– Здравствуйте.
Господи, забыла поинтересоваться у Любавы, как положено приветствовать колдуна, хотя девчонка вряд ли это знает.
– Как любое божье создание, пожелала здоровья и ладно. И ты будь здорова…
Не знаю, от чего я остолбенела больше. От того, что он услышал мои мысли, ведь я вслух сказала лишь одно слово, от того, что его губы остались сомкнутыми, или от того, что колдун ратовал за божьи создания? Ни фига себе колдуны пошли! Ну, с закрытым ртом, ладно, это просто чревовещание, я слышала про такие фокусы, что про божьих тварей твердит, тоже понятно, вокруг какие-никакие христиане… а вот что мои мысли читать может, это уже хуже. Хотя, какая разница?! Мысль у меня в данный момент одна: как вернуться домой?! Пусть читает!
Глаза старика смотрели насмешливо. Удивительно, что мне не удавалось уловить их цвет, но не черные – точно.
– Зачем тебе домой? Здесь плохо?
Так, разговор пошел сразу о деле, это уже хорошо.
– Нет, конечно, здесь прекрасно, свежий воздух, натуральная пища, но хотелось бы как-то поскорей вернуться обратно. Там дела ждут, работа стоит.
Он просто смотрел на меня, ничего не отвечая, и я, как дура, принялась убеждать этого старика из бог знает какого столетия, что меня надо немедленно вернуть обратно туда, откуда притащили!
– У меня масса дел, если меня долго не будет, сорвется много сделок. Потеряются деньги, и немалые… а я ответственна за большой коллектив… – Ну как же его убедить?! – Я простая бизнес-леди, и мое место в Москве, в моем офисе. В конце концов я совершенно не гожусь для той миссии, которую для меня избрали!
Старик встал, теперь разлепились уже губы, голос оказался на удивление молодым и вовсе не скрипучим, как я ожидала:
– Не я тебя сюда привел, не мне и возвращать…
Я успела только набрать воздуха, чтобы заорать: какого черта тогда выслушивать все это с умным видом?! Но крикнула иное, потому что он насмешливо продолжил:
– Но ты права, ты слишком слабая, чтобы быть на что-то годной…
– Я слабая?! У меня пояс по карате… пусть не черный, но коричневый! Я ходила в горы! Я прыгала с парашютом! – Вдруг я вспомнила то, чем, несомненно, могла сразить деда наповал. – Я занималась спортивным фехтованием на мечах!
– Да ну?! – насмешливо округлил глаза дед.
Я понимала, что это подвох, но отступать было поздно.
– Держи!
Только привычка к неожиданностям помогла мне поймать брошенный меч. Меч учебный, деревянный, но откуда он взялся у спокойно сидевшего деда? Ясно, колдовские штучки, однако не показать свое умение я все равно не могла. Правда, занималась фехтованием два года назад, было такое увлечение, даже на семинар «Княжьего стяга» в Коломну ездила… Надеялась, что тело не забыло и я сумею покрутить у деда перед носом восьмерку или еще чего покруче. И вдруг ужаснулась: какое тело, мое или то, в которое я попала?
Но раздумывать некогда, сам колдун поднялся и выставил чуть вперед руку с длинной жердиной. Ха! Перебить такую даже учебным мечом – раз плюнуть. Я усмехнулась…
Плюнуть пришлось действительно только раз, потому что уже через мгновение я обнаружила себя… сидящей на земле. А дед стоял надо мной, протягивая руку, чтобы помочь подняться. Я даже не поняла, как это получилось… Но допустить, чтобы он меня еще и поднимал, не могла, вскочила на ноги, словно подброшенная пружиной, мысленно с удовольствием отметив, что тело девчонки подчиняется моим командам.
Следующий выпад на задницу меня не посадил, зато чуть не пролетела носом вперед… А дед снова спокойно наблюдал за моими попытками сообразить, что произошло. Я возмутилась:
– Это… колдовство!
– Нет. Просто ты спешишь… Хочешь увидеть ошибки?
Во мне боролись два желания – плюнуть на все и, швырнув меч, броситься прочь, и желание действительно понять, как это я так оплошала. Второе победило. Дед кивнул:
– Нападай, только медленно, я тоже буду делать медленно.
Нет, я все поняла, кроме одного: как он может так быстро реагировать? Движение, которым дед ответил на мое, я бы легко повторила и сама, но только раз в пять медленней.
– Этому можно научиться…
– Научиться можно всему! – почти разозлилась я. – Меня за этим притащили в дальнюю даль? Что, нельзя было научить дома?!
Взгляд деда стал жестким:
– Повторяю, не я тебя притащил, не ко мне вопросы.
– А к кому?
В ответ только пожимание плечами. Врет, знает ведь!
– Ну хорошо, хоть как это надолго?
Снова движение плечами и… спина колдуна. Он не собирался дальше разговаривать со мной. Просто развернулся и направился к какой-то халупени у края поляны. И снова во мне боролись противоположные чувства…
– Что мне делать?
– Живи.
– Я… я еще приду?
Спина замерла лишь на мгновение, но равнодушия в голосе уже не было:
– Приходи. Научу мечами биться… спортивно.
Я в бессилии сжала кулаки, знает ведь, гад, зачем и как надолго меня сюда засунули. Ничего, я заставлю тебя сказать!
Тут я вспомнила, что дед умеет читать мысли. Ну и фиг с ним!
Оставленная за кустами Любава изумленно оглянулась на меня:
– Ты че так быстро? Не стал разговаривать?
Вообще-то не стал. И вообще-то быстро. Но не настолько, чтобы удивляться, все же я продемонстрировала свое умение (или неумение) биться мечом против обыкновенной жердины. Я пригляделась к Любаве, та удивлялась не зря, кажется, девочка не успела даже присесть… Ой-ой… у меня появилось подозрение, что по ту сторону кустов время течет как-то чуть не так…
Разобраться в бушевавших внутри чувствах было нелегко. Смешалось все: от восторга, что столкнулась с настоящим колдовством, до откровенного страха перед ним. Но в конце концов осталась… злость на то, что оказалась в ловушке, никто мне просто так вырваться не даст, но и объяснять, зачем я здесь, тоже не желает. Чувствовать себя игрушкой в чьих-то даже очень сильных руках не слишком приятно, а с моим характером просто невыносимо. Злость от бессилия заставляла сжимать кулаки, впиваясь ногтями (кстати, без всякого маникюра) в ладони.
Светило солнышко, щебетали птички, вокруг стоял вековой лес, умопомрачительно пахло, нет, благоухало, воздух настолько свежий, что в груди больно, а у меня на душе злость и мрак!
Из мрачных размышлений меня вывела Любава, она вдруг испуганно шарахнулась ко мне.
– Что?!
– Лешак чудит…
– Кто?
– Вон.
Я глянула в сторону кивка Любавы, и, клянусь, моя рука сама потянулась перекреститься. От нас удалялось что-то большое и темно-зеленое. Я попыталась взять себя в руки, бред, какой лешак?!
– Это… это медведь… или лось…
Любава на мою откровенную глупость только покачала головой:
– Не, лешак то был. Насть, я больше к Ворону не пойду, так недолго и пропасть…
– Ладно, – храбро объявила я, – теперь сама дорогу найду.
– И ты не ходи, слышь, не ходи! Лешаки, они зазря перед людьми шастать не будут, ежели показался, значит, недоволен нашим приходом.
Хотелось крикнуть: «А я довольна?!»
Неужели и правда тут лешие по лесам бродят? А русалка на ветвях есть? Или водяной?
На мой вопрос Любава помотала головой:
– Не, русалки на ветвях нет, че ей на дереве делать? Они вон в озере плавают. И водяной тоже там.
– Водяной? Ты его видела?
Девчонка моего сарказма не поняла, согласно кивнула:
– Видела. И ты видела, только забыла.
Так… я определенно хотела домой в Москву, причем как можно скорее, чтобы не свихнуться окончательно. Жить в мире, где по лесу бродит леший, а на озере можно пообщаться с Водяным или поболтать с русалками, это уже слишком… А если еще и цепные коты сказки рассказывать начнут…
Дома нас ждала взбучка от Анеи.
– Ишь чего удумали, к Ворону ходить! На лешего нарваться захотелось?!
– А мы лешака и встретили, – почти беззаботно поведала я, приведя всех в неописуемый ужас.
– Где?
– У старого болота, – расстроенно вздохнула Любава, и я понимала, почему. Не ляпни я про лешего, может, и обошлось бы, зато теперь точно влетит.
В следующие минуты я поняла, кто в этом доме, а заодно и в Козельске, хозяин. Это не был малолетний князь или мой (вернее, Настин) отец Федор, хозяйкой явно была Анея! Пришлось поклясться, что к Ворону ни ногой, я, правда, умудрилась вставить «без разрешения», предвосхищая случай, если все же отправлюсь туда еще раз. Хотя сомнительно, чтобы мне выдали такое разрешение. Но ведь я не уточнила, у кого его нужно получить, можно же спросить у кого-нибудь старшего, но не столь строгого…
Анея только покосилась на меня, она явно поняла, что я замыслила, но сделала вид, что не заметила. Ох и хитра моя (Настина) тетка… С ней надо держать ухо востро, а то посадит под замок и глазом не моргнет. И она раньше других углядит, что во мне есть червоточина. Взяло зло, почему я должна прятаться? Я что, сюда напрашивалась?!
А еще мне было обещано, что вернувшись (уехал куда-то, что ли?), отец всенепременно устроит мне выволочку покруче:
А еще мне было обещано, что вернувшись (уехал куда-то, что ли?), отец всенепременно устроит мне выволочку покруче:
– Он тебя плеточкой-то отходит!
– Чего?!
Я ничуть не сомневалась, что тетка грозит просто для острастки, не может отец побить меня плетью. Почему? А вот не может и все тут. И к Ворону я пойду, захочу и пойду. Пусть они своей Настей распоряжаются как собственностью, а не мной. О том, что я теперь «их Настя», почему-то не думалось.
Вечером, лежа без сна, я пыталась понять, стоит ли мне действительно идти к Ворону еще раз.
Дед сегодня просто поиздевался над моими умениями. И дело не в том, что он уж очень быстро реагировал на любое мое движение, он прав в корне. По меркам моего века, я весьма продвинутая и много чем увлекающаяся, вернее, увлекавшаяся, ныне недосуг, девушка. Нет, уже леди… бизнес-леди… Тридцать лет, свое вполне успешное агентство недвижимости, два десятка сотрудников, офис… Конечно, особняком на Рублевке похвастать не могу, но, во-первых, там не купить на доходы от среднего бизнеса, а во-вторых, на фиг он мне сдался? А вот квартирка в сто двадцать метров, хотя и без вида на Кремль, имеется. Вполне ничего, если Андрея выгнать, так совсем просторно…
Я действительно имею коричневый пояс по карате, на черный не пошла сознательно, потому что мастером становиться надо всерьез и навсегда, а мне некогда.
Знаю три языка, вполне прилично подкована культурно, Джоконду от «Черного квадрата» Малевича отличить способна, у меня абонементы в несколько европейских музеев и театров, масса знакомых среди столичной богемы…
Я дважды прыгала с парашютом и изображала из себя варяжскую героиню с мечом в руках… люблю лошадей и не болтаюсь кулем в седле… трижды в неделю посещаю спортзал и плаваю…
И как мне все это может помочь здесь? Да никак! Даже умение крутить клинком девятки со сменой плоскостей и в обратном направлении.
Недвижимостью здесь никто не торгует. Разве что стать первой? Вот была бы хохма, представляю шок археологов, откопавших агентство недвижимости тмутараканских времен. А, кстати, какой вообще век? Надо осторожно выяснить, жаль, что у деда не спросила…
Про парашют, подозреваю, местная спортивная общественность несколько не в курсе… Ой, наверное, и культурная про Малевича тоже… Не говоря уже о музее современной скульптуры или инсталляциях… Может, начать просвещать? Решат, что ударилась слишком сильно, и напоят чем-нибудь покрепче Воинтихиного.
Даже умение держаться в седле не пригодится. Как, скажите, взгромоздиться в седло в рубахе почти до пят?!
А что вообще может пригодиться из московской жизни? После некоторых размышлений пришлось сделать неутешительный вывод: ни-че-го. Это что же получается, весь мой прежний опыт тридцати лет жизни практически не нужен, чтобы выжить в очень простой среде?! Это потому что я в глухой деревне. Была бы в городе… ну хорошо, пусть не просто в городе, а хотя бы по времени поближе к своему веку… Например, в восемнадцатом веке… Да нет, и там тоже не получилось бы… Ну, в девятнадцатом…
Обидно, но оказывалось, что все мои знания и умения годились только для века двадцатого и не больше. Мало того, я вдруг поняла, что они мало пригодны даже в двадцать первом вне Москвы, где-нибудь в небольшой деревне. Там тоже наплевать на новомодные течения в культуре, а лошади, небось, уже перевелись. Так что же, я лишний человек?!
Ни хрена! Я продукт своей эпохи и своего общества. И весьма ценный продукт. И не моя вина, что меня переселили куда-то не туда. Верните меня в Москву, и все встанет на свои места. Я из мегаполиса двадцать первого века, там мне и место!
После размышлений о своей полной непригодности в Древнем мире такой вывод несколько успокоил и придал уверенности. Правда, вокруг ничего не изменилось. Одно ясно: дед не собирался помогать мне переселяться обратно. Но злости на него я почему-то не испытывала, словно понимая, что он делает это по служебной необходимости. Может, он меня действительно должен чему-то научить? Чему? А вот это мы у него и выясним, никуда не денется, объяснит, а заодно и то, когда я вернусь.
Придя к такому решению, я успокоилась и даже повеселела. Ладно, надо расслабиться и получать удовольствие, все равно сделать пока ничего нельзя.
Постепенно жизнь вошла в нормальное (по их меркам) русло.
Я просто перестала замечать все словесные выверты, вернее, во мне заработал внутренний переводчик, тормозила на мгновение и тут же соображала, что анамнясь значит несколько дней назад, гребовать – брезговать, а казюлька (причем именно через «а») это не то, к чему мы привыкли в Москве, а змея. А вот если с «о», то уже содержимое носа. Лупастый оказывался глазастым, а коником была не лошадь, а лавка у самого входа, вернее, не лавка, а ящик с сиденьем. Поразивший меня анамнясь пыра – просто ротозей, а пралик, который должен его разбить, – паралич.
Эти открытия давались легко и постепенно перестали вообще требовать каких-то мозговых усилий. В общем, я вписывалась в жизнь, в которую попала, быстро и без проблем. Но как же мне хотелось «выписаться» из нее к себе обратно! Кроме того, душа чуяла, что проблемы как раз впереди…
Иногда, правда, сознание чуть задерживалось, если бывало отвлечено чем-то другим. В лесу Лушка ткнула куда-то пальцем и обрадованно воскликнула:
– Гля, кака бздюкля!
– Кто?! – опешила я.
– Ну, бздюкля же. Вон, гляди.
Там, куда показывал ее палец, стоял здоровенный гриб-дождевик, старый, трухлявый, тронь, и разлетится по всему лесу. Это же подтвердила и Лушка:
– Не тронь, а то пылить начнет, не прочихаешься.
Так я узнала, что бздюкля – это просто дождевик. Вообще, язык был изумительно точным и выразительным. И нюансов оказались тысячи. Вот чапать – это просто идти, даже понуро, улепетывать – куда быстрее, а шалаться – гулять без дела. Я поневоле начала заниматься лингвистическими исследованиями.
Историческими пришлось тоже. Надо же было выяснить, в какой век я попала. Осторожный вопрос, какой год на дворе, заставил Лушку секунд десять сосредоточенно морщить лоб, но когда в конце концов сестрица нашлась, мне это помогло мало:
– Дык… мне тринадцатый, а тебе пятнадцатый…
Вот пуп Земли!
– Я тебя спрашиваю, от Рождества Христова какой.
– А… это ты у попа нашего Иллариона спроси. Я откель знаю?
Мозг мгновенно превратил «откель» в «откуда», уже не заморачиваясь подобными мелочами. Главное – я понимала произносимое. Идти к священнику почему-то было стыдно. Попробовала зайти с другой стороны:
– А от Сотворения мира?
Лушка снова наморщилась, но все же выдала:
– Шесть тысяч семьсот сорок пятый, кажись…
Я попыталась сообразить. Отнимать, кажется, нужно пять тысяч пятьсот восемь лет… Это получается…
От результата своих арифметических вычислений я чуть не рухнула наземь – 1237 год! Ей-богу, будь я просто московской барышней без вынужденных занятий историей Батыева нашествия из-за Андрюхиной диссертации, я бы лишь приняла к сведению. Да нет, даже высчитать не смогла бы. Но именно благодаря научным изысканиям своего неверного бойфренда отлично помнила, что декабрь 1237 года – это взятие Батыем Рязани, самое начало нашествия. Мать моя, куда меня занесло!
Лушка засуетилась вокруг:
– Ты че, ты че?
– Так, чего-то голова закружилась, сейчас пройдет…
– Ты сядь, сядь.
Сесть мне не мешало, чем больше я пыталась что-то сообразить, тем хуже это получалось. На дворе первое сентября 1237 года, я в Козельске, том самом, который в марте Батый разрушит до основания и, уничтожив жителей, запретит даже упоминать название города, прозвав его «Злым городом». А до этого будут сож женные Рязань, Москва, Владимир… ой… Тут не только голова закружится. Что делать?! Мне срочно нужно к Ворону, и плевать на все запреты Анеи!
К Ворону меня отвела Лушка. Сестрица оказалась авантюристкой еще той, она не испугалась возможной выволочки и исхитрилась вместе со мной улизнуть из дома. До самой полянки мы добрались куда быстрее, то ли Лушка знала другую дорогу, то ли я шла уже не первый раз, а когда путь повторяешь, он всегда кажется короче. Но все время рот у нее не закрывался, сестрица так и сыпала вопросами:
– А Ворон, он старый?
– Ты что, его не видела?
– Не, я только издали, он к нам близко не подходит…
Я задумалась: старый или нет. Вроде не слишком.
– А лешак страшный? А вы очень испугались? А он на вас орал или просто попугал?
– Да он вообще нас не пугал, прошел стороной, и все.
– А Ворон разговаривает или каркает?
– Чего?! Конечно, разговаривает. С чего ты взяла, что он каркать должен?
– Ну, Ворон же…
– Если мать тебя вороной зовет, это же не значит, что ты каркаешь.
– А давай я буду каркать.
Следующие минуты три лес оглашало дикое карканье Лушки, на все лады изображающей из себя ворону. Хорошо что в тринадцатом веке еще не было Гринписа, не то защитники природы наверняка подали бы на мою сестрицу в суд за многочисленные инфаркты, полученные местным вороньем. Честное слово, тамошняя пернатая фауна явно притихла, то ли пытаясь перевести на свой язык Лушкины вопли, то ли просто с перепугу. Скорее второе, во всяком случае вороньих откликов не послышалось, восторженных хлопаний крыльями тоже.