За последние два десятилетия набрало силу фронтальное наступление на национальную память, на историческое сознание наших соотечественников. Воспользовавшись начавшимся со второй половины 80-х годов прошлого столетия нормальным и необходимым процессом очищения прошлого от умолчаний, искажений и идеологического глянца, определенные силы как внутри страны, так и за рубежом под предлогом «нового прочтения» истории России, особенно ее советского периода, тщатся представить дела наших отцов и дедов как уцененные историей.
Объектом особых нападок «новопрочтенцев» стала история Великой Отечественной войны в полном соответствии с чудовищным замыслом небезызвестного Резуна: разрушить в сознании россиян последнее, что сохраняет святость, что объединяет всех нас — память о Великой Победе. Кредо этого перебежчика разделили десятки журналистов, писателей, кинематографистов и тысячи графоманов.
Сюжеты, связанные со сталинскими репрессиями, поражениями Красной Армии, потерями, пленом, коллаборационизмом, особыми отделами, штрафными частями, заградительными отрядами, рассматриваются ими как наиболее подходящие для их неблаговидных целей.
Ответом на действия «новопрочтенцев» может быть максимально объективный, опирающийся на широкий круг достоверных источников рассказ о штрафных частях и воевавших в их составе бойцах и командирах.
В этих целях автором привлечен значительный круг документов, и опубликованных, и архивных. Кроме этого, ценнейшим источником послужили воспоминания ветеранов войны, в первую очередь тех, кто сам воевал в составе отдельных штрафных батальонов (ОШБ) и отдельных штрафных рот (ОШР).[13] В последние годы этой категорией фронтовиков опубликованы статьи, интервью и даже книги мемуарного характера. Автор особо дорожит хранящейся у него перепиской с бойцами и командирами штрафных формирований, которую он стремился использовать максимально бережно.
Иначе, как представляется, и быть не может. Большинства этих достойных людей уже нет в живых, но их объективные свидетельства — таково желание самих фронтовиков — должны служить утверждению правды о войне.
В книге свидетельствуют:
П. С. Амосов, майор в отставке. Будучи командиром взвода, он был разжалован в рядовые и направлен в 15-й ОШБ 2-го Украинского фронта. Реабилитированным закончил войну в Германии (архив автора);
С. Л. Ария, бывший штрафной рядовой 683-й ОШР Южного фронта (http://www.world-war.ru/ article 544- html);
П. Д. Бараболя, генерал-майор юстиции в отставке. Командовал пулеметным взводом в 610-й ОШР Волжской военной флотилии (В бой уходили штрафники / — В кн.: «Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3 т. Т. 1. М., 1995);
А. В. Беляев, подполковник в отставке. Воевал на Западном фронте в качестве помощника начальника штаба 16-го ОШБ (архив автора);
A. И. Бернштейн, офицер в отставке. С должности инженера полка аэростатов заграждения попал в штрафной батальон. Восстановленный в звании и должности, завершил войну участием в Параде Победы на Красной площади («Интерфакс Время», 2002, 23 октября);
Е. А. Гольбрайх, капитан в отставке, заместитель командира 163-й ОШР 51-й армии в 1944–1945 гг. К моменту назначения в штрафную роту успел повоевать под Сталинградом, освобождал Донбасс, Крым (Дуэль, 2005, № 41, 43–45, 47);
Н. Г. Гудошников, капитан в отставке. Командуя взводом в 121-й ОШР 40-й армии Воронежского и 1-го Украинского фронтов, прошел боевой путь от Курской дуги до Карпат (архив автора);
Г. М. Дубинин, бывший штрафной рядовой 280-й ОШР 50-й армии 2-го Белорусского фронта (архив автора);
B. В. Карпов, полковник в отставке. Бывший штрафной рядовой 45-й ОШР Калининского фронта. По освобождении воевал в полковой разведке, стал Героем Советского Союза (Труд, 2004, 14 октября);
М. Г. Ключко, офицер в отставке. Бывший командир взвода 322-й ОШР 28-й армии (Зеркало недели (Киев), 2000, № 20);
И. И. Коржик, старший лейтенант в отставке. В составе ОШБ воевал рядовым на Ленинградском фронте (архив автора);
A. В. Пыльцын, полковник в отставке. В годы войны воевал в 8-м ОШБ 1-го Белорусского фронта командиром взвода и роты (Штрафной удар, или Как офицерский штрафбат дошел до Берлина. СПб., 2003);
М. Т. Самохвалов, бывший сержант. Приказом командира дивизии был направлен в 226-ю ОШР на 2-м Белорусском фронте. Войну закончил на Эльбе (архив автора);
Н. И. Сапрыгин, бывший сержант. Дважды направлялся в ОШР на 2-м Украинском и 2-м Прибалтийском фронтах, там же награжден орденом Славы 3-й степени (архив автора);
Г. С. Слюдянин, полковник в отставке. Бывший начальник штаба 119-го запасного стрелкового полка Сибирского военного округа (архив автора);
Н. И. Смирнов, офицер в отставке. С 1943 г. и до конца войны командовал OШP, приданной 47-й армии (http://www. world-war. ru/printer_512.html);
B. Г. Сорокин, капитан в отставке, бывший командир ОШБ на 1-м Украинском фронте (архив автора);
М. И. Сукнев, подполковник в отставке. Командиром ОШБ Волховского фронта назначен с должности командира стрелкового батальона 1349-го стрелкового полка 225-й стрелковой дивизии (Записки командира штрафбата. Воспоминания комбата. 1941–1945. М., 2006);
Н. Тарасенко, подполковник в отставке, в штрафной батальон был направлен после осуждения военным трибуналом в декабре 1944 г. (Краснодар, 2005, 11–17 марта);
И. Н. Третьяков, майор в отставке. Командовал 192-й ОШР 13-й армии 1-го Украинского фронта, инвалид Великой Отечественной войны (архив автора).[14]
Ход времени необратим. Пройдет еще десяток, другой лет — и острота восприятия войны уйдет вместе с фронтовиками. Следовательно, надо торопиться и дать слово им, непосредственным участникам тех событий.
Глава 1 Кому — до ордена, ну а кому — до «вышки»
5 января 1942 г. на заседании Ставки Верховного Главнокомандования И. В. Сталин, явно переоценив результаты контрнаступательных операций под Москвой, Ростовом-на-Дону и Тихвином, потребовал от Генерального штаба разработать план общего наступления на всех фронтах — от Ладожского озера до Черного моря. Наши войска ни на одном из направлений не имели необходимого превосходства, поэтому Генштаб выступил за переход к активной стратегической обороне. Но Верховный Главнокомандующий настоял на своем, поставив задачу добиться, чтобы 1942-й стал годом окончательного разгрома фашистской Германии.
Ошибочность, нереалистичность сталинской установки вскоре дали о себе знать. На северо-западном направлении в январе — апреле 1942 г. войска Ленинградского и Волховского фронтов, наступая навстречу друг-другу, вели бои на любанском направлении. В оборону противника глубоко вклинилась 2-я ударная армия (командующий — генерал А. А. Власов). Из-за просчетов Ставки и командующего Ленинградским фронтом генерала М. С. Хозина армия попала в окружение и практически перестала существовать. Вырваться из кольца удалось немногим, сам Власов предпочел сдаться в плен. Операция Волховского фронта (командующий — генерал КА. Мерецков) по выводу из окружения 2-й ударной армии обошлась потерей почти в 95 тыс. человек, из которых около 55 тыс. — безвозвратные (то есть погибшие в боях, умершие от ран на поле боя и в лечебных учреждениях, пропавшие без вести, попавшие в плен).
Трагедия произошла и на юго-западном направлении в районе Харькова. Зимой — весной 1942 г. войска Юго-Западного и Южного фронтов вели наступление против донбасско-таганрогской группировки немцев. Продвинувшись на 90–100 км, они закрепились в образовавшемся в линии фронта Барвенковском выступе. Отсюда 12 мая войска Юго-Западного фронта (командующий — маршал С. К. Тимошенко) начали новое наступление, первые дни проходившее с видимым успехом. Однако противник нанес встречные удары по северному и южному фасам Барвенковского выступа, и крупная группировка наших войск попала в окружение. Операция закончилась тяжелым поражением, потери обоих фронтов превысили 277 тыс. человек, из них более 170 тыс. — безвозвратные.
Катастрофически завершилась и попытка советского командования изгнать врага из Крыма. Готовившееся к наступлению командование Крымского фронта (командующий — генерал-лейтенант Д. Т. Козлов) не смогло своевременно вскрыть планы противника. К тому же и Ставка и Генштаб буквально до последнего дня не могли определиться: против всех правил военного искусства фронту ставилась задача и обороняться, и наступать.
8 мая соединения 11-й немецкой армии генерал-фельдмаршала Э. Манштейна нанесли внезапный удар. Несмотря на значительное превосходство в силах и средствах, советские войска после двухнедельных боев были вынуждены оставить Керченский полуостров и эвакуироваться на Тамань. Безвозвратные потери Крымского фронта и Черноморского флота составили более 176 тыс. человек. Наряду с командующим и штабом фронта главную ответственность за катастрофу несет представитель Ставки ВГК армейский комиссар 1-го ранга Л. З. Мехлис, активный, но часто бездумный проводник сталинской линии. С потерей Керченского полуострова советским войскам 3 июля пришлось оставить и Севастополь.
Неудачи Красной Армии в районе Любани, под Харьковом и в Крыму позволили противнику, вновь захватившему стратегическую инициативу, приступить к осуществлению собственного плана на южном участке советско-германского фронта. Он состоял в уничтожении войск РККА западнее Дона с целью захвата нефтеносных районов Кавказа. В конце июня, нанеся удар на стыке Брянского и Юго-Западного фронтов, немцы прорвали оборону советских войск и стали быстро продвигаться в направлении Воронежа и к Дону. 6 июля был частично захвачен Воронеж. Южнее противник отбросил наши войска за Дон и продолжал развивать наступление по западному берегу реки к югу, стремясь во что бы то ни стало выйти в большую излучину Дона. К середине июля стратегический фронт Красной Армии оказался прорванным на глубину 150–400 км, что позволило вермахту развернуть наступление в большой излучине на Сталинград. С захватом немцами Ростова-на-Дону (24 июля) и форсированием Дона в его нижнем течении непосредственная угроза нависла и над Северным Кавказом.
Войска Юго-Западного, Южного и Брянского фронтов понесли тяжелейшие потери. Чтобы восстановить устойчивость стратегической обороны, Ставка ВГК вынуждена была использовать значительную часть своих резервов — шесть общевойсковых армий и шесть танковых корпусов.[15]
В соответствии с директивой, подписанной А. Гитлером 23 июля, группа армий «А» должна была наступать на Кавказ, а перед группой армий «Б» поставили задачу, носившую вначале вспомогательный характер — силами 6-й армии генерал-полковника Ф. Паулюса овладеть Сталинградом. Правда, уже 30 июля это решение было пересмотрено, и сталинградское направление стало приоритетным, сюда с кавказского направления была повернута 4-я танковая армия. Из города, лежащего на второстепенном направлении, Сталинград быстро превратился в ключевой пункт, где решалась судьба всей кампании 1942 г.
Вероятность того, что вермахт может предпринять наступление на сталинградском направлении, советское командование не исключало и ранее. Чтобы отразить немецкое наступление в большой излучине Дона, Ставка ВГК еще 12 июля 1942 г. образовала Сталинградский фронт (командующий — маршал С. К. Тимошенко, затем генералы В. Н. Гордов, А. И. Еременко), перед которым была поставлена задача занять рубеж западнее Дона и не допустить прорыва противника.
Несмотря на то что соединения 6-й армии уступали войскам Сталинградского фронта в живой силе, артиллерии и особенно в танках, им удалось к концу июля добиться заметных успехов. Немцы смогли на двух участках выйти к Дону, создав угрозу окружения 62-й армии в междуречье Дона и Чира. В ходе контрудара Сталинградский фронт потерял большую часть имеющихся у него танков, лишившись бронированного «кулака», и оказался не в состоянии изменить обстановку к лучшему.
Бесспорно, сказывалось недостаточное умение высшего командного звена управлять большими массами живой силы, бронетанковой техники и другими средствами боя. Но надо прямо сказать, что поражение советских войск было во многом обусловлено и ярко выраженным оборонительным синдромом.
Отходили на многие сотни километров, отходили, разумеется, с тяжелым сердцем, уступая более изощренному противнику, но в мозгу у многих теплилась успокоительно-предательская мысль: Россия велика, авось, враг не проглотит всю, подавится.
Отход, отступление… Подчас вроде и военное искусство диктует выровнять линию фронта, занять в тылу более удобную позицию. Но приходит пора, когда надо во что бы то ни стало зацепиться именно на этом рубеже, задержать здесь наступающего противника, не уповая на то, как обширна Россия. И тут, как и в любом бою, сражении, многое зависит не только от командующего армией или командира корпуса, дивизии, но и от командира роты, взвода, от рядового бойца. От их дисциплины и стойкости, умения и готовности вгрызться в землю, погибнуть, но дальше не отступить.
В июльские дни 1942 г. в ЦК ВКП(б) поступило письмо полковника Тетушкина, командира 141-й стрелковой дивизии, которая занимала оборонительный рубеж в районе Воронежа. Офицер, прошедший еще школу Первой мировой войны, стал свидетелем беспорядочного отступления наших войск, о чем он с огромной болью писал секретарю ЦК Г. М. Маленкову: «Какую же картину отхода армий Ю. 3- (Юго-Западный. — Ю. Р.) и Брянского фронтов я наблюдал? Ни одной организованно отступающей части я не видел на фронте от Воронежа на юг до г. Коротояк. Это были отдельные группки бойцов всех родов оружия, следовавшие, как правило, без оружия, часто даже без обуви, имея при себе вещевые мешки и котелок. Попутно они (не все, конечно) отбирали продовольствие у наших тыловых армейских учреждений и автомашины. Кто идет с винтовкой, то она обычно ржавая (а производства 1942 г.). Картина эта мне знакома по прошлому году».
Полковник Тетушкин обращал внимание на недостаточную стойкость и плохую обученность пехоты, отсутствие беспрекословного повиновения младшего старшему, особенно в звене младший командир — боец. О какой дисциплине можно говорить, если бойцы на походе или вообще вне боя бросали противогазы, саперные лопатки, шлемы, оружие (даже пулеметы), лошадей. Противник в отношении дисциплины много сильнее нас, замечал комдив, вспоминая немецких пленных, которых гнали десятки километров до советских штабов и у которых все было цело до последнего личного номерка, у всех обязательно вычищены сапоги и выбриты лица.
С убежденностью старого воина Тетушкин подсказывал и один из путей решения проблемы: «У нас не хватает жесткой дисциплины, чтобы наверняка обеспечить успех в бою, чтобы никто не смел бросить свое место в окопе в любой обстановке. Умри, а держись. Все это должно быть обеспечено соответствующим законом, отраженным в уставах. Все, что мы имеем сейчас (уставы, положения) — этого не достигают…
Дисциплина, как и везде, особенно необходима в бою, тут она решает дело. Причем, если даже нет командира при бойце, он должен упорно защищаться или двигаться вперед на противника так же, как и с командиром».[16]
То, что часть рядового и командно-начальствующего состава была парализована страхом перед силами врага, а то и полной безысходностью, подтверждали и донесения особого отдела (ОО) НКВД Сталинградского фронта. Раньше историки практически не обращались к такого рода документам органов безопасности из-за их секретности. Между тем они содержали куда более объективную информацию, чем, скажем, донесения политорганов, в которых преобладала пропагандистская сторона. В этом заключается их особая ценность как исторического источника.
«Немецкая армия культурнее и сильнее нашей армии, — говорил, например, своим сослуживцам по 538-му легкому авиационному полку Резерва Верховного Главнокомандования красноармеец Колесников. — Нам немцев не победить. Смотрите, какая у немцев техника, а у нас что за самолеты, какие-то кукурузники…»
«Нас предали. Пять армий бросили немцу на съедение. Кто-то выслуживается перед Гитлером. Фронт открыт и положение безнадежное, а нас здесь с 6 июля маринуют и никак не определят», — такова была точка зрения начальника штаба артиллерии 76-й стрелковой дивизии капитана Свечкора.
В высказываниях военнослужащих, как следовало из материалов ОО НКВД, полученных в том числе путем перлюстрации почтовой корреспонденции, все чаще стали фигурировать далекие тыловые рубежи, до которых кое-кто психологически уже был готов отходить.
«Положение у нас крайне тяжелое, почти безвыходное… Так мы довоюемся, что и на Урале не удержимся» (начальник отдела укомплектования штаба фронта майор Антонов).
«Если на Дону не удержимся, то дела будут очень плохие, придется отступать до Урала. Если союзники нам не помогут, то сами мы не справимся с разгромом гитлеровцев» (техник Автобронетанкового управления капитан Погорелый).
«Немцы сейчас вырвали инициативу из наших рук, и, если [мы] не сумели удержаться на Дону, не удержимся и на Волге. Придется отходить до Урала» (интендант 2-го ранга Фей).[17]
Подобного рода «пораженческие», по терминологии тех дней, мысли и высказывания были не редкостью. Порой они соответствовали реальному положению дел, отражая, например, слабое и неумелое руководство войсками, недостатки боевой техники. Но при всем при этом в конкретной обстановке лета — осени 1942 г. такие настроения выдавали слабый психологический настрой многих военнослужащих, упадок духа и внутреннюю готовность к дальнейшему отступлению.