчий, и мне никого не пришлось упрашивать - только подавай!
После завтрака ребята разбрелись в разные стороны, и только слышно было отовсюду далёкое "ау!".
Домой мы возвращались нагруженные корзинками грибов и огромными букетами лесных цветов.
ОТЧИЗНА
Общественная работа забирала у Олега много времени и энергии, но не мешала ни учёбе, ни разным увлечениям.
Начиная со второго года, в школе он был старостой класса, потом редактором школьной газеты.
Уже в пятом классе сын прикрепил к куртке значок "БГТО".
Вот он кропотливо рисует плакат к праздникам. Вот, весь в краске и клее, строит с товарищами модель самоходного танка и "настоящего" самолёта.
На праздничной демонстрации в его руках - школьное знамя.
Вот он с криком и смехом, раскрасневшийся на морозе, лепит с ребятами снежную бабу. Команда - и полетели снежки.
- Атака! Ура!
Любил он послушать, как снег свистит под лыжами, до самозабвения увлекался футболом, вертелся на турнике, не последним был и в волейболе.
И с одинаковым увлечением садился за уроки, бежал в школу.
Трудно было понять: что же больше всего любил мой сын и чем глубже всего увлекался?
Он любил всё: небо, шахматы, Днепр, химию, звёзды, школу, товарищей, географию, родной дом, цветы и футбольный мяч, книги и кино, историю и математику, возню с ребятами и стрельбу в цель, животных, рыб, птиц, лопату и молоток в своих руках...
Любил всё настоящее и интересное, дружное и красивое. Наслаждался учением и трудом, теплом от костра, песней и музыкой.
Он жил свободно, как птица, как сотни тысяч советских ребят.
Я думаю сейчас: когда настал последний час моего сына около зловещего рва, когда измучен он был пытками и ослабел телом, не улыбнулось ли тогда Олегу его счастливое детство? Не легче ли ему было принять пулю убийц и смерть, зная, что никто и никогда не отнимет счастливого детства у Советских ребят?
Мой юный читатель! Береги и люби всё, что завоевали для тебя отцы и старшие товарищи в тяжёлых боях своей кровью. Люби свою родную землю и каждую травинку на ней. Береги и дорожи всем - великим и малым: советом старшего товарища и усталыми от труда руками матери и отца, вещами, которыми пользуешься, и особенно дорожи людьми, которые их делают, люби всё, что охватывается большим и красивым словом - Отчизна, люби её больше, чем себя, учись и трудись во славу её, ибо в её славе - твоя слава. Пусть жизнь и борьба Олега и его друзей помогут тебе...
"У РЕКИ ЖИВЁТЕ - ПЛАВАТЬ НЕ УМЕЕТЕ!"
Там же, в Ржищеве, Олег записался в Освод, стал наблюдать за правильным ловом рыбы и за катающимися на лодках. Казалось, он только и ждал того, чтоб кто-нибудь упал из лодки в воду, чтобы броситься на помощь и спасти. Плавал Олег, как рыба...
Кстати говоря, такой случай представился Олегу двумя годами позже во время летних каникул у тёти Таси, в Коростышёве, где служил в частях её муж Терентий Кузьмич Данильченко.
Олег любил своих двоюродных сестричек Светлану и Лену и целыми днями пропадал с ними в лесу и на реке.
Река под Коростышёвом быстрая. Несколько километров тянется она среди леса, красивая и живописная, как все наши лесные реки.
Как-то ранним утром Олег скомандовал сестрёнкам:
- Скорее на реку, в лодку! Прокачу, рыбу половим. Живей, живей!
Когда они выгребли на середину реки, Олег попросил Лену сесть на вёсла, чтобы самому приготовить удочки. Девочки расшалились. Переходя к вёслам, Лена споткнулась, вцепилась руками в борт лодки... Секунда - и лодка опрокинулась.
Девочки плавать не умели. Лена ухватилась за лодку, Светлана захлёбывалась, и её уносило течением. Видя, что Лена держится сама, Олег крикнул ей:
- Молодец! Держись крепче!
И сажёнками поплыл к Светлане.
По всем осводовским правилам спасания утопающих он подхватил сестрёнку в воде и поплыл с нею к берегу. Усадил её на песок, нырнул - и за Леной. Тем же порядком доставил на берег и её.
Потом, у костра, прыгая на одной ноге, вытряхивая воду из ушей, Олег сердито выговаривал сестрёнкам:
- У реки живёте - плавать не умеете! Стыдно!
И в течение месяца он научил девочек плавать.
В Коростышёве Олег обучился верховой езде. Терентий Кузьмич Данильченко прекрасно владел оружием и отлично ездил верхом. В его твёрдых руках любая норовистая лошадь становилась послушной и покорно выполняла всё, что требовал наездник. Данильченко подолгу и терпеливо обучал Олега трудному мастерству верховой езды.
Бывало, возьмут верховых лошадей и уедут в поле. Не один раз кубарем слетал Олег с мчавшейся лошади, не раз больно ушибался, но желание и упорство оказывались сильнее боли.
И Олег добился своего. Легко вскакивал на коня, ловко управлял в езде и вскоре приобрёл выправку настоящего наездника, даже ходил с развальцей. Если бы его воля, он, кажется, не слезал бы с коня.
ВЕСНА
В Ржищеве у Олега было много товарищей, а самыми близкими из них были Володя Петренко, Ваня Лещинский, Гриша Задорожный, Зина Бонзик и Рада Власенко.