– Вы уверены? – произнесла мисс Рейнберд.
– Вопрос об уверенности или неуверенности не может даже возникать. То, о чем я вам рассказываю, существует или существовало. В данном случае существовало. Отеля на том месте больше нет.
– Значит, Шебридж владел отелем. А что произошло потом, Генри? Гостиницу продали? – спросила Бланш.
– Да, продали, а еще через несколько лет здание снесли. Роналд Шебридж был хорошим человеком, добрым отцом и честным предпринимателем, много сил отдавшим выгодной коммерческой деятельности.
Мисс Рейнберд с испугом подумала, что еще чуть-чуть, и Генри оседлает своего поэтического конька. Но она мысленно упрекнула себя за это и продолжила:
– Мне бы хотелось больше узнать о мальчике. Об Эдварде. Чем он занимался в Брайтоне?
– Там он посещал колледж. И по-настоящему возмужал, – с теплотой в голосе ответил Генри.
– Какой колледж? Если бы мы это узнали, то, вероятно, отыскали бы его.
– Пока суд высшей справедливости не вынес вердикт, о поисках мальчика не может быть и речи. Он посещал Лансинг, учебное заведение, расположенное вдоль побережья. Там он стал выше ростом, окреп физически, приобрел необходимые знания и из подростка превратился в мужчину.
– Не могли бы вы объяснить мне, – попросила мисс Рейнберд, – что такое этот ваш суд высшей справедливости и почему он должен рассматривать проблему, возникшую именно с этим мальчиком?
Генри усмехнулся:
– Свой суд высшей справедливости существует в сердце каждого человека. Но только когда индивидуум входит в иной мир, он начинает действовать эффективно. Доброта и справедливость в человеческом сердце – семена, которые дают полноценные ростки и расцветают, когда обычный мир остается пройденным этапом.
Насколько же типичный для Генри ответ, подумала мисс Рейнберд. Но эта мысль не сопровождалась острым недовольством или раздражением. Опять Генри посредством мадам Бланш сумел понять ее настроение.
– Твоя подруга погрязла в обыденной логике, Бланш. Она рассматривает жизнь как математическое уравнение. То же самое когда-то делал и я. Как и мой великий друг Брунель. Но теперь нам все видится в истинном свете.
– Как вы познакомились с Брунелем? – поинтересовалась мисс Рейнберд.
– Это случилось, когда ему было двадцать пять лет и он взялся за строительство подвесного моста через ущелье реки Эйвон в районе Бристоля. Я работал вместе с ним. Это был выдающийся человек. Он опережает меня во всем сейчас, насколько опережал тогда. Уже вошел в круг высочайшего сияния. Но… – Генри оборвал свой рассказ, чтобы спросить: – Ты ее видишь, Бланш?
Мадам Бланш издала легкий стон, а мисс Рейнберд заметила, как ее тело чуть сжалось в кресле, словно она испытывала боль.
– Ты ее видишь, Бланш?
Та вздохнула:
– Да… Да… Вижу. Она окружена ярким светом. Глазам больно смотреть. О-о-о!
Возглас, изданный мадам Бланш, и конвульсивное подергивание ее тела встревожили мисс Рейнберд. Это было нечто, с чем она прежде не сталкивалась. Но потом, подавляя любые тревоги, заставляя забыть беспокойство за медиума, до нее донесся голос Гарриэт, исходивший из уст мадам Бланш:
– Типпи? Ты меня слышишь, Типпи? Это я – Флэппи. Твоя Флэппи здесь, моя дорогая… Нет, не надо ничего говорить. Просто послушай. Типпи, милая, будь благосклонна к мадам Бланш… Ведь именно она принесет мир и покой в твою душу… Тот безмятежный покой, который ты желаешь обрести. Будь к ней добра, Типпи, потому что мадам Бланш тоже жаждет покоя, стремится к исполнению основного желания своего сердца…
Голос Гарриэт постепенно затих. Несколько минут мадам Бланш не шевелилась и молчала, а затем мисс Рейнберд увидела, как она приходит в себя, ее пышное тело постепенно утратило размягченность форм и напряглось. Вскоре она открыла глаза. Мадам Бланш смотрела на мисс Рейнберд, по-прежнему ни слова не говоря, а затем улыбнулась. Она взялась пальцами за жемчужные бусы у себя на шее и сказала:
– Меня переполняет огромная радость и удовлетворение. Уверена, произошло нечто очень хорошее. Расскажите мне обо всем.
– А вы сами ничего не помните?
– Нет. Но ощущаю восхитительную… Даже не знаю, как описать. Ощущаю усталость умиротворенного человека.
Мисс Рейнберд поднялась и стала наливать херес для них обеих. За этим занятием она подумала: «Мне необходимо пройти обследование головного мозга». Затем она начала рассказывать Бланш обо всем, что случилось во время сеанса. Обо всем, кроме последнего обращения к ней Гарриэт. Она воспринимала это как свое личное дело, в которое не обязательно посвящать медиума.
– Но я все же не поняла, что такое суд высшей справедливости и какой вопрос он сейчас решает, – заметила она.
Бланш с удовольствием потягивала херес. Ее нервировало, что она ничего не запомнила сама. Иногда Генри своевольничал и отключал ее по своему усмотрению. Это раздражало, поскольку ей необходимо было знать обо всем, что происходило. Как иначе могла она справляться со своей миссией? Мисс Рейнберд наверняка дала ей самый детальный отчет, но она могла упустить нечто важное.
– Это не так трудно понять, – ответила она. – Существует вероятность, что один из Шебриджей или даже оба уже покинули этот мир. Мы, кстати, попытаемся выяснить положение дел у Генри в следующий раз. И если это так, то они наверняка знают, где сейчас находится Эдвард Шебридж. Им будет известно, какой образ жизни он ведет, какие чувства испытывает. А это легко может стать источником конфликта. Ваша сестра хочет, чтобы вы разыскали его и снова сделали членом своей семьи. Но приемные родители способны посчитать это неверным шагом и занять враждебную позицию.
– Почему они должны так поступать?
– Предположим, мы находим Эдварда, вы приезжаете к нему и рассказываете правду о его происхождении. А он счастливо женат и воспитывает детей. И вот являетесь вы с известием, что вся его предыдущая жизнь строилась на обмане. Это не его вина, как и не ваша. Но обман остается обманом. Он не только не будет рад вашему приезду, напротив, сразу же отвергнет вас. Ведь, чего греха таить, правда, которую откроете ему вы, может сделать его дальнейшее существование невыносимым. Вот какой вопрос рассматривает сейчас суд высшей справедливости. Стремление вашей сестры вернуть Эдварда в родную семью против возможных возражений приемных родителей, которые хотят, чтобы его оставили в покое ради его же благополучия. Это понятно?
– Да, ваше объяснение многое прояснило. Странно только, что рассмотрение подобного дела требует продолжительного времени. Я готова согласиться с любым решением, лишь бы… – она хотела сказать «лишь бы заткнуть рот Гарриэт», но сдержалась и закончила фразу иначе: —…лишь бы оно оказалось мудрым и принесло благо моему… племяннику.
– Разумный подход, он делает вам честь, – произнесла Бланш.
В глубине души, однако, она прекрасно понимала, что старушку обрадует возможность умыть руки и избавиться от проблемы, если Гарриэт перестанет навязчиво преследовать ее. Что ж… Поживем – увидим. Ей были известны случаи, когда суд высшей справедливости принимал необъяснимые и странные решения. Человеческая логика – одно, а логика эфемерного мира – нечто иное.
Прежде чем Бланш уехала, мисс Рейнберд подошла к бюро и вернулась с конвертом, который подала ей. Бланш знала, что обнаружит внутри, однако с удивлением спросила:
– В чем дело, мисс Рейнберд?
– Вы уделили мне очень много времени, проявили симпатию и оказали бесценную помощь, мадам Бланш. И потому мне представляется необходимым хоть чем-то отблагодарить вас. В данном случае это всего лишь плата за труды.
Бланш покачала головой:
– О том, чтобы вы платили мне лично, и речи быть не должно, мисс Рейнберд. Мне самой деньги не нужны. Все услуги я вам оказываю бескорыстно и потому…
– Но я вас умоляю, мадам Бланш. Позвольте мне хоть что-нибудь сделать для вас.
– Только если вы этого искренне желаете. Но прошу, не употребляйте слова «плата». Существуют дорогие моему сердцу планы и желания, на исполнение которых потребуется любая благотворительность, существующая в нашем мире. Я буду считать ваш подарок взносом на данные цели. И надеюсь, однажды вы позволите мне посвятить вас в них.
Бланш покинула Рид-Корт, оставив конверт запечатанным лежать в своем кармане. Она прекрасно разбиралась в характерах людей. Гораздо лучше, чем в глубинах собственной натуры, где порой открывала неизведанные прежде пространства, в которых сама блуждала потерянная и ничего не понимающая. На этой стадии, как она полагала, мисс Рейнберд могла расщедриться фунтов на двадцать пять, не более. Вот почему, когда вскрыла конверт и нашла внутри чек на пятьдесят фунтов, Бланш не только посчитала это добрым предзнаменованием для будущего «Храма Астроделя», но и пришла к заключению, что еще далеко не до конца разобралась в мисс Рейнберд.
И этот вывод получил бы лишнее подтверждение, если бы она могла видеть, чем позднее занималась мисс Рейнберд, сидя за своим бюро. А она взяла лист бумаги и составила список вопросов, которые ей хотелось на досуге обдумать и прояснить для себя. Вот как он выглядел:
1. Голос Гарриэт? Сходство голосов сестер? Естественность мимики.
2. Брунель. Откуда сведения?
3. Прозвища? Типпи, Флэппи?
4. Систематический сбор информации. Кто? Любовник? Спросить у Иды К.
5. Финансовое положение мадам Б.?
Перечитывая список и размышляя над ним, она вдруг вспомнила, как Генри сделал ей чуть ли не выговор за то, что она назвала бывшего шофера Шолто «этот тип Шебридж». «Будьте более мягки в выражениях». Еще чего! Было бы чудом, если бы у леопарда вдруг пропали пятна со шкуры. Они с Шолто два сапога – пара. Вместе втравили ее во всю эту ситуацию. И плевать ей на принцип de mortius nil nisi bonum[10]. «Если Шебридж тоже умер, то этой парочке никогда не добраться до круга высочайшего сияния, чтобы присоединиться к Брунелю».
И она добавила к списку еще один пункт:
6. Вера, исцеления и телепатия. Взять книги в библиотеке графства.
Глава 7
Джордж чувствовал, что может сорваться и устроить скандал. Хотя ему очень этого не хотелось бы, потому что наступало время ложиться в постель, а Бланш сказала, что останется на ночь. Она буквально ворвалась к нему в коттедж, словно с порывом ветра, полная весенней радости, восседая на каком-то своем личном и никому больше не видимом облаке счастья. После утренних приключений с Лидией Энгерс и нескольких стаканов спиртного, выпитых за обедом, двухчасовой сон в машине не помог снять симптомов жестокого похмелья. И для Джорджа всякие проявления довольства жизнью и счастья представлялись сейчас неуместными.
Он честно записал в свой красный блокнот все, что запомнил в Брайтоне, и пересказал Бланш, которая выслушала его за двумя бутылками темного пива. Ее, казалось, не смутило мнение Джорджа, что он дошел до той стадии, когда в деле Эдварда Шебриджа следовало поставить точку.
– Даже две жирные точки, – сердито сказал он. – Одну – поскольку мы действительно зашли в тупик. Этот Энгерс был его самым близким другом, но и он понятия не имеет, где искать. А вторую – потому что с меня хватит! Я сыт по горло, милая. Я верно служил тебе, многое выносил ради тебя, чуть не совершил смертный грех – Господи, видела бы ты эту женщину! А теперь я хочу, чтобы ты подписала тот чек и отдала его мне. Сотни невозделанных садов ждут моих рук.
– Но ты не исчерпал все возможности, Джордж. Есть еще множество способов отыскать Шебриджа. А ты лишь убедился, что Энгерс не приведет тебя к нему.
– Тогда попроси своего треклятого Генри…
– Джордж!
– Прости. Но я действительно дошел до ручки. Просто дай мне чек, а потом пойдем в постель и забудем обо всем.
– Я не собираюсь ни о чем забывать, Джордж. Почему я должна делать это, когда все идет в нужном направлении? Мисс Рейнберд уже почти обработана. Она, можно сказать, полностью готова мне помочь. – Бланш благоразумно умолчала о чеке на пятьдесят фунтов. – А Генри обещал всемерное содействие, и наша связь с ним сейчас прочнее, чем прежде.
– Послушай, милая моя. Я люблю тебя. Немного тревожусь, если хочешь знать правду, хотя допускаю, что в тебе есть нечто, что недоступно моему пониманию. Но в целом – давай не будем кривить душой – ты занимаешься аферами. Тихими, безвредными аферами, которые приносят успокоение многим твоим свихнувшимся клиентам. Но это все равно жульничество. И я помогал тебе, сколько мог, пока терпение не иссякло. Теперь твоя помощь нужна мне. И всего-то на пять сотен фунтов. «Солнечные сады Ламли». Я хочу жить и чувствовать, что приношу миру реальную пользу. Послушай, если ты желаешь довести дело до конца, я найду решение проблем. Дай мне пятьсот монет, и я подберу хорошего и не болтливого частного сыщика. Он продолжит работу. Это тебе сейчас необходимо. Услуги опытного профессионала.
– Но я же уже объясняла тебе, Джордж, почему не могу пойти на это. Даже самый лучший профессионал может оказаться ненадежным человеком. Не успеешь оглянуться, как тебя начнут шантажировать или нашепчут полицейским. Да, в том, чем мы занимаемся, нет ничего противозаконного, но при желании все можно испачкать грязью и вымазать черной краской. Лучше расскажи мне про тот фотоальбом. Ты не заметил в нем ничего интересного?
Джордж вздохнул:
– Я уже обо всем тебе подробно отчитался, Бланш. Обычный набор снимков. Групповые школьные фотографии, сцены на пляже. Кадры, на которых Шебридж и Энгерс что-то делают вместе… Плавают на парусной яхте, совершают лесной поход, стоят рядом с машиной, пьют пиво. На большей части фотографий изображена только сама миссис Энгерс. Она была недурна собой в молодости. Нет, Бланш, там мне не попалось ничего особенного. А теперь пойми меня правильно: если хочешь получить еще что-нибудь, тебе придется воспользоваться другими источниками информации. Теми самыми, потусторонними.
– С ними вышла небольшая заминка. Я пока не могу ими пользоваться. Но задержка будет короткой. Я знаю, чего хочет Генри. Если я сделаю все от меня зависящее, он поступит так же.
– Если я сделаю все от меня зависящее…
– Мой дорогой, разве мы с тобой не единое целое? Мы хорошо чувствуем и понимаем друг друга.
– Так пойдем в постель и покажем друг другу немного понимания прямо сейчас, а об Эдварде Шебридже забудем.
Джордж подумал, что с Бланш никогда не знаешь, как она отреагирует на прямое и недвусмысленное предложение заняться сексом. Иногда она охотно принимала его, громко смеялась и выражалась вульгарнее, чем он сам. А порой обижалась и надевала маску надменности и ханжества. Однако сейчас она мягко улыбнулась и в задумчивости откинулась на спинку кресла, поигрывая бусами на шее.
– Ты бываешь грубоват, Джордж, но я мирюсь с этим, потому что в тебе заключено ядро истинной доброты. И сегодня оно дает о себе знать с необычайной силой. Твоя аура просто окутывает меня мощными пульсирующими волнами переливающегося цвета… Всех оттенков радуги.
Джордж ухмыльнулся. Ну что за женщина! Он, значит, светился, как рождественская елка или праздничная карусель. Но его не проведешь. Интересно, какое последует продолжение.
– Выкладывай, что у тебя на уме, Бланш!
– Я готова заключить с тобой новую сделку. Не отказывайся пока от поисков Шебриджа. Дай мне еще два или три дня. А сам пораскинь мозгами. Напряги извилины, может, что-нибудь полезное придет в голову. Нам необходимо продвинуться вперед. Я не верю, любовь моя, что такой умный мужчина не найдет выхода из положения.
– Но я не хочу искать выхода из положения и двигаться дальше!
– Даже за семьсот пятьдесят фунтов? А они станут твоими, если добьешься небольшого прогресса. Если сумеешь найти Эдварда Шебриджа, живого или мертвого, я увеличу твой гонорар до тысячи. Тогда сможешь успешнее пуститься в свою садоводческую авантюру.
– Это не авантюра. Кстати, с каких пор ты позволяешь себе тратить такие большие деньги на подобные дела?
– С тех пор, дорогой, как Генри рассказал мне о «Храме Астроделя» и я встретила мисс Рейнберд. Уж она не поскупится на вознаграждение, если мы найдем для нее Эдварда Шебриджа. Теперь не важно, верит она мне до конца или нет. Она у нас на крючке.
– Допустим, ты ее подцепила. Но меня больше интересует собственная судьба. Значит, я продолжаю работать три или четыре дня. Но после этого, даже если ничего не выйдет, мне надо получить свой чек – семьсот пятьдесят фунтов плюс возмещение накладных расходов.
– Ты все получишь, Джордж. А сейчас не хочешь вознести безмолвную молитву, чтобы ради дорогой нашим сердцам мисс Рейнберд высшие силы указали нам путь к Эдварду Шебриджу? Молитвы мне часто помогают.
Джордж поднялся.
– Оставлю молитвы тебе. А мне нужно выпить чего-нибудь на ночь и выгулять Альберта в саду, чтобы спокойно завалиться в кровать.
Проходя мимо Бланш, он подмигнул ей, а потом чуть наклонился, сунул руку за вырез платья и нежно погладил ее округлую грудь. Она, может, отчасти и фальшива, подумал он, но все остальное в ней было настоящим: плотским, изобильным, вожделенным. И если вокруг «Храма Астроделя» предполагался сад, ему бы хотелось заполучить контракт на него. Но об этом они поговорят позднее.
Эдвард Шебридж пользовался маленькой портативной пишущей машинкой, очень дешевой, похожей на детскую игрушку. Он купил ее в писчебумажном магазине в Бристоле четыре дня назад. Вставил в нее листок белой бумаги размером в четверть стандартного листа, вырванный из блокнота, приобретенного четырьмя месяцами ранее в Лондоне. Причем обе покупки совершил в перчатках. Как не снимал перчаток и сейчас. За все время Шебридж ни разу не прикоснулся ни к машинке, ни к блокноту незащищенной перчаткой рукой. Закончив два необходимых ему письма, он увезет машинку из дома, вынув предварительно ленту, поедет в Девон и сбросит с моста через канал, чтобы ее скрыли сначала восемь футов воды и толстый слой мягкого придонного ила. Блокнот и ленту от машинки сожжет до выезда. Все, что только было возможно, ему всегда нравилось делать заранее. Это оставляло время на обдумывание изменений в планах и внесение необходимых корректив. Правда, до сих пор ему не приходилось ничего менять в предварительно намеченных схемах. Но при этом он был лишен самонадеянности и не считал, что так будет всегда. Первое письмо, уже полностью готовое, он отправит Грандисону в департамент. Оно мало отличалось от предыдущих писем, которые Шебридж отправлял при похищении Пэйкфилда и Арчера. Второе письмо доставят адресату чуть раньше – сразу после совершения третьего похищения.