Ей пришлось попятиться, чтобы пропустить меня.
– Нет, я подожду. Иди первым.
Я вывернул кран горячей воды до упора, настолько, насколько мог вытерпеть. Боль после марафона еще не пришла – а может, и не должна была прийти, – но я так изнемогал от желания одновременно заняться с Ханной любовью и придушить ее, что горячая вода с паром оказались очень кстати.
Может, она хотела, чтобы все было как раньше: дружеский секс. Удобство без завышенных ожиданий. И я так сильно желал ее, что легко мог вернуться к этому – в равной мере наслаждаться ее телом и ее дружбой, никогда не ожидая и не претендуя на большее.
Но теперь это было мне не нужно. Ни от кого, а тем более от нее. Закрыв глаза, я намылился, вдыхая горячий пар и смывая с себя пот и усталость после забега. И мечтая смыть заодно все мучившие меня противоречия.
Я услышал глухой щелчок душевой двери за миг до того, как кожи коснулась волна холодного воздуха. В кровь хлынул адреналин, заставляя сильней биться сердце и наполняя голову бешеным, туманящим разум желанием. Я оперся рукой о стену, опасаясь повернуться к Ханне и чувствуя, как вся моя решимость тает. Лишь малая часть меня способна была устоять. Остальная готова была дать ей все, о чем бы она ни попросила.
Прошептав мое имя, Ханна закрыла дверь и подошла так близко, что ее обнаженная грудь прижалась к моей спине. Ее кожа была прохладной. Ханна провела ладонями по моим бокам, по ребрам.
– Уилл, – повторила она, поднимая руки к моей груди и вновь опуская вниз, к животу. – Посмотри на меня.
Я перехватил ее запястья, не давая опустить руки ниже, чтобы она не могла почувствовать, как меня возбудило даже это легкое прикосновение. Сейчас я смахивал на скаковую лошадь, которую сдерживали одни лишь хлипкие воротца. Мышцы рук напряглись и подрагивали – я держал Ханну за запястья не только для того, чтобы закрыть ей доступ к своему телу, но и чтобы обуздать самого себя.
Прижавшись лбом к стене, я постоял какое-то время неподвижно, до тех пор пока не уверился в том, что смогу обернуться к ней и сразу на нее не накинуться. В конце концов я развернулся, продолжая держать ее за руки.
– Не думаю, что способен на это, – прошептал я, глядя ей в лицо.
Ханна распустила волосы, и влажные пряди липли к ее щекам, шее, плечам. Брови удивленно сошлись на переносице – я знал, что она не понимает, о чем я. Тут, видимо, в голове ее промелькнула какая-то мысль, и по щекам разлилась краска стыда. Зажмурившись, она проговорила:
– Я извиня…
– Нет, – перебил я. – Я имею в виду, что не могу продолжать то, что было у нас раньше. Я не хочу делиться тобой. И не хочу продолжать, если ты намерена встречаться с другими мужчинами.
Ханна открыла глаза. Ее взгляд смягчился, дыхание участилось.
– Я не могу упрекать тебя за желание поэкспериментировать, – сказал я, сильней сжав ее запястья при этой мысли, – но мои чувства к тебе становятся все глубже, и я не хочу сдерживаться и притворяться, что мы просто друзья. Даже с Дженсеном. Я приму все, что ты готова мне дать, потому что безумно хочу тебя, но если тебя интересует только секс, это причинит мне боль.
– По-моему, меня никогда не интересовал только секс, – ответила она.
Отпустив запястья Ханны, я вгляделся в ее лицо, пытаясь понять, что мне предлагают.
– Когда сегодня ты назвал меня «своей Ханной», – начала она и на секунду умолкла, прижав ладонь к моей груди, – мне захотелось, чтобы это было правдой. Мне захотелось стать твоей.
Дыхание комом застряло у меня в горле. Я видел, как под нежной кожей ее шеи бьется пульс.
– То есть я уже твоя.
Ханна широко распахнула глаза и, приподнявшись, втянула в рот мою нижнюю губу. Затем взяла мою ладонь, положила себе на грудь и, подавшись вперед, прижалась к ней.
Если то, что я сейчас испытывал, было лишь малой частью того страха, который все это время чувствовала она, мне внезапно стала понятна вся ее чрезмерная осторожность. Боязнь, что я причиню ей боль. Такая сильная любовь пугала.
– Пожалуйста, – взмолилась она, вновь целуя меня и пытаясь обвить вокруг себя вторую мою руку, – Я так сильно хочу быть с тобой, что мне трудно дышать.
– Ханна, – задохнулся я и невольно нагнулся, чтобы ей легче было достать до моих губ, моей шеи.
Обхватив мою Сливку рукой, я провел большим пальцем по ее соску.
– Я люблю тебя, – прошептала она, покрывая поцелуями мой подбородок и шею.
Я закрыл глаза, чувствуя, как неистово бьется сердце.
Стоило ей сказать это, как вся моя решимость пошла прахом. Я открыл рот и застонал, когда ее язык скользнул внутрь и принялся ласкать мой. Она ответила глухим стоном, царапая мои плечи и шею, прижимаясь животом к моему твердому члену.
Ханна охнула, когда я развернул ее и прижал спиной к холодной кафельной стенке, а затем охнула еще раз, когда я втянул в рот ее грудь и жадно к ней присосался. Мой страх никуда не ушел: наоборот, услышать ее признание в любви было еще страшнее, потому что у меня появилась надежда. Надежда на то, что как-нибудь, вслепую, мы вместе справимся с этой первой любовью.
Я снова припал к губам Ханны, чувствуя, что теряю контроль, что растворяюсь в жаре ее поцелуев, и зная без всяких вопросов, что не все капли, текущие по ее щекам, – душевая вода. Я тоже ощущал это всепоглощающее облегчение, за которым немедленно последовала свирепая жажда оказаться внутри нее, двигаться внутри нее, чувствовать ее.
Обхватив ягодицы Ханны, я приподнял ее, чтобы она могла обвить ногами мою талию. Я чувствовал теплую влагу ее желания и начал мерно раскачиваться, чуть входя и выходя и заново влюбляясь в хриплые, нетерпеливые стоны, срывавшиеся с ее губ.
– Никогда раньше не делал этого, – пробормотал я ей в шею. – Понятия не имею, что я делаю.
Она рассмеялась, крепко впившись пальцами мне в плечи и покусывая шею. Я медленно вошел в нее, остановившись лишь тогда, когда наши бедра соприкоснулись, и тут же понял, что долго не продержусь. Она откинула голову, глухо стукнувшись затылком о кафель. Ее грудь поднималась и опадала, дыхание было хриплым и прерывистым.
– О боже, Уилл.
Выйдя, я шепнул:
– Ты тоже это чувствуешь?
Ханна, заикаясь, умоляла двигаться и вжималась в меня изо всех сил, стиснутая между мною и стеной.
– Это не просто секс, – сказал я, скользя губами по ее ключице. – Мне так хорошо, что почти больно, и так было всякий раз, когда я входил в тебя, Сливка. Вот что ты чувствуешь с тем, по кому сходишь с ума.
– С тем, кого любишь? – шепнула она мне на ухо.
– Да.
Я стал входить и выходить быстрее, зная, что я на грани, что мне надо отнести ее в свою кровать, жадно вылизать ее киску, а затем снова трахать ее, пока мы оба не рухнем без сил. Ощущения были слишком острыми, и, как только я начал двигаться, стало ясно: мне никогда не привыкнуть к этому чувству, когда я внутри нее и ничто нас не разделяет.
Я вколачивал себя в нее, наслаждаясь ее стонами и снова и снова шепча ей в шею извинения: «Я слишком возбужден…» Все это сводило меня с ума: ее плоть, обхватившая мою, ее слова и осознание, что отныне она действительно принадлежит только мне.
– Я слишком близко, Сливка, я не могу…
Она мотнула головой и, впившись ногтями мне в плечи, прижала губы к моему уху.
– Мне нравится, когда ты не можешь сдерживаться. Это то, что я всегда ощущала с тобой.
Застонав, я дал себе волю, чувствуя, как меня несет по спирали все вниз, и вниз, и вниз, вдавливаясь сильнее и глубже, до тех пор пока не услышал тихие шлепки моих бедер о ее и ее спины о стену, пока не ощутил, как горячая, влажная волна пронеслась по моему телу, и кончил в нее так сильно, что мои крики отразились от кафеля душевой и заплясали вокруг нас.
Кажется, никогда в жизни я не кончал так быстро, и это наполнило меня одновременно ужасом и восторгом.
Ханна потянула меня за волосы, молча умоляя прижаться губами к ее губам, но ограничившись легким поцелуем, я со стоном вышел из нее и упал на колени. Подавшись вперед, я развел пальцами ее складки и припал к нежному бугорку клитора. Закрыв глаза, я рычанием приветствовал ее тихий стон и сладость ее плоти на языке. Ноги Ханны дрожали от усталости после забега, а возможно, и после того, как я жестко оттрахал ее у стены. Просунув руки ей между бедер, я приподнял мою Сливку так, что ее ляжки оказались на моих плечах, а мои ладони поддерживали ее ягодицы.
Ханна надо мной вскрикнула и принялась слепо шарить руками, пытаясь нащупать хоть какую-то опору. Наконец она сжала бедрами мою голову и, положив руки мне на макушку, уставилась на меня широко открытыми, завороженными глазами.
– Я так близко, – дрожащим голосом выдавила она.
Ее руки, вцепившиеся мне в волосы, тоже дрожали.
– Я так близко, – дрожащим голосом выдавила она.
Ее руки, вцепившиеся мне в волосы, тоже дрожали.
Я замычал и улыбнулся, водя головой из стороны в сторону и жадно лаская ее клитор. Я никогда раньше такого не делал, и для меня это было как признание в любви – словно я доказывал свою любовь всеми возможными способами. В моей груди потеплело, когда я понял: вот оно, наше начало. Прямо сейчас, в струях пара, отчасти прячущих нас друг от друга, мы наконец-то все выяснили.
Я уловил момент, когда Ханна приблизилась к финалу. Заливший ее грудь румянец пополз выше и коснулся лица как раз в тот момент, когда губы распахнулись в крике.
Я знал, что никогда не устану от этого. Я никогда не устану от нее. Глядя, как по ней волной прокатывался оргазм, вырывая из горла хриплые крики, я испытывал невероятный восторг от сознания, что обладаю ею.
Когда бедра Ханны обмякли, я осторожно убрал руки и поставил ее на трясущиеся ноги. Затем встал и секунду смотрел на нее сверху вниз, пока она не обвила мою шею руками и, приподнявшись, не прижалась ко мне.
Ее тело стало таким теплым и мягким от горячей воды – казалось, она тает в моих руках.
И, черт возьми, теперь все было совсем по-другому. Я никогда не чувствовал, что так полно, неразрывно с ней связан даже в наши самые интимные моменты, пока мы были «просто друзьями».
Сейчас она принадлежала только мне.
– Я люблю тебя, – шепнул я ей в волосы и потянулся к боковой полочке за мылом.
Я аккуратно вымыл каждый дюйм ее тела, ее волосы и нежную кожу между ног. Я смыл с нее следы своего оргазма, целуя в шею, веки и губы.
Мы вышли из душа, и я завернул Ханну в полотенце, после чего обернул второе себе вокруг талии. Затем я отвел Ханну в спальню, усадил на край кровати и насухо вытер, после чего уложил в постель.
– Я принесу тебе что-нибудь поесть.
– Я пойду с тобой.
Она попыталась вывернуться у меня из рук и сесть, но я покачал головой и, нагнувшись, взял в рот ее сосок.
– Просто лежи и отдыхай, – шепнул я ей в грудь. – Я намерен не выпускать тебя из кровати весь день и всю ночь, так что сначала надо поесть.
Вода с моих волос закапала на ее обнаженную кожу, и она громко ахнула, широко распахнув глаза. Ее зрачки расширились, затопив чернотой светло-серую радужку. Она опустила руки мне на плечи, стараясь притянуть к себе, и, черт, я был уже снова готов к бою… но нам надо было поесть. У меня уже начинала кружиться голова.
– Я быстро что-нибудь соображу.
Сидя голышом на покрывале, мы жевали сэндвичи и в течение нескольких часов болтали о марафоне, о выходных с ее семьей и, наконец, о том, что каждый из нас чувствовал, когда мы думали, что все кончено.
Мы занимались любовью, пока солнечный свет за окном не угас, заснули в обнимку, а потом проснулись посреди ночи, изголодавшись друг по другу. И делали это громко, и яростно, и так, как у нас всегда получалось лучше всего – честно.
А затем, насытившись на какое-то время, я потянулся к прикроватному столику за ручкой. Прижавшись к Ханне, я снова вывел у нее на бедре татуировку «Все исключительное – для исключительных», надеясь, что смогу стать для нее «исключительным»: бывшим гулякой, преображенным игроком, тем, кто стал ее достоин.
Эпилог
Стюардесса прошла мимо, решительно захлопывая верхние багажные отделения. Затем, нагнувшись, она поинтересовалась:
– Апельсиновый сок или кофе?
Уилл попросил кофе. Я с улыбкой покачала головой.
Он похлопал меня по колену, держа руку ладонью вверх.
– Дай мне свой телефон.
Я протянула ему мобильник, не преминув жалобно проныть:
– Зачем мне выход в сеть? Я все равно просплю весь полет.
Никогда больше я не позволю ему покупать билеты на рейс из Нью-Йорка к западному побережью с вылетом в шесть утра.
Уилл, не обращая на меня внимания, ввел какой-то код в крошечное окошко интернет-браузера на моем телефоне.
– Если ты не заметил, у меня глаза слипаются. Кое-кто не давал мне спать всю ночь, – прошептала я, прижимаясь к нему.
Остановившись, он бросил на меня испепеляющий взгляд.
– Значит, так все было?
Сладкая дрожь, зародившаяся в груди, пробежала по животу и угнездилась между ног.
– Да.
– Значит, дело вовсе не в том, что ты еле живая приползла из лаборатории?
– Нет, – солгала я.
Уилл заломил бровь, и уголок его губ поднялся в улыбке.
– И ты вовсе не помешала моим приготовлениям к крайне романтическому ужину, который я для тебя запланировал?
– Я? Нет, что ты.
– И не затащила меня на диван, упрашивая «немного поработать ртом»?
Прижав руку к груди, я заявила с предельной честностью:
– Да никогда в жизни.
– Значит, это не ты, игнорируя весьма соблазнительные запахи из духовки, увлекла меня в спальню, умоляя предаться греху и разврату?
Я закрыла глаза, когда он, придвинувшись ближе, чуть куснул меня за подбородок и тихонько сказал:
– Я так сильно тебя люблю, моя милая хулиганка.
Образы прошлой ночи усилили тот ноющий, неутихающий голод, который я испытывала каждый раз рядом с Уиллом. Я вспомнила, как властны были его руки, какие точные он отдавал мне приказы. Я вспомнила, как эти руки тянули меня за волосы, как его тело часами раскачивалось надо мной, каким низким стал его голос, когда под конец он просил расцарапать и искусать его. Я вспомнила, как он рухнул на меня всем весом, потный и изможденный, и как заснул почти сразу после завершения.
– Может, это была и я, – снизошла я до признания. – Я весь день проработала в ламинаре, и что тут сказать? У меня была масса времени помечтать о твоих волшебных губах.
Поцеловав меня, он снова вернулся к телефону. Повозившись еще немного, Уилл вернул его мне со словами:
– Ну вот, все в ажуре.
– Я по-прежнему намерена спать.
– Ну, по крайней мере, если ты понадобишься Хлое, то она сможет тебе дозвониться.
Я удивленно взглянула на него.
– А зачем я могу ей понадобиться? Я ведь не участвую в церемонии.
– Ты что, не знаешь Хлою? Она же грозный генерал, который может в любую секунду поднять тебя на битву, – сказал Уилл, потирая затылок, как и всегда, когда чувствовал себя неуютно. – Короче, неважно. Просто поспи.
– У меня есть ощущение по поводу этого путешествия, – пробормотала я, прижимаясь к его плечу. – Что-то вроде предчувствия.
– Вроде бы ты не склонна к суевериям.
– Я серьезно. Думаю, будет просто чудесно, но одновременно мне кажется, что мы очутились в гигантской стальной трубе, несущей нас навстречу семи дням полного безумия.
– Технически говоря, самолеты делают из алюминиевого сплава.
Уилл поглядел на меня, наклонившись, чмокнул в нос и шепнул:
– Но ты это наверняка знала.
– А у тебя когда-нибудь бывали предчувствия?
Хмыкнув, он снова поцеловал меня.
– Один или два раза.
Я подняла на него взгляд – на знакомые темные ресницы и ярко-голубые глаза, на вечернюю щетину, прорезавшуюся к шести утра, и на глуповатую улыбку, которая не сходила с его лица с тех пор, как я разбудила его – снова – четыре часа назад, припав губами к его члену.
– На вас нашло сентиментальное настроение, доктор Самнер?
Он пожал плечами и моргнул, слегка притушив влюбленный блеск в глазах.
– Просто рад, что еду с тобой в отпуск. Рад этой свадьбе. Рад, что у нашей маленькой банды скоро появится малыш.
– У меня есть вопрос по правилам, – шепнула я.
Заговорщицки склонившись ко мне, Уилл прошептал в ответ:
– Я больше не твой инструктор по романтическим интрижкам. У нас нет никаких правил, не считая одного: к тебе не могут прикасаться другие мужчины.
– Все равно. Ты ведь в курсе таких вещей.
Он проворчал с улыбкой:
– Ладно. Выкладывай.
– Мы вместе всего два месяца, и…
– Четыре, – поправил он, как всегда, настаивая, что я принадлежала ему с нашей первой пробежки.
– Ладно. Пусть будет по-твоему, четыре. Если мы вместе всего четыре месяца, сильно ли я нарушу этикет, сказав, что ты мой навсегда?
Его улыбка стала строже, а взгляд – теплей, словно ласковое прикосновение. Он поцеловал меня, снова и снова.
– Я бы сказал, что это более чем соответствует правилам хорошего тона.
Откинувшись назад, Уилл несколько секунд пристально вглядывался в мое лицо.
– Спи, Сливка.
Меня разбудил зажужжавший на коленях телефон. Я выпрямилась, поднимая голову со знакомого и твердого плеча, и, заморгав, уставилась на экран. Там высветилась смска от Уилла. Я затылком почувствовала, как он улыбается, сидя рядом со мной.
Я прочла сообщение.
«Что на тебе сейчас?»
Сонно сощурившись, я набрала: