Получил твое письмо — первое за столько месяцев. Ты не написала самого главного: когда мы встретимся. Я не знаю, например, когда ты идешь в отпуск, каковы твои летние планы и т. д. Ты обещала этим летом приехать к нам. Получаешь ли ты санаторную путевку, или лечение в Сочи опять проваливается? Я все это хочу знать, дорогая. Раюша в Москве, на консервной фабрике, работает поммастера, член бюро парткома…
Мое настроение прекрасное. Как же может быть иначе? Я неплохо закончил трудовой год. Вышел на первую линию по всем показателям — это в отношении темпов и интенсивности труда, какое же качество моей продукции — покажет будущее. Правда, у меня громадная физическая усталость, но это пройдет. Лета еще нет — идут беспрерывные дожди. Матушка шлет тебе привет. Узнал, что Чернокозов работает пред Облсовпрофа в Грозном. Написал ему письмо — ответа нет.
Во второй части записаны ты и Чернокозов. Правда, я не получил на это вашего согласия, но что написано пером — не вырубишь топором, говорит старая пословица.
Теперь буду писать письма часто. Я ведь разрешил себе «отпуск». Ожидаю твоего ответа, Шурочка.
Материальные дела последнее время значительно поправились, и я с матушкой и племянницей не голодаю.
Сжимаю твои руки. До скорого свидания.
Твой Коля Островский.
22/VI.
Сочи, Ореховая, 47, кв. 4.
115 А. А. Караваевой
11 августа 1933 года, Сочи.
Дорогой товарищ Анна!
Одновременно с твоим письмом я получил от товарищей из издательства «Молодая гвардия» письмо, копию которого посылаю тебе. Я сейчас же приступил к переработке книги и вскоре увидел, какие трудности встали передо мной. Капитально «перетряхивать» книгу оказалось труднее, чем написать ее заново. Я понял, что на данном этапе это мне не под силу. Год с лишним напряженной работы отнял у меня все физические силы. Их у меня хватает лишь для тщательной правки и освобождения рукописи от путаных мест. В первых трех главах твои пометки карандашом значительно помогли мне. В следующих главах руковожусь «инстинктом».
Скажу еще раз — ваше мнение для меня решающее. Я признаю, что вторая книга не такова, какой я хотел бы ее видеть, и, несомненно, когда будут силы, я возьмусь за капитальную переработку книги. Сейчас же передо мной два препятствия: усталость и еще целый ряд вещей, объединенных под общим названием «экономический кризис». Вот почему я должен на сей раз уступить и примириться с изданием книги, исправленной в соответствии с требованиями издательства «Молодая гвардия». 25 августа я закончу эту работу и отошлю рукопись в издательство. Прошу ответить мне вскоре — считаешь ли возможным помещение второй книги в журнале с указанной выше переработкой. Если да, то рукопись будет передана тебе 25 августа с/г. Я прошу ответить мне сейчас же, товарищ Анна.
Нужно ли говорить о том, что этот вопрос меня чрезвычайно волнует.
С коммунистическим приветом.
Н. Островский.
Сочи, 11/VIII-33 г.
Ореховая, 47, кв. 4.
116 Г. М. Алексеевой
5 октября 1933 года, Сочи.
Милая Галя!
Закружила меня молодежь — 29-го пятнадцать лет комсомола. Знай, отныне я — почетный комсомолец и вновь молод, как и ты. К юбилею мою книгу прорабатывают все ячейки и клубы Сочинского района.
Читают ее по радио. Приходят секретари: «Дайте вашу книгу»! А у меня нет.
Прошу тебя: сегодня же, Галочка, забеги в библиотеку и добудь хотя бы одну мою книгу и пошли мне заказной бандеролью. Деньги для расчета с библиотекой сейчас же пришлю.
Кроме тебя, ни на кого не надеюсь.
Вторая книга уже в печати. В ней и о тебе есть несколько хороших слов.
Сейчас же ответь мне. Я тебя не забываю, но работа забирает все.
Добудь книгу, Галинка, обязательно.
Жму ручонку. Привет от мамы.
Николай Островский.
5-го октября.
117 Р. Б. Ляхович
15 октября 1933 года, Сочи.
Розочка!
Твое письмо из Ялты получил. Меня закружила молодежь. Знай, я теперь почетный комсомолец сочинской организации. К 15-летнему юбилею моя книга прорабатывается на ячейках города. Ее читают по радиоузлу. А книг не хватает. Прямо зарез. Приходят секретари: «Дайте книгу!» А книги нет.
Розочка, разреши дать боевое задание — зайди или пошли кого-нибудь в крупную библиотеку, добудь хоть одну книгу и пришли, девочка, ее срочно мне. Будешь молодец. У меня эти недели, как в клубе. Заседает РК, актив и т. д. Пишу статьи и веду кружок. Скоро выйдет 2-я книга. Привет от мамы.
Н. Островский.
15 октября 1933 г.
118 А. А. Жигиревой
25 октября 1933 года, Сочи.
Милая Шурочка!
Твое письмо принесло мне много радости: во-первых, ты отозвалась, и, во-вторых, мы встретимся. Я, признаюсь, потерял всякую надежду на встречу. Теперь даже писать кое о чем не хочется — ведь скоро встреча. Писать же, да еще чужой рукой — не выходит.
Кратко сообщаю. Украинский ЦК комсомола в день юбилея решил меня чем-то премировать (чем — не знаю, пока скрывают). Из Москвы пишут, что книга переводится на несколько национальных языков. В юбилейный сборник «комса» подымает мое имя на щит, как одного из особо упрямых своих братишек. Сочинская комсомолия обменяла мой старый боевой билет, и рядом со своим партийным папашей лежит маленький билетик ленинского комсомола, принадлежащий члену ВЛКСМ с 1919 г. Островскому Н. А. На нем № 8144911.
Как много хочется тебе рассказать. Три года разлуки. Много пережито. Встреча с тобой — это ближайшая радость. Ты ведь стала меня забывать, время стерло мои черты в твоей памяти, и встреча возродит забытое. Узнай подробно о кинофильме. Жду тебя, дорогая.
Твой Коля.
25 октября.
119 А. А. Караваевой
25 октября 1933 года, Сочи.
Милый товарищ Анна!
Мой привет ты получишь ко дню юбилея Комсомолии. К этому дню и мне жизнь приносит немало радостей. ЦК Комсомола Украины вспомнил теплым словом одного из своих первых братишек.
«Мы тебя премируем. Скажи, что бы хотел получить?» — спрашивают в письме. Я ответил: хочу, чтобы книга была издана на украинском языке еще в этом году. Ведь издательство «Молодой большевик» провалило юбилейное издание, несмотря на категорические сроки, даваемые ЦК [Комсомола Украины]. Хочу книгу на родном языке и больше ничего. Случайно узнаю, что книга переводится на кинопленку, правда, я об этом узнаю стороной, но все это делает юбилей для меня волнующим и актуальным. Сочинская «комса» возвратила меня в свои ряды, и теперь рядом с партийным билетом лежит билет Ленинского союза № 8144911. А 14 Ґ лет тому назад мой первый билет не достигал цифры десяти тысяч. В эти дни я вновь сближаюсь непосредственно с молодежью, пришедшей нам на смену. Это делает мою жизнь наполненной до краев ощущением «живых людей». Единственная грусть — это молчание «молодогвардейцев». Мне даже кажется, что ты и Марк осуждаете меня за отказ глубоко переработать 2-ю книгу. Чем же иначе объяснить твое молчание? Не надо быть так[ой] суров[ой], товарищ Анна. Мое письмо — привет к 29 октября.
Крепко сжимаю твои руки.
Николай Островский.
25 октября.
120 М. З. Финкельштейну
31 октября 1933 года, Сочи.
Дорогой мой Мишенька!
Только что получил от ЦК Комсомола Украины письмо и выписку из протокола заседания Секретариата ЦК. Посылаю тебе ее копию. Она тебе может пригодиться «в пенсионных делах». На Украине в Наркомсобесе я не предпринимаю ничего, если в Москве тебе ничего не удастся сделать, тогда обратимся туда. Кроме этого постановления, будет еще юбилейное. И юбилейная грамота с той наградой, которую мне решили на Украине дать, будет мне переслана после юбилейных торжеств. Какая награда, товарищи не говорят, пока скрывают. С диким нетерпением жду твоих писем, не терзай меня, братишка, молчанием, а то я начну выражаться. Маленькая чувствует себя отлично. Деньгами на отъезд обеспечена. Как только дорвусь до денег, пришлю тебе, а пока веют ветры, веют буйные. Не дрефь, Мишенька, наша берет, и никаких гвоздей. Пиши, чертяка, почаще, на ходу, в трамвае, в милиции, куда бы тебя не занесла нелегкая, везде пиши. Сжимаю твои руки.
Коля Островский
Привет от мамы. Брат Митя и Зина уехали. Пока все.
Когда выйдет книга, не забудь напомнить издательским ребятам, чтобы мне было продано, кроме авторских, еще 25 экземпляров.
Пусть пишут в распределитель ОГИЗа, чтоб мне выслали не 20 (авторских), а 45 экземпляров книг. Ведь у меня друзей тьма, и никого обидеть никак не возможно. 31 октября.
121 Р. Б. Ляхович
Привет от мамы. Брат Митя и Зина уехали. Пока все.
Когда выйдет книга, не забудь напомнить издательским ребятам, чтобы мне было продано, кроме авторских, еще 25 экземпляров.
Пусть пишут в распределитель ОГИЗа, чтоб мне выслали не 20 (авторских), а 45 экземпляров книг. Ведь у меня друзей тьма, и никого обидеть никак не возможно. 31 октября.
121 Р. Б. Ляхович
10 ноября 1933 года. Сочи.
Роза!
Почему ты молчишь? Расскажи, что у тебя хорошего. Ведь последнее твое письмо было полмесяца тому назад. Я догадываюсь, что тебя постигла неудача по всему фронту, но это не причина для молчания. Говоришь — достать книгу в библиотеке ЦК никак невозможно, — книга, конечно, мелочь.
Я послал тебе срочным письмом кое-какие документы. Получила? Сейчас же садись, пиши. Я из Харькова ничего и ни от кого не получал. Не знаю также, как идет перевод. Пиши, девочка, подробно в художественной форме все и вся. Мне это интересно читать. Сейчас же пиши! Нельзя же так порывами: то много, то ничего.
15/XI приезжает Жигирева. Это прекрасно! А то, что не пишешь — плохо. Становлюсь стар, отсюда — ворчлив и придира.
Привет друзьям! Жму руку.
Сейчас же пиши.
Николай.
10/XI-33 г.
122 В. Н. Фигнер
9 декабря 1933 года, Сочи.
Дорогая Вера Николаевна!
Хочу лишь одного, чтобы мое письмо передало хотя бы частичку того глубокого чувства уважения и гордости за Веру Фигнер, переживаемого мной сейчас, когда мне читают Ваши книги.
Вам, наверное, много пишут, и мое письмо может затеряться в Вашей памяти. Я его пишу, как привет.
Я один из молодой гвардии большевиков.
Железная партия воспитала нас.
Мы — рожденные бурей.
Вот почему так волнует, так понятна «Верочка Фигнер», ее незабываемое «хочу дериться».
Примите же этот горячий привет от одного из Ваших «партийных внучат».
Сжимаю Ваши руки.
Н. Островский.
Сочи, 9 декабря 1933 г.
123 X. П. Чернокозову
15 декабря 1933 года, Сочи.
Дорогой Хрисанф Павлович!
Мы с Шурой, которая лечилась в Сочи и завтра уезжает в Ленинград, с большой радостью узнали, что ты жив, и пишем тебе это письмо, как привет. Однажды председатель горсовета г. Сочи, знающий тебя по Грозному, приходит ко мне и говорит: «Чернокозова зарубили чеченцы в горах». Можешь себе представить, как на меня это подействовало. Оказывается, это неверно. На днях Шура в санатории, где она отдыхала, встретила беспартийного инженера с Грознефти, который и рассказал, что ты жив и на посту. Приветствуем тебя, дорогой.
Я писал тебе большое письмо, отчет о моей жизни за три года, на адрес облпрофсовета, получил ли ты его? Попроси свою молодежь достать из библиотеки мою книгу — роман «Как закалялась сталь». Вторую часть этой книги я тебе вышлю, как только она выйдет из печати. Это будет приблизительно через месяц. Во второй части есть несколько слов и о тебе. Буду ждать твоего письма с домашним адресом. Этот адрес я тогда перешлю Шуре Жигиревой в Ленинград. Буду ждать, помни об этом. Когда получу твое письмо, напишу много о себе, а пока, ты знаешь, я жив и относительно здоров, духом не падаю. Год проработал, кажется, неплохо. Пишу молодежи о нашем прошлом. Пока живу в Сочи, а там буду жить в Москве.
Примерно так же живет и Шура Жигирева, она работает в комвузе, готовит парткадры и воспитывает молодежь. Передай привет своей жене от меня, а также и от Шуры Жигиревой, если только она нас помнит. Всего хорошего.
Твой Николай Островский и Шура Жигирева.
Сочи, 15/ХII-33 г.
124 А. А. Караваевой
25 декабря 1933 года, Сочи.
Дорогой товарищ Анна!
Прочли мне твое письмо. Это старая развалина наркомсвязь опять ограбила меня — замотала твое октябрьское письмо, а также и письмо т. Сони. Я потерял счет почтовым безобразиям. А ведь потеря твоих и Сони писем для меня не прошла незаметно — я делал свои выводы, и эти выводы, признаюсь, очень огорчали. Здесь нельзя не сказать вообще о нашей творческой связи. Она почти отсутствует, дорогой товарищ Анна. Одно твое развернутое критическое письмо за пятнадцать месяцев. Это при всем огромном моем желании узнать в процессе работы, где сделано плохо и почему. Вот почему я посылал вам главу за главой и десяток раз горячо просил сейчас же отозваться и «обстрелять» меня. И можешь представить себе мое огорчение, приносимое вами. Штаб выравнивает кривую наступлений цепи во время боя. Разгроми ты меня раньше, когда формировалась книга — это было бы для меня чрезвычайно ценно. Всю свою жизнь я учился у большевиков, знающих больше меня на всех участках борьбы, и жажда знать у меня ненасытна. Я глубоко уважаю тех, кто учил меня быть неплохим бойцом за наше дело. Такой же учебы я жду и от вас, дорогие товарищи.
Теперь о рецензиях. Они ценны на другой день по выходе книги, когда автор приступает к новой работе, но я читаю отзывы о своей книге тогда, когда написана вторая, и в новой работе повторены старые ошибки. Конечно, товарищ Анна, основная беда здесь — это расстояние между нами. Сколько печатных листов потребовала бы стенограмма нашей встречи, которую я до сих пор не забываю. Помнишь твои слова: «У нас уравниловки нет», и это верно в части вообще отношения ко мне в молодогвардейской печати. Незнакомый мне тов. Бровман или Беккер, точно не помню, на одном из совещаний обвинял вас в недостаточном «патриотизме» к молодежи, которую вы воспитали. В отношении себя я этого сказать не могу. Нет почти такого номера [журнала] «Молодая гвардия», где отсутствовало бы несколько теплых строк о твоем подшефном. А твое последнее письмо, — оно пришло, и растаяли снежинки. Его сердечность принесла мне немало радости, что более ценно, — большой порыв к труду. Товарищ Анна, ты не удивляйся, что я так поддаюсь чувствам. Виной тому особенности моей жизни. Твои слова о том, что книга пойдет с января в журнале, принесли мне огромное моральное удовлетворение. Нужно ли говорить, что ваш отказ опубликовать был бы для меня поражением, которое не смягчили бы издания книги Москвы и Харькова. И все же сигнал опасности дан. Я его понял и продумал. Ты права в своей речи в Оргкомитете: «Печататься с каждым годом становится труднее», и не потому, что недостаточно внимания, а потому, что выросли требования многомиллионной читательской массы. Я развертываю учебу. Трудно одному. Нет материалов. Нет квалифицированных людей, но все же я чувствую, как раздвигаются узкие рамки крошечного личного опыта и культурного багажа. Если я случайно не погибну от какой-либо нелепой болезни, то хочу верить, что я когда-нибудь порадую и вас вместо «огорчения», принесенного тебе второй книгой.
Как я прожил последние три месяца? Я отнял от литучебы массу времени и отдал его молодежи. Из кустаря-одиночки стал массовиком. В моей квартире происходят заседания бюро комитета. Я стал руководом кружка партактива, стал председателем районного совета культстроительства, в общем передвинулся к практической работе партии вплотную. И стал полезным парнишкой. Правда, я сжигаю много сил, но зато стало радостней жить на свете. «Комса» вокруг. Непочатый край работы на культурном фронте. Заброшенные, с полунищим бюджетом, с хаотическим учетом, городские библиотеки возрождаются и становятся боеспособными. Создал литкружок, как могу, так и руковожу им. Внимание партийного и комсомольского комитетов ко мне и моей работе большое. Партактив у меня бывает часто. Я ощущаю пульс жизни, я сознательно пожертвовал эти месяцы местной практике, чтобы прощупать сегодняшнее, актуальное. Я не могу в одном письме все рассказать. Я хочу писать тебе еще, если мои письма тебе не скучны. И все же я много читаю. Прочел «Шагреневую кожу» Бальзака, «Воспоминания», В. Н. Фигнер, «Вступление» Германа, «Последний из Удегэ», «Крутую ступень», «Анну Каренину», «Литнаследство», все NoNo «Литкритика», «Дворянское гнездо» Тург[енева] и много др. Очень хочу — напиши мне, что больше всего подошло бы мне разработать в будущем. Какую тему? Зная меня, ты интересно можешь сказать. Что, по-твоему, мне больше всего удастся — какая тема? Не забудь написать, очень интересно (знать) твои мысли. Я продумаю твое предложение написать в отдел «Читатель и писатель».
Крепко жму твою руку, товарищ Анна, сердечный привет товарищу Марку, завтра начну его «Избранные рассказы». Пусть живет и крепнет наша творческая дружба.
Уважающий тебя Н. Островский.
Написано по моему поручению.
Северный Кавказ, г. Сочи, Ореховая, 47.
25/XII-33.
125 А. И. Пузыревскому
26 декабря 1933 года, Сочи.
Дорогой Александр!
Роза пишет, что видела тебя в ЦК. Я жив, братишка, и жду тебя в гости, если будешь в Сочи. Я не только жив, но вернулся в действующую армию. Написал два тома романа «Как закалялась сталь». Там есть несколько строчек о[б] Александре Пузыревском, об одном из неплохих бойцов пролетариата. Братишка, я тебя люблю и ожидаю. Желаю видеть полным энергии, каким знал. Моя жизнь сейчас хороша, бросил тыл и опять на фронте.