Первая мысль, посетившая Старкова – «Артисты какие-то».
Крепкие парни были одеты в эсэсовскую форму времен второй мировой войны. И лишь желтые нашивки клинышком что-то отдаленно напомнили об Украине. Запереть двери он не успел, достать пистолет не подумал. Маскарадные костюмы не внушили опасений, а когда заметил автоматы, было поздно. Его выволокли из машины и запихнули в один их джипов. Сообразив, что дело дрянь, начал сопротивляться. Его оглушили. Сколько времени прошло не помнил. Очнулся в огромной гостиной с мраморным камином. Руки и ноги привязаны к стулу, пошевелить удалось только головой. Не сразу заметил рядом человека. В мягком кожаном кресле, задрав на журнальный столик ноги, сидел мужчина. На Старкова он не смотрел, а рассеянно ковырял кочергой дрова в камине. Тимофей попытался высвободить от веревок руки, ощутив резкую боль, застонал. Мужчина повернул к нему голову:
– Кажется, мы ожили? – Спросил он, улыбнувшись доброй сочувственной улыбкой. Старков разглядел лицо мужчины – моложавый, с седеющими висками. Серые глаза из под светлых бровей смотрели на пленника молодо и нагло. На вид ему можно было дать лет сорок пять, сорок семь.
Вместо ответа, Старков сам задал вопрос:
– Вы Петр Дыбенко?
– Мы с вами, если не ошибаюсь, видимся впервые. Но вы угадали. Я министр внутренних дел Украины, Петр Макарович Дыбенко.
– Вы уже и министр? – Усмехнулся Старков, но тут же опять сморщился от боли.
– А почему вас это удивляет? Я помогал брату, а он не остался в долгу. Руководителю страны в этой должности необходимо иметь верного человека.
– Вы убили моего друга, и я не хочу с вами разговаривать.
– Гордость, черта достойная мужчины. Но я не обиделся. Ваш друг, отказавшись от моего предложения, пролил гораздо больше крови. Если бы Тимошенко сместили демократическим путем, моему брату не пришлось бы прибегать к силе.
– Что вам от меня надо?
– Я просмотрел вашу дискетку, и хотел бы поинтересоваться, отправили вы этот материал в газету, или нет?
– Это не ваше дело.
– Допустим, но ваша жизнь зависит от этого ответа. Вам же не хочется умирать? Такая милая красивая невеста. Все только начинается. А тут смерть.
– Я не буду отвечать.
– Не отвечайте. Компьютер в Гатном мы проверили. Почтой вы не пользовались, и ничего не отправляли. Почему?
Старков отвернулся, и ничего не ответил. Дыбенко подержал кочергу над огнем, затем, ее раскаленной частью легонько прикоснулся к руке Старкова. Тот от неожиданности и боли вскрикнул.
– Вам горячо? Я только хотел вернуть ваше внимание к моей персоне. Не люблю, когда от меня отворачиваются.
– Вы обыкновенный подонок. – Сквозь зубы процедил Тимофей: – Я закричал от неожиданности. Боли я не боюсь. Аль-Каидовцы меня закалили.
Не обратив внимания на слова пленника, Дыбенко продолжил:
– Давайте рассуждать логично. Если бы столь острая, даже можно сказать, столь взрывная информация, дошла бы до газеты, вся пресса мира уже кричала бы только об этом. Вот мне и подумалось, что вы эту сенсацию решили выгодно продать? Я бы лично, на вашем месте, именно так и поступил. Заметьте, я человек ни бедный, и могу предложить вам приличные деньги.
– Зачем вам покупать, то, что уже у вас в руках?
– Естественно, если в конце нашего разговора, проломить вам голову кочергой, тратить свои деньги, мне смысла нет.
– Но если предположить, что между нами наметится взаимопонимание, я согласен вести переговоры о сумме.
– Не утрудняйте себя, господин Дыбенко.
– Хорошо. Снимем эту тему. Поговорим о вашем покойном друге. Просидев на Украине почти месяц, он так и не добился встречи с госпожой премьер министром. Я могу вам такую встречу организовать.
– Зачем?
– Чтобы вы рассказали о том, что у меня видели. Ну, и за одно поделились соображениями, какой я злой бяка, и мой брат тоже.
– Я у вас ничего достойного не видел, и обсуждать мне нечего.
– Это дело поправимое. – Дыбенко поднял с журнального столика трубку и что-то сказал в нее по-украински. Положив трубку на столешницу, отвернулся к камину и пошевелил прогоревшее палено. Через несколько минут, Тимофей услышал крики. Кричали женщины и ребенок. Потом он увидел как крепкие парни, в уже знакомой ему эсэсовской форме, тащили к камину двух женщин, одну молодую, другую уже в возрасте, ребенка и мужчину. Ребенок плакал, женщина постарше пыталась его успокоить. Молодка и мужчина молчали.
– Познакомьтесь друзья. – Тоном светского повесы представил Дыбенко своих «гостей»: – Прошу любить и жаловать. Журналист из Москвы, Тимофей Старков. Дочь Юлии Владимировны Тимошенко, ее внучок, зять и домработница.
– Сволочь, отпусти ребенка! – Потребовал мужчина и рванул в сторону Петра Макаровича. Но четверо здоровых мужиков его без труда удержали.
– Уведите их. Бабку оставьте. – Приказал хозяин. Родных Тимошенко тут же утащили. Пожилая женщина смотрела на него с ненавистью.
Дыбенко улыбнулся:
– Теперь устроим маленький спектакль для журналиста. Кончайте эту суку. – И протянул одному из охранников кочергу. Тот ухмыльнулся, зажал кочергу в огромном кулаке, поиграл ей, как клюшкой, затем, неожиданно, со страшной силой ударил женщину по голове. Брызнула кровь и несчастная упала замертво. Тимофей непроизвольно дернулся, веревки впились в руки и щиколотки. От боли он едва не потерял сознание.
Двое охранников взяли женщину за ноги и поволокли по полу. За ее головой по блестящему полированному паркету потянулся густой кровавый след.
Дыбенко продолжал улыбаться:
– Сейчас вас, господин журналист, отвезут на прием к экс премьер министру. Сообщите ей, как на ваших глазах погибла ее любимая домработница Дуся. Я совсем недавно предложил Юлии Владимировне выкупить эту бабу всего за сто тысяч баксов. Она пока раздумывает. Завтра такая же участь ждет ее многоуважаемых родственников. Я ценю, что наша Юлечка не удрала со своим приятелем, даю ей еще сутки и, надеюсь, ваш литературный слог донесет до нее информацию в яркой выразительной форме.
– Ты даже не подонок. Ты просто мразь. – Ответил Старков и почувствовал, как его подняли и понесли. Прямо на стуле его вытащили на улицу и впихнули в закрытый фургон.
Рядом с ним сидели два парня в эсэсовской форме. Теперь он ясно видел желто-оранжевые клинышки на их погонах и, наконец, сообразил, что это форма украинский националистов, служивших в гитлеровской армии.
Москва. Сущевский вал.
Офис фирмы «Цукер».19 ноября 2010 года.
Виктор Афанасьевич Новенько нервно собирал вещи. Сегодня с Украины не пришли два рефрижератора со сгущенкой, и он сообщил работникам, что должен слетать в Киев, договариваться с новой властью. Но сообщил им это, чтобы объяснить свое внезапное бегство. Служащие его фирмы и так были напуганы. Вчера к ним нагрянул ОМОН и четверых ребят из левого крыла здания забрали. И хоть левое крыло прямого отношения к ООО «Цукер» не имело, его арендовала другая фирма, людей это напугало.
Напугался и Виктор Новенько. Генеральный директор не был уверен, что его люди станут держать язык Зв зубами.
Каким образом милиция вышла на дачу, которую он снимал в Воронках, директор ООО до сих пор не мог понять. Но факт остается фактом – за одни сутки вся его банда в составе десяти человек оказалось за решеткой. Выдавать шефа им смысла не имело. Весь капитал банды хранился у директора. Парни знали, отсидят, деньги не пропадут. Да еще и близкие ни в чем нуждаться не будут. А все они и приехали в Москву, чтобы подработать деньжат. Бандиты тоже люди, и близких не забывают. Но резоны это одно, а жизнь другое. Дело их вели не менты, а прокуратура. И про следователя Виктор навел справки. Трутеев взяток не брал. Если на его хлопцев крепко нажмут, возьмут и расколются.
Маленький чемоданчик был уже собран. Новенько оглядел кабинет, заглянул в сейф. Там лежало немного денег и те документы, которые он приготовил на случай визита аудиторов. Следов его тайной деятельности они не найдут.
Он уже открыл шкаф, чтобы надеть пальто, как в кабинет ворвались бойцы ОМОНа в масках.
– Сядь на свое место и не двигайся. – Приказал один из них, и бесцеремонно усадил директора в кресло для визитеров.
«Сдали сволочи» – Подумал он о своих арестованных помощниках и увидел Трутеева.
– Согласно поправке к закону о военном времени, в вашем офисе будет произведен обыск.
«У него нет ордера на мой арест» – Сразу успокоился директор ООО. Сидя в кресле, он без всякого внутреннего напряжение следил за работой экспертов. Как он и думал, они первым делом обследовали сейф, вывалив его содержимое на его письменный стол.
Виктор Афанасьевич за последние сутки ни раз жалел, что связался с политиками. Он так ловко организовал свой бизнес, что через пару лет обеспечил бы себе безбедную жизнь до конца дней. Его фирма торговала продуктами и уголовщиной не занималась. Своих бандитов Новенько держал под видом арендаторов. Юридически они отношения к нему не имели. Фирма арендаторов якобы кормилась охраной рыночных торговцев, и сопровождением дорогих грузов из Украины. На самом деле, они жили примитивным рэкетом. Все шло прекрасно, но тут появился Петро Дыбенко. Его парни замочили писателя и вот результат – в офисе шмон.
Размышления не мешали Виктору Афанасьевичу краем глаза отслеживать работу криминалистов. О том, что следователь прокуратуры утром встретился с девушкой, которую они похитили, Виктор Афанасьевич не догадывался. От нее Трутеев узнал, что в похищении участвовал некто по кличке Новенький. Следователь сразу предположил, что кличка может принадлежать директору ООО «Цукер» и показал Гале его фотографию. Та узнала мужчину, заставившего говорить ее по телефону с Тимофеем. Так, что ордер на арест директора у Трутеева имелся и до поры лежал в портфеле. Помня о просьбе коллег из ФСБ держать их в курсе этого дела, перед выездом на обыск, Трутеев связался с полковником Рощиным. Тот очень заинтересовался и выразил желание прислать в офис своего эксперта. Теперь специалист из ФСБ работал с его людьми.
Два часа обыска лично Трутееву, для дела об убийстве писателя Клименко, ничего не дали. Но сотрудник ФСБ явно заинтересовался рабочим календарем предпринимателя. На листе с датой семнадцатого декабря эксперт ФСБ обнаружил короткую запись. «Встретить в Шереметьево Саратова и Круга». Сотрудник удалился в коридор и доложил полковнику Рощину о находке. Через десять минут эта информация поступила к Карелину. Генерал вышел из кабинета, миновал приемную, и постучал в дверь шефа.
Теперь у его начальника появилась возможность отправиться в Кремль и доложить президенту о догадке Юлии Тимошенко и начальника СБУ Лозового.
Киев. Лукъяновское СИЗО
19 ноября. 2010 года.
Юлия Владимировна не минуты не сожалела, что осталась в тюрьме. Ее лишь волновало, сумел ли Сережа Снегирь благополучно выбраться за пределы территории. Но поскольку звуков перестрелки она не услышала, скорее всего, с ним все в порядке.
Через четверть часа после ухода Снегиря, в Лукъяновское СИЗО прибыли специальные части Дыбенко. В дверь ее камеры начали колотить прикладами. Она открыла, и подала военным ключ. Тогда она впервые и увидела новую форму военнослужащих. Эсэсовские мундиры с украинским символом на погонах, точнее слов, говорили о политических пристрастиях нового диктатора. Немного удивляла скорость пошива этой формы. Ей в голову не пришло, что Дыбенко вычистил склады киностудии имени «Довженко», где в специальном складском помещении их хранилось несколько тысяч. Костюмы шили много лет назад для массовых съемок эпизодов второй мировой война. Пользовали их редко, а хранили бережно.
Дверь ее камеры заперли снаружи и больше узницу не тревожили. По серенькому свету их окошка под потолком, Тимошенко понимала, что на улице день. Она ждала, когда появится братец «вождя» и продолжит торговлю. Тимошенко решила сначала потребовать гарантий для своих близких. Они должны оказаться вне Украины, и подтвердить этот факт сможет только руководитель страны, где они получат приют. Она размышляла, какую страну выбрать.
Размышление прервал знакомый охранник. Он вновь заступил на смену, и принес очередную миску с тюремным обедом.
– Юлия Владимировна, вы напрасно остались. Теперь уже не убежать. СИЗО стережет человек триста националов и все с автоматами. Даже два пулемета притащили. – Шепнул он, проходя мимо. Тимошенко не ответила. Она и так понимала – Снегирь поднял панику в стане врага. Вспомнив растерянное лицо друга в момент, когда она отказалась бежать, невольно улыбнулась. Таких друзей не только приятно иметь, ими можно гордиться.
Две бессонные ночи начинали сказываться. Она села на койку и прикрыла глаза. Она не спала, а лишь дремала, отключив часть сознание. Это состояние вызвало что-то между сном и галлюцинациями. В тяжелые минуты ей всегда снился сон, как тысячи людей несут ее по майдану. Ее действительно люди носили на руках в прямом смысле. И она всегда чувствовала, что обязана оправдать их любовь и доверие. Что же она сделала не так? Как получилось, что низкий и слабый человек сумел совершить переворот в ее стране?
Это был не простой вопрос. Украина всегда делилась на Восток и Запад. Восток тяготел к России, Запад Россию ненавидел. Там давно бал правили националисты. Она знала историю своей страны. Не случайно на Западе националисты в большинстве. Они закалились в борьбе с польскими панами, и еще в начале прошлого века организовались в политическую силу. Когда Польши пала, эта организованная сила выступила против красной России. Красной России больше нет, а ненависть живет. Эту ненависть подогревает и вражда двух религиозных институтов – Православной и Униатской церкви. На ее многострадальной родине пролегла граница между Европой готической и Европой славянской. Два разных мира, два различных мировоззренческих лагеря. А между ними кровь. Как объяснить западным украинцам, что без промышленности восточной части страны, они станут нищими и пойдут с протянутой рукой в Европу. А там милостыню подавать не любят. Если и подадут, то крохи, а потребуют взамен все. Она пыталась это сделать и многие ее слушали. Но узел вековых противоречий до конца не разрубил ни один украинский политик. Ей этого тоже не удалось. Тимошенко верили и те и другие. Но граждане не помешали ультра националистам подготовить мятеж. Лазовой проглядел метастазы на самом верху. Они тянулись от предавшего ее министра обороны. Тот жаждал власти любой ценой. Новоявленный диктатор, как и его братец, мечтал лишь о власти и богатстве. Поэтому, он бы помог и черту, лишь бы получить свое. Тимошенко имела представление о жестокости последователей ОУН. Она много раз пыталась воздействовать на них, и даже иногда помогала. Надеялась найти компромисс в обществе. И, видимо, ошиблась. Политики тоже люди и ошибаются. Только их ошибки слишком дорого стоят окружающим. С националистами она просчиталась. Но просчитался с ними и Дыбенко. Никола Вениаминович напрасно спрятался за партию «Национального реванша». Поняв, что диктатор поддерживает их знамя только на словах, они расправятся и с ним, и потом посадят своего фанатика. Тогда кровь граждан Украины польется уже не ручьями, а реками. И потом все опять придется начинать сначала. Господи, неужели Украина никогда не прозреет, и ничему не научится? Даже теперь, когда Аль-Каида грозит уничтожить весь цивилизованный мир…
Ее полусон прервал звук отпираемого замка. Дверь распахнулась, и в камеру впихнули мужчину. Не удержавшись на ногах, он мешком повалился на пол. Тимошенко склонилось над ним. Его руки сочились кровью. Она поняла, что это следы веревок, которыми его связывали. Подобный след виднелся и на ноге. Одна штанина задралась, открыв окровавленный носок.
– Больно? Как вам помочь?
– Все нормально. Просто ноги затекли. Я весь день привязан к стулу. Полежу, и они снова заработают.
Она взяла его за плечи и попыталась приподнять. Но мужчина оказался тяжелым. Ей лишь удалось дотащить его до койки и посадить на пол, уперев о койку спиной.
– Отдыхайте. – Посоветовала она новому соседу. Если даже он и подсадная утка, подброшенная братом Дыбенко, помучили его изрядно. Он словно прочитал ее мысли:
– Не бойтесь, я не провокатор. Я журналист из Москвы и гость Сережи Снегиря. Я сам виноват. Не выполнил его распоряжений и попался. Меня зовут Тимофей Старков.
– Вы друг погибшего журналиста Клименко?
– Я самый, только не журналиста, а писателя. Я очень рад с вами, Юлия Владимировна, познакомиться.
Она подала ему руку, которую он тут же поцеловал.
– Вижу, силы к вам возвращаются. – Заметила она, и они оба рассмеялись.
Москва.
Городская прокуратура.
19 декабря. 2010 года.
Иван Федосеевич Трутеев не мог закрыть дело об убийстве писателя Клименко. Убийцы пока разгуливали на свободе. Он имел уже много фактов, позволяющих восстановить события в день совершенного преступления. Прямо из аэропорта Игорь Клименко заехал к отцу. Говорил с ним недолго. Зачем он заезжал, если не хотел что-либо рассказать, или передать Василию Дмитриевичу, следователь до конца не разобрался. С другой стороны, Игорь имел информацию из телефонных разговорах с другом, Тимофеем Старковым, о том, что отец приболел. Ничего удивительного, в том, что сын прямо с самолета навестил больного родителя, не было. Что-то здесь смущало опытного сыщика, но на нет и суда нет. Дальше Игорь отправился домой. Где-то между двенадцатью и четырнадцать часами его убили. На двери следов взлома эксперты не обнаружили. Выходит, убийц впустил сам хозяин. Правда из допроса Тимофея Старкова и Гали, выяснилось, что комплект ключей у них был. Но версию, что Тимофей Старков застрелил друга, следователь отбросил быстро. Никаких мотивов у Тимофея Анатольевича для подобного злодеяния обнаружить не удалось. Гибель близкого человека тот переживал без актерского наигрыша. Трутеев понял, что горе Старкова исходит из его искренних чувств. А потом, кода появился водитель, возивший убийц к дому Клименко, версия о причастности журналиста к убийству писателя отпала сама собой.