Гарри обследовал дверь и пришел к выводу, что она до сих пор на месте лишь потому, что это единственная в хирургическом отсеке настоящая переборка. Видимо, по проекту подсобка была чем-то другим, например, аварийно-техническим помещением. Депп указал на мощный вращающийся замок, а затем на стальную вешалку в углу.
– Закрой изнутри и заклинь вот этой штукой. Когда они уйдут, я постучу.
Девушка снова кивнула.
Гарри вышел и закрыл за собой дверь. Звук проворачивающегося замка был едва слышен. Склонившийся над двумя другими девушками Томба одобрительно моргнул и отвернулся. «Всех спасти нельзя, – теперь, глядя на грязных, истерзанных медсестер, Гарри едва не плакал. – Война...»
Ни утешением, ни оправданием ссылка на войну не служила. Депп это понимал, но ничего другого сказать собственной совести в оправдание чужих грехов он не мог.
* * *Френо проснулся сразу с головной болью. Накануне он не выпил ни рюмки, но состояние было очень похожим на похмелье, разве что не подташнивало. Президент уселся в постели и промычал: «Кофе». На столике у кровати тут же появилась чашечка с напитком и круассаны на стеклянном блюдце. Френо сделал глоток, откашлялся и буркнул: «Новости». Объемный кадр новостной программы заполнил спальню, превратив ее в часть улицы, на которой разворачивалось действо. Шел сюжет о тревожных настроениях, царящих в столице и других крупных городах в связи с угрозой нападения марсиан. Рефреном звучало недоуменное восклицание «Как же так?!» Френо вздохнул. Вот именно, как же так? Еще вчера побеждали, а уже сегодня стоим на краю бездны. Журналисты намекали на бездарность командования, и президент был с ними согласен. Полководец из администратора Френо получился отвратительный.
Улицы Стокгольма исчезли, вместо них появилась панорама Красной площади. Ракурс был взят такой, будто бы Френо смотрит с Мавзолея. Лежать, пусть и виртуально, на балконе этой странной гробницы было неприятно. Но еще неприятнее было смотреть на митингующую толпу москвичей, заполонившую всю площадь перед Кремлем. Над головами людей развевались национальные флаги и переливались красочные лазерные транспаранты. Френо слабо владел русским, но некоторые слова понимал. Русские требовали отставки правительства и передачи власти парламенту – понятное дело, имея в виду не все законодательное собрание Земной Федерации, а лишь его председателя Прошкина. Мелькали и лозунги типа «Долой ефрейтора Дюссона!», «Слава «Возрождению»! С ним Бог!» Френо отлично понимал, о каком «Возрождении» идет речь, но в верхах было не принято говорить о таких вещах. Официально такой партии не существовало. В парламенте заседали только шесть легальных фракций, представляющих ровно такое же количество партий, а все остальное расценивалось, как мелкое сектантство. И того, что «Возрождение» имело реальный вес в России, Восточной Европе, а также на «солнечных» спутниках и в армии, Дворец Наций предпочитал не замечать.
Кадр снова сменился. На этот раз Френо забросило в Нью-Йорк. Тут тоже было неспокойно, но по иной причине. Народ толпился на Таймс-сквер и скандировал: «Нет мобилизации!» Рассчитывать на что-то другое было глупо, Северная Америка с самого начала выступала против войны с Марсом.
В Мекке, столице Арабского региона, было поспокойнее, но и тут журналистам нашлось, за что уцепиться. За мобилизацию выступили сунниты, что, естественно, побудило шиитов выступить против. Конфликт был пока неявным, но, благодаря умелым действиям прессы, разгорался все сильнее.
Спокойнее всех выглядел Дальний Восток и юго-восточный регион. Там все будто бы задремали, чтобы скоротать ожидание и очнуться, лишь когда станет ясно «кто кого». Типичное восточное лукавство, воспринимаемое европейцами, как мудрость.
Из Африки ничего доброго не передавали. Впрочем, злого тоже. Черный континент и Южная Америка никогда не возмущались, что бы ни решил Дворец Наций. Мобилизация так мобилизация, в космос, значит, в космос – меньше голодных ртов останется на планете.
Австралии было просто не до митингов. На юге континента бушевали зимние грозы, а на севере беспрерывно рыдали тропические ливни. Климат в последние три десятилетия испортился окончательно.
– Очень тревожные известия, господин президент. – Сквозь голографическую картинку проступило лицо Дюссона.
Френо выключил новости, и спальня снова приобрела вид нормальной комнаты, с той лишь разницей, что посреди нее стоял маршал с президентским халатом в руке. Дюссон подал одежду Френо.
– Я видел, – президент, кряхтя, поднялся и набросил халат. – Марсиане еще не ударили, а крысы готовы бежать с корабля. Вернее, готовы сожрать капитана и экипаж.
– Марсиане нанесли мощный удар по стратегическим объектам Федерации, – ровным голосом, будто автомат, доложил маршал. – Это произошло сегодня в три часа ночи.
– В три часа? – Френо похлопал глазами. – Они... начали без Стивенсона? И каков результат удара?
– Марсиане решили все поставленные задачи, – сухо ответил Дюссон. – Земля и Луна окружены. Мы успели стянуть к метрополии все войска, кроме Первой и Четвертой ударных армий, но я уже говорил вам, мсье президент, что без решительных мер это лишь продлит агонию Федерации.
– Агонию?! – Президент сел на кровать. – Неужели все настолько плохо?
– А разве я вас не предупреждал? Из «солнечных» колоний флаг Земли пока держат только Каллисто и Европа. Их прикрывает Накано. Часть полицейской армии «Беркут» блокирована на Ганимеде.
– Значит, марсиане так и не сняли с этого фронта свой Четвертый флот?
– Нет. Вместо него в ударную группировку влились корабли Седьмого флота. – Дюссон хмуро взглянул на президента. – Если мы подождем еще немного, к ним присоединится и Шестой флот. С двумя космопехотными армиями на бортах.
– Но его удерживает Овчаренко!
– И что толку? Марсиане порвут наши орбитальные заслоны в клочья и без Стивенсона. Его группировка потребуется марсианам для захвата планет. Если мы уничтожим Стивенсона, Марс победит в космосе, но ему будет нечем штурмовать грунт. Это конечно не тот расклад, что хотелось бы, но лучше, чем поражение.
Что-то в аргументах Дюссона было не так, Френо чувствовал это печенкой, но выявить фальшивые нотки он был не в состоянии. Он уже и соображал-то с трудом.
– Делайте как знаете. – Президент вяло махнул рукой.
– Эскадрилья «Марк-3» уже вышла в поход. Бомберы на полпути к цели. Они ждут подтверждения приказа. Вы подтверждаете приказ о начале операции «Татьяна» против Колонии Лидия? – повысив голос, уточнил Дюссон.
– Подтверждаю, – кивнул Френо.
– Разрешите выполнять?
Президент снова махнул рукой и отвернулся. Когда Дюссон вышел, Френо просто упал ничком на кровать и тихо заскулил.
5. Июль 2290 г., Колония Лидия.
Полковник Холли, еще час назад такой важный и высокомерный уроженец Нью-Орландо, что в Южной Сидонии, выглядел теперь, как побитая собака. Он стоял перед генералом Стивенсоном, глядя в пол и нечленораздельно мыча, когда командующий применял особо обидные для марсианского джентльмена словечки. Стоящий навытяжку позади полковника майор Джемисон даже немного сочувствовал непосредственному начальнику. С тем, что Холли полная тактическая бездарность, майор был согласен, а вот насчет «наряженного гея в бриолине» сомневался. Холли, конечно, любил наряжаться в увешанную побрякушками и подогнанную по фигуре униформу, но красовался исключительно перед штабными девицами. Что такое «бриолин» Джемисон и вовсе не знал. Наверное, что-то вроде вазелина, только специально для геев. Майор незаметно ухмыльнулся. У военных половые проблемы – больное место. Львиная доля шуток, да и ругательств, базируются именно на этой платформе. Почему так – вопрос к психологам. Сам Джемисон строил на этом фундаменте вообще сто процентов своих многоэтажных ругательств (шутить он не умел), и даже самые завзятые сквернословы признавали, что майор в этом деле ас из асов. Некоторые даже искренне восхищались этим наименее опасным из талантов Мясника и пробовали выведать секрет, но Джемисон тайну своей одаренности не выдавал никому. А между тем ларчик открывался просто: так зло и виртуозно сквернословить майора заставляло жуткое чувство ущербности. Ведь в интимном плане Джемисона не интересовали ни женщины, ни мужчины. Вернее, женщины его интересовали, но у него с ними ничего не получалось. Последние двадцать лет он был полным нолем в постели, и этот факт постепенно привел его психику в плачевное состояние. Когда он видел привлекательную бабенку, ему почему-то хотелось выругаться и пустить кровь. Необязательно этой бабенке, можно кому-нибудь еще. Врагу, преступнику или нерадивому подчиненному. Если не убить, то хотя бы дать в зубы или врезать плетью по голой спине. С оттягом, до крови, и, конечно же, грязно ругаясь между взмахами. А поскольку смазливых баб в форте Гатлинг было предостаточно и видел их Джемисон по сто раз на дню, доставалось солдатам от майора каждые пять минут. Потому его и прозвали Мясником.
Нельзя сказать, что эта психологическая проблема не волновала самого майора. Волновала, да еще как, но единственный сеанс психотерапии, на который решился Джемисон, закончился скандалом. Доктор, заявивший, что все беды плечистого и рослого ирландца связаны с неизлечимой импотенцией, лишился двух передних зубов, а Джемисон, получив привычное удовлетворение от вида крови и длинной нецензурной речи, клеймящей доктора и его родню, как злостных извращенцев, зарекся ходить к докторам, только если они не дантисты. Дантистов Джемисон уважал как своего рода коллег. Они делали людям больно и пускали кровь, майор подозревал, что так же как и он, получая от мучений пациентов и вида выдранных окровавленных зубов тайное удовольствие. С тех пор волнение за свое психическое благополучие превратилось в запретную тему, которую Джемисон избегал обсуждать даже с внутренним «я», с тем самым, которое частенько просыпалось по ночам и мучило майора досужими разговорами.
Поначалу справляться с болтливым и ехидным «Джемисоном-2» было нелегко. Он все время норовил завести разговор о бабских прелестях. Но когда майор стал комендантом форта и получил возможность ежедневно бывать в Окружной тюрьме Гатлинга, охраняемой военными и расположенной на территории форта, внутренний голос стал звучать реже. Ежедневные «кровопускания» на заднем дворе тюрьмы помогали Джемисону расслабиться и откинуть проблемы. Помогали гораздо лучше, чем любая психотерапия. А когда майор догадался забрести на женскую половину тюрьмы, второе «я» заткнулось окончательно. В первый раз Мясник перестарался, и после «беседы» с ним заключенную увезли в реанимацию, но впоследствии Джемисон стал более осторожен. Раз в неделю он наведывался в тюрьму, грязно ругаясь сек до крови очередную жертву, после чего надирался «фамильным» виски в компании главного надзирателя. Жаль, что слишком часто устраивать такие сеансы «релаксации» было невозможно, прокуратура округа Гатлинг и так смотрела на коменданта косо. Спасало одно: цивильные власти далекой Колонии были полностью зависимы от военных, а потому предпочитали закрывать глаза на их выходки. Все остальное время майор «перебивался случайными связями»: то бил солдат-новобранцев, то угощал зуботычинами нерасторопных официантов в офицерском клубе. Когда же началась война, появились пленные, дезертиры, шпионы... Майор даже забыл о тюремных «сеансах»...
– Я отстраняю вас, полковник Холли, от командования гарнизоном!
Эта фраза вернула Джемисона к реальности. Холли отстранен? И кто будет командовать вместо него? Сердце сладко защемило. Так бывало, когда плеть вспарывала нежную кожу какой-нибудь арестантки и капли крови брызгали майору в лицо. Джемисон задержал дыхание. Сейчас Стивенсон просто обязан сказать: «принимайте командование, майор Джемисон».
– Принимаю командование на себя, черт бы вас всех задрал! – прорычал Стивенсон.
Майор разочарованно выдохнул.
– Да, сэр, – промычал Холли. – Понимаю, сэр.
– Вон отсюда, тупой индюк! – Стивенсон брызнул слюной. – А вы, майор, останьтесь!
Джемисон даже не взглянул в сторону удаляющегося на негнущихся ногах полковника. Майор преданно вылупился на генерала.
– Я получил сообщение по гиперлинии, – чуть успокоившись, сказал Стивенсон. – Дивизия быстрого реагирования генерала Прайса и два мобильных батальона из форта Пайн скоро будут здесь. Десантная группа Шестого флота тоже готова к высадке. Часа через два в районе форта Гатлинг не останется ни одного землянина.
– Отлично, сэр!
– Да, это плюс, Джемисон, но вы же знаете, что десантники генерала Гордеева не отступят.
– Да, сэр!
– Но нам больше нечем их контратаковать!
– В этом нет необходимости, сэр. Купола удержат землян до подхода наших.
– Вы так считаете? – Стивенсон развернул висящую в воздухе над компом голограмму, так, чтобы Джемисон видел подписи чуть ниже «картинки».
– Сейс... мо... грамма, – прочитал майор. – Землетрясение, сэр?
– Четыре землетрясения! – генерал взмахнул рукой и сейсмограмму сменил объемный виртуальный макет форта: от куполов, до подземных коммуникаций. – Земляне роют под форт подкоп, майор! Инженер-капитан Зарайтис утверждает, что две из четырех землероек идут точно на подвалы штаба. Понимаете, что это значит, Джемисон?
– Да, сэр, – майор энергично кивнул. – Мы блокируем землян в подземелье. Они не выйдут на поверхность.
– Нет, майор, вы не поняли. Они не собираются выходить! Они хотят отключить генераторы куполов, которые упрятаны под южным крылом штабного здания! Поэтому землян следует не блокировать в подземелье, а встретить ураганным огнем, когда они только полезут в наш подвал через пролом в стене. Отправьте в подземелье самых опытных бойцов. Земляне не должны прорваться к генераторам!
– Да, сэр! Я лично возглавлю противодиверсионный отряд! Разрешите привлечь к операции весь Отдельный батальон рейнджеров?
– Можете загнать в подвалы гарнизон целиком, но убейте всех землян, майор, – устало сказал генерал. – Глупо будет сдать форт и погибнуть за час до победы.
– Да, сэр! – Майор отдал честь и собрался уже броситься выполнять приказ, но путь ему преградил взмыленный посыльный.
– Сэр, на втором посту проблемы со связью, сэр!
– И это повод врываться без доклада? – Стивенсон упер руки в бока. – Что за срочность, рядовой?
– Там парламентер, сэр! – Рядовой вытянулся в струнку.
– Кто? – Генерал перевел удивленный взгляд на Джемисона.
Тот пожал плечами. С парламентерами он не разговаривал ни разу. К таким древним способам ведения военных дел не прибегали уже давно. По крайней мере, не на памяти Джемисона. Генерал Стивенсон, наверное, тоже не припоминал ничего подобного. Какой смысл вести переговоры лицом к лицу, если можно наладить видеосвязь? На худой конец – радиоконтакт. Зачем рисковать жизнью, являясь под стены вражеского форта? Впрочем, если вести речь о форте с силовым куполом, все объяснимо. Радиоконтакт и связь по лучу сквозь купол невозможны, а чтобы переговорить в гипердиапазоне, следует знать сверхсекретный матричный код абонента – обмениваться с противником такими кодами на войне не принято.
– В каком звании парламентер и чего он хочет?
– Капитан десанта, сэр! Сказал, что уполномочен вручить ультиматум!
– Что? – Глаза у Стивенсона и вовсе полезли на лоб. – Они там водки обпились или голландских сигарет покурили? Какой, к черту, ультиматум?!
– Не могу знать, сэр!
– Да я вас и не спрашиваю, рядовой. Свободны!
Когда посыльный умчался, Стивенсон помотал головой, будто пытаясь отогнать наваждение, и снова уставился на майора.
– Я могу получить ультиматум, сэр, – угадав невысказанные пока мысли начальства, сказал Джемисон, – и ответить.
– Час от часу не легче. – Генерал сел в раскладное кресло-качалку. – Ультиматум! Ответить... Чтобы ответить, надо знать, чего они хотят.
– Думаю, сдачи форта, сэр. Они просто тянут время, чтобы диверсанты смогли проникнуть к генераторам. Думаю, ультиматум это отвлекающий маневр.
– Думаете? – Стивенсон усмехнулся. – И что вы «думаете» ответить, майор?
– Послать их подальше, сэр!
– Логично. – Стивенсон покачался на кресле. – Но мы не будем спешить с выводами, Джемисон. Вы сейчас поставите задачу командиру батальона рейнджеров – насчет подвалов, – а потом отправитесь на второй пост и поговорите с этим десантником. Я послушаю вашу беседу через комп и приму решение.
– Да, сэр!
– Ступайте, майор.
На втором посту царило нездоровое оживление, которое достигло пика, когда перед рогатками внутренних ворот затормозила машина Джемисона. Командовавший здесь лейтенант рейнджеров попытался сбивчиво обрисовать ситуацию, но Мясник жестом прервал его бормотание.
– Ведите, Нортон!
– Сюда, господин майор. – Лейтенант указал на огневое гнездо справа от внешних ворот. Там была установлена примитивная оптическая стереотруба.
Джемисон заглянул в окуляры. Капитан десантников стоял у границы внешнего купола и обмахивался белым платком, будто ему было жарко. Под моросящим осенним дождем жест выглядел неуместным. Майор прибавил увеличение. Когда-то давно, лет пять назад, он побывал на Гефесте, на учениях, в качестве наблюдателя от колониальных войск Марса и даже познакомился с некоторыми офицерами из бригады Гордеева, но этого капитана не помнил. Пополнение? Возможно, хотя, нет. Это был кадровый офицер, а не мобилизованный резервист. Может быть, это все же кто-то из знакомых по той командировке, просто изменился? Джемисон наморщил лоб, вспоминая неудобоваримые русские фамилии. Преображенски? Нет, тот ниже ростом и уже пять лет назад был в звании майора, а этот только капитан. Майор Борис Бородатч? Рост соответствует, но Борис блондин, а этот темноволосый и опять же капитан, а не майор. Значит, все-таки незнакомый.