– Командир! – Игорь Онищенко не придумал ничего лучшего, как окликнуть меня голосом – а, собственно, почему бы нет? В конце концов, чьи в лесу шишки? Удачное, как мне видится, окончание боя, а может, слегка расслабившиеся нервы веселили не хуже хмельного напитка.
– Товарищ прапорщик!
– Здесь я, здесь! – Не стоило заставлять Игоря рвать глотку и надрываться на весь лес.
– Идите верхом.
– А вы? – донесся осипший голос нашего снайпера.
– Я пока здесь посижу, вас покараулю, поднимусь попозже. – Разговаривая, я лежал на спине, за земляным бруствером, и пялился в появляющиеся на небе звезды. Дождь кончился, туча ушла дальше, наступающая ночь обещала безветренную тишину и утренний ледяной холод.
– Мы пошли! – донеслось сверху. Я же, мысленно пожелав контрачам благополучно добраться до ротного, отполз вправо и занял позицию у бывшего входа в подземный схрон.
Заурбек Умаров
– Заурбек, брат! – Не узнать пусть и едва слышный, охрипший от слабости голос было невозможно.
– Лечо? – Умаров наткнулся на вытянутые ноги несчастного. Сумерки сгустились, превратившись в чернильную тьму. Как тот сумел разглядеть в идущем главаря банды, оставалось загадкой.
– Заурбек, помоги… Мои ноги… – со стоном выдохнул Лечо и, как показалось Умарову, закрыл при этом глаза.
– Хорошо, хорошо! – пообещал Заурбек. – Сейчас пришлю за тобой кого-нибудь из наших. Потерпи, я сейчас!
Естественно, Умаров не собирался никого искать, чтобы отправить за помощью, но поднимать шум, а уж тем более переть на себе раненого, было не в его интересах.
– Заурбек, они все ушли! Не бросай меня, Заурбек, брат, не бросай!
– Хорошо, хорошо! – вновь пообещал главарь банды, опускаясь на колени и прислушиваясь к окружающим звукам. Рука тут же нащупала пропитавшуюся кровью штанину Лечо и сквозь дыру в ткани осторожно коснулась плоти. От легкого прикосновения Лечо застонал так, что Умаров испугался, что этот стон услышат все окрестные горы.
– Потерпи, сейчас сделаю перевязку!
Заурбек снова прислушался. Нигде поблизости не раздалось ни звука. Тогда он вынул из болтавшихся на поясе ножен остро отточенный нож, якобы собираясь разрезать им окровавленную штанину, и, решившись, со всего маху ударил острием в горло раненого моджахеда. Кровь брызнула во все стороны, заливая рукоять, покрывая пальцы убийцы жаром своего тепла, а острие уходило все глубже и глубже. Попав в межпозвонковое пространство, оно начисто перерубило шейные позвонки и вышло со стороны затылка.
– О, шайтан! – вслух выругался Заурбек, выдернул из уже мертвого, но еще вздрагивающего тела нож и, отерев его об одежду убитого, бросил в ножны. И никакого сожаления, никакого раскаяния, лишь злость на покойного за потраченные на него минуты. Русские были рядом, и каждая секунда имела свою вполне измеримую цену.
Старший прапорщик Ефимов
Окончательно стемнело. На небе несколько едва угадываемых за облачной пеленой звезд, ни луны, ни ее отблеска – то ли затянули еще не успевшие уползти за горизонт облака, то ли не наступил еще час ее выхода на «подиум». Темно как… хоть глаз выколи. И это тут, на практически открытом месте, а в лесу так и вообще… иди хоть ощупью.
«Все, пора. Время вышло. Можно идти. Надо идти». Я встал, впрочем, полностью не разгибаясь, перешагнул сорванную с петель дверцу схрона и, оставаясь в полусогнутом состоянии, направился влево, вдоль подножия хребта, стремясь добраться до того места, где мне уже однажды пришлось побывать, освобождая пленника. Но темнота не позволяла определиться с местом со стопроцентной вероятностью, так что повернул я скорее по наитию. И только лишь когда начал пробираться по склону, понял, что иду правильно. «Где-то там мы втроем – я, ротный и Виталик – вели наблюдение, прежде чем я… Кстати, Виталик как раз сейчас где-то там сидеть и должен. Точнее, должен-то он быть в другом месте, но сидит там. Не выдержал, блин… И, надо сказать, вовремя, а то еще неизвестно, где бы я сейчас был».
Поскользнувшись на мокрой траве, я едва не шлепнулся, лишь в последний момент ухватившись за случайно попавшуюся под руку ветку. Но шума избежать не удалось.
– Кто? Кто там? – испуганно завопили наверху, и я узнал нашего «Кулибина». – Стреляю!
– Свои, свои! – поспешно отозвался я. – Свои! – и, переводя дух, подумал: а ведь мог бы и не спросить! Замечтался, блин.
– Свои – кто? – Похоже, общепринятый пароль «свои» ученого не успокоил.
– Виталик где? – Проще было доораться до Шадрина, чем вести разъяснительные беседы с этим «теоретиком».
– Тут он, – как-то совсем тихо сообщил «Кулибин», и у меня в груди внезапно все сжалось, – поднимайтесь.
Я услышал, как щелкнул возвратившийся в «исходное положение» предохранитель, и рванул вверх.
Впрочем, спешить было необязательно. Разглядев на земле очертания тела, я опустился на колени. Сомнений в том, что Виталик мертв, не возникло. Я коснулся его руки и, мгновенно ощутив идущий от нее мертвящий холод, отдернул. В груди появилась тяжесть, будто на сердце и легкие надавили чем-то тяжелым. Захотелось проклясть все и вся, но я просто несколько раз втянул носом воздух. Виталик был мертв, и данного факта не изменить. Но оставались мы, оставалась цель нашего задания, и нельзя, никак нельзя позволять себе раскиснуть. На это просто не было времени. Еще раз (скорее уже в мыслях) вздохнув, я окликнул по-прежнему безучастно сидящего на земле Егора.
– Рюкзаки где? – Находиться здесь смысла не было, следовало подниматься к ротному, тем более что все остальные должны уже давно собраться вместе.
– Здесь, под деревом, он, когда уходил, забрал их сюда с собой.
– Тогда бери рюкзаки в охапку – и за мной, – скомандовал я «Кулибину». Ну и что с того, что он какой-то там «ценный объект»? Не переработает. – Живее! – Поторопив, я не стал дожидаться, когда он зашевелится, закинул за спину свой «АК-74М», встал на колени, взвалил на плечо вдруг оказавшееся удивительно легким тело старшего сержанта, свободной рукой подхватил лежавший под ним автомат и, выпрямившись, зашагал в горку, в направлении предполагаемого местонахождения командира роты. Оборачиваться и дожидаться все еще копошившегося с рюкзаками «Кулибина» не было никакого желания. «Ценный объект» – тьфу! Погиб Виталик, и какое мне дело до всех ценных объектов мира? Да пошли они…
– Чи, – окликнули меня, кажется, это Бочаров.
– Свои, – ответил я, а про себя подумал: «Все, Виталик, дошли».
– Командир, – точно навстречу мне вышел Евгений. Я был в тени кустов, и он еще не видел мою ношу. – А где остальные? – Пауза. – Виталик с этим…
– Виталик здесь, со мной. – Язык не поворачивался сказать, что Шадрин мертв. – А этот, – действительно «этот», – где-то там, сзади.
– Виталя что, ранен? – Только сейчас разглядев на моем плече фигуру человека, не на шутку всполошился встретивший меня контрактник.
– Нет, – глухо ответил я, и только по одному этому слову Бочаров все понял.
– О, …ля, ну, суки, ну, сволочи…
– Где ротный? – В конце концов, надо было подниматься дальше.
– Там. – Судя по зашуршавшей плащ-палатке, которой Бочаров был укрыт, он указал направление рукой. Мне бы ее еще видеть! Хотя ошибиться здесь сложно. Ротный и остальные где-то там, за спиной часового.
– Как это он так, а? – Задав вопрос, Евгений, похоже, сам понял, что он не по адресу, во всяком случае, после того, как я промолчал, повторять его не стал.
«Чехи»
Кто первым догадался начать отход, уже и не вспомнить. Возможно, команду отходить дал раненный сразу тремя пулями Махамед, а может, такой же израненный Саид, слывший опытным воякой, но, как назло, выведенный из строя в первые секунды боя. Кто знает? Как бы то ни было, команда была дана, и последние из защитников базы, забрав своих раненых, начали отход. Им повезло дважды – с тем, что уже успели опуститься сумерки, и с тем, что русские не начали преследование. Впрочем, предположение, что спецы рискнули бы преследовать отходящих в ночи, не выдерживало никакой критики. Уходя, моджахеды рассчитывали до утра выйти на ведущую от хребта дорогу и уже с рассветом добраться до проезжего участка, где их должны были встретить родственники и находившиеся на легальном положении (под видом все тех же родственников) боевики. Но получилось не так, как думалось. Взявший на себя командование Махамед ошибся в расчетах. Состояние большинства раненых оказалось слишком тяжелым, они не могли перемещаться самостоятельно, и моджахедам, оставшимся невредимыми, приходилось нести их на себе практически бессменно. К тому же в ночи вся местность представлялась сплошь захламленной сухостоем и валежником, а сама ночь в тумане поднимающихся испарений была совершенной тьмой. Уставшие, измученные боем и переходом боевики сдались усталости через час.
– Добейте меня! – первым возопил моджахед, тащивший на себе потерявшего сознание Саида. – Мне нужен отдых.
Командовавший отступающими Махамед, не передвигавшийся самостоятельно и из-за тряски раздираемый неимоверной болью, мысленно проклял уходящий день и хриплым от бессилия голосом разрешил привал.
– Привал – три часа, – строго приказал он и, назначив очередность дежурств, притулился подле идущего наравне со всеми Рустама – мальчишки, отданного в отряд «для зарабатывания денег на калым», как шутил его отец – одноногий Руслан, моджахед, лишившийся левой ноги еще в январе девяносто пятого при обороне Грозного и теперь (после выправки соответствующих документов) получающий федеральную пенсию как инвалид-ветеран боевых действий. Мальчишка нравился Махамеду – шустрый, ласковый, веселый.
«Из него может выйти великий воин», – с теплотой подумал Махамед и, ощутив боком теплое плечо мальчишки, моментально уснул.
Проснулся Махамед от ощущения непоправимого и, открыв глаза, убедился, что это именно так: светало. Кто именно уснул в свое дежурство – выяснять было поздно. Исправить неисправимое невозможно, к чему тогда потрясать холодеющими руками пепел ускользающего прошлого?
– Вставайте, дети шакала, вставайте! – взревел Махамед, даже не пытаясь приглушить свой голос – он не опасался, что русские их услышат, они уже в любом случае сели им на хвост. Со стоном опираясь на автомат, Махамед встал и посмотрел на дорогу, ведущую к базе – еще одна из его надежд рухнула карточным домиком – на влажной от прошедшего дождя почве подошвы их ботинок образовали едва ли не колею.
– Живее, живее! Надо уходить! – поторопил он просыпающихся, но те уже сами поспешно вскакивали и приводили себя в порядок.
«Чтобы Саид сдох! – подумал Махамед. Подумал, но тут же попытался прогнать подобные мысли. Да где там! Вместе с пожеланием Саиду пришли подобные пожелания и к другому, практически бесчувственному от потери крови боевику.
– Доку, ты первый! – бледнея от подступающей тошноты, Махамед все же нашел в себе силы раздавать указания. – Рустам, поди сюда! – позвал он отбежавшего за толстое дерево мальчика.
Тот почти тотчас выглянул, убедился в том, что звали именно его, и, подтягивая штаны, поспешил к командиру.
– Рустам, мы двинемся вперед по хребту, затем по дороге, а ты войдешь в лес и пойдешь в его глубине, метров на двести позади нас. Будь внимателен. Возможно, нас станут преследовать русские собаки. Только смотри, не забреди слишком далеко в сторону! – Тяжело дыша, поучал Махамед мальчика. – Тебе должна быть видна тропа, по которой двинемся мы. Ты понимаешь меня?
Мальчик в ответ усиленно закивал.
– Молодец, если покажутся русские, дашь знать.
«Как?» – хотел спросить Рустам, но промолчал, устыдившись своей тупости. Дать знать своим можно было, конечно же, одним способом – начав убивать русских собак, а как же иначе?
– Все, ступай, и помни: тебе должна быть видна тропа… – напомнил Махамед и, не в силах больше стоять, тяжело опустился на землю.
Впрочем, сесть ему не дали. Самый крепкий из боевиков подхватил Махамеда на плечо и, не обращая внимания на хлынувшие из его уст проклятия и стоны, с кряхтением потащил по убегающему вниз склону.
Старший прапорщик Ефимов
Ночь, как я и предполагал, оказалась до безобразия холодной, тем более что в ожидании мелких пакостей со стороны противника (шанс на подобное, хоть и маленький, все же существовал, и сбрасывать его со счетов было никак нельзя) снимать с себя мокрую одежду мы не рискнули. А в мокрых маскхалатах ни спальники, ни накинутые поверх них плащ-палатки не помогали избавиться от терзавшего нас холода. Так что под утро чувствовал я себя совершенно не выспавшимся и донельзя измотанным. Наши контрачи и вовсе не ложились спать, для общей бодрости приняв по паре таблеток сиднокарба. Положительным было лишь то, что маскхалат на мне практически высох, вот только воевать в нем теперь сподручнее всего ночью – черно-коричневая грязь покрывала материал снизу доверху, разве что спина и рукава были гораздо чище, и то лишь из-за надетого поверх «чеховского» «гортекса». Сейчас этот «гортекс» лежал на земле такой же черный, как мои штаны и руки. Наверное, таким же было и мое лицо, но я этого не видел. Вот только малость стягивало кожу ссохшейся грязью, но, в целом, по фигу. Что касается остальных, им до моего лица и вовсе не было никакого дела.
Уже почти полностью рассвело, туман оказался не настолько густым, чтобы дожидаться, когда он развеется, и нам уже следовало поспешить на досмотр базы.
– Игорь, ты первым. – Странно, что ротный назначил не меня. Может, моя черная рожа выглядела слишком уставшей? Да, собственно, какая разница, тем более что в чем-то он был прав – после вчерашнего мои уши казались слегка заткнуты ватой.
– Степан, прикрываешь! – Тулин едва заметно кивнул и отправился выбирать себе подходящую позицию.
– Егор, ствол в зубы и охраняешь снайпера! – Ого, нашлось дело и «Кулибину»!
– Так, мужики, спускаемся вниз. Ты, Игорь, обойдешь базу по периметру, только не спеши. Остальные осматривают трупы, ищут рыжего. Обнаружите – сразу доложите. И вот еще что: если кто найдет зеленую ученическую тетрадку – немедленно тащить мне. И боеприпасы пополнять не забывайте. А то… – он показал глазами на собственную разгрузку, из которой торчали только пустые магазины. – Все, мужики, топаем, дистанция – тридцать метров. Впрочем, Игорь, Сергей, пожалуй, вы спускайтесь, а мы пока останемся здесь и вас прикроем.
Мы одновременно кивнули и начали движение к лагерю боевиков.
Заурбек Умаров
Заурбек двигался всю ночь, шел, бежал, опять шел, и так час за часом, практически не останавливаясь. В километре от базы он едва не наткнулся на остатки собственной банды, остановившейся в ожидании утра, но благополучно обошел их стороной и дальше двигался, уже совершенно не опасаясь неожиданностей. Местность Заурбек Умаров знал как свои пять пальцев и, выйдя на одну из троп, уже к полудню оказался неподалеку от нужного ему селения. Селения, где его ждали большие деньги. И Заурбек не мог не радоваться предстоящей вечером встрече.
Глава 7. Догнать и уничтожить
Старший прапорщик Ефимов
Среди трупов, разбросанных по всему периметру базы, рыжеволосого главаря не оказалось.
– Может, там? – с надеждой в голосе показал ротный стволом автомата на провал, оставшийся на месте схрона. – Может, не разглядел?
– Нет, – качнул я головой. – Там его точно нет! – Эх, я бы и сам с удовольствием потешил бы себя такой надеждой, но самообман в данном случае был бесполезен, я знал, что под земляными завалами трупа рыжебородого мы не найдем. Что же касается наличия там тетради – то можно было допустить, что я ее не заметил, но опять же, при отсутствии рыжего это казалось маловероятным. Тем более что я перерыл там практически все.
– Ушел, сволочь! – Возившийся с трофейным «ПКМ» Евгений как раз закончил обвивать себя очередной пулеметной лентой.
– Ничего, догоним. Догоним и яйца оторвем! – Обежавший базу по периметру Онищенко играл желваками, едва сдерживая душившую его злобу, – убивших Виталика он был готов гнать до конца.
– Обязательно, – устало согласился ротный. – Раненых они не бросят, а с ними им не уйти. Патронами все разжились? – Это скорее не вопрос, а так, проверка на вшивость. Ответа он не дождался, и без того было ясно, что мы уже полностью затарились, я бы сказал – «выше крыши». Ротный вздохнул, но уже по другому поводу: – Как поступим с Виталиком?
– С собой, – не подумавши, брякнул Игорь, и я тут же отрицательно покачал головой.
– Оставим здесь, укроем плащ-палатками, замаскируем. Ему теперь все равно. Потом вернемся.
Игорь зыркнул в мою сторону, насупился, но возражать не стал. Я был прав, и он это понял.
Виталика мы укрыли, а вот с Егором все оказалось сложнее. Оставлять его даже под охраной одного из нас было нельзя – чревато. Поэтому пришлось взять с собой. Мы надели на него разгрузку, почти пустую, лишь с парой запасных магазинов, на всякий случай сунули в руки автомат, поставили в общий строй и после этого всем «коллективом» устремились в погоню. Двигались мы в темпе вальса, спеша как можно быстрее догнать и разделаться со сбежавшим от нас противником.
Прошедший вчера дождь еще раз сыграл нам на руку. На влажной почве отчетливо пропечатывались следы, и даже там, где почву устилал зеленый ковер, весьма заметно проступали отпечатки подошв чужих ботинок. Скрыть свое продвижение было нелегко даже идущим налегке, а уж что говорить о тех, кто был вынужден тащить на себе раненых? Уходящие в ночи бандиты оставили после себя тропу, больше напоминающую тракторную колею. К тому же минувшая ночь оказалась настолько темной, что идти по лесу можно было только на ощупь. Нередко бандиты спотыкались, и среди отпечатков подошв ботинок попадались то отпечатки коленей, то упиравшихся в землю ладоней. Ночной переход давался уходящим нелегко, недаром уже в километре от базы мы обнаружили устроенную ими дневку. Примятая трава, рассыпанный на земле сухой картофель, тюбик из-под майонеза, засунутый в корневища посеченного осколками снаряда дерева; тут же, как ни парадоксально, несколько зеленых оберток от обычных армейских галет, разорванные упаковки от ИПП – индивидуальных перевязочных пакетов, грязные окровавленные бинты, россыпь оброненных кем-то патронов. То, что их не стали собирать, говорило о том, что бандиты спешили. А грязные бинты могли поменять только с рассветом, значит, уйти далеко они не могли, не успели бы.