— Что за задание? — спросил Конте.
Адмирал Ваккаро облокотился на стол и сплёл перед собой пальцы рук.
— Надеюсь, вы слышали об адмирале Сантини?
Поскольку вопрос был чисто риторический, Конте не стал отвечать «так точно», а лишь молча кивнул. Конечно же, он слышал, ещё бы не слышать. Его самого нередко сравнивали с Фабио Сантини, который в своё время тоже был восходящей звездой Корпуса. Вице-адмирал в тридцать пять лет, адмирал — в тридцать восемь, заместитель командующего, а потом и командующий элитным Девятым флотом, гениальный стратег и тактик, герой битвы при Кашимбу, Сантини был кумиром всех юношей и девушек, решивших посвятить себя военной службе. На последнем курсе академии Конте прослушал короткий цикл его лекций по тактике орбитального боя и до сих пор сохранил яркие воспоминания об этом в высшей степени незаурядном человеке. Фабио Сантини прочили блестящее будущее; возможно, сейчас он сидел бы на месте адмирала Ваккаро или даже самого начальника Генштаба, но... Одиннадцать лет назад Сантини женился на племяннице дона Микеле Трапани и тем самым поставил крест на своей карьере.
Для офицера Корпуса не было более верного способа совершить профессиональное самоубийство, чем породниться с одной из Семей. Это автоматически означало отставку или, в лучшем случае, перевод в какое-нибудь захолустье, на самую незначительную должность. Здесь не было ничего личного (хотя личная неприязнь военных к Семьям ни для кого не секрет); такими жёсткими, порой драконовскими мерами Корпус предохранял себя от влияния Семей, опутавших своей паутиной все прочие сферы жизни сицилианского общества. По большому счёту, только благодаря независимости и политической незаангажированности военных Терра-Сицилия до сих пор не скатилась в пучину межклановых войн. В свою очередь и Семьи были кровно заинтересованы в нейтралитете Корпуса, который на строго паритетной основе обеспечивал их экономические и астрополитические интересы в Галактике. Разумеется, каждый дон втайне мечтал о контроле над Корпусом, но в то же время обливался холодным потом при мысли, что другой дон может оказаться проворнее. В результате каждая Семья ревностно следила за тем, чтобы другие Семьи не вмешивались в деятельность Корпуса, а попытка подкупа офицера считалась тягчайшим преступлением, чуть ли не актом агрессии против остальных Семей. Брачные связи с военными также не приветствовались. Но тут соперничающие Семьи могли не беспокоиться — Корпус сам наказывал своих ослушников. И наказывал жестоко: страдали не только офицеры, нарушившие неписаный закон Корпуса, но и их ближайшие родственники.
Скандальный брак Фабио Сантини повлёк за собой отставку его дяди и младшего брата, а племянник, учившийся на последнем курсе академии, с треском провалил выпускные экзамены и вместо офицерского диплома получил волчий билет. Конте слышал, что дядя опального адмирала стал капитаном торгового большегруза, а племянник и брат эмигрировали. Сейчас они оба служат в Иностранном Легионе Земной Конфедерации и уже успели сделать неплохую карьеру.
Самого адмирала Сантини в отставку не отправили. Из-за своей популярности он был бы опасен на Терре-Сицилии даже в качестве гражданского лица. Его назначили начальником третьеразрядной базы на Дамогране — провинциальной планете, находящейся на краю человеческой Ойкумены, почти у самого основания западного рукава Галактики. В будущем Дамограну предрекали бурный рост: когда с усовершенствованием сверхсветовых приводов сократятся межзвёздные расстояния, эта планета станет естественным форпостом дальнейшей экспансии человечества. Но начало новой волны освоения Галактики предвиделось не раньше следующего века, а пока Дамогран оставался самым что ни на есть захолустьем — и с политической, и с экономической, и с военно-стратегической точек зрения.
Насколько было известно Конте, Дамогран вошёл в Протекторат не из стремления обезопаситься от агрессивных соседей (каковых у него не было), а просто для того, чтобы чувствовать себя поближе к остальной цивилизации. При всей своей провинциальности планета не принадлежала к числу бедных и отсталых миров, она вполне могла позволить себе роскошь платить за участие в самом мощном и влиятельном из оборонительных союзов Галактики, хотя, по большому счёту, не нуждалась в нём. В настоящее время дамогранская база СЭК была скорее научным учреждением — её ресурсы использовались в основном для проведения астрофизических исследований, связанных со столь близким к планете Галактическим Ядром.
— Теперь слушайте внимательно, бригадир, — вновь заговорил адмирал Ваккаро. — Ещё в прошлом году Семья Маццарино подбросила нашей Службе Безопасности информацию о якобы имеющих место тайных контактах окружения Микеле Трапани с адмиралом Сантини. Никаких весомых доказательств наличия этих контактов не было. Подозрения возникли после рассказа одного «шестёрки»-перебежчика, что как-то раз в его присутствии Микеле Трапани вскользь упомянул о «деле Сантини». Речь, конечно, могла идти о каком-то другом Сантини, но даже намёка на возможность существования дела адмирала Сантини оказалось достаточно, чтобы лишить Феличе Маццарино покоя и сна. В конце концов он решил не церемониться и закрыть «дело Сантини» самым простым и действенным способом — отправил на Дамогран двух киллеров с заданием убить адмирала. Как говорится, нет человека, нет проблемы. Однако там их арестовала местная полиция по подозрению в попытке покушения на некоего Томаса Финли Конноли, политического беженца с планеты Арран. Посадить их не посадили, но с Дамограна выдворили — под тем предлогом, что они предоставили иммиграционной службе ложные сведения о себе. Мы, конечно, проверили информацию о «шестёрке»-перебежчике, и она полностью подтвердилась. Также имел место факт задержания и депортации с Дамограна двоих человек из Семьи Маццарино. Согласитесь, всё это выглядит крайне подозрительно.
— Да, — угрюмо кивнул Конте. Ему была неприятна мысль, что кумир его юности, Фабио Сантини, не просто женился на племяннице дона Трапани, но и сам вошёл в Семью. — Это очень серьёзное обвинение, адмирал, а факты... Их можно истолковать по-разному.
— В том-то и дело. Не исключено, что Маццарино ведёт какую-то хитроумную игру и подбросил нам дезинформацию в расчёте то, что мы немедленно отправим адмирала Сантини в отставку. Это даст ему в руки сильный козырь в борьбе против Трапани. Но Генштаб не собирается участвовать в играх Семей. Если Сантини виновен, то ответит за это; если нет — останется на своём прежнем месте.
— А если вам так и не удастся установить истину? — поинтересовался Конте, начиная догадываться, с какой целью его подставили. И это ему совершенно не нравилось.
Ваккаро вздохнул:
— Тогда нам придётся распрощаться с адмиралом Сантини. Мы не можем рисковать. Если в недрах Корпуса зреет заговор... Ч-чёрт! — Он хватил кулаком по столу. — Тем более важно для нас установить эту самую истину! Если заговор существует, то отставка Сантини и даже всего личного состава дамогранской базы его не остановит. Только и того, что остальные заговорщики временно лягут на дно. А Сантини сможет руководить заговором и с «гражданки».
— Вы уже посылали на Дамогран своего агента? — спросил Конте.
— Да, ещё в конце прошлого года. Почти сразу после того, как получили тревожный сигнал. Но наш агент потерпел полное фиаско. Не в том смысле, что его разоблачили, скорее всего он не «засветился», однако ему не удалось обнаружить ничего существенного. Так, лишь некоторые подозрительные факты и обстоятельства — но их можно истолковать и совершенно невинно. Бесспорно одно: если заговор существует, то в него пока что вовлечены только старшие офицеры, чином не младше капитана. В этот круг лейтенанты и прапорщики не вхожи, что крайне усложнило работу нашего агента. — Адмирал взял со стола папку с грифом высшей секретности. — Здесь его полный отчёт о проделанной работе. Он признаёт своё поражение и предлагает нам... Гм-м. Думаю, вы уже догадались, что мы от вас хотим. Не так ли?
— Да, — кивнул Конте. — Я ваш следующий агент.
Адмирал покачал головой:
— Ошибаетесь. Для этой роли вы не годитесь, вас сразу разоблачат. Секретные агенты проходят специальную подготовку, к тому же это люди совсем иного склада, чем вы. Посему пусть агенты выполняют свою работу, а вы будьте тем, кем вы есть — блестящим офицером Корпуса, высококлассным профессионалом, знающим своё дело, честным, принципиальным и в меру честолюбивым молодым человеком. Единственная роль, которую вам придётся играть, это роль опального офицера, которого несправедливо обвинили в служебном преступлении. За прошедшие две недели вы хорошо вжились в этот образ. Единственное, что вы должны делать, помимо исполнения своих прямых обязанностей, это внимательно наблюдать за происходящим. В силу своего звания и высокого профессионализма вы будете занимать в руководстве базы значительное положение, и если там происходит что-то неладное, это не должно пройти мимо вашего внимания. Возможно, заговорщики, если заговор действительно имеет место, попытаются привлечь вас на свою сторону — учитывая ваш авторитет в Корпусе, вы стали бы очень ценным приобретением. Для всех, кроме узкого круга посвящённых, ваш перевод на дамогранскую базу будет следствием опалы; но своим секретным приказом начальник Генштаба оформит это как специальную командировку с целью инспекции базы. В вашем распоряжении будет полгода за вычетом двух месяцев перелёта до Дамограна; это максимум, что мы можем себе позволить. Если за этот срок вы не обнаружите следов заговора, но и не получите веских доказательств, полностью оправдывающих адмирала Сантини, то он будет отправлен в отставку. Если же заговор существует, действуйте по обстоятельствам. В секторе Тукумана вы доказали, что умеете принимать быстрые и, главное, верные решения и не боитесь брать на себя ответственность. Вы будете наделены чрезвычайными полномочиями, перекрывающими полномочия начальника базы. — Адмирал сделал выразительную паузу, после чего спросил: — Так вы согласны, бригадир?
Конте устало пожал плечами:
— А разве у меня есть выбор?
— Есть. Мы вас ни в коей мере не принуждаем. Миссия на Дамогране под силу только добровольцу, иначе провал неизбежен. Вы можете отказаться от задания без всяких последствий для вашей дальнейшей карьеры; это я вам гарантирую. Все обвинения против вас будут немедленно сняты, по представлению адмирала Росси Генеральный Штаб присвоит вам очередное звание контр-адмирала и утвердит ваше назначение командующим эскадры. Так что решайте.
Конте задумчиво пожевал губами.
— Это форменный шантаж, адмирал. Настоящее иезуитство! Вы припёрли меня к стенке. Если бы не повышение, я бы ещё подумал, но так... Я не смогу спокойно носить адмиральский мундир и командовать эскадрой с сознанием того, что однажды уже спасовал перед трудностями и предпочёл более лёгкий путь. Вы же прекрасно знали, что я не откажусь.
— Вы согласились бы в любом случае, — произнёс Ваккаро, удовлетворённо потирая руки. — Адмирал Росси охарактеризовал вас, как человека с сильно развитым чувством долга и всецело преданного идее Протектората. Он даже предложил мне пари, что вы согласитесь на любых условиях. Я пари не принял, поскольку тоже был уверен в вашем согласии. Вы взялись бы за это задание хотя бы потому, что надеетесь доказать невиновность адмирала Сантини, который в курсантские годы был для вас образцом для подражания. Я прав, не так ли?
— Да, — не стал отрицать Конте. — А вы не боитесь, что из симпатии к адмиралу Сантини я скрою от вас неблагоприятные для него факты?
— Этого я опасаюсь меньше всего. Во-первых, если Сантини замешан в заговоре, это будет значить для вас крушение идеала, и вы не станете выгораживать человека, который предал — или продал — свои убеждения. Во-вторых же, вы никогда не пойдёте на сделку с собственной совестью. Вы прекрасно понимаете, что слияние Корпуса с Семьями будет настоящей катастрофой. Протекторат из союза свободных миров превратится в ещё одну кровожадную империю, а мы, военные, станем обыкновенной бандой разбойников, вооружённых самым совершенным оружием массового уничтожения. — Адмирал прокашлялся и положил папку в ящик стола. — Что ж, ладно. С докладом нашего агента вы ознакомитесь позже. Вам не следует слишком долго задерживаться у меня. По официальной версии в настоящий момент я пытаюсь убедить вас признать свою вину в обмен на смягчение наказания, а вы упорно отказываетесь. Когда вы выйдете от меня, то сразу же в приёмной напишете на имя начальника Генерального Штаба рапорт об отставке и передадите его моему адъютанту. Только не забудьте особо подчеркнуть, что решительно отвергаете все обвинения в ваш адрес. Не скупитесь на резкие выражения — в рамках допустимого, разумеется; даже дураку должно стать ясно, что вы собираетесь уйти со службы, громко хлопнув дверью. Завтра эта новость будет у всех на устах, многие начнут роптать, и мы вроде как будем вынуждены пойти на попятную. Через два дня адмирал Росси вызовет вас к себе — якобы для того, чтобы сообщить, что ваша отставка не принята. А в начале следующей недели вы получите новое назначение — капитаном эскадренного миноносца «Отважный», ещё месяц назад прикомандированного к дамогранской базе. Подкрепление, так сказать. — Адмирал ухмыльнулся. — Вы уж извините, бригадир, но это эсминец класса «Викинг».
Конте моментально скис.
— Ну, спасибо! Ничего подревнее вы найти не могли?
— Увы, нет. Это последний «Викинг» у нас на вооружении. Он ещё в хорошем состоянии, и нам было жаль списывать его в утиль. Тем более что на Дамогране не хватает кораблей. А для вас это будет отличное прикрытие. Согласитесь: многим покажется очень подозрительным, если вам дадут современный боевой крейсер, в то время как даже флагман дамогранской эскадры морально устарел лет двадцать назад.
— Я всё понимаю, адмирал. Просто моя первая реакция...
— Ваша первая реакция была понятной, — сказал Ваккаро. — Пересесть с «Вулкана» на «Викинг», с новейшего линкора на старый эсминец, удовольствие небольшое. Впрочем, «Отважный» — весьма надёжное и быстрое судно, оно развивает крейсерскую скорость до трёх с половиной парсеков в час. А манёвренность и огневая мощь для ваших целей не столь важны. Правда, ходовые двигатели на высоких уровнях «ц» сжигают слишком много дейтерия, так что по пути вам придётся сделать две остановки для дозаправки — на Нью-Джорджии и Эль-Парайсо. Ни в коем случае не отказывайтесь, если власти этих дружественных нам планет попросят вас принять на борт пассажиров — свободного места на эсминце достаточно, вы всего лишь выполняете перелёт с Терры-Сицилии на Дамогран, поэтому не стоит возбуждать лишних подозрений. О рейсе «Отважного» было объявлено ещё месяц назад, вылет состоится в срок, мы только поменяем капитана. Поэтому не исключено, что на одной из промежуточных остановок на ваш корабль попытаются подсесть киллеры Семьи Маццарино. Тогда ими займутся двое специальных агентов, которые будут в составе экипажа. Вам всё ясно, бригадир?
— Да, адмирал. Я уже могу идти составлять рапорт?
— Да, пожалуй... Нет, обождите ещё минутку. — Адмирал Ваккаро немного помолчал, явно колеблясь, затем произнёс: — Между прочим, я спрашивал о вашей личной жизни вовсе не из праздного любопытства.
— Да, — произнёс Конте таким тоном, который можно было истолковать как «я весь внимание».
— Отсюда ваш корабль отправится по меньшей мере с одним пассажиром на борту. Буквально на днях была получена заявка от Евы Монтанари, падчерицы адмирала Сантини. Недавно она закончила учёбу в университете Нуово-Палермо и теперь решила вернуться на Дамогран к матери и отчиму. Для нас это удачное стечение обстоятельств.
— Да, — повторил Конте всё с той же интонацией.
— Полагаю, вам было бы полезно... гм... подружиться с этой девушкой. Вы понимаете?
— Понимаю.
— Только будьте осторожны, не увлекайтесь, — совершенно серьёзно предупредил адмирал. — Она всё-таки из Семьи.
Глава 2 Виктория Ковалевская, дитя звёзд
Мой сосед за карточным столом собирался меня убить. Просто так, не ради дела, а потому что я ему не нравилась. Очень сильно не нравилась — а в глазах таких людей, как Оганесян, это было достаточным поводом для убийства. Столь глубокая неприязнь ко мне выросла из первоначальной симпатии: он сразу положил на меня глаз, но я упорно игнорировала все его знаки внимания, отчего Оганесян почувствовал себя оскорблённым и решил, что я должна быть наказана.
Впрочем, он пытался убедить себя в том, что моё поведение крайне подозрительно и я явно что-то разнюхиваю, но на самом-то деле его решение избавиться от меня было продиктовано исключительно уязвлённой гордостью. Однако же, при всей необоснованности и надуманности своих подозрений Оганесян был совершенно прав: я действительно представляла для него серьёзную опасность, и то гораздо большую, чем он мог себе вообразить...
Крупье вновь сдал карты. Мне пришла пара тузов, у Оганесяна было три дамы, а у сидевшего справа от меня Геворкяна — две шестёрки. Четвёртый игрок, Майсурян, надеялся подобрать валет или шестёрку и заиметь «стрит», но он не знал, что у него нет никаких шансов — все эти карты уже были на руках.
В первом круге никто не пасовал, но и ставок не повышал. Дождавшись своей очереди, я сбросила две карты, а взамен обзавёлась третьим тузом. У Геворкяна как было, так и осталось две шестёрки; Майсурян по-прежнему располагал недоделанным «стритом»; зато Оганесян, вдобавок к уже имевшимся у него трём дамам, подобрал ещё одну.
Будь это обычный покер, я бы немедленно сказала «пас». Обычно я играю наверняка и не блефую, если не уверена, что мой блеф пройдёт; эта бесхитростная тактика обеспечивает мне как правило небольшой, но стабильный выигрыш. Однако в арцахской разновидности покера одним подбором дело не ограничивалось: здешние правила предусматривали ещё и второй, который объявлялся, когда в игре оставалось лишь два человека. А поскольку четвёртый туз по-прежнему был в колоде, то у меня имелся неплохой шанс побить карту Оганесяна. В худшем случае я теряла какие-нибудь две сотни драхм — если, конечно, Геворкян со своей парой шестёрок не затеет долгий торг.
Геворкян не стал рисковать и сказал «пас» вслед за Майсуряном. Оганесян подобрал одну карту, хотя в этом не нуждался. Я взяла две — и одной из них оказался туз. Внешне я сохранила полную невозмутимость, лишь уголок моего рта чуть заметно дёрнулся книзу. Как я и ожидала, Оганесян принял это за свидетельство моей неудачи и после секундных колебаний поднял ставку до пятисот. Тщательно отмеренная доза его неуверенности была призвана убедить меня, что у него карта тоже не блеск.
Стараясь не переиграть, я на короткий миг замялась, после чего поставила на кон шестьсот драхм. Оганесян поднял ставку до тысячи. Я приняла её, предлагая открыть карты. Он отверг моё предложение и подвинул к центру стола три фишки по пятьсот драхм. Я снова приняла его ставку и снова предложила открыться, но Оганесян опять отказался. Милая игра, этот арцахский покер!