Клайв Баркер Книги крови III–IV: Исповедь савана
Книга крови III
Сын целлулоида (Пер.с англ. Н. Волковой)
1 Трейлер
Барберио чувствовал себя прекрасно, несмотря на пулю в бедре. Да, рана имела вид неприглядный, а в груди что-то хрипело и щелкало при каждом глубоком вдохе, но Барберио улыбался: он на юле, и это главное. Никому — слышите?!! — никому он больше не позволит себя запереть. Воздух свободы кружил голову, на все остальное было наплевать. Живым, в любом случае, он не дастся. Если не повезет и его накроют копы, придется вставить дуло в рот и нажать на курок. Но обратно в камеру? Ни за что!
В неволе жизнь тянется слишком долго. Невыносимо долго. Этот урок заключенный Барберио усвоил уже через два месяца пребывания в тюрьме: вереница до тошноты однообразных дней сводит с ума, и скоро вам начинает казаться, что лучше сдохнуть, чем продолжать существование в вонючей дыре, куда вас забросили злая судьба и доблестное правосудие. Лучше тихо повеситься в камере ночью, чем ждать завтрашнего дня — такого же поганого, как и сегодняшний. Новые сутки, новые восемьдесят шесть тысяч четыреста секунд постылой жизни за решеткой…
Безрадостной перспективе Барберио предпочел побег.
Сначала он купил пистолет на тюремном черном рынке. Это стоило дорого, и Барберио отдал практически все, что имел. Дальше он действовал просто и тривиально: перелез через стену. Несомненно, не обошлось и без божьей помощи. Судьба была благосклонна к беглецу в тот день, и он удрал без особых проблем — если не считать пса, пущенного по его следу.
А что же копы? Они проявили чудеса сообразительности. Они искали Барберио в таких местах, куда он никогда бы не сунулся. Они обвинили в укрывательстве его брата и невестку (те даже не знали, что Барберио на свободе), а также выпустили бюллетени с описанием внешности сбежавшего преступника, каким он был до заключения, весом на двадцать фунтов больше нынешнего.
Все эти подробности Барберио узнал от Джеральдины — дамы, за которой он ухаживал в старые добрые времена Она перевязала ему ногу и дала бутылочку успокоительного, что теперь почти пустая лежала в его кармане. Барберио получил ласку и сочувствие и продолжал путь, уповая на идиотизм полисменов и на бога, что помогал ему до сих пор.
Он называл этого бога Синг-Сингом и представлял в виде толстого малого с улыбкой от уха до уха, с куском салями высшего качества в одной руке и чашкой крепкого кофе в другой. Синг-Синг был как сытое брюхо, и от него пахло, как в доме у мамочки в те далекие годы, когда мамочка еще не выжила из ума, а Барберио оставался ее гордостью и любимчиком.
К сожалению, однажды Синг-Синг отвернулся, оставив подопечного на произвол судьбы. Какой-то не в меру сообразительный коп увидел Барберио на скамейке в тенистой аллее и признал в нем разыскиваемого преступника из бюллетеня. Этот щенок (не старше двадцати пяти) явно метил в герои. Он был слишком туп, чтобы правильно отреагировать на предупредительный выстрел Барберио: укрыться и дать тому уйти. Вместо этого коп двинулся навстречу потенциальной жертве.
У Барберио не было выхода. Он открыл огонь.
Полисмен успел выстрелить, но Синг-Синг вновь обратил свой взор на Барберио, и пуля, нацеленная в сердце беглеца, попала в ногу. Ответный выстрел поразил копа прямо в лоб. Несостоявшийся герой упал на землю в лужу собственной крови, а Барберио пошел прочь, чертыхаясь и искренне сожалея о содеянном Ему никогда раньше не приходилось стрелять в человека Убитый полицейский — скверное начало.
Синг-Синг по-прежнему хранил его. Повязка Джеральдины остановила кровь, ликер помог забыть о боли, и вот полдня спустя он здесь — усталый, но живой. Ему удалось невидимкой пройти через весь город, нашпигованный полисменами так густо, что казалось невероятным ускользнуть от их внимания. Теперь Барберио просил у своего покровителя лишь об одном: о тихом убежище, где можно спокойно отдохнуть, перевести дыхание и обдумать дальнейшие действия. Час-другой сна, впрочем, тоже не помешает.
Плохо, что у него ужасно болел живот: мучительная тянущая боль возрастала, становилась все невыносимее. Надо бы немного отдохнуть, а затем позвонить Джеральдине, чтобы она подыскала врача. Барберио планировал убраться из города до полуночи, но теперь начал сомневаться в принятом решении. Лучше пересидеть где-нибудь нынешнюю ночь и большую часть следующего дня, а затем, когда пулю извлекут из ноги и силы его восстановятся, поскорее покинуть здешние места.
Но — проклятье! — живот болел все сильнее. Барберио предполагал, что это язва — следствие кошмарного питания в тюрьме. От помоев, которые там называли пищей, у многих ребят страдали желудок и кишечник.
Ничего — несколько дней на диете из пиццы и пива, думал Барберио, и все наладится.
Слова «рак» в лексиконе Барберио не было, и он никогда не думал о болезни применительно к самому себе. Это естественно для человека с пистолетом в кармане и пулей в ноге, скрывающегося от преследования: бык, идущий на бойню, тоже не обращает внимания на какую-то трещинку на копыте. Тем не менее боль, что мучила Барберио, указывала именно на раковую опухоль.
За кинотеатром «Палас» некогда располагался ресторан, но три года назад случился пожар, все сгорело, и с тех пор земля не расчищалась. Никто не проявлял особого интереса к этой территории, ни у кого не возникало желания что-либо заново здесь отстроить. Прежде тут было шумно и многолюдно — давно, в шестидесятые годы. На протяжении полутора десятилетий кинотеатры, бары и рестораны переживали буйный расцвет, затем наступил неминуемый спад, и владельцы стали понемногу прикрывать заведения. Все меньше публики заходило вечерами в кинотеатр, но он не закрылся, оставаясь напоминанием о тех далеких временах, когда развлечения были более невинными, чем теперь, а обстановка в городе — более мирной и спокойной.
Джунгли из ржавых проводов и полусгнивших лесов на задворках «Паласа» устраивали Барберио как нельзя больше.
Нога его ужасно болела, усталость валила с ног, да и желудок не оставлял в покое. Надо поскорее заснуть на несколько часов. Пора прикончить бутылку и подумать насчет Джеральдины.
Вокруг шныряло множество кошек. Они бродили и сидели в густых зарослях травы и разбежались при появлении Барберио. Он расчистил место для отдыха, отбросив прочь несколько гнилых досок. Земля была усеяна кошачьим и человечьим дерьмом, остатками старых костров, консервными банками, но беглеца устраивало и такое убежище.
Барберио прислонился к стене и излил на землю остатки завтрака вперемешку с ликером. Когда рвотные судороги прекратились, он устало вытер лоб рукой. В паре шагов от него стояла хибарка, сооруженная из балок, полуобгоревших досок и ржавых железных листов, — наверное, когда-то в ней играли дети. «Великолепно», — подумал Барберио, — «вот и убежище. Что может быть лучше?»
Синг-Синг улыбался ему во все тридцать два зуба.
Слегка постанывая (живот чертовски болел), Барберио прошел несколько шагов, нащупал вход в хижину и протиснулся внутрь.
Он явно не первым использовал это место для ночлега. Под левой рукой, которой Барберио оперся о землю, что-то подозрительно чавкнуло. Очевидно, дерьмо. Звякнули осколки стекла. Вонь стояла такая, будто рядом проходили канализационные трубы. Паршивенькое, конечно, пристанище, но ничего не поделаешь. Здесь безопаснее, чем на улице. Барберио сел поудобнее, привалился спиной к стене и глубоко вздохнул.
Казалось, все тревоги и страхи дня отступили, но не прошло и минуты, как тишину разорвал вой полицейской сирены. Звук приближался. От ощущения покоя и безопасности не осталось и следа. Они убьют его; Барберио это знал, чувствовал каждой клеткой своего измученного тела. Полисмены просто играли с ним: дали почувствовать свободу, а на самом деле неотрывно следили за каждым движением, кружа рядом, как акулы. И никакой надежды на спасение нет. Он убил полисмена. Боже, что с ним теперь сделают? Копы не церемонятся с теми, кто покушается на их товарищей.
Синг-Синг, что будем делать? Не надо смотреть так удивленно. Ситуация непредвиденная, да, но можно попытаться из нее выбраться.
Несколько долгих секунд Барберио решительно ничего не приходило в голову. Затем перед его мысленным взором физиономия бога растянулась в многообещающей ухмылке и Барберио ощутил, как что-то давит ему в спину. Дверные петли! Он опирался на дверь, сам того не замечая.
Преодолевая боль, он поднялся и негнущимися пальцами стал ощупывать ржавое железо. Небольшое вентиляционное отверстие позволило исследовать внутреннюю поверхность двери. Что бы там могло быть? Чья-то кухня или потайной ход — какая, к черту, разница. Внутри всегда безопаснее, чем снаружи, — это первый урок, который усваивает ребенок, покинувший утробу матери. Барберио слышал приближающийся вой сирены. Этот проклятый звук заставлял сердце учащенно биться, а кожу — покрываться мурашками.
Его пальцы шарили в поисках замка. Через секунду Барберио выругался: замок, конечно же, был. Огромный, старый, покрытый ржавчиной и пылью.
«Ну же, Синг-Синг, придумай что-нибудь! — заклинал Барберио. — Помоги мне войти, подари мне еще одну передышку, и я буду верен тебе до смерти».
Барберио толкнул замок, но безрезультатно — то ли железка слишком крепкая, то ли руки слишком ослабли. Скорее всего, то и другое вместе.
Полицейские подобрались уже совсем близко. Проклятый вой сирен врывался в уши Барберио. Сердце его готово было выпрыгнуть из груди.
Он вытащил из кармана пистолет и попытался использовать оружие в качестве лома Рукоятка оказалась слишком коротка и не обеспечивала нужной силы удара Барберио почти отчаялся, когда проклятая штуковина крякнула и поддалась. Замок упал, осыпав все вокруг толстым слоем ржавой пыли. Барберио вытер лицо, едва сдержав победный вопль.
Теперь надо побыстрее забраться внутрь, сбежать из этого кошмарного мира. Барберио вцепился пальцами в отверстие и потянул на себя. Дикая боль пронзила его желудок и кишечник, отдалась в ноге.
«Открывайся, черт тебя возьми! — молил Барберио. — Иначе будет поздно!»
Дверь со скрипом отворилась.
Барберио от неожиданности пошатнулся, повалился на спину, опять угодив рукой в дерьмо, но тут же вскочил. Он пристально вглядывался в темноту по другую сторону двери, стараясь хоть что-нибудь различить.
«Пусть теперь эти ублюдки меня ищут, — торжествующе подумал Барберио. — Я нашел теплую норку, где можно от них укрыться».
Внутри, и правда, было тепло, даже жарко, судя по горячему веянию из приоткрытой двери. Похоже, помещением давно не пользовались: воздух был довольно затхлым.
Затекшая нога тупо ныла, когда Барберио ступил в зияющую черноту неизвестности. Едва он оказался внутри, звук сирены замер невдалеке. Копы остановились где-то за углом. Скоро, очень скоро послышатся тяжелые шаги служителей закона.
Он едва чувствовал онемевшую ногу — она болталась, как кусок мяса, распухшая ступня казалась размером с дыню. Барберио захлопнул за собой дверь. Он ощущал какую-то детскую радость: словно это игра, а он убегал от погони, смог перепрыгнуть через канаву и убрать мостик. Ему не приходило в голову, что копы способны открыть дверь и последовать за ним. Логика страуса: раз я не вижу преследователей, то и они не видят меня.
Но даже если копы и заглянули на задворки кинотеатра, Барберио их не услышал. Может быть, они заблудились или подъехали лишь для того, чтобы подобрать с тротуара какого-нибудь несчастного панка. Вот и замечательно; здесь беглец неплохо отдохнет.
Забавно, но внутри воздух оказался не таким уж затхлым. Он вовсе не напоминал удушливую застойную атмосферу чердака или подвальной каморки. Напротив, он был живым. Не свежим, конечно, этого сказать нельзя: пахло старостью и пылью, ни малейшего дуновения, ни сквозняка. Но все вокруг словно пронизывали некие вибрации. У Барберио шумело в ушах, по коже пробежали мурашки. Нечто, содержащееся в воздухе, проникало в Барберио, оно щекотало ему ноздри, его будто окатывали холодным душем, и в голове вдруг неизвестно откуда стали появляться странные картины. Барберио больше не чувствовал боли в желудке и в затекшей ноге. Или же он просто не обращал внимания ни на что, кроме видений? Видения переполнили его: танцующие девушки и целующиеся парочки, прощание на вокзалах, темные старинные особняки, комедианты, ковбои и рыцари, морские приключения — события и лица, никогда не встречавшиеся ему в жизни. Впрочем, на все это не хватило бы и миллиона жизней. Тем не менее Барберио ощущал волнующую реальность образов. Ему хотелось плакать при виде сцен прощаний, смеяться над комиками, подбадривать ковбоев и наслаждаться красотой женщин.
Куда он попал? Барберио, с трудом отгоняя от себя видения, попытался различить что-нибудь в полумраке. Он стоял в закутке шириной чуть более четырех футов, но довольно длинном. За его спиной была металлическая пыльная дверь, впереди — стена, сквозь трещины в которой пробивался мерцающий свет. Барберио слышал голоса из-за стены. Очевидно, с другой ее стороны находился экран, где шел сейчас последний вечерний фильм. Это был «Сатирикон» Феллини. Впрочем, Барберио не мог узнать картину — он не только никогда не видел ее, но даже и не слышал о Феллини. Барберио предпочитал морские приключения, боевики, а главное — фильмы с танцующими девочками. Что угодно с танцующими девочками.
Он был здесь абсолютно один, но вдруг ощутил странную вещь: словно тысячи глаз смотрели сейчас на него.
Это необыкновенное, незнакомое чувство оказалось приятным. Множество глаз внимательно следили за ним, публика то смеялась, то плакала, а чаще просто неотрывно следовала за каждым его шагом.
Барберио не понимал, что происходит. Он утратил связь с реальностью, перестал понимать, где он и что с ним. Он не чувствовал своего тела, больная нога больше не беспокоила, будто ее и не было. К сожалению (а возможно, к счастью), Барберио не знал, что рана его снова открылась, кровотечение не останавливается и потеря крови грозит ему смертью.
Примерно через полчаса, когда на экране шли заключительные кадры «Сатирикона», Барберио скончался в темном узком промежутке между обратной стороной экрана и стеной кинотеатра.
В помещении «Паласа» раньше располагалась церковь евангелистов. Если бы Барберио, умирая, поднял взгляд, он смог бы увидеть совершенно неуместную в кинотеатре фреску, изображающую явление Святого Духа, и отошел бы в мир иной очищенным и просветленным. Но Барберио, умирая, грезил о танцующих девочках. Возможно, так лучше для него.
Стена, через которую пробивался и падал на бездыханное тело тусклый свет, предназначалась для того, чтобы закрыть фреску от любопытных глаз. Возвести такую перегородку — мудрое решение; по крайней мере лучше, чем заштукатуривать фреску или выставлять ее на всеобщее обозрение. Возможно, тот, кто обустраивал помещение, втайне подозревал, что кинотеатр вскоре тоже сгорит, лопнет, как мыльный пузырь. Тогда можно будет сломать перегородку, и здесь вновь будут поклоняться не Гарбо, а Господу.
Но этого не произошло. Мыльный пузырь не лопнул, некоторые фильмы приносили хорошие кассовые сборы, и про закуток, где умер Барберио, позабыли. Ведь никто не знал о его существовании. Если бы злосчастный беглец обыскал все строения города от чердаков до подвалов, нигде он не нашел бы места более укромного и безопасного.
Однако уже на протяжении пятидесяти лет воздух в маленьком помещении жил своей жизнью. Он впитывал в себя вибрации, исходящие от экрана, и тысячи, десятки тысяч глаз посылали свою энергию в этот резервуар. Полвека в кинотеатре бушевали киношные страсти, и воздух впитывал, в себя человеческие симпатии и антипатии. Он проникался силой, переполнялся ею, был заряжен уже до предела. Назревал взрыв. Не хватало лишь катализатора…
Им стали раковые клетки Барберио.
2 Основной сюжет
После двадцатиминутного ожидания в душном фойе девчонка в желтом платье выглядела весьма взволнованной. Было почти три часа утра, уже закончились ночные сеансы.
Восемь месяцев прошло с тех пор, как Барберио умер в душном закутке за экраном. Восемь долгих месяцев жизнь шла своим чередом. Кинотеатр не слишком процветал, но ночные сеансы по пятницам и субботам всегда давали хороший кассовый сбор. Сегодня демонстрировались два фильма с Иствудом: спагетти-вестерны. Девочка в желтом платье не походила на поклонницу вестернов. По мнению Берди, вестерн — не женский жанр. Возможно, девушка пришла посмотреть на Иствуда, а не фильм. Хотя Берди никогда не понимала, в чем привлекательность его вечно прищуренного лица.
— Чем могу помочь? — участливо спросила Берди.
Девчонка вздрогнула и взглянула на нее хмуро и недоверчиво.
— Я жду своего приятеля, — ответила она — Его зовут Дин.
— Вы его потеряли?
— Он пошел в уборную и до сих пор не вернулся.
— А не был ли он… гм… не было ли ему плохо?
— Нет-нет, — быстро произнесла девчонка, отметая нее сомнения в трезвости своего друга.
— Я пошлю кого-нибудь поискать его, — сообщила Верди.
Было уже поздно, она жутко устала за день — совершенно без сил, как выжатый лимон. Идея провести здесь еще полчаса не слишком привлекала. Берди хотела домой, в теплый душ и спать, просто спать. В тридцать четыре года, решила она, с сексом пора завязать. Кровать — только для сна, особенно у таких толстух.
Берди толкнула дверь в зал и почувствовала тошнотворный запах пота, воздушной кукурузы и сигарет. Здесь было на несколько градусов жарче, чем в фойе.
— Рики!
Рики закрывал выход из кинотеатра.
— Проклятая вонь почти исчезла, — сообщил он.