В издательстве «Молодая гвардия» перемена работников, и с изданием книги волокита. Договора не выполняют, денег не дают, и если б не журнал «Молодая гвардия», то я опять бы голодал.
Теперь на этих бюрократов нагнал ЦК ВЛКСМ и надеюсь, что за печатание книги они примутся.
Я теперь боюсь заключать с ними второй договор, на второй том, — обманут.
Не буду ж я судиться с ними?
Ленинградские ребята мне больше нравятся.
Сегодня прислали № 5 журнала «Молодая гвардия» с продолжением романа.
Рая 15.VI едет на месяц к своим. Мама со мной.
Вчера получил постановление парттройки о восстановлении в партии и прохождении проверки.
Теперь, Шурочка, ожидаю от тебя письма, где не забудь ответить, будешь ли в Сочи и когда?
Нехорошо молчать, отвечай, милый мой дружок.
Привет от всех.
Жму твои руки.
Н. Островский.
До 10–12 июня я в Москве.
5 июня 1932 г.
86 А. А. Жигиревой
20 июня 1932 года, Москва.
Милая Шурочка!
Напрасны мои ожидания — нет от тебя письма. Хорошо, если задержка, но если — захворала, — это хуже молчаний.
Сообщаю кратко, что у меня нового.
27 июня еду в Сочи, в санаторий.
Мама провожает и останется. Кашляю зверски, иногда с кровью. Ослаб и т. д. В Сочи попытаюсь остаться. Москва губит сырой до края комнатой.
Скажи — будешь ли в Сочи?
Есть решение ЦК молодежи о книге — она уже в наборе, выйдет (обещают) в начале августа. Взяли мою фотографию, и, как видно, рожа известного тебе «бандита» будет портить бумагу дефицитную, читателям на возмущение…
Я буду до 27 ждать твоего ответа. Привет от мамы, сестры. Рая уехала на 40 дней к своим в Анапу.
Жму твои руки. Милая, не отмалчивайся. Как только наберу крошку сил, буду работать. Хочу очень хоть обнять своего друга Шурочку в Сочи и рассказать все за 2 года.
Устал.
Твой Коля Островский.
20 июня 1932 года.
87 А. А. Караваевой
26 июня 1932 года, Москва.
Дорогой товарищ Анна!
Завтра в 10 часов утра передвигаюсь на юг. Сделали все, чтобы сколотить силенок для дальнейшего развертывания наступления.
Хочу пробыть в Сочи до глубокой осени. Буду держаться, пока хватит пороху.
Итак, всего хорошего!
Передай привет товарищу Марку. Вчера получил из Украины письмо. «Молодий бiльшовик» переводит на украинский язык NoNo «Молодой гвардии», то есть «Как закалялась сталь». Я напишу тебе из Сочи…
Крепко жму твою руку.
С коммунистическим приветом!
Н. Островский.
26 июня 1932 г.
88 Г. М. Алексеевой
5 июля 1932 года, Сочи.
Привет от моря, милая Галочка!
В темпе отъезда я не мог проститься с тобой. Лежу на балконе у моря, и свежий норд-ост дует в лицо. Кругом жизнь южного курорта. Знойное солнце. Веселый говор, счастливый смех женщин, а у меня крепко сжаты губы. Молчу. И от сурового парня уходят после 2–3 слов. Думают, злой. Как и ты в первую встречу. Грусть заполнила всего. Море напомнило о прошлом, о разгроме всей моей личной жизни. И я не борюсь с грустью, она служит мне. Я пишу сейчас печальные страницы второго тома. Я буду тебе писать, не забывай и меня. Ведь у меня нет, как у моего друга, девушки, губы которой тушат боль.
Сжимаю твои пальцы. Пока прощай. До 1 августа адрес: Север. Кавказ, Сочи, санаторий «Красная Москва», больному Н. Островскому.
5 июль.
89 А. А. Жигиревой
1 августа 1932 года, Сочи.
Милая Шурочка!
Я уже на своей квартире. Горсовет дал комнату рядом с сан[аторием] «Красная Москва». Адрес мой: Сев. Кавказ, г. Сочи, Приморская ул., восемнадцать, комната 8. У самого моря, у библиотеки. В общем — ничего.
Я тебя прошу, постарайся путевку получить в «Кр[асную] Москву». Это же рядом, и твои ножки не устанут, и я друга милого часто видеть буду.
Будет досадно и обидно, если попадешь в другую санаторию. Буду ждать тебя.
У нас новостей особых нет. Приступаю к работе над 2-й книгой. Первый [том] выйдет книгой в конце августа. Скоро уж, скоро.
Феденев приехал во Фрунзенский санаторий. Завтра будет у меня с издательскими новостями.
До скорого свидания. Все письма получил. Жму руки.
Привет от мамы горячий.
Твой Коля.
1 августа 1932 года.
90 А. А. Жигиревой
7 августа 1932 года, Сочи.
Шурочка моя дорогая!
На свежем воздухе целые дни, под дубами. Начал работу.
Мне необходимо иметь 9-ую главу. Пришли мне ее заказной бандеролью. Жду тебя.
Шурочек, только попади в «Красную Москву», ведь это в 20 шагах. Как хорошо мы проведем сентябрь! Ждем с матушкой тебя. Погода сейчас хорошая, а в июле 18 дождливых дней. Тов. Феденев приехал. Новостей привез. Если бы кто меня спросил бы, что меня самое радостное ждет, я отвечу: «Шурочка приедет». Точка.
Больше писать не буду. Пришли мне девятую главу, ее (конец) срезала редакция из-за бумаги, и я ее переношу во 2-ой том.
Привет от мамы. Письмо напиши.
Твой Коля.
Если у тебя есть отзыв о рукописи, пришли.
7 авг. Сочи, Приморская, 18, комната 8.
91 Г. М. Алексеевой
26 августа 1932 года, Сочи.
Милый товарищ Галя!
Тружусь над 1-ой главой 2-го тома. Сам пишу. Трудно это. Нет твоих ручонок — быстро бы рождались страницы.
В хорошие дни лежу под дубами во дворе. Море в 20-ти шагах от дома. Был у меня товарищ Андреев — подружились на 100%. Я хочу тебя, Галушенька, помучить: съезди или позвони в издательство «Молодая гвардия» (Новая площадь, 6) сектор юн[ошеско]-дет[ской] лит[ературы] и узнай, когда же «сталь закалится»? Обещали выпустить к 25 авг. Позвони в редакцию журнала «Молодая гвардия» и спроси, переслали ли они мне № 7 и № 8 журнала в Сочи, или нет и знают ли мой адрес. Вот и вся нагрузка. Телефон издательства — Андреев или Александров, — спроси у Кати в книжке. Напиши мне обо всем и о своем житье-бытье.
Жму твои руки.
Николай.
26 авг.
92 А. А. Жигиревой
2 октября 1932 года, Сочи.
Шурочка моя милая!
Живем в двух комнатах. Здесь надолго. Фаня Ар[оновна] часто бывает. Погода сияет. Здоровье лучше. Книга 20 окт[ября] выйдет. Рая учится. Я с трудом работаю, много болел, но здесь должен заработать всерьез.
Жду тебя, мое серденько. Очень жду. От пенсии отказался. Довольно. Я ведь опять труженик.
Меня здесь, как «писателя», снабжают по первой группе. Живем пока не голодно. Матушка все хворает. Переезд ее замучил. Жду брата. Наверно, опять не приедет. Скоро встреча. Что в письме написать, вот увижу тебя, любимую, родную, горячо расцелую. Тогда я доскажу то, что не ложится на бумагу. Скоро ноябрь, 28 дней, они пробегут быстро.
Сжимаю твои руки.
Твой Коля. Привет всем твоим.
2 октября.
Сочи, Ореховая, 29.
93 Р. Б. Ляxович
4 октября 1932 года, Сочи.
Здравствуй, Розочка!
Мы тебя не забыли. Письмо получили. Я работаю сам, без секретаря. Дали две комнатки. Не увиделись мы с тобой, дитя беспокойное, в этом году. А жаль. Ждал тебя и перестал. Книга выйдет 20 октября. Тебе и Пете первые тома.
У нас солнце, жарко. Сейчас ночь. Шура будет в ноябре в Сочи. Остаюсь на зиму и лето. Д. Хоруженко в кавполку. Моя жизнь — это работа и дружба друзей. Остальное все в сторону.
Я стал суровее. Жизнь наша требует большой воли, упорства и веры в лучшее, большое, яркое скорое будущее. Без этого упадничество и уныние. Я знаю, у тебя там, в быту, плохо. В Сочи есть жилплощадь, есть даже широчайшая кровать на 4 человека. Приезжай и живи, дитя. Я шуткой говорю всерьез. Приезжай. Жду писем.
За молчание прости.
Коля.
Сочи, 4 октября 1932 г.
94 Г. М. Алексеевой
15 октября 1932 года, Сочи.
Милая Галя!
Привет в день 15-го октября. Моя жизнь — это работа над второй книгой. Перешел на «ночную смену», засыпаю с рассветом. Ночью тихо, ни звука. Бегут, как в кинопленке, события, и рисуются образы и картины. Павка Корчагин уже разгромил, глупый, свое чувство к Рите и, посланный на стройку дороги, ведет отчаянную борьбу за дрова, в метели — снегу. Злобно воет остервенелый ветер, кидает в лицо комья снега, а вокруг бродит неслышным шагом банда Орлика — вот картина стройки. Книга первая еще в печати. Будет, наверно, к 6-му ноября. Много сроков слышит каждый автор от издательства. Ничего, теперь уже осталось ждать пару дней. Я сейчас же пришлю тебе, и ты прочти своим. Уже недолго. Здоровье мое много лучше. Загорел, и, в общем, парень на большой палец. Не улыбайся, дитя, — «не такой уж горький я пропойца…» Ты о себе не пишешь. Как твои дни проходят, что пишет Митя Хоруженко? Здесь жаркие дни, золотая осень. Ольга Осиповна шлет свой привет. Ожидаю от тебя большого письма. Ты прощай мне долгое молчанье и не забывай писать обо всей своей жизни, и маленькие горя, и небольшие радости.
Все. Жму руку.
Не хватает второй книге двух ручонок.
Николай.
Сочи, Ореховая, 29.
95 М. З. Финкельштейну
5 декабря 1932 года, Сочи.
Дорогой мой Мишенька!
Я уже потерял все надежды получить ответ на все мои письма. Кто тут виноват? Где зарыта собака, или ты поставил на мне осиновый крест?.. [дальше кусок письма вырван — Ред.] Ладно, может, ты еще одумаешься. Подожду, а пока расскажу о себе.
Книга, люди говорят, сделана хорошо. Поступила в продажу, но мне мерзавцы из распределителя ОГИЗа, что на Лубянском проезде, 2, не шлют 20 книг договорных, и я имею одну-единую. Никому из друзей, и тебе первому, не смог послать.
Предисловие А. Караваевой утеряли в типографии…
Я работаю, как добросовестная лошадь. По ночам. Тогда никто и ничего не мешает. Мама все болеет. Есть перспективы на получение комнаты в Москве. Увидим. В Сочи уже холодно. Снега не было. Ну за экономику не пишу, не хочу тебе портить аппетита.
Как-то вы живете, дорогие, как здоровье? За шесть месяцев разлуки не забыли еще сочинского изгнанника? Я с пенсиями в расколе. Довольно. Стал «членом» профсоюза печатников и живу тем, что старательно мараю дефицитную бумагу.
Ожидаю письма. Крепко жму ваши руки.
Николай.
Сочи, 5 декабря, Ореховая ул., № 29.
96 А. А. Жигиревой
16 декабря 1932 года, Сочи.
Милый дружок Шура!
Причина моего молчания — напряженная работа над второй книгой. Я вчера закончил большую главу, и сегодня у меня «выходной день».
На днях получу, наконец, из Москвы десять экзем[пляров] моей книги и сейчас же высылаю тебе, родная.
Один экземпляр мне уже прислали. Издана книга хорошо, но зато предисловие Анны Караваевой утеряли в типографии. Книгу скоро сама увидишь.
Вышло 10 300 экз., в переплете с моей фисгармонией.
Мною уже написана четверть второй книги. Борьба за качество.
О моей книге немножко пишут, не очень ругают. Скоро в «Мол[одой] гвардии» будет напечатана серьезная критическая статья. Жду.
Живем в Сочи втроем — я, мама и дочурка брата — Зина —10 лет. Здесь холодно. Здоровье пока держится прилично, дает возможность работать. Старушка моя все охает, слабенькая она и физически и волей.
Бюджет наш [слова неразборчивы. — Ред.].
К партчистке я прихожу уже как трудящийся и не как лодырь.
Будут новости — напишу.
Привет теплый от матушки.
Твой Коля.
16 декабря 1932 г.
97 Р. Б. Ляхович
17 декабря 1932 года, Сочи.
Милая Роза!
Долго ты молчишь, «жива ль ты, моя старушка…» Или тебя кто обидел, дитя непоседливое? Хочу разбудить тебя. До сих пор не имею окончательного решения насчет моей рукописи. Хождение по портфелям редакторов продолжается. Хотя бы дали срок. Знатоки говорят, что легче ослу стать лошадью, чем пройти впервые сей путь, и, несмотря на ряд хороших слухов, мое седьмое чувство предугадывает разгром.
И я, предвидя это, готовлюсь перейти в контратаку, т. е. складываю план новой работы. Ведь я должен напрячь все силы и добиться того, чтобы новая работа была лучше и чтобы ее признали. Это очень и очень трудно в моих условиях. Но я должен это сделать, и я это выполню.
Сообщай о своих партделах, жизни и быте, зачем молчать? Мама и Катя малая лежат больные гриппом, стоны, кашель, небодрая быль, но это пройдет. Скоро весна, мой друг, солнышко улыбнется тепло, приветливо, и суровые морщинки немного разгладятся. Жизнь нельзя убить, пока стучит сердечко, и позор тем, кто сдается живым в плен.
Жму руку.
Ожидаю письма.
Н. Островский.
17-го декабря 1932 г.
98 А. А. Жигиревой
22 декабря 1932 года, Сочи.
Милая Шурочка!
Твое письмо только получено. Прости меня за молчание. Я работаю на все 100%. Сегодня посылаю тебе посылочкой мою книгу. Товарища Вольфа увижу с радостью, лишь бы пришел.
Как я тебя ожидал летом! Хочу верить, что увидимся с тобой в 1933 году…
Условия для моей работы тяжелые, но я борюсь со всем. Тебе пришлю первые главы. Голодаю по людям крепким.
Матушка все болеет, стареет, бедняга. Плохое вдохновение. Беру все преграды, а их уйма, упорством. Суровы мои дни, но все силы, всю жизнь отдаю книге. Сам пишу, своей рукой…
Не забывай меня. Было бы чудно, если бы ты была со мной. Спешу жить, моя родная, хочу написать, пока сердечко стучит.
Целую тебя.
Буду писать часто.
Твой Коля.
22 декабря 1932 г.
99 А. А. Караваевой
27 декабря 1932 года, Сочи.
Дорогой товарищ Анна!
Посылаю вам две обработанные главы второй книги «Как закалялась сталь». Тебе могу сказать, посылаю с тревогой на твой суд. Ты скажешь, куда идет кривая: вниз ли, вверх ли. Это я говорю о художественном и проч. содержании первой части моей работы. Если худо, будь беспощадна. Я не свалюсь с ног, вынесу любую критику, она мне лишь поможет выравнять изъяны. Часть материала еще мной не оформлена. Я сдержал свое слово, не надоедать тебе частыми письмами, хотя очень хотелось. Но необходимо экономить время людей, не загружать их излишней «литературой». Посылаю тебе и Колосову свой привет в виде моей первой книги… Я добросовестно работаю. Бывают частые прорывы, но не по моей вине. Мои желания работать обратно пропорциональны возможностям, и все-таки — движение вперед.
Не могу тебе передать, как меня огорчило неряшливое отношение с твоим предисловием. Не могут еще товарищи из из[дательст]ва хоть чем-нибудь не испортить даже хорошо технически изданную книгу (если не считать массы грубых опечаток).
Мое здоровье позволяет мне работать. В Сочи стало холодно и неприветливо.
Полон творческой энергии, но часто невозможность переложить ее на бумагу из-за отсутствия чьей-то руки приводит в ярость. Ведь мои темпы черепашьи. Я устаю раньше, чем иссякают созданные образы. В моем «секретариате» чудовищная текучесть. Как жаль, что здесь нельзя применить декрет СНК о прогульщиках. Но курилка еще жив. Не верь, товарищ Анна, злостным слухам, что я «засыпался вдоску» и стал писать меланхолические новеллы. Я назло всем предсказаниям врачей о моей скорой гибели упорно продолжаю жить и даже иногда смеяться. Ученые эскулапы не учли самого главного: это качество материала их пациента. А качество вывезло. Твой подшефный не только живет, но и работает. «Разве могут не победить те сердца, в которых динамо», — говорил Павка Корчагин в своей горячей речи в 21-м году. Это относится и ко мне.
Жду твоего письма.
Помни, ты должна его написать, когда прочтешь первые главы второй книги.
Привет товарищу Марку.
Николай Островский.
Сочи, 27/ХII — 32 г.
Ореховая ул., д. № 29.
100 С. М. Стесиной
6 января 1933 года, Сочи.
Дорогой товарищ Соня!
Бумагу с вашей запиской, журнал 10–11 мною получены. Со дня на день ожидаю 12 номер.
Товарищ Соня! Загружаю вас следующей просьбой. Мне необходим следующий документ, что-то вроде справки или удостоверения примерно такого содержания: редакция удостоверяет, что я являюсь ее сотрудником или постоянным автором с такого-то по настоящее время и средняя сумма заработка получена от редакции.
Это мне необходимо для формальности, как-то: квартплаты, членские взносы, лечпомощь и т. под. Я в настоящее время (вроде беспризорник) или что-то вроде кустаря одиночки. Приезжает врач и спрашивает — где вы работаете? Я подумаю немного — отвечаю: в «Молодой гвардии».
— У вас есть об этом документ?
— Нет.
— Ну тогда извиняюсь, я оказать вам помощь не могу, потому что я только оказываю помощь госслужащим и застрахованным.
С врачами я вообще вижусь редко, но, чтобы избежать в дальнейшем подобных диалогов, вы расскажите о моей просьбе товарищу Колосову, если это юридически будет возможно, он подпишет таковой документ.
Вот это все, что в данном случае я ожидаю от вас.
Товарищ Соня! Если вы сможете («стащить?!») общую тетрадь, то пришлите ее вместе с № 12.
Крепко жму ваши руки.
По поручению Н. Островского.
6/I — 33 г. Сочи.
Ореховая, 29.
101 M. З. Финкельштейну и Ц. Б. Абезгауз
13 января 1933 года, Сочи.
Дорогой Миша и «Маленькая»!
Только что получил ваше письмо. Почта стала работать против Революции. Это горе-связь может разорвать любую дружескую связь… Сколько я неприятностей имел и имею из-за этих почтовых трюков, сколько пропало книг, журналов, газет — не перечесть, а телеграфные переводы приходят через полгода, пропадают деловые письма с документами из редакции и т. д. и т. п.; не будем говорить о дряни. В героическом наступлении пролетариата почта плетется в хвосте, налегая на тормоза. Очень жаль, что ты мою книгу не получил, она уже в Москве у Кати, возможно у тебя новый адрес и Катя вас не нашла. Позвони, Мишенька, им. От тебя я получил лишь письмо из Кисловодска, остальные утонули. Неужели, Мишутка, ты хоть на минуту можешь допустить, что я мог бы уклониться от ответа. Я своих друзей не забываю, тебя в особенности. Недавно пережитая борьба за жизнь и твое в ней горячее участие и все предыдущее никогда не изгладят из моей памяти образ того, кто стал моим большим другом. Мишутка, это не пустые слова. Я сейчас суров и даже сумрачен немного и отсюда скуп на слова. Хочу, чтоб ты почувствовал пожатие моих рук.