– Разумеется, я продолжу дело Артема. Себе оставлю свои пять минут. В остальном надеюсь на помощь.
– Дина, – вдруг по-мальчишески рассмеялся никогда не улыбавшийся администратор. – У Артема Витальевича на каждое дело есть отдельный человек. Это все будет работать как часы…
Александр уже произнес в машине:
– Нужно выслушать железное решение женщины, чтобы понять: она поступит наоборот. Но я в любом случае с тобой.
Глава 7
Ночью Людмила разорвала простыню на полосы, связала их и пыталась повеситься на спинке металлической кровати. Она сейчас на особом положении – в одиночке: готовят на роль особо опасной преступницы. Дело это трудное: рассчитать расстояние петли так низко, встать на колени, сделать рывок всем весом… Ей просто не хватило времени. Ворвались конвоиры, видимо, кто-то посмотрел в глазок на двери. Потащили в медпункт. Она была в сознании, просто кружилась голова, говорить и глотать не могла: связки передавила. Ей сунули ватку с нашатырем под нос, что-то вкололи в вену, еще и повоспитывали. А у нее даже не было голоса, чтобы послать.
Вернули в камеру. Она лежала, в голове туман, от укола, наверное. Очень болело горло. Мысль была одна:
«Времени много. Не уследят».
Утром ее повели к Земцову на допрос.
– Я в курсе ваших подвигов, Арсеньева, думал, вы сильнее, – сказал Слава. Выглядела она действительно ужасно. На шее – полоса, под глазами не синяки, а какие-то кровоподтеки. Сосуды, что ли, лопнули…
Людмила показала на горло: нет голоса, а губы сложились в презрительную усмешку. У нас, мол, мусор, разные представления о силе.
– Я понял, о чем вы подумали, – ответил на эту улыбку Слава. – Вы можете мне не верить, но с этим спешить незачем. И взгляд ваш сейчас понял. Нет, я не для воспитательной минутки вас вызвал. Информация для вас серьезная. Раиса Чибиряк ночью скончалась. И, как вы понимаете, обвинение переходит в более серьезную статью. Не исключена сто первая: «Умышленное убийство». Если мы сумеем доказать то, что вы избивали Чибиряк с определенной целью – месть, устранение как свидетеля другого преступления и прочее. Даже если умысла убить у вас не было, очевидно, что счастья и здоровья вы ей, мягко говоря, не желали. А выжить у нее было слишком мало шансов.
Когда у вас появится голос, вы получите возможность защищаться сама. Ваши коллеги подписали договор с адвокатом, осталось вам его принять. Вы все поняли, Людмила Николаевна?
Людмила кивнула. Потом махнула головой в сторону пачки бумаги на его столе и ручки.
Слава протянул ей листок и ручку. Она написала: «Рада, что Райка сдохла».
В камере она лежала лицом вниз, бревно бревном, и думала только о том, что у бревна, как и у мертвых, горло не болит. И это лучше, чем ей сейчас. К ней заходили, сказали, что пришел адвокат подписывать с ней соглашение. Она показала жестами, что не может говорить и встать, повернулась лицом к стене.
…Она так низко пала тогда в своем страхе перед уходом Вадима, что пошла на невероятное унижение. Противозачаточные таблетки она принимала с самого начала их брака. Так они решили: если ребенок, то в такой ситуации, когда она сможет оставить работу, а у него все будет стабильно с работой и по деньгам. Все же кормилицей в семье в большей степени была она, а не он. А потом он бросил работу и стал всех обманывать, что его уволили. Она сразу поняла, что это обман. Не ребенок: никаких рабочих скандалов, конфликтов, никаких неприятных разговоров и, главное, его переживаний по этому поводу не было и в помине. И уже началось это помешательство с передачами Дины Марсель. Он так и не узнал, что их «супружеский долг», на котором настаивала именно она, был для нее адом, ничего, кроме отвращения к ситуации, она не испытывала. Продолжала принимать таблетки. Пока не пришла в голову эта сумасшедшая мысль: удержать его с помощью беременности. Дело в том, что каждый вечер Людмила боялась, что однажды он придет домой. И это была мука. Вдруг показалось, что ребенок все изменит, Вадим ведь добрый человек. Но и он начал себя с ней вести, как с врагом, способным на любой обман. Он, кажется, перестал верить в ее таблетки. Или просто дополнительно страховал себя. Он прерывал акт. Такие у них тогда были эти «супружеские отношения». Людмила ему, наверное, опротивела, она иногда задыхалась от ненависти.
И пошла на такое. Изобразила безумную страсть, целовала ему руки, говорила о том, как истосковалась, о том, что приняла сразу две таблетки… Сказала, что она не успевает его почувствовать, когда он оставляет ее раньше времени… Это все было безошибочно. Он, со своей порядочностью, с комплексом вины, которая была только в голове… В общем, получилось. Узнав, что она беременна, Людмила сразу придумала имя: Виктория – победа. Почему-то ей с самого начала казалось, что у нее может родиться только дочь. Но даже если мальчик, то Виктор.
Потом, когда ситуация качнулась в настолько худшую сторону, она почувствовала себя в мышеловке. Лежала ночами без сна рядом с Вадимом и придумывала, как ему отомстить. Иногда эта месть выглядела в ее воображении как казнь неродившегося ребенка. Потому что Вадим стал ее презирать. Просто шарахаться. Людмила вспоминала самые дикие случаи, о каких слышала от женщин. Например, спицей порвать в своей утробе это несчастное дитя. Она видела, как по ногам польется кровь, как она станет терять сознание от боли, как он перепугается насмерть, этот предатель, это жалкое ничтожество. Он, конечно, очень испугается, настолько, что они могут прожить на одном страхе много лет…
Она так не поступила. Оказалось, что для этого слишком слаба. А он уже жил рядом с ней и совсем без нее. Жалеть перестал. Ребенка… Да никакой мужчина не полюбит навязанного ему ребенка.
Когда он ушел, ей даже легче стало на какое-то время. Тело на двоих диктовало свои правила. Она готовилась. Да, девочка. Когда по ночам сильно толкалась в ее животе, даже вроде можно было рассмотреть то ножку, то головку – Люда разговаривала с ней. Называла не Викой, а Витой – жизнью.
Если бы она все бросила и уехала куда-то далеко, где даже телевизоров нет… Если бы… Да много на свете дорожек, чтобы не встретиться на них с тем, кого вычеркнула из жизни. Ее выписали на третий день: они обе были совершенно здоровы, а мест не хватало. Приданое она закупила заранее. Сразу стали звонить, поздравлять. Тогда у нее в знакомых еще были их общие друзья. Все радостно приветствовали ее дочку и еще более радостно сообщали о том, что Вадим женился на Дине.
К вечеру первого дня, проведенного дома, температура у нее взлетела до сорока. Но она не стала вызывать врача. Ночью сгорело молоко, ребенок плакал до утра. Она потащилась в женскую консультацию неподалеку, ей дали лекарства, назначили уколы, прикрепили к молочной кухне… Но она предпочла кормилицу. Это полезнее, молоко матери, пусть и чужой.
Температура, может, упала, может, нет. Людмила ее больше не мерила. Молоко все равно не появится. Его стало сжигать желание мести. Больше ничего Людмила не чувствовала в те дни. Это была адская боль. Не очень ласковая от природы, аккуратная до маниакальности, Людмила старалась как можно реже прикасаться к ребенку. Ее ненависть и агрессия могут быть заразными. Она иногда смотрела, как девочка припадала к полной груди кормилицы, и думала о том, что для счастья Вите нужно только одно: чтобы ее родной матерью была Полина. Людмила, обугленный демон мести, ничьей матерью быть не может. Так страшно она наказана за свой обман. А он, предавший и забывший не только ее, но и свое дитя, – он награжден. Блаженством любви. Да будет проклят он и его любовь. Ответить пришлось Вите.
– Вита-а-а-а-а! – вернулся к Людмиле голос. Она кричала на всю тюрьму. Потом, когда в камеру прибежали контролеры и врачи, она отчаянно отбивалась руками и ногами. Ее тоже били, пытаясь успокоить, хотели надеть наручники. Они оказались в ее руке, ими она разбила лицо женщине-врачу, та отшатнулась, упала. Людмила ногой била ее по лицу, чувствовала, что выбивает зубы…
Они вытащили свои дубинки, махали пистолетами, Людмила видела свою и чужую кровь. Потащили в карцер. А это все! Каменный гроб. Ни крючка, ни гвоздя, ни веревки. Ни осколка, ни железки, чтобы разрезать вены, по которым течет ее грязная кровь. И она всю ночь кричала, выла: «Вита-а-а-а!»
– Черт, – сказал пожилой контролер с рукой, забинтованной после укуса Людмилы. – Как в аду воет. Что за Вита?
– Говорят, у нее ребенок то ли помер, то ли убили, то ли она сама прикончила. Бешеная, – ответил молодой парень.
– Ребенок помер – это плохо, если сама прикончила – еще хуже, – сказал первый. – Бешеная или нет – не знать ей покоя ни на этом, ни на том свете. Видишь, как ее крючит…
Глава 8
После операции Дениса оставили в маленькой палате-закутке рядом с реанимацией. В коридоре сидели круглосуточно дежурные из отдела по расследованию убийств. Он – даже не подозреваемый, он точно убийца…
Они вытащили свои дубинки, махали пистолетами, Людмила видела свою и чужую кровь. Потащили в карцер. А это все! Каменный гроб. Ни крючка, ни гвоздя, ни веревки. Ни осколка, ни железки, чтобы разрезать вены, по которым течет ее грязная кровь. И она всю ночь кричала, выла: «Вита-а-а-а!»
– Черт, – сказал пожилой контролер с рукой, забинтованной после укуса Людмилы. – Как в аду воет. Что за Вита?
– Говорят, у нее ребенок то ли помер, то ли убили, то ли она сама прикончила. Бешеная, – ответил молодой парень.
– Ребенок помер – это плохо, если сама прикончила – еще хуже, – сказал первый. – Бешеная или нет – не знать ей покоя ни на этом, ни на том свете. Видишь, как ее крючит…
Глава 8
После операции Дениса оставили в маленькой палате-закутке рядом с реанимацией. В коридоре сидели круглосуточно дежурные из отдела по расследованию убийств. Он – даже не подозреваемый, он точно убийца…
Денис встал на второй день, сам дошел в крошечную душевую. На третий день сам стал есть. Сестры и нянечки ничего не могли понять. Охрана, убийца… А они жалели его до слез. Он вообще похож на небесное чудо: высокий и тонкий, лицо как с картины, поперек почти детской груди – большой шрам. Они пили чай в ординаторской и вспоминали информацию о том, как таких мальчиков используют и подставляют настоящие убийцы.
Когда в коридоре появились Земцов с Кольцовым, сотрудники смотрели на них подозрительно, недоброжелательно. Следователь и сыщик остановились рядом с охранником.
– Ну, как он? – спросил Слава.
– Да как… Как в детском санатории. Ему носят какие-то домашние блюда, я тут от запахов слюной захлебываюсь. Он пару раз выходил в коридор. Пытался отжаться от стула. Не вышло. Застонал. Улыбается, здоровается.
– Сережа, пора мать вызывать… – то ли сказал, то ли спросил Слава.
– Надо, конечно. Но я посмотрел… Там такой букет у нее. Порок сердца, диабет, дальше просто не запоминал.
– Ей за ним ухаживать не придется. Мы просто обязаны поставить в известность.
– Надо спешить?
– Нет, Сережа! Надо, чтобы она по телевизору услышала, как ему вломят лет двадцать… У него есть съемная квартира. Хозяева согласны, чтобы она пожила.
– А я что. Конечно, информация – это лучше, чем ее отсутствие. Особенно такая информация. Пошли к пациенту?
– Здравствуйте, Денис Игоревич, – сказал Слава, когда они вошли. – Мы ваши следователи. Пора знакомиться.
– Очень приятно, – вежливо ответил Денис. – Но я помню, что вы приходили еще до операции.
– Хорошо работает голова, значит, – прокомментировал Слава. – И такое преступление.
– Мы едем в тюрьму? – спросил Денис.
– Да нет пока. Еще пару дней здесь надо побыть. Швы будут снимать, конечно, уже в тюремной больнице.
– Денис, – вмешался Сергей. – У тебя есть какая-то система защиты? Смягчающие обстоятельства?
– Нет! – с готовностью произнес Денис. – Никакой системы. Я хотел совершить убийство и совершил его. Просто была ошибка. Я хотел убить женщину. Когда мужчина ее отбросил, я стрелял в него сознательно. Меня интересует анатомия. Поэтому все так быстро…
– У вас будет бесплатный адвокат, Василевский, – сказал Слава.
– Не стоит, наверное.
– Ну, это наш вопрос. Мы собираемся также вызвать вашу мать.
– Маму? – в глазах Дениса мелькнула паника. – Что мне сделать для того, чтобы вы ее не вызывали? Она болеет у меня.
– Ты о ней позаботился, – резко сказал Земцов. – Теперь ты со своим большим умом хочешь, чтобы она увидела процесс по телевизору и услышала приговор без подготовки? Ты убил очень известного человека!
– Да, конечно. Я не учел того, что она все равно узнает. Я на самом деле хочу, чтобы мама приехала.
– Елки! – выдохнул Сергей уже в коридоре. – Он хочет видеть маму…
– Надо его проверить на предмет вменяемости, – сказал Слава. – Как только перевезем. Если псих – все же не так ей будет тяжко. Взять хотя бы то, что он какой-то ненормально красивый.
– Слава! Ты считаешь, что красота – признак ненормальности? Это революция в психиатрии.
– Сережа, если я тебе дал повод, можешь начинать свое шоу. Но я просто считаю: все, что слишком – это уже не норма. Скажешь, нет логики?
– Масленников будет в восторге, – скучно произнес Сергей, шоу решил не устраивать. Не было настроения.
Они приехали в отдел, дежурный на вахте сказал Славе, что его ждет посетительница по пропуску.
– Да, знаю.
У кабинета Земцова заливала помещение слезами Анна.
Слава открыл дверь и сказал:
– Проходите, Синицына.
Аня упала на стул и резко затараторила:
– Денис – не в себе. Он не должен был убивать Артема. Артем – мой любимый человек.
– Кого должен был убивать Денис?
– Ну, вы, наверное, уже все знаете. Он же вам сказал? Ее, Дину Марсель. Я ему сказала. Меня арестуют? Будут судить?
– Слава, можно я ей объясню? – подошел к Ане Сергей. – Тебя не арестуют и не будут судить. Мы ничем не сможем доказать факт заказа. Ты ему не платила аванс. Он – не профессиональный киллер. Он был не заинтересован ни материально в том, чтобы выполнить твою просьбу, ни как-то иначе. Одна твоя фраза по телефону – это все, что у нас есть. Мы даже не будем смешить суд. Потому что тут твое слово против его слова. А он сказал, что ты ни при чем. Что он сам захотел убить женщину, потом убил спасшего ее мужчину. У него есть теория на этот счет. Попробовать себя хотел. Разница между вашими словами – огромная. Он – убийца известного деятеля, ты – никто. Прошмандо на вызовах.
– Ну, вы чего…
– Извини, просто зло взяло. На самом деле, конечно, он пошел на преступление из-за тебя. Но он его совершил, и его теперь ничего не спасет. Даже если тебе выпишут штраф или дадут сорок восемь часов исправительных работ. На его сроке это не скажется. Но тебе ничего не дадут. В такую смешную причину, как твоя тупая фраза, никто не поверит. И она ничего не изменит. Понимаешь, Синицына, на свете полно придурочных баб. И если бы мужчины, парни, мальчики мчались с пистолетами убивать тех, на кого эти бабы пальцем покажут, население земли было бы значительно меньше. Так что отвечать будет он. Его больная мать. Родители Артема Марселя, Дина Марсель. Только ты ни при чем. Тебе скоро двадцать девять лет. Если бы ты родила в восемнадцать, твоему ребенку было бы уже одиннадцать лет. На семь лет меньше, чем Денису. Всего на семь лет… А выйдет он, если его признают вменяемым, через много лет. В лучшем случае не через двадцать. Да и пожизненное не исключено. Его больная мать может и не дожить.
– Сережа, ты сказал пламенную речь, – вмешался Земцов. – А теперь, Синицына, все же напиши заявление, в котором берешь всю вину на себя. И я попробую с этим что-то сделать. Я не такой пессимист, как Кольцов.
– Зачем это я буду писать?! Вы сами сказали, что Денис во всем признался. Сам решил. Я просто не возражала… Да и говорили мы… Я что, сказала слово «убить»? Да вы что! Я вообще пострадала. Артем хотел на мне жениться…
Глава 9
После похорон Артема Дина не страдала, не плакала, она просто как-то ужасно обессилела. Ноги не хотели ходить, глаза не хотели смотреть, болела голова, подташнивало от этой постоянной боли, поэтому она почти не ела.
– Это авитаминоз, – авторитетно сказал Александр и протянул ей большую и красивую упаковку каких-то чудодейственных витаминов.
– Спасибо, – обрадовалась она. – Постараюсь не забывать. Но вообще я привыкла рассчитывать на «само пройдет».
– Темная женщина, – притянул ее к себе нежно Александр. Похудела очень. Это же надо – такая судьба. Два брака, и два мужа, убитые у нее на глазах.
Витамины Дина не стала принимать. Она написала заявление об отпуске за свой счет. Отдала администратору.
– Себе, что ли, написали? – удивился тот, но в бухгалтерию отнес.
Дома Дина в основном лежала. Если бы не Александр, который все взял на себя, она, разумеется, ходила бы в магазины, кормила бы собак, гуляла бы с ними. Привыкла одна все делать. А забота ее совсем расслабила. Без работы Дина потеряла счет дням.
После полудня раздался радостный лай Кляксы, Лорд вообще не лаял. Никогда по лаю Кляксы не ошибешься: это пришел Александр. Дина с нетерпением стала смотреть на дверь. Она по нему скучала. Она себе надоела. Александр вошел не скоро. Раскладывал продукты, занимался собаками: кормил, убирал, выпускал… Потом вошел, сел рядом и прижал губы к ее волосам, как будто тосковал годы. Дина все видит и все понимает. Он старается изо всех сил не целовать ее, не обнимать крепко. Такой, значит, кажется она ему изможденной клячей. Она не больна. Просто навалилась многолетняя усталость. Может, и не стоило прерывать работу.
– Задержали в Москве Валерия Николаева, – сказал Александр. – Сходку тут серьезный криминал устроил. Земцов его взял по подозрению в убийстве Вадима. Пока, конечно, в статусе свидетеля. Но дела у них были непростые, отношения плохие. Преемника Вадима закрыли по заказу именно Николаева. На его месте мог бы оказаться Вадим, если бы был жив… Для Николаева характерно таким образом менять «коллег». Меняет, а его структура возрождается уже как другая, новая.