И ещё Веня понял, кого он видел!
Сразу понял, ибо папа недавно шептал маме, думая, что сын не слышит: «КГБ… Они просто ждут сигнала, они всё контролируют… Ты себе не представляешь, на что способны эти люди. Мне недавно рассказывал один товарищ… Ну, он хорошо в курсе. Все эти самоубийства – не просто так. Тел не показывают медикам, потому что у жертв расплавлены мозги. Излучатели! На каких частотах они работают, что могут сделать с человеком – нам ведь никто никогда не расскажет. Пичкают сказками про НЛО и прочее, а сами…»
Дальше Веня, к сожалению, не расслышал, но что такое КГБ, он знал. В Комитете работали «кэгэбисты» – страшные и совсем незаметные люди, которые всё про всех знали и могли с каждым сделать всё, что захотят. Они ловили шпионов и предателей, бывших полицаев, ещё с войны оставшихся, и просто жуликов… А теперь Веня стал свидетелем того, как КГБ расправился с вампирами!
Комитет может всё!
– Они меня убьют! – прошептал мальчик. – Обязательно убьют, я же всё видел! Не всё, конечно, почти ничего не видел, но они не поверят и убьют! А родителям скажут, что убил маяк! – Слова «маньяк» мальчик тогда ещё не знал. – Мне конец! Разве только – никто так и не заметил, что я ушёл из лагеря? Надо вернуться! Надо вернуться! Если убегу – они сразу догадаются!
Когда Веня, умирая от страха, пролезал сквозь пролом, уже светало, но лагерь, конечно же, спал. Мальчик стащил с себя грязные шорты и рубашку и спрятал на прежнее место. В одних трусах, зябко ёжась на утренней прохладе, прокрался к корпусу и попробовал допрыгнуть до подоконника – слишком высоко, пальцы лишь скользнули по жестяному карнизу. В панике оглядевшись, Веня заметил оставленную возле соседнего корпуса лопату, с помощью которой вскапывали клумбу, сбегал, принёс, с трудом упёр в стену и, скользя по сырому черенку, дотянулся-таки до окна. Когда нижний шпингалет с громким щелчком встал на место, сердце Вени замерло. Случайно взглянув в большое зеркало над раковинами, мальчик увидел своё перекошенное лицо и – о, ужас! – седую прядь. И понял, что по ней его обязательно вычислят! Это же почти во всех страшных историях: после ухода вампиров находят последнего не убитого пионера, а он седой, и из глаз кровь течёт! Всем понятно, что просто так в лагере никто не поседеет, слух поползёт по городу, КГБ всё быстро узнает и убьёт его.
– Ты что тут? – дверь неожиданно распахнулась, и в умывальню вошел заспанный Рыжий. – А ну спать пошёл, ослина мелкая!
Веня успел прикрыть седую прядь – но Рыжий спросонок всё равно не рассмотрел бы, – поспешил в палату, калачиком свернулся на кровати и с головой укрылся одеялом. Лёжа в ожидании побудки, Веня вспомнил, что у спавшего по соседству Петьки есть перочинный нож, и утром, когда началась суета и множество ног зашаркали по полу к умывальнику и обратно, Долинский стащил его из тумбочки, незаметно для остальных отрезал поседевшие волосы и выбросил их в туалет. А ножик вернул на место до того, как хозяин обнаружил пропажу.
…И потянулись долгие дни ожидания конца смены.
Ни Галина Александровна, ни физрук больше не появлялись, и по лагерю поползли слухи, что из-за некачественной пищи случилось отравление, и их, а ещё вожатых старшего отряда, увезли в Москву лечиться. Один только Веня знал, что это неправда, но помалкивал.
А потом смена закончилась, Долинский встретил весёлых и загорелых родителей, односложно ответил на стандартные вопросы: «Да, купались», «Нет, кормили вкусно», после чего осторожно сообщил, что единственное, понравившееся ему в лагере, – страшные истории про вампиров, шпионов и Красную Руку.
– Чушь! – засмеялся сидящий за рулём папа. – Нам всем не этого бояться надо… Тут такие дела могут начаться в любое время, что только держись! Но ты ещё маленький. Ты просто хорошо учись, Веня… Кстати, появилась возможность перевести тебя в школу получше.
– А что с волосами? – Мама бесцеремонно схватила сына за голову. – Тебя кто там стриг, а? Или что это было? И… Так, это что? Отец, у него седые волосы!
– Не рассказывайте никому, пожалуйста! – тут же завопил Веня.
– Что с тобой сделали в этом уродском лагере?!! – ещё громче завопила мама. – Я уже две недели не могу Галине дозвониться! Она вообще тобой занималась или жизнь свою разведённую устраивала, а?!
– Мамочка, я же говорю: там страшные истории рассказывали, – заговорил Веня тише. – Они интересные, только я очень боялся. Если ты кому-то расскажешь, что я от них поседел, – надо мной все будут смеяться! И в новой школе особенно, новичков нигде не любят. Кстати, у Галины Александровны, как мне сказали, малярия.
Отец фыркнул.
– Больше никаких лагерей! – заявила мать. – Время-то какое стало! Маньяки всюду, убийцы…
– Не этого нам бояться надо, – неуверенно повторил папа. – Ну, хорошо, в лагерь больше не поедешь. Только обещай хорошо учиться.
И Веня стал учиться почти на одни пятёрки.
Седая прядь, конечно, отросла, и вплоть до первого курса института мама закрашивала её, но потом Веня воспротивился, увидев почти такую же у парня в метро. Смотрелась прядь импозантно, но самое главное – если он такой не один, то в чем Веню сможет упрекнуть КГБ? Ни в чём. Ведь даже самым близким друзьям, даже выпив лишнего, Веня никогда не рассказывал о том, что видел той ночью. Он твёрдо знал: вампиры существуют, и они не походят на героев фильмов ужасов.
Они страшнее.
Дела его шли хорошо. Ещё на закате «лихих девяностых» Вениамин Долинский сколотил себе серьёзное состояние, «вскочив в уходящий поезд», как сказал ему перед смертью отец. Долинский-старший не успел порадоваться за сына всласть – сам-то он сел в этот «поезд» в самом начале, был замешан во многом, и странная авария, унесшая их с матерью жизни, на самом деле была не случайностью, а приветом от «кинутых» когда-то партнёров. Веня об этом знал, но шум предпочёл не раздувать, твёрдо дав понять заинтересованным лицам, что дела отца его не касаются. С наследством пришлось распрощаться, но к этому времени собственное состояние Вениамина позволяло пережить эту потерю без особого огорчения.
С азартом воюя за лакомые куски и шаг за шагом приближаясь к самому главному, к власти, Долинский почти не вспоминал о вампирах. Разве что имел привычку каждый вечер самому проверять, заперты ли на все замки и цепочки двери. Жена, юная красавица, подшучивала над ним, но не перегибала палку: где ещё такого захомутаешь? Богатого, умного и перспективного, готовящегося войти в касту «неприкасаемых», для которых открыты все двери, способных проломить любые стены. Жена за своё счастье держалась.
А Долинский поднимался всё выше. Его имя мелькало в газетах, о нём говорили в новостях, он давно перестал посещать рестораны «для всех», и вот однажды, пребывая в закрытом клубе «Специальное приглашение», о котором простому смертному даже знать-то не полагалось, Вениамин вышел на террасу выкурить сигару и неожиданно обратил внимание на стоящего неподалеку охранника. Неожиданно, потому что давным-давно перестал замечать прислугу. Обратил, потому что показалась ему знакомой повадка этого человека, манера двигаться, и…
И когда охранник обернулся, их взгляды на мгновение встретились.
И лишь железная воля не позволила Долинскому закричать от страха.
Глава 2 Маргарита и другие неприятности
То ли весна запаздывала, то ли зима что-то забыла и вернулась, но, выйдя поутру из дома, Шарп обнаружил, что одет совсем не по погоде. Стоило бы вернуться и сменить лёгкую осеннюю куртку на утеплённую, да ещё и шапку в карман сунуть, а шарфом шею обмотать, но ведь это дурная примета – возвращаться, к ней даже в Тайном Городе относились серьёзно, и рисковать наёмник не стал. С тоской и упрёком посмотрев на изморозь, внезапно покрывшую деревья и скамейки в конце апреля, Шарп поглубже засунул руки в карманы и осторожно спустился с крыльца на дорожку.
Под каблуками крепких ботинок скрипнул ночной ледок.
«Да уж, весна…»
Шарпу вспомнилась первая зимовка в Москве и мысль, которая преследовала его в те бесконечные месяцы: «Что, в местечке потеплее нельзя было устроиться?» И мысль сия была обращена к последним представителям древних рас, некогда избравших эту кошмарную, не приспособленную к цивилизованной жизни область местом своего пребывания, чем обрекли его, теплолюбивого, на необходимость платить страданиями за право жить и работать рядом.
– Надо спросить у шасов: может, есть какая-нибудь штука, чтобы и напоминала о погоде, и сама одежду выбирала, и ещё заставляла делать, как скажет? – пробормотал Шарп, заодно пытаясь сообразить, чего ещё ему не хватает, кроме тепла. Что-то определённо отсутствовало… – Но шасы опять начнут впаривать свои «свойстваменяющие ткани» или как их там… артефакты предусмотрительности за жуткие деньги… Жульё. Зашёл просто спросить – вышел с ненужной вещью и без денег. Почему я живу так далеко от стоянки, а? Неужели нельзя было другую квартиру выбрать? Можно, но летом казалось, что стоянка рядом. А теперь волосы на ногах дыбом встали. А ещё… Ох, да что же такое!
От его восклицания в сторону шарахнулись две спешившие в школу малышки, заботливо укутанные мамашами так, что наружу торчали только носы. А вызвано восклицание было тем, что Шарп наконец-то понял, чего ему не хватает в это ледяное апрельское утро: ключей от машины. Обычно они ночевали в кармане куртки, но вчера ему пришлось подзаряжать встроенный в них артефакт спецзащиты, и приятель, Вова-Диггер, посоветовал оставить связку на ночь в морозилке. Мол, при отрицательных температурах заряд магической энергии истончается с меньшей интенсивностью, что приводит к невиданной экономии. Так это или нет, Шарп пока не определил, поскольку объект исследований так и остался в морозилке, зажатый слева пиццей, а справа пельменями.
– Ну, спасибо, Вова, за совет, – пробормотал замёрзший наёмник, замерев напротив тёплой будки охраны. – За экономию спасибо. За участие…
Будь у него простые ключи, Шарп и не подумал бы о возвращении, а просто вскрыл бы авто, благо нужный навык имелся. Однако «Антиугон 8.4.1» – лучший на сегодняшний день комплекс Торговой Гильдии, – предполагал динамическую защиту вверенных его попечению авто, и Шарпу не хотелось получить электрический разряд по чувствительному месту.
А нечувствительных мест у него не было: каждая часть организма была наёмнику по-своему дорога.
– Доброе утро, Виталий! – Охранник выглянул, чтобы поприветствовать обладателя одной из самых дорогих машин на вверенной ему территории. – Что-то не так?
– Все не так, – ответил Шарп, с завистью глядя на «аляску», в которую не поленился упаковаться сторож. – И тебе доброго утра, Сергей Ильич.
– Прохладно сегодня.
– Я заметил.
– А ночью вообще жуть что было. До минус пяти по области опускалось.
Последнюю фразу охранник явно подцепил из радио или от телевизора. И прозвучала она так по-зимнему, что Шарпа словно морозным воздухом окатило.
– Пожалуй, я сегодня на метро поеду, – пробормотал он, борясь с желанием сорвать с разговорчивого сторожа «аляску». – Так быстрее.
Кроме того, от стоянки до метро было ближе, чем до подъезда.
– Может, и правильно! Вон на улицах какой каток с утра! – Сторож шаркнул подошвой по замёрзшей луже. – Надеюсь, недалеко ехать?
– В Москву.
– Москва большая.
– Потому и столица.
С помощью нехитрых гипнометодик Шарп давно избавился от явного акцента, освоил местные нормы общения, но что-то в его речи мешало Сергею Ильичу принять человека, которого он знал под именем Виталий, полностью за своего. И в то же время за своего он его принимал – мужик хороший, толковый, с понятием. Но не полностью свой. Будто немного… изменённый.
«Может, во внешней разведке служил, – предположил от скуки сторож, которому нравилось считать, что, послужив когда-то прапорщиком в пограничных войсках, он тоже имеет отношение к «органам», в широком и важном смысле этого слова. – В Греции, может быть, или в Италии. А может, и сам по себе болгарин какой…»
Шарп, втянув голову в плечи и часто перебирая ногами, скрылся за углом, и охранник выкинул его из головы до следующего появления.
Между тем Сергей Ильич совершенно случайно угадал, но так никогда и не узнал о своей правоте, что Шарп и впрямь некогда считался гражданином Болгарии. В смысле – по паспорту. Однако демонстрировал он книжечку исключительно в тех местах, где никто не мог проверить его знание болгарского. И звали его тогда отнюдь не Виталий. И даже не Шарп. Вообще между «гражданином Болгарии» и нынешним «Виталиком» пряталось ещё шесть имён, два из которых Шарп собирался отрицать даже на Страшном Суде.
Но всё это осталось в прошлой жизни
Подходя к метро «Митино», Шарп вовсю растирал себе уши. Не принимали они мороза ни в каком виде! Отказывались. Бегом спустившись в переход и вместе с толпой утреннего часа пик оказавшись за стеклянными дверями, наёмник тут же расстегнул куртку, чтобы побыстрее впитать тепло, и улыбнулся, вклиниваясь в полный вагон.
Плевать, что тесно. Главное – тепло.
Метро Шарп, пожалуй, любил. Едешь себе, думаешь о своём, ни один придурок за рулём тебе не угрожает. Всё бы ничего, но раздражало обилие пассажиров. Было бы их, скажем, раз в десять меньше – Шарп и вовсе выводил бы машину из стойла только для развлечения. Да и путешествия по бесконечным московским пробкам удовольствия не приносили, только нервы отнимали, а иногда и деньги, когда из-за очередного затора срывалась важная встреча, а сейчас…
Шарп посмотрел на неброские, но, в лучшем смысле этого слова, «стильные», часы и с удовольствием убедился, что на этот раз об опоздании не может быть и речи.
Клиент, к которому направлялся наёмник, был из тех, кто даже минутное опоздание принимает за оскорбление. Прямо ничего не скажет, но губы скривит, и сразу ясно: в другой раз обратится к кому-то из коллег-конкурентов, чего в нынешней ситуации допускать никак не следовало, ибо финансы Шарпа готовились петь романсы. И даже так: готовились выть романсы. Подошли сроки выплат некоторых старых долгов, а новых поступлений оказалось недостаточно.
«Как я ухитряюсь всё тратить? – в тысячный, а может, в десятитысячный раз спросил он сам себя, прислоняясь к закрывшимся дверям. – Да ещё забывчивый стал – в окно не посмотрел, куртку лёгкую напялил… Жениться мне пора. Жена и экономить будет, и помнить обо всём. Если, конечно, это будет правильная жена…»
Отогревшись, Шарп впал в полудремотное состояние, благодаря которому едва не вывалился из вагона на следующей остановке, после чего мысленно отхлестал себя по щекам и заставил сосредоточиться на предстоящей встрече.
* * *С Альфонсо да Вегой наёмнику уже приходилось работать.
В тот раз, несколько лет назад, ещё неопытный Шарп вполне спокойно отнесся к предложению за вознаграждение – не слишком высокое, правда, поскольку лейтенант гвардии великого магистра не отличался щедростью, – последить за его женой, Анжелой. Супруга Альфонсо оказалась дамой более чем привлекательной, если смотреть со стороны, так отчего бы вечно мрачному, пропадающему на службе мужу и не начать волноваться? Конечно, работа не из тех, что создают серьёзную репутацию, но Шарп только появился в Тайном Городе, нарабатывал связи, опыт и брался за любую. Тем более что благородная дама оказалась к тому же ещё и благонравной и, хотя посещала с подругами концерты и другие увеселительные мероприятия, какого-либо флирта категорически избегала. Неделю спустя, проговорившись в пивной о «непыльной работёнке» Вовке-Диггеру, Шарп услышал в ответ жизнерадостный гогот.
– Что такое? В чём прикол?
– Прикол? – Вовка протёр глаза и жестом заказал ещё по кружечке. – Прикол – это ты, дружище. Рыцарские жёны доблестных воинов Ордена, они… Как бы сказать… Они, в большинстве своём, приключений не ищут.
– Ну, это я уже и сам понял. – Шарп пожал плечами. – Воспитание, наверное, сказывается. Да и умно это: получила обеспеченную жизнь – живи за своим мужиком, как за каменной стеной.
– Нет, не только в воспитании дело, – покачал головой Диггер. – Дамы рыжие, они… в общем, они и с мужьями особо приключений не ищут. Даже, судя по слухам, избегают, как могут, приключений, если ты понимаешь, что я имею в виду. У ко́нцов даже поговорка есть: «Болит, как голова у рыцарской жены». В общем, поздравляю, дружище: действительно неплохое дело. И тебе необязательно следить за объектом, лучше сюда почаще заглядывай, быстрее знаний наберёшься!
Вовка опять загоготал и расплескал пиво.
– Пьешь, как конь, и ржёшь, как лошадь! – скривился Шарп. – А я на самом деле посоветоваться хотел.
– Ну, посоветуйся, – щедро предложил приятель.
– Понимаешь… – Теперь, услышав о некоторых особенностях женщин Ордена, Шарп и в самом деле не знал, что думать. – Анжела заинтересовалась одной музыкальной группой: на их концерты с подругами ходит, цветы посылает, с солиста глаз не сводит…
– Если ходят на концерты, значит, мужья в курсе и не возражают. Так что этот солист – не твоя проблема, пусть она его хоть с ног до головы высмотрит.
– Ко всему прочему, солист у них гей, – отмахнулся Шарп. – Там сложнее ситуация: импресарио у группы – Виолиций.
– Племянник Грация?
– Ага.
– Думаешь, рыженькая пялится на гея, а представляет конца?
Несколько секунд Шарп внимательно смотрел на друга, после чего медленно согласился:
– Да, полагаю, всё именно так и обстоит.
– В таком случае я могу посоветовать твоему работодателю одно интересное устройство: «Универсальный спиливатель рогов конструкции Генриха Обманутого», – с трудом сдерживая приступ смеха, произнёс Вовка. – Шасы уверяют, что приспособление без следа уничтожает наросты любого диаметра…
И, не удержавшись, расхохотался в голос, привлекая внимание посетителей соседних столиков.
– Всё бы тебе ржать, – буркнул Шарп, сообразив, что Диггер над ним издевается.