– Могу я узнать ваше имя?
– Только инициалы, – услышал он собственный голос. – С. С.
«Сукин сын». Оливия поймет.
Оливия вошла через черный ход, чего обычно не делала. Следом за ней влетела мокрая собака. С первого взгляда было видно, что бабушка плакала. У Лив сжалось сердце.
Вэл настояла на том, что ужин будет готовить только она. С тех пор каждый день в шесть часов вечера ее можно было застать на кухне. Она вечно что-то размешивала, шинковала, а из кастрюль и глиняных горшков доносились всякие вкусные запахи. Попутно она смотрела телевизор, то и дело отпуская неодобрительные реплики вроде «не глотай гласные, дурень» или качая головой, потому что диктор не смог бы произнести «на дворе трава, на траве дрова» даже ради спасения своей бессмертной души.
Этот порядок был удобным и редко нарушался. Оливия приходила, выпивала бокал вина – раньше это было что-нибудь безалкогольное или сок, – садилась за стол, и они начинали беседовать.
Но сегодня вечером она пришла, продрогнув до костей. С плаща ручьями текла вода, и виновата в этом была бесцельная прогулка с Ширли. Экран маленького цветного телевизора не светился. Вэл что-то размешивала, но стояла к телевизору спиной и даже не обернулась, чтобы улыбнуться.
– Ливи, оставь собаку в прихожей.
Голос Вэл был хриплым, слегка надтреснутым.
– Иди, Ширли. Иди и ляг. – Оливия прогнала собаку в прихожую, где та хмуро улеглась рядом с изжеванным поводком.
Оливия налила два бокала вина, подошла к бабушке и поставила ее бокал на стол рядом с плитой.
– Я знаю, ты расстроена. Мне жаль, что так случилось.
– Не о чем говорить. На ужин будет мясной бульон с ячменной крупой. Могу добавить в него клецки.
Оливии хотелось кивнуть и дать всему идти своим чередом. Не выносить сор из избы. Но Ной был прав, по крайней мере, в одном. Похоже, время действительно настало.
– Бабушка, это уже случилось. Если мы будем молчать, от этого ничто не изменится.
– Тогда тем более нет смысла разговаривать. – Она потянулась за кастрюлей с уже готовым тестом и сослепу смахнула со стола бокал. Тот разбился, и на полу образовалась куча осколков, лежавших в луже кроваво-красного вина.
– О господи! Не могла придумать ничего лучше, как поставить бокал на край стола? Ты только посмотри на пол!
– Извини. Сейчас подмету. – Оливия пошла за веником и цыкнула на вскочившую собаку, которая была готова защитить женщин от грабителя. – Успокойся, Ширли. Это не выстрел, а всего лишь разбитый бокал.
Но когда Оливия вернулась, ей стало не до шуток. Бабушка стояла у стола. У нее тряслись плечи, а лицо было закрыто кухонным полотенцем.
– Ох, прости меня. Прости, бабушка! – Она бросила веник, подбежала к Вэл и крепко обняла ее.
– Я не хочу снова думать об этом. Не могу. Я просила Роба передать этому молодому человеку, чтобы он уехал. Собрал вещи и уехал. Но он не хочет. Говорит, что это будет неправильно и все равно ничего не изменит.
– Я заставлю его уехать. – Оливия прижалась губами к волосам Вэл. – Прогоню его.
– Нет, не поможет. Я знала это уже тогда, когда спорила с Робом. Это уже не остановишь. Мы не сумели остановить сплетни и публикации двадцать лет назад и не сумеем теперь. Но я не смогу снова пережить эту боль. У меня разорвется сердце.
Она сделала шаг назад и вытерла лицо.
– Не могу и не буду. Скажи ему, чтобы он не приходил сюда и не просил меня говорить. И я не хочу, чтобы это обсуждали в моем доме.
– Бабушка, он сюда не придет. Я позабочусь об этом.
– Я не должна была ругать тебя за бокал. Это просто стекло. – Вэл прижала пальцы к левому глазу, а потом к виску. – У меня болит голова, поэтому я и злюсь. Ливи, присмотри за клецками. Я приму аспирин и прилягу на несколько минут.
– Ладно. Бабушка…
Вэл остановила ее взглядом.
– Ливи, свари клецки. Дедушка не любит, когда мы едим позже половины седьмого.
«Вот и все, – подумала Оливия. – Помалкивай в тряпочку. Говорить не о чем. Еще один сундук на чердаке». Но на этот раз замок защелкиваться не собирался.
Вскоре после девяти вечера, когда Ной размышлял, поработать ли еще пару часов или сделать перерыв и посмотреть видео, Майк посвистывая шел к дому Ноя на берегу моря.
Он собирался прийти раньше и полить цветы и деревья Ноя еще до наступления темноты, но то одно, то другое… Один из коллег пригласил его сыграть в «Смертельную битву». Компьютерная дуэль длилась два часа восемнадцать минут.
«Ничего, победа греет», – думал Майк. На радостях он позвонил Дори и спросил, не хочет ли она сходить с ним к Ною, прогуляться по берегу, понежиться в горячей ванне, а дальше… в общем, жизнь покажет.
Ной не стал бы возражать. А Майк отплатит ему добром: встанет пораньше и поухаживает за растениями.
Он зажег на крыльце свет и пошел на кухню посмотреть, нет ли у старины Ноя вина, которого можно было бы выпить после горячей ванны.
Он изучил этикетки и, доверяя вкусу друга, выбрал бутылку с французским названием. Поставил ее на стол, подумал, нужно ли открыть ее заблаговременно, пожал плечами и полез в холодильник. А вдруг у Ноя и закуска имеется?
Он все еще насвистывал, размышляя, на чем остановиться – то ли на пачке сыра «Бри», то ли на неказистом жареном цыпленке, – как вдруг почувствовал какое-то движение за своей спиной.
Он быстро выпрямился и ощутил обжигающую боль в виске. Майк попятился и поднял руку к голове, недоумевая, как это он мог удариться о холодильник. Пальцы стали сразу липкими. Майк тупо смотрел на кровь, стекавшую с кончиков пальцев.
– Ох, дерьмо… – успел произнести он перед тем, как на него обрушился второй удар. Майк рухнул на колени и провалился во тьму.
19
Будильник прозвонил в шесть часов утра. Ной шлепнул по кнопке, открыл глаза и посмотрел в окно, шел дождь. Ной решил сделать то, что в такое дождливое утро сделал бы всякий нормальный человек. То есть уснуть снова.
Но несколько часов блаженного забытья не стоили фырканья и насмешливых комментариев, которые в этом случае непременно сделала бы Оливия. Как бы там ни было, Ной вылез из постели, побрел в душ, заставивший его слегка встряхнуться, вылез обратно и через несколько минут, окончательно стряхнув с себя сон, начал одеваться.
Ему казалось, что отправиться в лес под таким дождем может только сумасшедший. Он был уверен, что Оливия знала про дождь и нарочно организовала этот поход, чтобы отплатить ему за насмешки. Эта мысль не оставляла его, пока Ной спускался в холл, где он обнаружил небольшую группу людей, одетых по-походному.
Ной с изумлением заметил, что большинство туристов было в прекрасном настроении.
Оливию он увидел сразу же, как только вышел наружу. Она стояла в полумраке, дождь стучал по ее широкополой австралийской шляпе; у ног, обутых в ботинки, клубился туман. Она разговаривала с четверкой туристов.
Оливия кивнула Ною:
– Готов?
– Да, – вызывающим тоном ответил он.
– Сейчас проверим. – Она смерила его взглядом с головы до ног. – Ну что, герой, давно ты вынул эти ботинки из коробки?
Час назад, подумал Ной. А купил он их в Сан-Франциско.
– Я не ходил в походы несколько лет. Но если мы не собираемся совершать восхождение на Маттерхорн[8], справлюсь. Я в форме.
– Форма, полученная в оздоровительном клубе. – Она потрогала пальцем его плоский живот. – Кстати, в неплохом. Но тут тебе не тренажеры. Где твоя фляжка?
Раздосадованный, Ной вытянул руку, сложил ладонь ковшиком и подставил ее под дождь. Оливия только покачала головой.
– Подожди минутку. – Она повернулась и вошла в вестибюль.
Оливия вернулась с пластиковой бутылкой на петле.
– Всегда надо брать с собой воду, – сказала Оливия и, к удивлению Ноя, начала прикреплять бутылку к его поясу.
– Спасибо.
Оливия едва заметно улыбнулась, пожала плечами, щелкнула пальцами, и собака, крутившаяся около Ноя, немедленно подбежала к хозяйке.
– Пошли.
Над землей курился туман, скользил между деревьями и окутывал побеги папоротника. По листьям монотонно стучал дождь. Когда они вошли в лес, стало темнее; полумрак давил так, словно имел вес, и превращал туман в призрачную реку.
– Боже, что за место… – Ной вдруг почувствовал себя маленьким и беззащитным. – Так и кажется, что вот-вот из тумана протянется когтистая лапа и схватит тебя за ногу. Успеешь издать только короткий крик, а потом… последний хрип.
– Ах, так ты слышал о Лесном Пожирателе?
– Брось.
– Исчезает примерно пятнадцать туристов в год. – Она дернула плечом, словно отгоняя от себя неприятную мысль. – Мы обычно не разглашаем эту информацию. Не хотим отпугивать посетителей.
– Отлично, – пробормотал Ной, но все же с опаской огляделся по сторонам. – Просто отлично.
– Отлично, – пробормотал Ной, но все же с опаской огляделся по сторонам. – Просто отлично.
Оливия вынула фонарик и посветила прямо перед собой. Луч разрезал полумрак, и вокруг заклубились причудливые тени.
Лекция началась. Ной вполуха прислушивался к словам Оливии. Голос у нее был чарующий и слегка хрипловатый. Она говорила ясным языком, доступным для дилетантов.
«Достаточно просто смотреть, – думал Ной. – Достаточно просто быть здесь, видеть силуэты, тени и ощущать непривычный, но чем-то приятный запах сырости или гниения». Ной все больше и больше ощущал какое-то необъяснимое колдовство окружающего мира. Природа ли так действовала на него, или это дождливое хмурое утро таило в себе неожиданную, незнакомую ему прежде прелесть, или так действовал на него чарующий голос Оливии?
Дождь и туман не мешали видеть спокойное зеленое сияние. В густых побегах папоротника и кочках, покрытых мхом, была заключена какая-то иная, нездешняя реальность. Все кругом сочилось влагой и мерцало.
Он услышал треск и поднял голову как раз вовремя: толстый сук рухнул сверху и с треском ударился о землю. Ной успел отступить в сторону в последнюю секунду.
– Синяя Борода, – с насмешливой улыбкой бросила Оливия.
Ной оглянулся на сук и решил, что тот действительно мог бы прихлопнуть его насмерть.
– Какое счастье, что мы не женаты, осталась бы ты вдовой.
– Иногда мох, обвивающий ветки, впитывает в себя слишком много воды и перегружает ветку. Сук не выдерживает тяжести и ломается. – Оливия вдруг резко остановилась и подняла руку. – Тише, – прошептала она и жестом велела Ною укрыться за толстым стволом ели.
– Что?
Она только покачала головой и прижала два пальца к губам Ноя, словно запечатывая их. «Что будет, если я поцелую их?» – подумал он. А потом услышал то, что заставило Оливию напрячься, а собаку задрожать.
Неожиданно для себя самого Ной покровительственным жестом положил руку на плечо девушки и сквозь деревья и переплетение лоз посмотрел туда, откуда доносились глухие, но мощные звуки.
Они появлялись из тьмы и рассекали реку тумана. Двенадцать… нет, пятнадцать, поправил себя Ной. Пятнадцать огромных лосей с рогами, как короны.
– А где же их дамы? – пробормотал он в пальцы Оливии, чем заслужил короткий гневный взгляд.
Один из рогачей издал низкий трубный рев, от которого затряслись деревья. Потом лоси двинулись в зеленую тень, и земля гудела в такт их шагам. Ною показалось, что он ощутил их запах. В этом запахе было что-то дикое и жутковатое, но они уже уходили, плавно скользя среди деревьев.
– Самки, – наконец ответила Оливия, – передвигаются стадами с более молодыми самцами. А старые самцы – которых мы только что видели – кочуют более мелкими стадами до конца лета. Осенью все ограничения снимаются, и они начинают бои друг с другом. Проигравший становится изгоем, а победитель – обладателем гарема.
– Гарема, вот как? – Он усмехнулся. – Забавно… Так это и есть лоси Рузвельта, о которых ты рассказывала вчера?
Если она и удивилась тому, что Ной слушал ее и даже что-то запомнил, то не подала виду.
– Да. Весной они часто проходят по этой тропе.
– Тогда я рад, что мы выбрали этот маршрут. Они огромные. Куда больше Бемби и его родичей.
– Бемби и его родичей ты сможешь увидеть тоже. В сезон кочевья их здесь много.
– Не сомневаюсь. А почему она не лает? И не бежит за ними? – спросил он, кладя руку на голову Ширли.
– Подчиняется инстинкту. Ты ведь у нас умница, правда? – Она наклонилась, потрепала собаку, а потом размотала прикрепленный к поясу поводок и прикрепила его к ошейнику.
– Зачем это?
– Мы выходим из владений Макбрайдов. На территории, принадлежащей правительству, собак следует держать на поводке. Нам это не по нраву, правда? – спросила она Ширли. – Но таковы правила. Или… – Она выпрямилась и посмотрела Ною в глаза. – Если с тебя достаточно, мы можем вернуться.
– Я думал, мы только начали.
– Тебе решать.
Они пошли дальше. Выбранная Оливией тропа становилась все круче. Освещение понемногу менялось и вскоре стало ярко-зеленым, посеребренным слабым солнечным светом, который пробивался сквозь небольшие пробелы в хвое. Между деревьями замелькали полевые цветы, создававшие яркий контраст со множеством оттенков зеленого.
– Это напоминает подводное плавание.
– Что именно?
– Подводное плавание с дыхательной трубкой, которым я занимался в Мексике, – пояснил Ной. – При известном навыке можно нырнуть глубоко и плыть под водой достаточно долго. Освещение непривычное – не зеленое, как здесь, а разное, потому что поверхность воды преломляет солнечные лучи. Все становится мягким, нежным и меняет форму. Ты когда-нибудь плавала с трубкой?
– Нет.
– Тебе бы понравилось.
– С чего ты взял?
– Ну… Ты сбрасываешь с себя привычные представления и оказываешься в чужом мире. Никогда не знаешь, что увидишь в следующий миг. Ты любишь сюрпризы?
– Вряд ли…
– Врушка, – улыбнулся он. – Все любят. Кроме того, ты натуралист. Может быть, жизнь моря не твой конек, но тебе бы понравилось. Пару лет назад мы с другом Майком провели две незабываемые недели в Косумеле.
– Занимаясь подводным плаванием?
– Ага. А чем ты занимаешься в последнее время?
– Вожу по лесу городских парней, не вызывающих у меня ничего, кроме злости.
– Я не злил тебя как минимум час. По секундомеру… Оп! Вот оно.
– Что? – Сбитая с толку, Оливия обернулась.
– Ты улыбнулась. На этот раз не сумела сдержаться и улыбнулась мне. – Он прижал руку к сердцу. – Вот теперь я влюбился. Давай поженимся и заведем еще несколько лабрадоров.
Она фыркнула.
– Ну вот, ты опять разозлил мня. Засекай время.
– Нет, не разозлил. – Он зашагал с ней в ногу. Приноровиться к походке Оливии оказалось очень легко. – Лив, я снова начинаю нравиться тебе. Ты не можешь справиться с собой.
– Я могу быть терпимой, но от терпимости до симпатии очень далеко… Но вернемся к нашим баранам. Если ты посмотришь по сторонам, то увидишь кислицу, печеночник…
– Вот печеночника мне только и не хватало… Ты когда-нибудь ездила в Лос-Анджелес?
– Нет. – Она подняла глаза, но не осмелилась встретиться с ним взглядом. – Нет.
– Ты могла бы как-нибудь навестить тетю.
– Они приезжают сюда. Как минимум дважды в год.
– Должен тебе сказать, мне трудно представить Джейми бродящей по лесам. Она очень светская дама. Впрочем, раз она выросла здесь, ей легко здесь освоиться. А как себя здесь чувствует ее муж?
– Дядя Дэвид? Он любит ее настолько, чтобы приезжать и позволять моей бабушке таскать его ловить рыбу на озеро. Так ведется годами, хотя все давно знают, что он ненавидит рыбалку. Если очень не повезет, Дэвид действительно умудряется что-то поймать, и тогда ему приходится чистить рыбу. Как-то раз мы уговорили его пожить в палатке.
– Только один раз?
– Думаю, именно так тетя Джейми получила свое ожерелье с жемчугом и бриллиантами. Это был выкуп за то, что она больше никогда не заставит его спать в лесу. Ни сотового телефона, ни портативного компьютера, ни обслуживания в номере… – Она покосилась на Ноя. – Думаю, это относится и к тебе.
– Ну, я могу отказаться от сотового телефона когда угодно. У меня нет такой привычки. А ночевать под открытым небом мне приходилось достаточно.
– В палатке, разбитой на заднем дворе.
– И в лагере для бойскаутов.
Она снова весело засмеялась, сама не замечая этого.
– Ты никогда не был бойскаутом.
– Был. Правда, очень недолго, в блаженном возрасте шести с половиной лет. Но мне внушала отвращение форма. Особенно эти уродские панамы.
Ной слегка отклонялся от намеченной цели, но не хотел прерывать течение беседы. Все же ему удалось разговорить ее.
– А ты не была герлскаутом?
– Нет. Я всегда терпеть не могла ходить стадом.
– И не хотела носить их дурацкие тюбетейки.
– Это тоже сыграло роль. Как ботинки, не жмут?
– Нормально. Фирма есть фирма.
– Ты что-то запыхтел, герой.
– Я не пыхтел. Это Ширли. Слушай, почему я называю тебя по имени, а ты меня нет?
– Язык не слушается. – Она постучала пальцем по бутылке, болтавшейся на его поясе. – Попей. Смажь мышцы. Сейчас ты заметишь, что лозы дикого винограда стали выше, чем внизу. И что сквозь растительность просвечивает голая земля. Мы поднялись на сто пятьдесят метров.
Перед ним снова открылись дымящиеся пики, зеленые долины и небо цвета полированной стали. Дождь прекратился, но земля под ногами все еще была мокрой, а воздух имел такой же вкус, как и вода в бутылке.
– Как называется это место?
– Мы вышли на Тропу трех озер.