– Тебя зовут Саней? – Он зыркнул в ее сторону и тут же отвернулся: – Видишь, я тебя помню.
Он не ответил, продолжая смотреть поверх ее головы.
Они остановились. Она слышала три коротких сигнала, но не знала, что они притормозили возле стальных ворот резиденции министра внутренних дел. Ворота открылись. По территории ехали недолго.
– Выходи. – Приказал Саня. Она вышла и тут же узнала место. Это был дом приемов правительства в Пуще-Водице.
«Пожалуй, расстреливать повезли бы в другое место» – Подумала она, но облегчения не почувствовала.
От парадного до машины с двух сторон выстроились желтопогонные эсэсовцы с автоматами. Ее провели сквозь их строй и распахнули дверь. На пороге встречал Петр Дыбенко:
– Рад приветствовать дорогую гостью в моем доме. – На слове «дорогую» брат диктатора сделал заметный акцент.
– Теперь этот дом твой? – Она не сумела сдержать усмешки. Он сделал вид, что не заметил:
– Проходите, пожалуйста. Я вам приготовил небольшой сюрприз. Как говорится, в нашем полку прибыло… Тон «гостеприимный» хозяин выдерживал елейный, из чего Тимошенко сделала вывод, что ей приготовлена очередная пакость. И не ошиблась. В гостиной, помимо ее близких, сидели привязанные к стульям, Тимофей Старков и сын Сергея Снегиря, Стас. Петр Макарович довольно потер руки:
– Сегодня на семейном аукционе, как вы, Юлия Владимировна, заметили, на один лот больше. Вы оценили мою широту? – Она промолчала: – Московского журналиста я в наш аукцион не включил. Он приехал сюда нелегально из другого государства и предстанет перед державным судом в качестве шпиона. А чадо близкого друга, я надеюсь, вы в беде не оставите? Я его оценю, как и вашего внука, всего в два миллиона долларов. Возможно, сам папочка выдал бы и больше, но предпочитаю родителя юноши на аукцион не допускать. Вы меня поняли? Я имел ввиду, живым…
– Бабушка, я хочу домой. – Закричал внук, и потянулся к ней. Но двое крепких мужиков железной хваткой держали ребенка.
Тимошенко с трудом пыталась скрыть ярость:
– Зачем ты устраиваешь этот спектакль?
– Спектакля пока нет. Только зрители собрались. Я решил предварить аукцион судом над московским шпионом. Сейчас сюда привезут моего прокурора, и мы проведем выездное заседание суда. Уверен, что приговор будет суровым, и мы пронаблюдаем за его исполнением, а уж потом выставим наши лоты.
– Ты, что не понимаешь, что скоро придется за все отвечать? – Тихо спросила Тимошенко. Петр Макарович уселся к камину, взял в руки кочергу и пошевелил догорающее полено:
– Ты намекаешь на тот высший суд? Так до него еще надо дожить.
– Скоро доживешь. – Ответила Юлия Владимировна, и в этот момент поняла, что может убить человека собственными руками. Особенно если этот человек такая мразь.
Вашингтон. Здание ЦРУ.
20 декабря. 2010 года.
Руководитель Разведывательного Управления США мистер Юнг Дарелл созвал экстренное совещание ровно в полдень. Заведующие отделами Юго-Восточной Азии, Ближнего востока и стран Тихоокеанского региона слушали отчет коллеги из отдела Восточной Европы.
Полковник Дуглас Барк вещал маловыразительным голосом, поглядывая на свои сверкающие черные полуботинки. За сонное выражение лица и вялую речь, коллеги давно окрестили Барка занудой. Сейчас он монотонно продолжал свой доклад:
– …факт прибытие двух летчиков из Украины в ходе расследования, подтвердился, хотя данных об их пребывание в стране ни руководство ЦРУ, ни высшие чиновники ФБР не получили. Что является грубым нарушением существующих инструкций. – Здесь Барк сделал многозначительную паузу, сонно оглядел собравшихся и так же монотонно заговорил снова: – Располагая фамилиями американских военных посетивших Украину, а именно бригадного генерала Майкла Славски, заместителя начальника генерального штаба Эндрю Коновера и генерала Фила Далисенсена, мы проверили всех троих. – Дуглас Барк опять сделал паузу, переждав пока огромный экран монитора, не покажет изображение названых генералов, и продолжил: – Выяснилось, что сотрудник генерального штаба, начальник отдела планирования воздушных операций, генерал Фил Далисенсен, несколько дней назад посетил воздушную базу в Неваде. – снова долгая многозначительная пауза: – Мы связались с командующим базой, полковником Роем Каллари. Тот не скрывал, что два летчика прибыли к нему в командировку из Украины в рамках президентской программы обмена опытом с войсковыми соединениями дружественных армий. В данный момент украинцы вылетели на военно-воздушную базу «Золотые пески», в составе истребительно бомбардировочного звена эскадрильи «Пикирующие святоши». В Юго-Восточной Азии они проведут с нашими парнями ряд совместных боевых операций по уничтожению живой силы и техники противника. Наличия на их борту груза «Х», полковник Рой Каллари не подтвердил. – Сообщив все это, Барк дождался картинки на экране: – В данный момент звено пересекает Тихий океан, примерно здесь. Вы видите их координаты. Собственно, мои операторы уже отслеживают украинцев, и в любую секунду могут войти с ними в контакт. Но без соответствующего приказа наши службы это делать не могут.
Юнг Дарелл, кивнул докладчику и обратился к полковнику Сэму Гюнтеру:
– Полковник, доложите, что намерен предпринять ваш отдел?
В отличии от спокойного меланхолика Барка, Гюнтер, высокий сухопарый аристократ, не скрывал нервозности, и говорил отрывисто, словно рубил дрова:
– До посадки звена в «Солнечных песках» предлагаю ничего не предпринимать. Если подозрения Москвы верны, ждать вылета. Пусть загрузят боекомплект «Х». В последний момент задержать вылет на час. Часа, чтобы разобраться с характером боекомплекта, нашим специалистам хватит. Они уже предупреждены. В Неваде наши сотрудники тоже получили соответствующие указания. Они держат полковника Каллари под колпаком. Если информация о грузе «Х» подтвердиться, полковник будет немедленно арестован. С генералом Филом Далисенсеном необходимо провести ту же работу. Но это не по моему отделу. У меня все.
– А не проще пригласить генерала к нам и задать ему прямой вопрос. Уверен, ему придется…
– На столе Дарелла зазвонил телефон. Это был аппарат прямой связи с Белым домом. Начальник управления снял трубку:
– Слушаю, вас, господин президент. – Больше Юнг не сказал ни слова, а только слушал. По выражению его лица, начальники отделов догадались, речь идет ни о приглашении в Белый дом по случаю Рождества. Выслушав президента, Юнг поблагодарил его за сообщение, опустил трубку и некоторое время молчал. В зале заседаний повисла напряженная тишина. Наконец, шеф ЦРУ поднялся:
– Господа, я вынужден прервать совещание. Поступила информация, что с базы Джашавабад в одиннадцать тридцать по среднеевропейскому времени вылетел «Геркулес» со смертниками Аль-Каиды на борту.
Сотрудники удивленно посмотрели на шефа. Смертники Аль-Каиды вылетали с аэродромов Диг Хана по несколько раз на день, и подобное известие не являлось экстраординарным. Юнг Дарелл удивление своих подчиненных понял, и устало пояснил:
– Смертники несут в своих поясах ядерные заряды. По данным русских, самолет взял курс на Америку.
Пуща Водица. Резиденция
Петра Дыбенко под Киевом.
20 декабря 2010 года
Тимофей Старков сидел притянутый к стулу и боли от грубой веревки не чувствовал. После допроса «с пристрастием» его физические чувства притупились, и осталось только странная пустота в голове. Он умозрительно понимал все его тело сейчас одна сплошная боль. Но боль жила сама по себе, а он как бы отдельно. Во время допроса ему не раз вспоминались слова Сергея Павловича Снегиря, сказанные им в самолете – «а если за яйца подвесят»?
До этого дело не дошло. Ему прижигали руки, били, выводили голым на снег, пугая расстрелом. Они хотели знать, откуда у него сведения об американском вояже украинских летчиков. Он что-то говорил. Даже довольно складно, потому, что, в конце концов, они все же поверили. Он пытался убедить палачей в том, что добыл информацию с закрытого сайта в сети Интернет. Старков понимал, его уже ничего не спасет, но уважение к себе он сохранил. О записке Тимошенко из тюрьмы он не сказал ни слова. Если бы удалось еще раз увидеть Сергея Павловича, он бы теперь на тот его вопрос смог бы ответить более определенно. Но следующей встречи, скорей всего не случится. В том, что его убьют, москвич ни секунды не сомневался. Теперь его на стуле принесли в гостиную и посадили рядом со Стасом. Они посмотрели друг другу в глаза. Старков спросил молодого человека – «А как ты здесь оказался»? Тот едва заметно пожал плечами. Больше ничем пошевелить сын Снегиря не мог. Его руки и ноги, так же как и у Старкова, сжимали веревки. Потом в гостиную привели мальчика, молодую женщину, и так же на стуле принесли мужчину. В отличии от Стаса и самого Старкова, синяков на лице у мужчины не просматривалось. Тимофей понял, что готовиться очередной показательный спектакль с родственниками Тимошенко. Свою роль он пока в этом действе не понимал. В гостиной кроме десятка охранников долго никого не было. Потом появился Петр Дыбенко. Он уселся в свое любимое кресло у камина, и взял в руку кочергу. Однажды наблюдая, как использовался уютный атрибут для камина в этом доме, Тимофей следил за движениями Дыбенко внимательно. Но тот словно никого не видел, и был полностью поглощен игрой языков пламени.
Затем в гостиную привели Тимошенко. Ей разрешили сесть в кресло, рядом с хозяином, и Дыбенко о чем-то с ней беседовал. Старков почувствовал, что теряет сознание, и изо всех сил старался его удержать. Пол и потолок начали медленно кружиться. Затем он увидел маму. Не ту, умирающую, с которой он сидел несколько последних дней, перед ее смертью, а молодую и веселую. Мама вела его по светлой, залитой солнцем улице, и маленький Тема все время приставал к маме с расспросами. Они пришли на красивый сквер, где росли цветы. Цветов было много и над ними кружили бабочки. Возле фонтана стояла Галя. Мама подвела маленького сына к Гале и сказала ему – «Теперь ты будешь жить с этой тетей. Слушайся ее. Она хорошая. Неожиданно сад куда-то исчез. Старков уже взрослый. Он журналист на крыше дома в Бейруте. Внизу стреляют. Над крышей кружит вертолет. С вертолета спускают лестницу, он пытается ее схватить, и никак не может. Старков не в состоянии понять, от чего руки перестали слушаться. Наконец он поймал веревку, и его закружило в воздухе. Я спасен, думал он, но эта мысль как бы пришла со стороны и не радовала. Потом стало темно. Старков потерял сознание.
Москва. Переславская улица.
Квартира Гали Тимошиной.
20 декабря. 2010 года.
В отличие от своей мамы, Лидии Владимировны, Галя не была столь набожна. В церковь она заходила, но, обычно не в дни обязательных христианских праздников, а по настроению. Иногда, и сама не могла объяснить почему, ее вдруг потянуло в храм. Что-то происходило в душе девушки и ей хотелось побыть в полумраке церковных пределов, послушать православное песнопение, или тихонечко постоять у иконы Богородицы. Она не крестилась каждую минуту, не шептала молитв, а стояла, ловя в себе тот благостный настрой, который необходим время от времени любому христианину. Есть верующие, которые регулярно посещают церковь, без конца приставая к Всевышнему со всевозможными просьбами. Эти просьбы касаются их каждодневных потребностей. Такие прихожане ни в силах понять, что Господу вовсе не интересно вмешиваться в их бытовые проблемы. Они с Его «подачи» вышли в Его мир, получили от Него возможность видеть, чувствовать, любить и сострадать, и требовать от Создателя большего права не имеют. Галя никогда ничего у Бога, кроме прощения, не просила. Но сегодня утром поняла, что должна бежать в церковь и молить Богородицу. Просить Заступницу проявить милость к ее любимому.
Галя проснулась в три часа ночи и больше не заснула. Хотя мама сегодня спала спокойно, и кашель ее не мучил.
Гале снился сон, как они с Темой стоят на мостике, смотрят в воду и целуются. Этот сон ей иногда снился. Эпизод сна воспроизводил факт их совместной биографии. На свое первое свидание Тема с Галей поехали на дачу к его другу. Кажется, друг отмечал день рождение. За столом собралась большая компания. Они с Темой сбежали. Ни сразу, конечно. Для приличия посидели, выпили, закусили, и Тема успел сказать проникновенный тост. А потом, он Гале подмигнул и они смылись. Неподалеку текла река Клязьма. На берегу реки Тема ее первый раз поцеловал. Они тогда обнялись и долго стояли, волнуясь теплом друг друга. С трудом прекратив обниматься, взошли на мостик и смотрели в воду. Иногда Тема ее нежно целовал. Слов любви они друг другу не говорили. Слова им были не нужны. Да и в дальнейшем, в самые интимные моменты, она ему шептала что-то сумасшедшее. Тоже не о чувствах. А он вообще никогда ничего не говорил в постели. Во время близости, ее любовник скорее напоминал зверя. Иногда жадного и нежного, иногда только жадного. Поэтому, Ромео она своего милого назвать не могла. К Теме это имя не подходило.
В тот день они остались ночевать на даче его друга. Тема считал, что с той ночи и начался их роман. Галя считала по-другому. Она вела отсчет со дня, когда Тема вернулся из очередной командировки и зашел к ним в отдел. Его смуглое от азиатского загара лицо еще светилось тем далеким и грозным, что он недавно пережил. От Темы пахло войной, и она влюбилась. Галя никогда не спорила с любимым. Если ему хотелось думать, что их роман начался той ночью, она не против. Ночь это была странная. Приятель со своей девушкой спал в соседней комнатке. Пары разделяла тонкая перегородка, и Галя, поначалу боялась пошевелиться. Но потом друг Темы начал такое творить со своей подружкой, что им ничего не оставалась, как самим заняться любовью. Вспоминая все это, Галя и теперь краснела. Утром за завтраком она не знала, как сидеть за столом – смущалась и опускала глаза. А хозяин дачи со своей девушкой чувствовали себя великолепно. Его подруга смеялась до слез, а Галя так и не смогла перебороть неловкость. Больше она на этой даче никогда не была, и встреч с другом Темы избегала.
И сегодня ей приснился сон, как они стоят на мостике через Клязьму и смотрят в воду. Неожиданно Тема перегнулся через перила и полетел вниз. Река сомкнула над ним свое течение, и Галя осталась одна. Ни барахтанья утопающего, ни пузырей она не увидела. Клязьма спокойно несла свои воды. Галя поняла, что любимого рядом с ней нет, закричала и проснулась.
«Ты чего, Галчонок?» – сонным голосом спросила мама. Дочка что-то ответила, чтобы ее успокоить. Лидия Владимировна перевернулась на другой бок и тут же снова уснула.
Галя лежала с открытыми глазами и чувствовала, как у нее от тревоги сжимается сердце. Старков ей так ни разу и не позвонил. Она сама постоянно набирала его номер, но телефон Темы все время оставался отключенным. Галя ругала себя, почему не записала мобильного номера Сергея Павловича. Но теперь сожалеть об этом было поздно. Ей до боли захотелось с кем-нибудь поделиться. Оставаться со своей тревогой наедине молодая женщина больше не могла.
Едва, дождавшись рассвета, побежала в церковь. На улице шел мокрый снег, проезжавшие машины обдавали ее комьями снежной каши, но Гали не обращала внимания. Знаменский Храм Пресвятой Богородицы находился в конце Большой Переяславки. От ее дома до церкви не дольше десяти минут пешком. Сразу за Храмом пролегала Рижская эстакада. По ней нескончаемым потоком неслись машины. Маковки Храма едва возвышались над этой современной дорожной конструкцией, словно напоминая христианам об их непомерной гордыне. Галя дернула ручку двери, но церковь оказался на замке. От отчаяния она постучала. Дверь раскрылась, и на пороге возник молодой священник:
– Еще рано, сестра. – Она не ответила но, видно, в глазах прихожанки он прочел все, что творилось в ее душе и отказать не смог: – Голову покрой и заходи.
Галя вспомнила, что не надела шапочку. Шарфиком перевязала намокшие от снега волосы, перекрестилась и вошла. В храме пахло воском, и стоял полумрак. Под образом Богородицы горела лампада. Эта была знаменитая чтимая икона Богородицы со «знамением». Молиться на нее приезжали не только москвичи. Галя медленно опустилась перед знаменитой иконой на колени, прошептала:
– Заступница, я никогда ничего у тебя не просила. Верни любимого, – и поняла, что плачет. Когда вышла из церкви, снег идти перестал, и небо на востоке просветлела. Прошагав с десяток метров, оглянулась. Первые лучи солнца осветили золото церковных крестов. Галя подумала, что это добрый знак свыше, вытерла слезы и побежала домой. Тревожная боль ее сердце отпустила.
Пуща Водица. Резиденция
Петра Дыбенко под Киевом.
20 декабря 2010 года
Петр Макарович Дыбенко роль радушного хозяина играл недолго. И обещанного им суда над журналистом иностранного государства не последовало. Так же как и увеселительного аукциона с выкупом родственников премьер министра. Благодушное настроение он утратил после звонка брата. Диктатор грубо обругал своего министра за нарушение дисциплины. Тот забыл явиться в его кабинет для доклада. Из дальнейшего разговора, Петр Макарович понял, что гнев вождя вызван затяжкой «решения вопроса» с Юлией Тимошенко. Никола Вениаминович полагал, что арестованного премьер министра надо немедленно расстрелять.
Вернувшись из кабинета, откуда он и вел беседу со своим всемогущим родственником, Петр Дыбенко подошел к Юлии Владимировне и грубо заявил:
– Или ты сейчас мне сдашь все счета в своих банках. Или я начну расстреливать твоих выродков. Даю тебе пять минут.
– Ты же при обыске прихватил мою банковскую карточку, забери себе деньги и перестань мучить ребенка, дочку и ни в чем неповинных мужчин.
Петр Макарович рассвирепел:
– Лапшу на уши вешаешь!? Твои деньги в украинском национальном банке я и так заберу. Мне нужны счета за границей.
– У меня нет счетов за границей. Тебе должно быть известно, что все это сплетни. Будучи государственным чиновником, я не имею морального права перекачивать капиталы за рубеж. Мои деньги работают на украинскую экономику.
– Хватит. Если тебе бабки дороже дочери и внука, оставляй их себе. Только попользоваться ими и тебе не придется. – И повернулся к охранникам: – Зовите сюда Пономаря с хлопцами. И всех к стенке. Пора кончать балаган.