Я просунул палец между ее бедер – черт возьми, да она была насквозь мокрая.
– Господи боже, – простонал я.
– Мне нравится, – призналась она, прижавшись губами к моей шее. – Нравятся ощущения.
– Ты что, черт возьми, шутишь? Ты там такая мягкая – я хочу пройтись языком от и до.
– Уилл…
– Если бы мы не были в спальне какого-то левого чувака, я бы в два счета пустил в ход язык.
Она вздрогнула у меня под пальцами и тихонько застонала.
– Ты и понятия не имеешь, сколько раз я это воображала.
Срань господня. Я почувствовал, что у меня снова встает.
– Думаю, ты бы растаяла у меня на языке, как сахар. А ты как думаешь?
Она негромко рассмеялась, держась за мои плечи.
– Думаю, я и сейчас таю.
– Полагаю, что да. Полагаю, что ты растаешь прямо у меня в руке, а я потом все это слижу. Ты громко кричишь, маленькая Сливка? Шумишь, когда кончаешь?
Задыхаясь, она шепнула:
– Когда делаю это сама, нет.
Черт. Именно это мне и хотелось услышать. Я целые десятилетия мог посвятить фантазиям о Ханне: как она лежит на диване, раскинув ноги, или ласкает себя в постели.
– И что же ты делаешь сама? Уделяешь внимание только клитору?
– Да.
– С помощью игрушки или…
– Иногда.
– Спорю, что могу тебя заставить закончить вот так, – сказал я и просунул внутрь два пальца, чувствуя, как Ханна сжимается вокруг меня.
Я потерся носом о ее нос.
– Ну, скажи мне. Тебе нравится, когда я сую туда пальцы? Когда трахаю тебя ими?
– Уилл… ты такой непристойный.
Я рассмеялся, покусывая ее подбородок.
– Думаю, тебе нравятся непристойности.
– А я думаю, что мне понравится твой непристойный рот у меня между ног, – тихо сказала она.
Застонав, я начал двигать в ней пальцами сильней и быстрее.
– Ты думаешь об этом? – спросила Ханна. – Думаешь, как целуешь меня там?
– Думаю, – признался я. – И гадаю, отвлекся ли бы хоть на секунду, чтобы глотнуть воздуха.
Ханна стала такой влажной. Она извивалась и терлась о мою руку, издавая отчаянные, приглушенные стоны, которые были мне так по вкусу. Я вытащил пальцы и, не обращая внимания на негромкий, но возмущенный рык, провел мокрую черту вверх по ее подбородку и по губам. За пальцами почти тут же последовал мой язык, а затем я прижался ртом к ее рту.
Че-е-ерт.
У нее был очень женственный вкус, пьянящий и мягкий, а на языке сохранилась липкая сладость девчачьего коктейля. Ханна была как слива во рту – спелая, маленькая и нежная, и я почувствовал себя королем, когда она начала умолять ласкать ее еще больше: «Пожалуйста, Уилл, я так близко…»
В ответ я спустил ее брюки и трусики до самого пола и подождал, пока она из них выступит. Теперь Ханна была совершенно голой. У меня руки дрожали от желания поскорей погрузиться в ее идеальное, влажное тепло.
Схватив меня за запястье, Ханна вновь просунула мою руку себе между бедер.
– Жадная девочка.
Ее глаза округлились от смущения.
– Я просто…
– Ш-ш-ш…
Я заставил ее замолчать, вновь прижавшись губами к рту и облизав сладкий язычок. Затем, отстранившись, шепнул:
– Мне это нравится. Хочу, чтобы ты взорвалась.
– Да.
Она требовательно дернула мою руку, когда я вновь прикоснулся к ее клитору.
– Я еще никогда такого не чувствовала.
– Такая мокрая.
Я снова протолкнул пальцы внутрь, и Ханна громко охнула. Она следила за моими губами, глазами, за каждой моей реакцией. Я был без ума от ее любопытства, не позволявшего оторвать от меня взгляда.
– Сделай мне одолжение, – попросил я.
Она кивнула.
– Скажи, когда будешь близко. Я это почувствую, но хочу и услышать.
– Хорошо, – простонала она. – Хорошо, хорошо, только… пожалуйста.
– Пожалуйста что, Сливка?
Она легонько прижалась ко мне.
– Пожалуйста, не останавливайся.
Я протолкнул пальцы глубже и стал двигать ими быстрее, массируя большим пальцем клитор. Да. Мать вашу, она уже близко.
У меня опять был стояк, и я терся об ее голое бедро, на которое кончил всего несколько минут назад. Я тоже был близко.
– Возьми в руки мой член. Просто держи его, ладно? Ты такая мокрая, и эти звуки… матерь божья, я…
Но она уже обхватила ладонью мой член и держала так крепко, что я мог трахать ее кулак, и все мысли завертелись вокруг того, как мягко моим пальцам внутри и какие сочные у нее язык и губы…
Ханна начала таять, теряя контроль над своим телом. Она тихо поскуливала, выдыхая одни и те же слова: «боже мой, боже мой», и я думал то же самое.
– Скажи это.
– Я сейчас… – поперхнувшись, она крепче сжала мой член, трахавший ее кулак.
– Скажи это, черт возьми.
– Уилл. Боже мой.
Бедра Ханны задрожали, и я обхватил свободной рукой ее талию, чтобы не дать ей упасть.
– Я кончаю.
И, резко дернув бедрами, она кончила, дрожа и истекая соком. Ее тело запульсировало вокруг моих пальцев. Ханна вскрикнула, впившись ногтями мне в плечи. Именно это было мне нужно, но как она узнала? Я глухо застонал, и мой второй оргазм горячей струей выплеснулся ей в руку.
Ч-черт. Ноги у меня затряслись, и я навалился на Ханну, прижав ее к стене.
Мы вели себя шумно. Не слишком ли шумно? Наша комната была далеко по коридору, и от вечеринки ее отделял ряд других комнат, но я и понятия не имел, что происходило во внешнем мире, пока мой мир таял в руках Ханны.
Ее сладкое, теплое дыхание касалось моей шеи. Я осторожно вытащил пальцы, погладив по пути киску, чтобы ощутить нежную кожу.
– Тебе хорошо? – шепнул я ей на ухо.
– Да, – прошептала она, обвив мои плечи руками и прижавшись лицом к шее. – Боже, так хорошо.
Голова по-прежнему кружилась. Я не стал убирать руку, а вместо этого бережно провел пальцами по клитору, вдоль мягкой щелочки и обратно ко входу. Возможно, это был лучший первый секс с женщиной в моей жизни.
Хотя все ограничилось только руками.
– Может, нам стоит вернуться на вечеринку? – глухо выдохнула она мне в плечо.
Я неохотно убрал руку и тут же вздрогнул, потому что Ханна повернула выключатель у себя за спиной. Натягивая штаны, я смотрел на нее, обнаженную, стоящую у стены внезапно осветившейся комнаты.
И оно того стоило. Ханна была стройной, подтянутой, с пышной грудью и изящным изгибом бедер. Кожа все еще розовела после оргазма. Изучая мокрое пятно на ее животе, след моего оргазма, я наслаждался румянцем, окрасившим ее шею и щеки.
– Ты пялишься, – заметила она, нагибаясь к туалетному столику за коробкой салфеток.
Уничтожив следы преступления, Ханна смяла салфетку и швырнула в мусорное ведро.
Я застегнул пряжку ремня и уселся на край кровати, наблюдая за тем, как Ханна одевается. Она была невероятно сексуальна, хотя и не подозревала об этом.
В комнате пахло сексом. Ханна чувствовала, что я смотрю на нее, но ничуть не спешила. Напротив, она, казалось, готова была продемонстрировать мне все свои изгибы со всех ракурсов, натягивая трусики, втискиваясь в брючки, надевая лифчик и медленно, пуговка за пуговкой, застегивая блузку.
Оглянувшись на меня, Ханна облизнула губы, и мое сердце екнуло, когда я понял, что мои пальцы могли оставить на губах ее вкус. Мне казалось, что я запомнил его до конца времен.
– Что теперь? – спросил я, поднимаясь с кровати.
– Теперь, – дотронувшись до моей руки, она провела кончиками пальцев по двойной спирали, от локтя до запястья, – мы вернемся туда и выпьем еще по бокалу.
Ее голос звучал ровно, и это слегка меня остудило. Он уже не был возбужденным и хриплым или робким и молящим. Она снова стала обычной, жизнерадостной Ханной, которую знали все, и перестала быть только моей.
– Возражений не имею.
Несколько долгих секунд она изучающе смотрела мне в лицо, скользя взглядом по глазам, щекам, губам и подбородку.
– Спасибо, что не стал вредничать.
– Ты что, шутишь?
Наклонившись, я поцеловал ее в щеку.
– С чего мне вредничать?
– Мы только что трогали друг друга в самых интимных местах, – шепнула она.
Рассмеявшись, я поправил воротник ее блузки.
– Я это заметил.
– По-моему, я вполне способна на дружбу-с-бонусами. Это получается так легко, так непринужденно. Мы просто выйдем к остальным, – сказала она, озаряя меня широкой ухмылкой.
Затем, чуть подмигнув, Ханна добавила:
– И только мы знаем, что ты минуту назад обкончал мне весь живот, а я тебе всю руку.
Она повернула ручку замка и распахнула дверь, впуская внутрь шум вечеринки. Нас наверняка никто не слышал. Мы вполне могли сделать вид, что ничего не произошло.
Я поступал так и раньше, много раз. Выходил с женщиной, а затем вновь окунался в кипение праздника, смешиваясь с остальными гостями и находя себе другие виды развлечений. Но, несмотря на то, что все собравшиеся мне нравились, я ни на секунду не упускал Ханну из виду. Вот она задержалась в гостиной, разговаривая с высоким азиатским парнишкой по имени Дилан. Вот отошла в коридор и махнула мне рукой, исчезая в ванной. Вот в кухне наполнила водой пластиковый стакан. Вот приподнялась на цыпочки, высматривая меня с другого конца комнаты.
Дилан снова отыскал Ханну и наклонился к ней, что-то рассказывая. Он широко улыбался, был одет по последней студенческой моде – значит, дома не засиживался – и, кажется, испытывал к Ханне искреннюю симпатию. Я наблюдал за тем, как ее улыбка сияла все шире, а затем вдруг стала немного неуверенной. Ханна обняла Дилана и проводила взглядом, когда он вышел на кухню. Я не понимал происходящего, но был рад тому, что она веселится. Однако спустя два часа после нашей мануальной терапии я почувствовал нарастающее жжение – мне захотелось отвезти ее домой, где весь остаток ночи мы смогли бы по-настоящему посвятить друг другу.
Вытащив из кармана мобильник, я начал набирать смску Ханне.
«Давай свалим отсюда. Поедем ко мне домой, и ты останешься у меня на ночь».
Положив палец на кнопку «Отправить», я заметил, что Ханна тоже печатает что-то в нашем окошке iMessage. Я решил подождать.
«Дилан только что пригласил меня на свидание», – написала она.
Некоторое время я тупо пялился на экран, а затем поднял голову и перехватил ее встревоженный взгляд с другого конца комнаты.
Стерев старую смску, я вместо этого напечатал:
«И что ты ему ответила?»
Когда телефон звякнул в ее руке, она опустила голову и, прочитав, ответила:
«Я сказала, что мы решим в понедельник».
Ей хотелось получить у меня совет, может, даже разрешение. Всего месяц назад я регулярно занимался сексом с парой-тройкой разных женщин каждую неделю. Я не понимал, как отношусь к Ханне: все было слишком запутанно и сложно, не говоря уже о том, чтобы помочь ей разобраться в собственных чувствах.
Телефон снова зажужжал, и я бросил взгляд на экран.
«А это не странно после того, что мы сейчас делали? Уилл, я не знаю, как поступить».
«Это то, что ей нужно, – сказал я себе. – Друзья, свидания, жизнь за пределами кампуса. Она не может зацикливаться на тебе».
В кои-то веки мне захотелось чего-то сложного, а Ханна пыталась найти простое.
«Вовсе нет, – написал я в ответ. – Это и называется ходить на свидания».
7
Если мне когда-то хотелось узнать, как орут мартовские коты, то теперь я это знала. Вопли, мяуканье, визг и стоны начались примерно час назад и с тех пор становились все громче. Казалось, сексуально озабоченная скотина орет уже прямо под окнами моей спальни.
И я прекрасно могла войти в ее положение. Спасибо, жизнь, за эту ходячую метафору моих собственных ощущений.
Я со стоном перекатилась на живот и, не глядя, потянулась за подушкой, чтобы заглушить звук. Или чтобы придушить себя. Я пока не решила. Три часа назад я вернулась со свидания с Диланом и так и не смогла уснуть ни на минуту.
Я пребывала в полном раздрае и безостановочно ворочалась в постели, глядя в потолок, словно решение моих проблем было спрятано под слоем грязноватой штукатурки. Почему все было так сложно? Разве я не этого хотела? Свиданий? Социальной жизни? Наконец-то испытать оргазм в обществе другого человека?
Так в чем же проблема?
Во-первых, в том, что Дилан вызывал у меня в основном дружеские чувства. То, что он пригласил меня в один из самых любимых моих ресторанов, а я все свидание просидела как зомби, думая об Уилле (хотя должна была млеть от присутствия Дилана), еще больше усложняло дело. Я не думала об улыбке Дилана, когда он заехал за мной, о том, как он распахнул передо мной дверцу машины или как восторженно пялился на меня весь ужин. Вместо этого я таяла при воспоминании об игривой улыбке Уилла, о том, как он глядел на меня, когда я дотронулась до его члена, о его раскрасневшихся щеках, о его точных инструкциях, о стоне, с которым он кончил, о влажном пятне на моей коже.
Я яростно перевернулась на спину и скинула с себя одеяло. На дворе стоял март, весь день шел легкий снежок, но я тонула в поту. Уже пробило два часа, а сна не было ни в одном глазу. Я была взбешена и совершенно сбита с толку.
Больше всего меня смущало то, как мило Уилл вел себя на вечеринке, как вежлив и внимателен был и как легко все это у него переходило в секс. Он подбадривал меня, говорил все, что я хотела услышать, но никогда не давил и не просил больше, чем я готова была дать. А еще он такой сексуальный… Эти руки. Этот рот. То, как жадно он целовал меня, словно после долгих лет воздержания наконец-то спустил страсть с поводка. Мне хотелось, чтобы он трахнул меня – возможно, больше всего на свете – и это было бы наиболее логичным следующим шагом: мы оба заперты в темной комнате, он на взводе, я просто киплю, рядом кровать… но это показалось мне неправильным. Я чувствовала, что не готова.
И он не стал настаивать. Когда я решила, что вляпалась в неловкую ситуацию, Уилл меня успокоил. Он был единственным человеком, которому мне захотелось рассказать про Дилана, и Уилл меня поддержал. В такси по дороге домой он сказал, что мне надо больше выходить в люди, развлекаться. Он добавил, что никуда не денется и что все было просто идеально. Велел мне больше экспериментировать и радоваться жизни. И, о боже, от этого я только захотела его еще сильнее.
Решив, что попытка заснуть – гиблое дело, я встала и пошла на кухню. Открыв дверцу холодильника, я замерла, закрыв глаза и наслаждаясь ласкавшей разгоряченную кожу прохладой. Между ног у меня было мокро и, хотя прошло уже шесть дней с тех пор, как Уилл ласкал меня там, внизу все ныло. Мы встречались каждый день на пробежке и три дня из этих шести завтракали вместе. Это было просто – с Уиллом все и всегда было просто. Но каждый раз, когда он оказывался рядом, мне хотелось попросить его дотронуться до меня, хотелось снова прикоснуться к нему. В моем теле все еще чувствовались отголоски каждого движения его пальцев, но я не доверяла собственной памяти. Это не могло быть так хорошо.
Перебравшись в гостиную, я выглянула в окно. Небо было темным, но с серебристо-серым отливом, а крыши поблескивали от инея. Я считала фонари и пыталась вычислить, сколько их между его домом и моим. Интересно, существовал ли хоть малейший шанс, что он тоже не спит и чувствует хотя бы малую долю того, что я чувствую сейчас?
Нащупав пальцами жилку, бьющуюся на шее, я закрыла глаза, прислушиваясь к равномерной пульсации под кожей. Я приказала себе вернуться в кровать. Может, сейчас как раз был подходящий случай попробовать бренди, который отец всегда держал в гостиной. Я убеждала себя, что позвонить Уиллу – это крайне скверная идея и ничего хорошего из этого не выйдет. Я действовала разумно, логично и продуманно.
Но, боже, как я устала думать!
Не обращая внимания на тревожные сигналы рассудка, я собрала вещи, вышла на улицу и двинулась в путь. Выпавший снег за день стоптали до толстой корки, покрывающей тротуар. С каждым шагом раздавался хруст, и чем ближе я подходила к дому Уилла, тем больше буря в моей голове превращалась в монотонное гудение где-то на заднем плане.
Когда я подняла голову, то обнаружила, что стою у подъезда его дома. Дрожащими руками я вытащила телефон, выбрала иконку с его фотографией и набрала единственные слова, которые пришли в голову:
«Ты не спишь?»
И чуть не выронила телефон от неожиданности, когда через пару секунд получила ответ:
«Увы, нет».
«Впустишь меня?» – спросила я.
И какого же ответа, откровенно говоря, я ожидала? Чего мне хотелось – чтобы он сказал «да» или отправил меня домой? В ту секунду я даже не понимала.
«А ты где?»
Поколебавшись, я написала:
«У твоего дома».
«ЧТО? Уже спускаюсь».
Не успела я понять, что делаю, и развернуться обратно, как входная дверь распахнулась, выпуская наружу Уилла.
– Черт, ну и дубак! – выругался он, а затем уставился мне за спину на безлюдную улицу. – Ради всего святого, Ханна, скажи, что ты, по крайней мере, приехала на такси?
Вздрогнув, я призналась:
– Нет, пришла пешком.
– В три ночи? Ты что, окончательно спятила?
– Я знаю, знаю. Просто…
Он покачал головой и втащил меня внутрь.
– Давай заходи. Ты в курсе, что ты чокнутая? Я бы с радостью придушил тебя прямо сейчас. Нельзя разгуливать по Манхэттену в три ночи, Ханна.
Когда Уилл произнес мое имя, внутри разлилось тепло. Я готова была всю ночь простоять на холоде, лишь бы услышать это снова. Но по пути к лифту он только бросил мне укоризненный взгляд. Я покорно кивнула, и мы вошли в лифт. Двери кабины закрылись. Уилл остановился у противоположной стены и во все глаза уставился на меня.
– Так ты что, только вернулась после вашего свидания? – спросил он.
Вид у него был взъерошенный со сна и оттого еще более сексуальный, что не улучшило моего состояния.