Он в удивлении поднял брови.
— И ты можешь меня так называть после сегодняшней ночи?
— Почему бы и нет? — Она потянулась и закинула руки за голову. — Я превосходно чувствую себя, а ты стараешься все испортить.
С обнажившейся из-под импровизированного одеяла грудью она выглядела как богиня, провоцирующая на безумства.
Ну как тут начнешь сейчас говорить о женитьбе? Кроме того, ему не нравится, что она представляет его Добродетельным Пинтером. Он пристально посмотрел на ее хорошенькое личико.
— Ты всегда называла меня Добродетельный Пинтер? Или придумала только сейчас?
— С первого дня нашего знакомства. Но не так часто. — Она кокетливо улыбнулась. — После первого поцелуя я поняла, каким ты можешь быть распущенным.
— Я могу быть ужасно нахальным, если захочу, — пробормотал он, страстно целуя ее.
— Думаю, я не была у тебя… первой женщиной? — тихонько спросила она.
— Нет. Но сотен я не наберу, в отличие от твоих братьев.
— Сотен? — Она сделала вид, что потрясена. — Так много?
Не следовало об этом говорить.
— Ну, я, конечно, преувеличиваю.
На минуту она задумалась, потом вздохнула:
— А может быть, и нет. Они много развратничали до женитьбы. — Она серьезно посмотрела на него. — В конце концов, не так уж и плохо, когда тебя называют «добродетельным». Правда?
— У меня были прозвища и похлеще, — заметил он, вспоминая, какими эпитетами награждали его в юности.
— А вот Эльфом тебя никто не называл, я уверена.
Селия произнесла это с таким удовольствием, что он улыбнулся.
— Откуда появилось это прозвище?
— Честно говоря, не знаю. — Она подложила руку под голову. — Папа говорил, что у меня заостренные уши. Ерунда какая-то! А няня считала, потому что я была маленького роста. Но ведь все дети маленькие.
Он посмотрел на ее погрустневшее лицо:
— У меня есть предположение.
— Да?
— Иногда, когда ты бываешь в глубокой задумчивости, у тебя появляется отрешенный взгляд, и тогда ты становишься похожа на какое-то сказочное существо — фею, дриаду, нимфу. Поэтому в детстве ты вполне могла напоминать эльфа.
Она скептически посмотрела на него:
— А сейчас я уже не похожа на эльфа? Кстати, хочу предупредить, в семье давно никто не называет меня так, чтобы не ранить. Тебя это тоже касается.
— Ладно, буду называть тебя Сказочной Королевой. Такой я тебя вижу.
Селия ослепительно улыбнулась:
— Ты отлично умеешь делать комплименты, Джексон, и тем самым искупаешь все свои грехи.
— Грехи? — удивился он.
— А разве это не грех — столько времени скрывать свои истинные чувства, ждать месяцы, чтобы поцеловать меня?
— Наверное, я был сумасшедшим, — прошептал он, целуя ее.
А потом еще поцелуи, ласки… Он не мог устоять и снова потянулся к ней. Теперь он старался быть очень осторожным — ведь она только что стала женщиной и еще могла ощущать физическую боль. Но она была настойчива, и они снова любили друг друга, а потом, усталые, заснули, крепко держа друг друга в объятиях.
Глава 20
Под утро Селия замерзла. Еще не проснувшись окончательно, она натянула на плечи тонкое одеяло и услышала, как в камине разжигают огонь.
— Джилл, — пробормотала она, — подложи еще полено в огонь.
— Это не Джилл, — услышала она слегка раздраженный мужской голос. — Слуг здесь нет. Тебе придется рассчитывать только на меня.
Селия резко села на постели, судорожно прижимая одеяло к груди, и огляделась. Она не в своей кровати. Обнаженная. Совсем рядом, у очага, Джексон, на нем только панталоны и расстегнутая рубашка. Света в убогом жилище хватило на то, чтобы разглядеть его хмурое лицо.
Вспомнились события прошлого вечера: бегство по лесу, лесная лачуга, секс с Джексоном.
При последнем воспоминании ее обдало жаркой волной.
Казалось, он почувствовал ее состояние, выражение его лица смягчилось.
В очаге пылали дрова. Он взял ружье и начал его чистить. Последний раз, когда она видела ружье, оно было заряжено. Когда же он разрядил его? И что же все-таки произошло?
— Поспи еще, — тихо сказал Джексон. — Я разбужу тебя, когда придет время уходить.
Он что, притворяется? Или в самом деле думает, что она может спать, пока он готовится к встрече с неизвестными злоумышленниками?
Видимо, так и есть. Не решаясь вмешиваться — какие у нее есть на то права? — она снова легла и стала молча наблюдать за ним.
Его движения были быстрыми и умелыми, как у солдата. Через несколько минут ружье было вычищено. Джексон снова зарядил его. Затем сложил чехол от ружья и убрал его в одну из седельных сумок, перед этим вытащив оттуда жесткую щетку. При этом что-то выпало из сумки. Что-то, похожее на часы.
Он поднял предмет, открыл его и всмотрелся в него. «Нет, это не часы, — подумала Селия. — Очень уж долго он смотрит на циферблат».
— Что это? — не выдержала она и села, придерживая сюртук у горла.
Джексон вздрогнул, переложил предмет из одной руки в другую и протянул ей. Это был довольно большой медальон на цепочке. Она открыла его и увидела три миниатюры — три портрета. Один из них был прикреплен к металлической пластинке посередине, напротив него — второй портрет и отдельно — третий.
— Этот медальон сделал дядин друг, художник, двадцать два года назад, когда мы с матерью приехали в Лондон и стали жить вместе с дядей и тетей Адой. — Джексон указал на портрет бледной хрупкой молодой женщины с темными волосами и слабой улыбкой на губах. — Это моя мать.
Она внимательно посмотрела на портрет, и комок подступил к горлу.
— Она была очень красивой.
— Да, это так, — произнес он сдавленным голосом. — Хотя на портрете она не так хороша. Она была уже больна, когда его делали.
Желая развеять его грусть, Селия указала на портрет блондинки с веселыми глазами.
— Это твоя тетя, верно?
Легкая улыбка коснулась его губ.
— Да, а напротив портрет дяди.
Селия всмотрелась в изображение привлекательного молодого человека.
— Ты похож на него.
— Это невозможно, — усмехнулся он. — Помнишь, я говорил, это муж моей тети — сестры моей матери. Так что он мне не кровный родственник.
— О да. Я забыла. — Она продолжала всматриваться в портрет. Мужчина выглядел не таким крепким, как Джексон, но… — И все же ты похож на него.
Джексон, прищурившись, взглянул на портрет.
— Ерунда! Нет никакого сходства.
— Прическа у него другая, конечно, но посмотри — нос такой же, как у тебя, глаза посажены так же и рот твой.
На лице у Джексона появилось странное выражение. Он молча отобрал у нее медальон и захлопнул его.
— Я совершенно не похож на него. Чушь какая-то! Никто никогда не говорил мне подобного.
Он потянулся к седельной сумке, его спина напряглась. И тут ее осенило: что же он мог подумать обо всем ею сказанном? О боже! Она ничего не имела в виду… Ни на что не намекала…
Лучше всего оставить эту тему. Любые извинения только ухудшат ситуацию.
Разговор этот явно был ему неприятен, и Селия не хотела усиливать его душевное волнение.
Схватив щетку, он ожесточенно принялся чистить свои грязные ботинки, как будто это сейчас было самое главное в его жизни.
— Ты не хочешь, чтобы я занялась этим? — спросила она.
— Разве ты когда-нибудь чистила ботинки?
— Нет. Но ведь это не трудно? Я бы могла помочь тебе.
На его лице появилось недовольство, и он продолжил свое занятие с прежним остервенением.
— Не волнуйся. Я занимаюсь этим ежедневно вот уже двадцать пять лет и, полагаю, меня хватит еще лет на тридцать.
Да-а-а, этим утром Добродетельный Пинтер полностью раскрылся. Удивительно, как это он до сих пор еще не назвал ее «миледи».
— У тебя совсем нет слуг? — поинтересовалась Селия.
— Таких, чтобы помогали мне одеваться, нет, — жестко ответил Джексон, продолжая работать щеткой. — У таких людей, как я, не бывает лакеев. Возможно, что-нибудь изменится, если… когда мы поженимся.
Он сказал «если»? Это оговорка или что-то еще?
Эти слова задели ее, и она решила «изгнать» из Пинтера его Добродетель.
— Зачем же тебе нужен лакей, если ты сам умеешь отлично чистить ботинки? — насмешливо проговорила она. — Надеюсь, что и с женской обувью ты справишься не хуже. Я предпочитаю, чтобы туфли чистили щеткой из конского волоса, но если ты будешь настаивать на чем-то еще, я возражать не стану.
Он мрачно посмотрел на нее:
— Как я понимаю, ты находишь это забавным?
— Нет, что ты, — беззаботно ответила она. — Просто мне кажется нелепым, что следователь с Боу-стрит возит с собой щетки. Впрочем, любая щетка начнет возмущаться по поводу вреда, нанесенного твоей шляпе после выстрела в тебя. Это вызовет ее раздражение.
Улыбка тронула его губы.
Улыбка тронула его губы.
— Совершенно с тобой согласен.
— А теперь представь себе, какое отчаяние вызовет порыв ветра, развевающий твой шарф. Уж не говоря о том, что порох может испачкать твои манжеты.
Джексон усмехнулся, но тут же снова стал серьезным. Он поставил ботинки и внимательно посмотрел на нее.
— Шутки в сторону. Должен заметить, моя повседневная жизнь не намного отличается от походной.
— Правда? — Она решила поддержать заданный уже легкомысленный тон. — Наверное, Чипсайд — район бедняков. И конечно, ты спишь на изношенном матрасе и живешь впроголодь?
Он искоса взглянул на нее.
— Я имел в виду, что мне приходится самому заботиться о себе не только в поездках, но и дома. Никто не разжигает огонь в камине перед тем, как я должен встать с постели, не чинит перья для письма и даже не украшает торт в день рождения сказочными фигурками из глазури. Несколько моих слуг…
— А, так слуги все-таки есть. Мне становится интересно, где следователь с Боу-стрит находит время, чтобы чистить свою одежду, готовить пищу, а может быть, даже изготавливать ковры.
Он сердито взглянул на нее.
— Для тебя это только шутки.
— О нет, — возразила она. — Совсем нет. Правда, скажи мне, у тебя есть слуги?
— Да, — резко ответил он. — Служанка, на все случаи жизни, повар и рассыльный.
— А кучер?
— Для поездок я нанимаю кучера. Почему ты спросила об этом?
— Помню, прошлой весной ты отвозил Гейба и Минерву в Бартон к Ба в своем экипаже.
— Действительно, у меня был небольшой экипаж, я оставлял его в платной конюшне, — сказал Джексон. — Он принадлежал дяде. В Лондоне я езжу на лошади или хожу пешком.
— Я большая любительница пеших прогулок, — вызывающе проговорила она.
Он фыркнул:
— Поэтому ты и оседлала Леди Белл, чтобы проехать милю до стрельбища? — Он шагнул к седельным сумкам, чтобы окончательно их упаковать.
Она нахмурилась:
— Я взяла с собой еду, одежду, в седельных сумках лежала пара пистолетов. Кроме того, у меня было с собой ружье в чехле. Не могла же я нести все это на себе целую милю.
— С моей точки зрения…
— Я знаю твою точку зрения. Ты не живешь в таком благополучии, как моя семья, поэтому твоей жене придется отказаться от многого. — Она пристально посмотрела на него. — Но мне все равно. Вот! Пусть все будет так, как будет.
— Это ты сейчас так говоришь. Тебе ведь никогда не приходилось жить без множества слуг, французского повара, без серебряной посуды и китайского фарфора. Можно добавить к перечисленному просторный лондонский дом либо особняк с тремястами шестьюдесятью пятью комнатами.
— Что ж, я ничего не отрицаю, — разозлилась она. — Но это не значит, что я не смогу жить без всего этого.
Джексон снял с крючка ее сорочку, которая висела около очага, протянул ей.
— Ты не представляешь себе, что такое иметь только две сорочки и несколько платьев. Ты привыкла к дорогим украшениям, шелку и атласу с пенными кружевами.
— У твоей тети на портрете тоже видны кружева, — заметила Селия. — И мне кажется, ее шляпка стоит ничуть не дешевле, чем моя.
— Возможно, но это была ее выходная шляпка. — Резким движением руки он указал на шляпку Селии. — А ты — вот, что ты надела, собираясь на стрельбище. Позволю себе предположить, такую шляпку ты бы ни за что не надела для выезда в город.
Тот факт, что он был прав, ничуть не умерил раздражения Селии.
— В чем смысл твоей морали, Джексон? Ты передумал на мне жениться?
— Нет! — Горячность, с которой он произнес это слово, немного смягчила Селию. Он провел ладонью по ее волосам и ласково сказал — Конечно, я хочу жениться на тебе. Я просто хочу, чтобы ты знала, в какую жизнь вступишь.
Она встала с кровати и начала одеваться.
— Наверное, ты забыл, что как только я вступлю в брак, то сразу же получу состояние. Конечно, на эти деньги мы не сможем купить особняк в триста шестьдесят пять комнат, но безбедное существование нам будет обеспечено. А когда ты станешь председателем суда…
— Такое назначение, по-видимому, возможно. — Его глаза потемнели. — Но, что касается твоего состояния… я… м-м-м… то…
Он запнулся, потому что Селия, поудобнее усевшись на кровати, начала натягивать чулок. Она заметила, как его взгляд остановился на обнаженной части бедра, повыше чулка. Нарочито медленно — пусть он помучается! — она стала натягивать второй чулок.
Когда его дыхание участилось и он подался вперед, словно намереваясь схватить ее и снова уложить на кровать, она возликовала.
— Да? Так о чем ты там говорил? — насмешливо протянула она. — Кажется, что-то о моем состоянии?
Казалось, Джексон сразу пришел в себя и с нескрываемым раздражением бросил:
— Насчет состояния — это совсем не бесспорно.
— Почему?
Он продолжил одеваться, но в его движениях появилась нервозность.
— Твоя бабушка скорее всего не одобрит наш брак, и ты можешь лишиться своей части состояния.
— Не смеши меня! Ба никогда такого не сделает. — Она стояла, надевая корсет. — Ее требованием был брак. И она совершенно ясно дала понять, что ее не волнует, кто станет нашими избранниками. Главное — это должно произойти в течение года.
Он встал у нее за спиной и начал затягивать шнурки корсета.
— Давай представим себе, что она передумает. — Его голос стал хриплым и напряженным. — Предположим, она не одобрит твой выбор. Предположим, она лишит тебя состояния. Что дальше?
Неужели он придает этому так много значения?
— Тогда у нас не будет состояния. Я уже говорила тебе, меня это не волнует.
— Говорила, — тусклым голосом проговорил он.
Селию охватило гнетущее чувство. Она надела платье и снова повернулась так, чтобы он мог застегнуть его.
— Ты мне не веришь.
Он промолчал, и Селия почувствовала в груди холодок. Закончив с платьем, он сказал:
— Мне кажется, ты до конца не осознаешь, какая тебя ждет жизнь без тех денег, к которым ты привыкла.
Она повернулась к нему. Ей надоело его покровительственное отношение — можно подумать, ему навязывают избалованную жену, которая ни за что не выживет в его мире.
— Если ты не хочешь жениться на мне, Джексон…
— Я говорю не об этом.
— Но это звучит именно так. — Она надела ботинки и шляпку, не замечая, что волосы рассыпаны по плечам и шпильки куда-то исчезли. — Уже рассвело. Нам пора.
Он посмотрел на дверь, сквозь щели которой пробивался уже сероватый свет, и сказал:
— Да, пожалуй.
Пока она надевала перчатки, Джексон залил водой огонь в очаге и надел сюртук.
Он подошел к Селии с плащом в руках. Она попыталась выхватить его, но он сам набросил ей на плечи плащ и убедился, что он хорошо укрывает ее.
Обидевшись на него за оскорбительные намеки на свою трудную в будущем жизнь, Селия даже не взглянула на Джексона.
Он приподнял ее подбородок и заставил посмотреть ему в глаза.
— Я просто хотел убедиться, что ты относишься ко всему серьезно. Ты должна отдавать себе отчет, что тебя ожидает, если ты выйдешь за меня замуж.
«Опять! «Если ты выйдешь за меня замуж…»
— Поверь мне, — резко ответила она. — Я начинаю полностью осознавать, что меня ожидает.
Гордый и Добродетельный Пинтер — он не меняется. Преследующее его чувство вины за то, что он не принадлежит к состоятельным людям, отступило лишь однажды — перед чудесными мгновениями ночи любви.
Слезы застилали ей глаза, и она резко отстранилась от него, чтобы он не заметил этих слез.
Селия направилась к двери, но он остановил ее:
— Я выйду первым и пойду впереди. Наверное, здесь есть какая-нибудь тропинка, ведущая к дороге, которой пользуются браконьеры. Может быть, злоумышленники затаились где-то поблизости от нее, поэтому надо идти быстро и бесшумно. Не разговаривать. Держись как можно ближе ко мне и будь готова бежать, если я скажу. Понятно?
— Да, — беспрекословно согласилась она на этот раз — было бы глупо не учитывать опасность их положения.
Джексон открыл дверь, но перед тем как выйти, повернулся к ней и горячо поцеловал. Когда он оторвался от ее губ, на лице его было написано смятение.
— Я никогда никому не дам тебя в обиду. Ты ведь знаешь это, правда?
«Никому, кроме себя», — чуть не сказала она вслух, но вместо этого просто кивнула.
— Ты мне доверяешь?
— Конечно. — С ним она действительно чувствовала себя в безопасности.
Джексон вышел на улицу, за ним по пятам следовала Селия.
Они шли в полном молчании, и она вспоминала их разговор. Может быть, она была неправа, когда обиделась на него? В конце концов, он практичный человек. Надо добавить и это определение в ее список: Практичный, Добродетельный, Гордый Пинтер. Все те черты характера, которых у нее нет.
Ну, возможно, что-то все-таки есть — чуть-чуть от его гордости. Это чувство взыграло, когда он пытался представить ее надменной леди, которая жить не может без «сказочных фигурок из глазури», украшающих торт в день рождения.