— Тимурчик, я опоздала, прости старую дуру…
Антон, который уже хотел разбежаться, остановился, услышав вопль из глубины темного коридора. К Альмухамедову семенила грузная фигура, размахивая руками, словно подающий сигналы матрос. Антон вздохнул. Встреча с бывшей женой в его планы точно не входила.
— Прости, прости, совсем забыла, — оправдывалась Мария Голубева, вкусно чмокнув Тимура в обе щеки. — Спектакль затянулся, дважды на бис вызывали, голова кругом… Здравствуй, Егор.
— Здравствуй, Маша.
Черский тоже подошел поцеловаться, после чего стрельнул глазами в сторону Антона. Змеиная ухмылочка вновь исказила его лицо. Голубева обернулась.
— Фу-ты ну-ты, какие люди и без охраны, — пробасила она. — Антоша, какими судьбами?
Антон кивнул, но подходить не стал.
— Маша, я же вчера просил своих бандерлогов передать, чтобы ты не дергалась, — сказал Тимур. — Роль твоя, у меня даже сомнений никаких не было. Не позвонили, что ли?
— Да телефон куда-то засунула, найти не могу, — рассеянно ответила Мария, искоса наблюдая за Антоном. — А чего тут у нас?
— Да, Антон, вы можете уже попробовать, — спохватился Тимур.
Антон разбежался и прыгнул. В тот момент, когда он, держась руками за спинку стула, задрал ноги кверху, Голубева оглушительно чихнула. Этот пушечный звук напугал Антона, и тот, не удержавшись на ногах, рухнул на пол, скривившись от боли.
— Шапито на выезде, — веско прокомментировала Мария. — Тимур, хочешь плюшечку?
— Плюшечку?
— Ага, плюшечку. Вкусную, сама пекла.
— Можно, — милостиво кивнул Тимур. — Сейчас чайку попьем, а то у меня еще три кандидата на сегодня… Да, Антон, спасибо, мы вам перезвоним.
— Егор, хочешь плюшечку?
От плюшечки Черский отказался и, убедившись, что больше не нужен, направился к выходу. Антон последовал за ним.
Наверное, следовало поговорить. Это он чувствовал просто нутром. В конце концов, проступок его был не так уж ужасен, учитывая, что камень преткновения, художница Алла, исчезла из жизни обоих. Встречаться все равно придется, так что закопать топор войны куда проще, чем каждый раз сдерживаться от желания впиться друг другу в глотки. Впрочем, это были скорее порывы Егора. Сам Антон ничего подобного не ощущал.
— Егор, подожди!
Черский шел впереди по гулкому коридору, в котором эхо отскакивало от стен, словно теннисные мячи, но даже с шага не сбился. Антон остановился, зло чертыхнулся и полез в карман за сигаретами.
Сигарет не было. Более того, не было даже кармана. Антон вспомнил, что снял пиджак и оставил его там, в павильоне. Развернувшись, он направился обратно.
Из крохотного кабинета доносился тяжелый бас Голубевой, хохотавшей над чем-то забавным. Альмухамедов хихикал. Судя по всему, их беседа была весьма увлекательной.
— Кстати, зачем тебе этот циркач недоделанный? — осведомилась Мария. — Бери Черского, не ошибешься. Талантливый парень.
— Я и так его беру, — ответил Тимур. — Жаль даже, что не актер.
— Ай, да брось, — фыркнула Мария. — Кто сейчас актер? Нет уже зубров и мамонтов, мелочь одна осталась. Скоро все динозавры вымрут. Куда ни плюнь, красотки и красавцы, а характер кто играть будет? У Черского в этом отношении ничуть не хуже экстерьер. И опыт опять же. Он перед камерами каждый день, импровизирует — будь здоров, и с реакцией все в порядке. Не то что этот клоун.
Антона затрясло от бешенства.
— Маш, — вкрадчиво произнес Тимур. — Но ведь ты почему-то в свое время его выбрала?
Голубева захохотала так, что дверь затряслась.
— Тима, рыбка моя, то, за что я его выбрала, тебе не пригодится. Ты же не порнушку снимаешь. Этот стервец только в койке хорош, а как актер — полное ничтожество. Я бы ему и «кушать подано» не доверила, не то что характерную роль. Ты вот комедию снимаешь, а из него комедиант, как из говна, пардон за французский, пуля. Даром что фотокарточка красивая.
— Мне и самому он не слишком нравится, — вздохнул Тимур. — Думаешь, не стоит брать?
— Не то что думаю, уверена! — решительно произнесла Мария. — И с Егором у него трения, точно передерутся. Тебе нужны свары на площадке?
— Ну, если ты так уверена, — с сомнением протянул Тимур. — Ладно, время терпит, посмотрю других. Но ты права. Два красавца в кадре мне не нужны. Второго надо посермяжнее, попроще. Мужичка такого, в треухе.
— А я что говорю? — рассмеялась Мария. — А этого гони. Помнишь, как в том фильме? «Циркач не нужен!»
Сжимая кулаки от злости, Антон вернулся в павильон, забрал пиджак и вышел на улицу с твердой уверенностью, что сниматься в новом фильме Альмухамедова ему не придется.
Антон приехал домой совершенно разбитый. Ехидный голос журналистки до сих пор звучал в ушах. Он уже представлял, в каком виде выйдет эта статья: «Антон Черницын до сих пор страдает по бывшей жене». Или того хлеще: «Месть обманутого друга. В отместку за отобранную невесту Егор Черский отобрал у Антона Черницына главную роль!» Газеты любят броские заголовки, а эта пронырливая репортерша с крысиными глазками уже наверняка все знала о его провале у Альмухамедова. Надо же было согласиться на это дурацкое интервью…
Первым делом Антон проверил автоответчик. Конечно, со студии ему могли и на мобильный позвонить, но вдруг на сей раз было не так?! Вдруг знаменитый режиссер велел связаться с Антоном, а его помощники потеряли номер? Ведь не дозвонились же они Голубевой!
На автоответчике мигала цифра шесть. Антон поймал в зеркале собственный взгляд, горящий лихорадочной надеждой, затем придал себе скучающий вид и с деланым равнодушием ткнул черную кнопочку. Конечно, ему не позвонят, но он и не расстроится, делов-то? На его долю фильмов хватит…
Первые три сообщения ничего полезного не несли. На двух с придыханием объяснялась в любви чудом добывшая его номер фанатка. Стихи, которые она декламировала, в одно сообщение не уместились, потому договаривала она его уже на втором, сбиваясь и торопясь. На третьем какой-то невежливый мужчина просил сдать на студию случайно унесенный пиджак.
«Здравствуйте, господин Черницын, — вежливо поприветствовал его мягкий женский голос. — Ваша кандидатура была рассмотрена режиссером. Пожалуйста, перезвоните нам, как только сможете…»
Йи-иха!
Он запрыгал по комнате, перевернул стол, споткнулся о дурацкого плюшевого крокодила, всученного ему на детской передаче, и которого он подкладывал под голову, когда валялся на диване, усталый и сонный. Пнув игрушку, Антон проскакал к балкону, открыл дверь настежь и с удовольствием вдохнул влажный московский воздух. Надо же! Все-таки свершилось, все-таки его выбрали, несмотря на происки Марии и неприязнь Черского!
На мгновение ему даже показалось, что стальной колпак комковатых туч, висевших прямо над головой, посветлел и даже порвался, пропуская солнце. Высунув руку на улицу, Антон поймал несколько дождевых капель и с удовольствием вытер мокрой ладонью лицо. Этот жест показался ему невероятно естественным. Он даже подумал, что где-нибудь использует его. От радости живот свело, а сердце затрепетало сильно-сильно, совсем как в детстве.
Съемки у Альмухамедова — это успех. Тимур предпочитает работать с проверенными актерами, стало быть, в следующий фильм его, Антона, пригласят стопроцентно… Ну не стопроцентно, но очень даже вероятно, и без всяких проб. Да и деньги будут совсем другие. Вот, скажем, актера Костю Долинского Тимур очень любил, звал в каждый проект, включая голливудские, и тот моментально стал звездой номер один, получая миллионы.
А ведь учился вместе с Антоном, правда, двумя курсами старше…
Подумав, какие деньжищи посыплются на него после съемок, Антон даже зажмурился от удовольствия.
В конце концов, чем он хуже Долинского? Ничем. Тоже хочется и по Европе поездить, и особнячок в Испании прикупить, и по ковровой дорожке в Каннах прогуляться, скалясь перед камерами фотографов, а еще… да мало ли? Квартиру вон купить, сколько можно жить в съемной? Машину поменять, например на «Майбах».
Не раскрывая глаз, Антон сладко потянулся. Ему захотелось какого-то веселого безумства. Например, сгонять в парк аттракционов и с воплем прокатиться на американских горках, снять какую-нибудь легкомысленную девицу лет восемнадцати, с длинными светлыми волосами, которая бы понятия не имела, кто он такой, ела мороженое и радовалась, что парень, которому вот-вот стукнет тридцать, проводит с ней время и выполняет любой каприз.
Ему не хватило терпения и выдержки, чтобы успокоиться, придать голосу необходимые чарующие модуляции, безотказно действующие на всех особ женского пола. Нервно ткнув кнопку, он еще раз прослушал сообщение, убедившись, что ему не померещилось, а потом набрал оставленный номер, сбившись всего лишь дважды.
— Слушаю, — отозвался тот же женский голос, но теперь он звучал с бесконечной усталостью. Антон мельком глянул на часы: шесть вечера, скоро конец рабочего дня.
Ему не хватило терпения и выдержки, чтобы успокоиться, придать голосу необходимые чарующие модуляции, безотказно действующие на всех особ женского пола. Нервно ткнув кнопку, он еще раз прослушал сообщение, убедившись, что ему не померещилось, а потом набрал оставленный номер, сбившись всего лишь дважды.
— Слушаю, — отозвался тот же женский голос, но теперь он звучал с бесконечной усталостью. Антон мельком глянул на часы: шесть вечера, скоро конец рабочего дня.
— Добрый вечер. Это Черницын, — торопливо сказал он. — Вы мне звонили…
— А, здравствуйте, Антон, — ответила женщина. — Вы у меня последний, кто не отзвонился. Могу вас обрадовать: роль ваша. Пробы отличные, так что завтра, будьте добры, на примерку. К десяти, и, пожалуйста, не опаздывайте.
— Не опоздаю, — горячо сказал Антон. — Я слышал, что Тимур Равильевич очень строг с актерами. Так что буду как штык.
В трубке зависло недоуменное молчание.
— А кто такой Тимур Равильевич? — поинтересовалась жещина.
— Как это — кто? — рассмеялся Антон. — Режиссер, естественно.
— Режиссер? Чей?
— О господи, да ваш, конечно! В смысле — наш.
Женщина вновь помолчала, а потом осторожно произнесла:
— Антон, вы, наверное, что-то путаете.
— Ничего я не путаю, — рассердился он. — Или я, по-вашему, не знаю, как зовут Альмухамедова?
— Кого-кого?
Антон подавил желание наорать на женщину и холодно пояснил:
— Тимура Равильевича Альмухамедова. Режиссера. Надеюсь, вы знаете, кто это такой?
Собеседница на том конце провода неожиданно развеселилась.
— Я-то знаю, — сообщила она и, кажется, даже хихикнула. — Что я, тундра неогороженная? Только при чем тут мы?
Антон похолодел.
— А вы разве не от него?
— Разумеется, нет. Я от Гарсон-Хинкевича. Ну? Вспомнили?
Антон простонал. Еще два месяца назад он был на пробах в историческую многосерийную мелодраму. Режиссер Олег Гарсон-Хинкевич замыслил нечто грандиозное. Сериал из жизни российских царедворцев по своему масштабу должен был затмить самые дорогие проекты прошлых лет, поскольку снимать собирались на натуре подлинных памятников архитектуры. Среди них оказались не только знаменитый Исаакиевский собор, Юсуповский дворец и Эрмитаж, но и французские замки на Луаре. Поначалу Антон едва ли не ежедневно справлялся о результате своих проб, но потом страсти улеглись, да и проект неожиданно забуксовал на месте. Потом Антон вообще позабыл о пробах, переключившись на проект Альмухамедова. Сейчас же съемки в тридцати двух сериях, за которые, между прочим, обещали хорошие деньги, показались ему каторгой.
Продлится эта бодяга минимум полтора года, и не факт, что сериал станет мегапопулярным, мрачно размышлял Антон. В последнее время проекты Гарсон-Хинкевича проваливались с завидным постоянством, но, похоже, его это нисколько не волновало. Сняв тридцать лет назад вполне успешный и любимый зрителями фильм, режиссер до сих пор плыл на волне старого успеха.
— Алло, Антон, вы там не уснули? — медовым голосом осведомилась женщина. Антон хотел ответить, но горло свело спазмом.
— Нет, — сказал он, откашлявшись. — Я здесь.
— Значит, завтра вы будете?
— Я же сказал — как штык, — резко ответил он, но женщина не смутилась. Видимо, привыкла к выбрыкам актеров.
— Ну и чудно, — подытожила она. — Значит, завтра к десяти мы вас ждем. Адрес помните?
Он заверил, что помнит, и положил трубку. Два оставшихся сообщения Антон прослушал без всякой надежды, и, разумеется, от Альмухамедова никаких сообщений так и не поступило.
На следующий день, после примерки костюмов и обязательной по этому случаю фотосессии, Антон решил поехать куда-нибудь пообедать.
В кружевных воротничках эпохи псевдо-Ренессанса скопилась пыль, на которую у него была аллергия. Антон мужественно терпел, стараясь не чесаться, пока наконец не расчихался. Сорвав пропахший нафталином костюм, он обнаружил, что шея покрыта красными волдырями.
— Хорошенькое дело, — возмутился Антон и гневно посмотрел на костюмершу. — Вы что, перед примеркой вычистить костюмы не могли?
Костюмерша смотрела на него глупыми совиными глазами и не отвечала. Вид у нее был какой-то отмороженный, что, впрочем, и неудивительно. В костюмерной было холодно. Женщина куталась в пуховую кофту, да еще и шалью подпоясалась. Узел лохматого серого полотнища сбился набок, придавая костюмерше вид продавщицы сельского лабаза. Антон посмотрел на нее с раздражением:
— У вас супрастин есть?
— Чего?
— Ничего, — махнул он рукой и вышел.
Какой супрастин, когда эта баба, похоже, родилась прямо тут, в пыльной костюмерной вместе с вековой молью! И, вполне вероятно, с этой молью даже состояла в родстве, поскольку по этому лицу, написанному старой акварелью, невозможно было угадать возраст.
На улице Антон задышал полной грудью. Царапающая дурнота, поселившаяся в горле, наконец отступила. Антон аккуратно потер красную шею и пошел к машине, намереваясь порадовать себя обедом. Утром он выскочил из дома так рано, что не успел позавтракать, и даже кофе пришлось пить на ходу, из бумажного стаканчика, подрулив к «Макдоналдсу». Коробочка с гамбургером, кстати, так и осталась лежать на сиденье, потому что съесть его Антон не успел, а сейчас мысль о булке с котлетой вовсе не казалась ему привлекательной. Супчику бы похлебать! Домашнего!
При мысли о супе у Антона заурчало в животе. Он вспомнил времена своего недолгого брака с Марией. Голубева была знатной кулинаркой и супы варила отменные, с островками жира, сочными кусками мяса и тонко порезанной картошечкой. Такой солянки, как у нее, Антон не ел больше нигде. Сам он готовить не любил, предпочитая немудреные блюда, а уж сварить суп было подвигом. Нет, пару раз он готовил какую-то жижу, но потом, скривившись, выливал содержимое в унитаз. Вот и сейчас Антону захотелось не в ресторан, а домой, на родную кухню, и чтобы кто-нибудь хлопотал вокруг, подавал суп и нарезанный треугольниками хлеб, а он неторопливо рассказывал, как прошли пробы, и ныл, как несчастен, поскольку роль у Альмухамедова досталась не ему.
За пробы в сериале Антон даже не волновался. И хотя он понимал, что съемки залатают все дыры в его бюджете, ему было все равно, утвердят его на роль или откажут. Работы, о которой мечтал, ему все равно не досталось, а сериал… что сериал? Рутина. Ничего интересного. Ну, костюмированный, с прославленным режиссером… Что с того? Это только наивные дураки и дурехи считают, что актер на каждую съемку приходит как на праздник, трепыхаясь от волнения, раздумывая: как вжиться в роль? Антон ни в какие роли не вживался — и ничего, снимали, приглашали еще, деньги платили. Верно сказала Маша — времена динозавров прошли. Кому сейчас интересно понимать героя, прокачивать характер, примерять на себя его жизнь? И так сойдет. Вот, к примеру, его практически утвердили на роль, а мысли — только о тарелочке супа, и никаким Станиславским тут и не пахнет…
Подумав, Антон поехал в хорошо знакомый ресторан. Народ там собирался разношерстный, случалось встретить и артистов, и бизнесменов, и политиков. Однажды сам премьер изволил откушать там вместе со всей свитой в рамках очередного братания с народом. Народ, впрочем, этого не оценил и ответного жеста не сделал, поскольку цены в ресторане были неприлично высоки. Но в основном сюда действительно приходили поесть, а не блеснуть рылом на телекамеры. Несмотря на пафос, ресторан был довольно тихим, даже музыку тут играли нетипичную, не имеющую ничего общего с глянцевой попсой.
Войдя, Антон сразу же натолкнулся взглядом на старую знакомую. У окна сидела певица Рокси, смотрела на улицу и вяло ковыряла ложечкой тирамису. Вид у нее был совершенно несчастный.
Он не планировал подходить. Стушевавшись, Антон сделал шаг назад, налетел на официанта, чудом не уронившего поднос. Рокси повернулась и уставилась на него. Поколебавшись пару мгновений, она махнула рукой, мол, иди сюда. И он пошел, как баран, проклиная себя, потому что никогда не мог противиться ее невозможному гипнотическому взгляду.
— Привет, — тихо сказала она.
— Привет.
Под столом, чтобы она не видела, Антон стиснул кулаки так, что ногти впились в кожу, зато лицо осталось отчужденно-приветливым. В присутствии Рокси ему редко удавалось владеть собой. Он сразу начинал мямлить и краснеть, если судьба сводила их вместе. Рокси же на его корчи старалась не обращать внимания. У нее это получалось лучше, словно тех сумасшедших недель, когда они делили одну постель в убогой гостинице, не было. Тогда они снимались в одном фильме, и их скоротечный роман стоил Антону брака.
— Посидишь со мной? — просто спросила она, словно о чем-то само собой разумеющемся.
Антону припомнилось: они прилетают со съемок, и Рокси, отпихнув его в сторону, бежит к лысеющему мужчине с внушительным пузиком, изображая щенячий восторг. Потом было несколько месяцев тишины, а мертвые телефонные номера словно издевались над его отчаянием…