– Наверное, это очень дорого?
– Разделим расходы пополам.
– Ну нет!
– Да!
– Это очень великодушно с твоей стороны, но…
– Великодушием тут и не пахнет. Ты – исключительно ценное приобретение, мой ягненочек. Ты приносишь мне солидные проценты. Так что считай, что я защищаю собственные интересы.
– Чушь собачья, и ты это знаешь. Послушай, Уолли, подожди кого-либо нанимать. Второй детектив, лейтенант Клеменца, обещал сегодня заехать: может, я еще что-то вспомню. Он, кажется, был склонен мне поверить, но его смутило свидетельство шерифа Лоренски. Подожди, пока я не увижусь с ним. А если ничего не изменится, наймем частного детектива.
– Ну, хорошо, – неохотно согласился Уолли. – Но тем временем я пришлю кого-нибудь.
– Уолли, я не нуждаюсь в телохранителях.
– Еще как нуждаешься!
– Я вполне спокойно провела ночь и…
– Слушай, детка. Я все-таки кого-нибудь пришлю. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Не спорь с дядюшкой Уолли. Если не захочешь впускать его в дом, пусть подежурит на улице.
– Уверяю тебя…
– Рано или поздно, – мягко произнес Уолли, – ты поймешь, что нельзя прожить одной. Всем нам приходится принимать помощь от друзей. Тебе следовало позвонить мне ночью.
– Я не хотела тебя беспокоить.
– Ах вот как? Хилари, я – твой друг. Не позвонив, ты причинила мне куда большее беспокойство. Это все очень хорошо – независимость, гордость и все такое прочее. Но не заходи слишком далеко, чтобы не надавать пощечин тем, кто тебя любит. Ну так что – ты не прогонишь телохранителя?
Хилари вздохнула.
– О’кей.
– Вот и отлично. Он явится где-нибудь в пределах часа. И не забудь позвонить мне сразу после разговора с Клеменца.
– Хорошо.
– Обещаешь?
– Обещаю.
– До свидания, дорогая.
– До свидания, Уолли. Большое спасибо.
Хилари положила трубку и взглянула на шифоньер. После спокойной ночи баррикада показалась ей страшной нелепостью. Уолли прав: лучше всего нанять телохранителей и компетентного частного детектива. Ей не справиться с Фраем в одиночку.
Хилари встала, надела халат и стала разгружать шифоньер. Потом оттащила его от двери и вернула ящики на место. Взяла с тумбочки нож и грустно усмехнулась. Какая же она наивная! Вступить в рукопашный бой с «качком», к тому же маньяком! Да это просто чудо, что ей удалось ускользнуть от него ночью. К счастью, у нее был пистолет. Теперь же, если ей вздумается затеять фехтование, он зарежет ее как цыпленка.
Чтобы отнести нож на кухню и одеться к приходу телохранителя, она отперла дверь, вышла в коридор и страшно закричала, когда он схватил ее за горло и прижал к стене. Левой рукой он разорвал халат и схватил ее за грудь.
Фрай, должно быть, слышал ее разговор с Уолли, знал, что у нее нет пистолета, и поэтому совершенно не боялся Хилари. Но он ничего не знал о ноже. Хилари вонзила лезвие в упругий мускулистый живот. Несколько секунд он словно не чувствовал боли. Потом Хилари почувствовала, как пальцы, сжимавшие горло, ослабли. Прямо на Хилари смотрели расширившиеся от страдания глаза, Фрай издал стон. Хилари ударила еще раз, прямо под ребра. Его лицо побледнело, потом стало серым, как пепел. Фрай взвыл, выпустил Хилари и, отшатнувшись к противоположной стене, рухнул на пол.
Хилари всю передернуло от отвращения и боли, когда она поняла, что произошло, но она стояла, готовая к новому нападению Фрая, сжимая нож.
А тот с ужасом смотрел на живот. Из ран сочились струйки крови, заливая брюки и свитер.
Хилари не стала дожидаться агонии. Она вбежала в комнату для гостей и, заперев за собой дверь, с минуту прислушивалась к стонам и проклятиям Фрая, а также его неуклюжим попыткам подняться на ноги. Неужели у него хватит сил выломать дверь? Потом Хилари показалось, будто он удаляется, но у нее не было уверенности. Она опрометью бросилась к телефону и, не вытирая рук, набрала номер полиции.
* * *Сука! Поганая сука!
Фрай сунул руку под желтый свитер и нащупал нижнюю рану – ту, что особенно кровоточила. Он попытался свести края вместе и удержать в этом положении. Сквозь рану уходила жизнь.
Он не испытывал какой-то особенной боли. Что-то похожее на электрические разряды в боку. Тупое жжение в животе. Вот и все. И тем не менее Фрай знал, что смертельно ранен и ситуация с каждой минутой ухудшается.
Зажав одной рукой живот, а другой держась за перила, он начал спускаться по предательским ступенькам – они качались, словно в карнавальном домике смеха. Когда он наконец достиг первого этажа, его заливал пот.
Фрай вышел из дома, и его ослепило солнце. Такого солнца он еще не видел: этот огромный монстр заполонил все небо и нещадно палил, точно пытаясь уничтожить Бруно Фрая. Еще немного, и у него начнут плавиться зрачки и мозги.
Согнувшись в три погибели, он проковылял два квартала и добрался до своего фургона. Вскарабкался на сиденье и хлопнул дверцей. Ему показалось, что она весит десять тысяч фунтов.
Одной рукой вертя руль, Фрай доехал до Уилширского бульвара, свернул направо, потом налево и притормозил возле телефона-автомата.
Кровотечение не унималось. Жжение в желудке становилось все сильнее. В боку кололо, как иголками. Но Фрай знал: худшее – впереди.
Он с огромным трудом добрался до плексигласовой будки и не смог вспомнить свой домашний номер. Пришлось звонить на коммутатор в Напа-Валли.
– Алло? – послышался голос телефонистки.
– Соедините меня с квартирой мистера Бруно Фрая.
– Секундочку.
В трубке раздался щелчок, а затем мужской голос ответил:
– Алло?
– Я смертельно ранен, – сказал Фрай. – Я умираю.
– Господи, нет! Нет!
– Придется вызвать «Скорую помощь». И тогда… они узнают правду.
Они еще немного поговорили. Обоими владели страх, растерянность и отчаяние. Время от времени Фрай издавал стон, и его собеседник в графстве Напа вторил ему, словно сам испытывал ту же боль.
– Я должен вызвать «Скорую», – выдавил из себя Фрай и повесил трубку.
Кровь ручьями стекала с него на асфальт.
Он снова снял трубку и попробовал набрать номер «Скорой помощи», но пальцы не слушались. Все его тело – плечи и руки с буграми мышц, спина, грудь, бедра – больше не подчинялось его приказам.
Он так и не смог позвонить и не сумел удержаться на ногах. Грузное тело Бруно Фрая обмякло и вывалилось из телефонной кабины.
Как страшно!
Он уговаривал себя, что так же, как Кэтрин, восстанет из гроба. «Я вернусь и доберусь до нее! Я обязательно вернусь!» Но и сам не верил в это.
Для него вдруг наступил миг прозрения. Что, если он ошибался насчет воскрешения Кэтрин из мертвых? Если только внушил себе это и убивал ни в чем не повинных женщин? Неужели он лишился рассудка?
Новый приступ боли отвлек его от этих мыслей. В глазах было темно. Он почувствовал, как по нему ползет какая-то тварь. Много-много тварей. Карабкаются по рукам и по ногам. Ползут по лицу. Заползают в глаза, ноздри, уши, рот… Он попытался крикнуть и не смог.
Шорохи. Нет!..
Шорохи слились с его последним воплем. И все поглотила темная река.
* * *В четверг утром Тони Клеменца и Фрэнк Говард заехали к Джилли Дженкинсу, старинному приятелю Бобби Вальдеса. Джилли сообщил, что, когда он видел Бобби в последний раз, тот только что уволился из прачечной на Олимпийском бульваре. Больше Джилли ничего о нем не знал.
Прачечная оказалась большим одноэтажным строением, возведенным в начале пятидесятых годов, в то самое время, когда бездарные лос-анджелесские архитекторы впервые попытались скрестить псевдоиспанский стиль с современным производственным. Просто уму непостижимо, подумал Тони, как мог появиться на свет этакий уродец. Оранжево-красная черепичная крыша сплошь утыкана кирпичными трубами, из которых валит пар. На резных окнах металлические решетки. Прямые стены, острые углы – и закругленные, типично испанские арки. Здание походило на вышедшую в тираж проститутку, отчаянно пытающуюся с помощью пышного наряда сойти за леди.
Рабочий стол владельца прачечной, Винсента Гарамалкиса, стоял прямо в цеху, на трехфутовом возвышении, откуда ему было удобно наблюдать за рабочими. Это был невысокий коренастый человек с небольшой лысиной, грубыми чертами и неожиданно добрыми глазами газели. Он стоял подбоченившись и враждебно поглядывал на непрошеных посетителей.
– Полиция. – Фрэнк махнул удостоверением.
– Не Иммиграционная служба, – поспешил уточнить Тони.
– С чего вы взяли, будто я ее боюсь? – огрызнулся хозяин прачечной. – Я чист как стеклышко. У всех моих рабочих документы в полном порядке.
– Нам нет до этого никакого дела, – заверил Тони. – Мы просто хотели бы задать вам несколько вопросов.
– Нам нет до этого никакого дела, – заверил Тони. – Мы просто хотели бы задать вам несколько вопросов.
– Это еще о чем?
– Вы знаете этого человека?
Гарамалкис покосился на фотографии.
– А что?
– Нам необходимо его разыскать.
– Зачем?
– Он скрывается от полиции.
– Ну и что с того?
– Слушай, ты, задница! – У Фрэнка лопнуло терпение. – Мы можем сделать так, что у тебя будут крупные неприятности. Нам наплевать, что у тебя тут вкалывают беспаспортные, но если не будешь помогать следствию, будешь иметь дело с Иммиграционной службой. Допер?
Тони перехватил инициативу:
– Мистер Гарамалкис, мой отец иммигрировал в Штаты из Италии. Все его документы были в абсолютном порядке, и вскоре после переезда он выправил американское гражданство. Но они все равно стали его доставать – из-за неточности в собственных записях. Это тянулось больше пяти недель. Они являлись к нему на работу и к нам домой – в самое неподходящее время. Угрожали. Чуть не депортировали. У отца не было денег на хорошего адвоката, и мать почти постоянно билась в истерике, пока все не кончилось. Так что, как видите, у меня нет особой любви к Иммиграционной службе. Я палец о палец не ударю, чтобы им помочь, мистер Гарамалкис.
Владелец прачечной вздохнул и сплюнул.
– Когда пару лет назад бузили иранские студенты, эти скоты, видите ли, не могли дать им под зад, чтобы убирались из страны. Они были очень заняты – придирались к моим рабочим. Те, кого я беру на работу, по крайней мере, не поджигают дома, не переворачивают машины и не забрасывают полицейских камнями. Это порядочные, трудолюбивые люди. Не психи и не религиозные фанатики. Просто они не умеют давать сдачи. Вся эта система – дерьмо собачье!
Гарамалкис снова вздохнул и бросил взгляд на фотоизображение Бобби Вальдеса.
– Да, он здесь работал. В начале лета. Конец мая – начало июня.
– Как он представился?
– Хуан.
– А фамилия?
– Не помню. Можно посмотреть в журнале.
Как выяснилось, Бобби устроился на работу в прачечную под именем Хуана Маккезы. В регистрационном журнале значился его адрес на Ла-Бри-авеню.
– Если мы не найдем Хуана Маккезу по этому адресу, – предупредил Тони, – придется вернуться и порасспросить ваших рабочих.
– Это будет нелегко, – ухмыльнулся Гарамалкис. – Они не говорят по-английски.
Тони усмехнулся и выдал несколько фраз по-испански. Это произвело на Гарамалкиса сильное впечатление.
Когда они катили по направлению к Ла-Бри-авеню, Фрэнк нехотя произнес:
– Нужно отдать тебе должное, у тебя с ним получилось гораздо лучше.
Это был первый раз за три месяца, когда он признал превосходство методов Тони над своими собственными.
– Хотел бы я перенять у тебя парочку приемов. Не все, разумеется. В большинстве случаев мой способ эффективнее. Но случается и так, что свидетель открывает тебе то, что я и за миллион лет из него бы не вытянул. Да, хотел бы я обладать твоей ловкостью.
– Этому легко научиться.
– Не-а. Нам и так хорошо. Мы – классический случай, когда два чертовых копа дополняют друг друга.
Фрэнк помолчал и заговорил, только когда они остановились на красный свет:
– Я бы еще кое-что сказал, да, боюсь, тебе не понравится.
– Попробуй, – улыбнулся Тони.
– Насчет той женщины.
– Хилари Томас?
– Ага. Ты вроде бы втрескался?
– Не пори чепухи. Она, конечно, очень красива, но…
– Не вешай мне лапшу на уши. Видел я, как ты на нее пялился.
Машина снова тронулась с места.
– Ты прав, – после долгой паузы подтвердил Тони. – Хотя, ты ведь знаешь, я не бросаюсь на первую встречную.
– Мне иногда начинает казаться, что ты евнух.
– Хилари не такая, как другие. Дело даже не в красоте, хотя, конечно, ей в этом не откажешь. Мне нравится, как она двигается, держится, разговаривает. Нравится не голос, а то, как она самовыражается. Ее образ мыслей…
– Я тоже нахожу, что у нее смазливенькая мордашка, но что касается ее образа мыслей…
– Она не лгала.
– А как же шериф Лоренски?
– Должно быть, она что-то перепутала, но уж никак не сочинила. На нее действительно напал кто-то, похожий на Бруно Фрая.
– Сейчас ты обидишься, – предупредил Фрэнк.
– Валяй.
– Не важно, что она задурила тебе голову, но ты вел себя некорректно по отношению ко мне.
Тони растерялся.
– А что я сделал?
– Так не поступают с напарником.
– Не понимаю.
Фрэнк весь залился краской и не отрывал глаз от дороги.
– Во время допроса ты несколько раз брал ее сторону. Если тебе что-то не нравилось, ты мог бы как-то незаметно дать мне знать. Но не высказываться в ее присутствии.
– Фрэнк, ей столько пришлось пережить…
– Дерьмо собачье! Ничего ей не пришлось пережить! Она все это высосала из пальца.
– Не могу с тобой согласиться.
– Потому что думаешь яйцами, а не головой! Тебе следовало отвести меня в сторону и…
– Но я же так и сделал, когда она отвечала на вопросы репортеров! Я спросил, что ты против нее имеешь, но ты не захотел раскрывать карты.
– Что толку? К тому времени ты уже по уши влип.
– Брось, Фрэнк. Ты знаешь, я никогда не позволяю личному влиять на работу. А вот ты – да! Причем только с женщинами. Тебе доставляет удовольствие играть с ними, как кошка с мышкой.
– И они всякий раз колются.
– Да, но этого можно было добиться иными, более гуманными методами. Послушай, Фрэнк, я не знаю, что тебе сделала твоя бывшая жена, но это еще не повод ненавидеть всех женщин.
– Опять эта фрейдистская чушь?
– Нет, Фрэнк, все гораздо хуже. Ты поступаешь непрофессионально.
Они некоторое время ехали молча. Потом Тони заговорил:
– И все-таки, каковы бы ни были твои недостатки, ты классный детектив.
Фрэнк вздрогнул от неожиданности.
– Честно, – продолжал Тони. – Нам не очень-то удается притереться друг к другу. Большей частью мы гладим друг друга против шерсти. Возможно, мы так и не сработаемся. И все-таки ты хороший коп.
Его напарник откашлялся.
– Ты тоже – несмотря на то, что бываешь слишком мягким.
– А ты – черствым сукиным сыном.
– Попросишь другого напарника?
– Еще не решил.
– Я тоже.
– В нашей профессии опасно не находить общего языка с партнером. Постоянное напряжение делает человека более уязвимым.
– Это точно! – согласился Фрэнк. – Мир кишмя кишит вооруженными подонками. Напарник должен быть как бы частью тебя самого.
– Кажется, мы приехали, – сказал Тони.
Владелицу меблированных комнат «Пальмира» звали Лана Хэверби. Это была загорелая блондинка лет сорока, в шортах и майке, похожей на бюстгальтер. У нее было явно преувеличенное представление о своей сексапильности, потому что она не сидела и не стояла, а позировала. Ноги и правда были ничего, но все остальное явно оставляло желать лучшего: расплывшаяся талия, мощные бедра и такой же необъятный бюст. У Ланы был бессмысленный, блуждающий взгляд, и она не заканчивала предложений.
Все трое сели на диван, и Лана уставилась на фотографии Бобби Вальдеса.
– Да, это он, – проворковала она. – Такой милашка!
– Он живет в вашем доме?
– Съехал. Первого августа.
– Он жил один?
– Вы имеете в виду девушку?
– Девушку, парня – все равно, – нетерпеливо пробурчал Фрэнк.
– Один, один, – залепетала Лана. – Правда, хорошенький?
– Он не оставил нового адреса?
– К сожалению, нет.
– Он что, задолжал за квартиру?
Лана Хэверби моргнула.
– Ну что вы. Просто я хотела бы его навестить. Я на него запала.
Она не спросила, зачем им понадобился Бобби Вальдес, то бишь Хуан Маккеза. Интересно, что бы она сказала, если бы узнала, что ее «милашка» – садист и насильник?
– Он вам не рассказывал, где работает?
– В какой-то прачечной. Но вообще-то у него водились деньжата.
– У Хуана Маккезы была машина?
– Недавно купил новенький «Ягуар». Можете мне поверить, это просто игрушка!
– Дорогая игрушка, – уточнил Фрэнк.
– Кажется, он перешел на выгодную работу.
– Куда?
– Не знаю, он не говорил. Но я, как только увидела этот «Ягуар», сразу поняла: он здесь не задержится.
Больше она ничего не знала. Детективы собрались уходить. Лана Хэверби проводила их до двери и загородила собой проход, прислонившись к косяку и согнув одну ногу в колене, как на картинке в цветном календаре. Под майкой колыхались желатиновые груди.
Тони улыбнулся.
– Спасибо за помощь, мисс Хэверби.
– Когда мне было двадцать три, – Лана мечтательно закатила глаза, – я работала официанткой, но скоро ушла. Тогда еще «Битлы» только-только начали греметь. Я была девочка что надо и водила дружбу со всеми модными группами. Это была фантастика! Я спала со всеми знаменитыми музыкантами.