– Знаешь, что я тебе рекомендую сделать со своим завтраком? А потом, когда ты сделаешь это с завтраком, то же самое сделай со своим подносом. И это у тебя займет целый день. А теперь пошел отсюда к дьяволу!
– Не стоит демонстрировать свое дурное настроение только из-за того, что ты плясала на столе непристойный танец. Говорят, он был похож на канкан и такого еще не видывали даже в Дарлинг-Пойнте! – Выдав залп, я направился к двери.
– Что ты сказал?!
– Когда ты плясала, все мужчины, находившиеся в ресторане, платили десять баксов, чтобы иметь возможность, лежа на полу, наблюдать редкое зрелище, – соврал я с присущей мне легкостью, о происхождении которой никогда не хотел задумываться.
– Значит, это правда? – спросила она упавшим голосом. – А я-то себя успокаивала, что это просто дурной сон.
– Желаю приятной и легкой смерти в одиночестве. – Я вышел из спальни и прикрыл за собой дверь.
Через двадцать минут зазвонил телефон. Я снял трубку. Сначала мне показалось, что на линии сплошные разряды статического электричества, потом едва различил человеческий голос, но слова прорывались с трудом и были неразборчивы:
– Жестокое беспричинное нападение… заперт в подвале до девяти утра… покушение на частную собственность… Я тебя засажу, Бойд… Ты заплатишь мне сполна, ты, поганый ублюдок, мерзавец… Чарли рвется прикончить тебя… Джад собрал своих головорезов, они тебя зарежут…
Я тихонько повесил трубку, чтобы его не расстраивать еще больше, и постучал в дверь спальни.
– Что тебе? – сердито откликнулась Марсия.
– Я подумал, что ты захочешь знать. Звонил папуля, он спрашивал, как ты сегодня себя чувствуешь. Я ответил, как всегда, отлично.
– Проклятый лжец! Как он?
– Тоже прекрасно себя чувствует. Говорит, что провел последние часы в своем подвале.
– Он любит слесарничать, это его хобби. Хотя то, что после выходит из его рук, – ужасно. У меня такое впечатление, что он даже не знает, как правильно держать молоток, каким концом.
– Думаю, насчет молотка ты ошибаешься, – сказал я тихонько, чтобы она не услышала.
В полдень я открыл бар и приготовил «Кровавую Мэри». Через несколько секунд дверь спальни медленно отворилась, и лохматое, осунувшееся существо, покачиваясь, направилось в мою сторону. Усевшись на стул, оно издало громкий стон, потом вдруг положило на стойку голову со спутанными бронзовыми локонами.
– Наверно, я что-то съела вчера, – услышал я шепот, – ведь не дотрагивалась до спиртного!
– Для твоего сведения: «Стингер» готовится из равных частей бренди, белого мятного ликера и наколотого льда.
Она подняла голову, и я увидел ужас в кобальтово-синих глазах.
– А я пила бокал за бокалом, как лимонад!
– Попробуй это! – Я подвинул ей «Кровавую Мэри».
– Похоже на теплую кровь! – Плечи ее содрогнулись.
– Попробуй, это тебе поможет.
Она сделала маленький глоток, прислушалась к себе, как будто ждала, что ей сейчас же станет дурно, потом, поскольку ничего страшного не произошло, отхлебнула побольше.
– Терпимо, – сделала она вывод, – пожалуй, я выпью второй.
– Норма – не больше трех. А потом ты, может быть, захочешь поесть.
– Я даже думать больше не могу о еде, она осталась в моем прошлом, – твердо заявила Марсия, – с сегодняшнего дня я перехожу на внутривенное питание. – Потом вдруг закрыла глаза и застонала: – Ой, я вспомнила! Ведь доктор Лэйтон не мог уйти из ресторана и оставить меня одну. Значит, он был там и все видел!
– Конечно. Он и привел тебя домой.
– Если бы я могла вспомнить, одевала ли я что-нибудь вчера вечером под это платье! – В глазах ее мелькнуло смятение. – Я смутно помню, что ты укладывал меня в постель. Ты ведь не подглядывал, а?
Я потряс головой.
– А в чем ты была, когда проснулась утром?
– Лучше не спрашивай! Водолазка, колготки на одной ноге, а вторая нога обмотана платьем, за которое я платила две сотни долларов в Париже! – Она несколько секунд молчала, уставившись в свой бокал. – Ты заметил, как ночью вдруг похолодало?
Я кивнул.
– Слышал, что температура упала до двадцати пяти.
Она опять вздрогнула.
– Неудивительно, что я замерзла. А что делал доктор Лэйтон после того, как ты уложил меня в постель?
– Он посидел с часок, и мы выпили немного.
– Ты лжешь, Бойд! Ты, наверно, сразу ему нахамил, и бедный доктор сбежал!
– Клянусь! Когда он уходил, мы были с ним на «ты».
Она испытующе оглядела мою физиономию, пытаясь определить, вру я или нет.
– И о чем же вы беседовали?
– Так, обо всем, – с деланым безразличием ответил я, – знаешь, как бывает – вечерняя беседа за стаканчиком, пустяки.
– Нет, не знаю. Во всяком случае, не знаю, как это происходит – болтать за стаканом с личным психиатром.
– Может быть, тебе стоит попробовать?
– Прямо цитируешь мою любимую подругу Соню!
– Я хочу есть. Пойду уничтожу пару бифштексов. Как ты насчет поесть?
– Нет, – сказала она угрюмо. И вдруг горячо заговорила, глядя на меня с ненавистью: – Ну и ну! Да ты прекрасно проводишь время, Бойд! Бесплатно летишь в Австралию, получаешь пять тысяч наличными в месяц за то, что сидишь на своей толстой заднице и ничего не делаешь! – Лицо ее покраснело от гнева. – И еще не надо забывать, что ты со мной спал. Иногда ты спишь со своей клиенткой, а если ее нет под рукой – то с ее лучшей подругой, которая живет всего в двух кварталах, что экономит деньги на такси! А потом для восстановления физического и духовного здоровья – бесплатная консультация психотерапевта. Не смеши меня, я никогда не поверю, что вы дружески беседовали.
– Какой ты любишь бифштекс? – мягко спросил я. – С кровью? Средней, хорошей прожаренности? Или хочешь прямо в глаз?
Она опять уронила голову на руки, и ее плечи затряслись.
– О, прости меня, Дэнни! Прости! Боже, я не знаю, что со мной!
– Забудь, – сказал я, – бифштекс будет готов через десять минут.
– Я хочу умереть, – прошептала она, – наверно, это легче, чем жить и постоянно мучиться, как ты думаешь?
– Вся беда в том, что, когда человек наконец узнает правду, слишком поздно что-либо изменить.
– Ты чертовски умеешь утешить, Бойд!
– Почему бы нам сегодня не предпринять что-нибудь необычное? Например, послать все к черту и погулять где-нибудь на свежем воздухе?
– Зоопарк в парке Таронга! – Она вдруг оживилась, глаза заблестели. – Я не была там с тех пор, как училась в школе. Туда ходит паром из Круглой бухты. Не помню, когда я в последний раз ела из пакетика арахис!
– Только не забудь надеть что-нибудь под платье, – серьезно сказал я, – нельзя подавать дурной пример слонам.
Мы вернулись в пентхаус только в шесть вечера. Марсия немедленно помчалась под душ, я последовал ее примеру. Потом занял свое насиженное место бармена в ожидании, когда появится мой клиент. Дверь спальни открылась, и клиент явился.
На ней был наряд, напомнивший мне арабские сказки «Тысячи и одной ночи», во всяком случае именно в таком одеянии я воображал знойных восточных красавиц, читая эту книгу. Нагрудник из серебряного, переливавшегося зеленым и голубым джерси держался на завязке вокруг шеи и не доходил до талии. Обнаженный живот, ниже приспущенные широкие «шальвары», волосы забраны в прическу, поразившую меня при нашей первой встрече на Гавайях – волны волос набегали на виски, а сзади вся масса роскошных бронзовых локонов приподнята и забрана в хвост, спускавшийся до спины. Высокая грудь приподнимала тонкую ткань, не стеснявшую ее свободы. Золотые сандалии на ногах и огромная серьга в одном ухе из крошечных медных и серебряных колокольчиков, издававших при движении легкий мелодичный звон.
– Мисс Буржесс, – торжественно произнес я, когда она приблизилась к бару, – вы сегодня не только красивы, но потрясающе прекрасны!
Щеки ее слабо порозовели.
– Спасибо, Дэнни. Я решила немного сменить обстановку после зоопарка, земляных орехов и черствых булочек.
– Мы должны отпраздновать твое появление специальным коктейлем.
– Опять «Стингер»? – Она весело расхохоталась и чуть не свалилась со стула.
– Как насчет «Дайкири»? За него я ручаюсь.
Положив локти на стойку, она внимательно следила за моими несложными манипуляциями, пока я готовил коктейли.
– Нектар! – одобрила она, сделав первый глоток.
– Работа бармена – мое второе призвание.
– Что бы ты хотел сегодня на ужин, Дэнни? В какой ресторан мы отправимся?
– Я уже обо всем позаботился. Еду доставят в восемь. Вместе с французским шампанским. И если ты к тому времени не почувствуешь волчий аппетит, я больше никогда не стану с тобой разговаривать.
– Мы ждем к ужину важных гостей?
– Только ты и я.
Ужин явно удался. Мы ели при свечах, стоявших на столе в тяжелом серебряном канделябре, заботливо доставленном поставщиком продуктов; что касается шампанского, мы пришли к мнению, что оно сделано из самых лучших сортов винограда Франции, собранного в урожайный год. За ужином мы много смеялись, припоминая забавные сценки, увиденные в зоопарке, нам было хорошо вместе.
Где-то около полуночи Марсия нагнулась ко мне и легонько поцеловала в губы.
– Спасибо за чудесный день, Дэнни. Я знаю, он больше никогда не повторится!
– Все было прекрасно, и в этом твоя заслуга, моя дорогая крошка.
Она хихикнула.
– Нет, это все ты, мой сладкий котеночек. – Потом ласково спросила: – Так ты уверен, что можешь отличить обыкновенный стакан для шерри от старинного?
– А ты знаешь, чем отличается костюм от старых брюк и поношенного пиджака? – отозвался я в том же тоне.
– Я иду спать, Дэнни. Спокойной ночи.
– А почему ты уверена, что пойдешь спать одна? – как бы продолжая веселую игру, спросил я с легкостью.
– Потому что я устала – свежий воздух и звери утомили меня. Я не привыкла к такому времяпровождению.
– Если тебя смущает кондиционер, я его выключу.
– Извини, Дэнни, это не поможет, – она вымученно улыбнулась, – я ужасно хочу спать.
Она быстро ушла в спальню и плотно прикрыла дверь. Оставалась надежда, что ей станет лень поворачивать ключ в замке. Сегодня утром, пока она спала, я собрал все ключи, которые смог разыскать в пентхаусе, и спрятал в одном из ящиков комода. Как-то незаметно для себя я опять очутился за стойкой бара и передо мной опять был стакан с виски. Легко Полю Лэйтону рассуждать о таком щекотливом деле. Ведь он уподобился генералу, составившему план нападения. Но ясно, что не генералу придется выполнять задание: он возложит его на плечи солдат, которых и пошлет на штурм.
Сколько прошло времени с тех пор, как Марсия ушла из гостиной? Я медленно цедил виски, оттягивая момент, когда придется вставать и действовать по плану доктора, отводя искушение вновь наполнить стакан. Во-первых, я не хотел пьянеть; во-вторых, боялся оказаться в смешном положении, ворвавшись, как неопытный насильник, и застать ее в момент, когда она раздевается или чистит зубы. Но тянуть тоже было опасно – она могла крепко уснуть. Я мысленно бросил монету – решка, – жду еще пять минут. Монета закрутилась на ребре.
И вдруг я решился – быстро опрокинул в себя остатки виски и громко стукнул стаканом о стойку. Потом глубоко вздохнул и решительно направился к двери спальни.
Она лежала посередине постели, натянув на себя покрывало, положив голову на высокую подушку и сложив руки на груди. Пока я медленно снимал с себя одежду, Марсия с отсутствующим видом следила за мной кобальтовыми, пронзительно-синими глазами.
– Я знала, что ты придешь, Дэнни, – тихо произнесла она, – все бесполезно. Ничего не выйдет, я знаю.
– Откуда ты знаешь, ведь ты даже не пыталась?
– Я чувствую это.
Во мне закипело раздражение в ответ на ее тупое упрямство, ничем не обоснованное.
– Все было прекрасно позавчера ночью, ты забыла?
– Один раз. Но никогда больше не повторится, я знаю. Так же, как этот замечательный день. Он уже в прошлом и никогда не вернется, Дэнни. Можно попытаться повторить его в точности, но волшебства уже не будет. Зато попытки вернуть прекрасные моменты неизбежно принесут горькое разочарование. Никогда ничего не повторяется в жизни.
– Знаешь что? Ты мне напомнила волшебницу из школьного спектакля, я тогда учился в пятом классе. Когда она сняла костюм и грим, оказалось, что ей сорок пять лет и у нее трое детей. А не двадцать четыре, как казалось со сцены.
Она молча отвернулась и повернулась на бок. Это было кстати. Мне не хватало мужества, но теперь ее спина приводила меня в бешенство. Я подошел и стянул с нее покрывало. Она осталась лежать лицом к стене в белой ночной рубашке с глухим воротом, длиной до коленей. У меня мелькнула мысль, что Марсия специально выбрала эту рубашку для сегодняшней ночи.
– Дэнни, – в ее голосе слышалось снисходительное осуждение, таким тоном разговаривают с детьми, – прошу тебя, пожалуйста, не будь ребенком!
Я наклонился над постелью и повернул ее за плечи к себе. Она не сопротивлялась. Я прижимал ее к себе, целовал, ласкал ее тело, она оставалась совершенно безучастной. С таким же успехом можно было обнимать резиновую куклу! Глаза ее были все время закрыты, тело расслаблено. После десяти минут самых бурных ласк с моей стороны я вынужден был сдаться. Она победила, если в этой ситуации уместно было выбирать победителя. Я даже подумал, что, может быть, она права и не стоит пытаться вернуть магические моменты позапрошлой ночи? Во всяком случае, мне не под силу. Я неожиданно выпустил ее из объятий, и она безвольно упала на постель; приняв прежнее положение, так и осталась лежать. Чем отличалась та ночь от этой? Тем, что тогда двое любили друг друга и, когда занимались любовью, все вокруг в те волшебные моменты сверкало и пылало. Сверкало и пылало!
Я вскочил с постели и направился к комоду. Чтобы скорее отыскать нужную вещь, пришлось вываливать содержимое ящиков, одного за другим. В первом было дамское белье всех расцветок, пара поясов. Во втором – в основном носовые платки, они полетели на пол в общую кучу.
– Дэнни? – Голос приобрел интонации, потеряв безразличие, проявился к жизни. – Ты сошел с ума? Какого дьявола, по-твоему, ты делаешь?
– Скоро узнаешь, – процедил я, – я тебя предупредил по-честному, Марсия Буржесс! Я еще не отступил и намереваюсь победить!
– Первым делом с утра ты займешься тем, что уложишь все на место, аккуратно и в прежнем порядке.
– Заткнись, – грубо оборвал я, берясь за последний ящик. Он застрял. Я подергал за ручки, но безрезультатно. Весь мой долго сдерживаемый гнев обрушился на несчастный ящик – я набрал в грудь побольше воздуху, рванул с победным воплем, ящик неожиданно выскользнул без всякого труда, и я с дурацким видом опрокинулся на спину и сел на полу, посреди разбросанных вещей.
– Одно из двух, – убежденно сказала Марсия, – или ты сходишь с ума, или уже сумасшедший и пытаешься бороться с болезнью непонятными физическими упражнениями!
– Совершенно верно, – я поднялся с пола, – и сейчас я собираюсь заняться упражнениями особого рода!
Наступив босой ногой на что-то острое и холодное, я подпрыгнул и посмотрел вниз. Он лежал там – кожаный ремень с серебряной пряжкой, она-то и причинила мне боль. Я наклонился, поднял ремень с пола и любовно пропустил через пальцы.
Потом резко повернулся к постели. Она тут же прикрыла глаза, делая вид, что спит. Слишком поздно! Притворство ей не поможет, я зашел слишком далеко, чтобы отступать. Приблизившись, я перевернул ее на живот, она делала вид, что ей все это глубоко безразлично. Но потом все-таки от неожиданности вскрикнула, когда я быстро закатал подол ее дурацкой вдовьей рубахи наверх к шее. Настоящая реакция последовала, когда я хлестнул ремнем по круглым высоким ягодицам, которые, как я успел заметить, снова приобрели нежно-розовый цвет.
Раздался дикий вопль, она привстала на колени, опираясь руками на кровать. Это мне не помешает, решил я, и снова ремень описал дугу в воздухе – снова вопль. Внезапно она спрыгнула на пол, и следующий удар поймал ее в дверях. С криками выбежав в гостиную, она остановилась посередине комнаты, продолжая вопить, потом рухнула на пол, и это дало мне возможность нанести пятый удар. Понадобилось шесть, я хорошо это запомнил, чтобы опять нежно-розовая часть тела загорелась, стала ярко-пунцовой. Марсия бросилась внезапно в гостевую комнату, я следовал по пятам. Последний удар настиг ее у постели, на которую она упала лицом вниз.
Я сел на постель рядом и, подождав, когда утихнут вопли и стоны, сказал сочувствующим тоном:
– Если я причинил тебе боль, то, поверь, лишь для пользы дела. Слушай, никогда ничего прекраснее в жизни не видел – все горит и сверкает.
Она перевернулась на спину, легонько вскрикнув от боли, посмотрела на меня молча, капризно выпятив чувственную нижнюю губу. Потом протянула руку, и ее пальцы затеребили поросль на моей груди.
– Все пылает и сверкает, – мягко проговорила она, – значит, запомнил, ты, дикарь, грубое животное!
Потом, захватив пучок побольше, притянула меня к себе.
Глава 11
Внезапно я проснулся как от толчка. В спальне было темно, но, приглядевшись, можно было различать предметы – темнота не была непроницаемой. Протянув руку, я хотел дотронуться до Марсии, но там, где недавно лежало ее теплое прекрасное тело, было пусто. Вдруг в ногах постели я уловил какое-то движение, там что-то задвигалось. У меня встали дыбом волосы на затылке. Я старался дышать ровно, делая вид, что сплю. Через пару секунд движение возобновилось, и темная фигура стала приближаться к той стороне кровати, где я лежал. Сосчитав про себя до трех, я перекатился на другую сторону постели и вскочил. Когда мои ноги коснулись пола, до меня донесся звук, похожий на мягкий удар по подушке. Я лихорадочно нащупывал кнопку выключателя настольной лампы. Наконец-то! Щелчок выключателя показался мне райской музыкой. Ровный неяркий свет ночника залил комнату.
По другую сторону кровати стояла Марсия, мягкий свет омывал ее обнаженное тело. Глаза были неестественно широко раскрыты и устремлены неподвижно в одну точку. Я посмотрел в направлении ее взгляда. Из центра подушки, на которой всего несколько секунд назад лежала моя голова, торчала рукоятка большого кухонного ножа для резки хлеба. У меня внутри все похолодело, и я с трудом проглотил ком в горле.