Наблюдает с тревогой, как я размазываю яркий стерилизующий раствор.
— Намечаете мишень?
Фыркаю.
— Вообще-то стерилизую, но наметить — тоже полезно. Смотри, если промахнусь, хватай за руки.
Но не промахиваюсь. Больно, блин. Ладно, уже всё. Отдаю ему шприц.
— Выкинь, пожалуйста.
Смотрит недоумённо, но слушается. Я откидываюсь на кровать, где сидела. Ноги всё ещё стоят рядом, даже штанину не раскатала. Наверное, это не очень прилично выглядит, но мне всё глубоко пофигу. Ох, нет, не всё, потому что меня мутит. Едва успеваю закрыться в ванной, когда накрывает. Ну что ж, это как раз хорошо. Напиваюсь воды из-под крана, благо дистиллят, и через минуту меня выворачивает ещё раз. Интересно, дверь ванной звуконепроницаемая? Ладно, кажется, отпустило. Выпадаю обратно в комнату, Азамат стоит с совершенно потерянным видом — куда бежать, кого спасать?
— Вам… что-нибудь ещё нужно?
Я снова падаю на край кровати и начинаю потихоньку отъезжать. Он наклоняется надо мной, грива его шикарная по обеим сторонам висит. Улыбаюсь — наверное, выгляжу совсем безумно.
— Мне нужно ещё поспать. Если нетрудно, принеси воды… сушняк дикий.
— Сейчас принесу, — кивает. Немного колеблется, потом всё-таки сгребает меня и без видимых усилий перекладывает на кровать целиком, пледиком накрывает. Подоткни, и я заплачу.
— Передай Алтонгирелу, что он мне примерещился без глаз и рта, — бормочу мстительно. И отрубаюсь.
Просыпаюсь и первым делом выглахтываю полуторалитровую бутылку минералки, стоящую на тумбочке у кровати. Мысленно произношу тост за здоровье капитана. Снова закрываю глаза и сосредотачиваюсь на ощущениях. Ничего, жить буду. Собственно, помимо некоторой вязкости в голове, никаких ощущений и нет. Так что можно, пожалуй, выползти из койки и пойти взглянуть на мир, потому что спать я уже больше не могу.
Я так со вчерашнего вечера и не разделась, как пришла с ужина в некондиции. Пожалуй, пора, да и сполоснуться не помешает после всей этой химии.
После душа напяливаю снова свои штаны, а сверху — высохшую блузку, одну из двух, что были у меня в багаже. Выгляжу почти парадно, даже кругов под глазами нет. И чувствую в себе силы на свершения — небольшие, правда. Например, дойти до кухни ещё чего-нибудь попить.
Добредаю, начинаю шуровать на предмет чая. Водогрейка-то горячая, но это ж ещё надо найти, где они прячут тот мешок, и куда мою кружечку убрали, и где опять большие пиалы.
— Вам помочь?
Подпрыгиваю. Кто здесь?!
Оказывается, Эцаган. Сидит в дальнем углу на лавке, слившись с местностью, колени к подбородку, вид мрачный.
— Я чай ищу, — говорю растерянно. Похоже, сорвала человеку сеанс хандры.
— В нижней тумбочке справа от вас, — указывает, потом пристраивает лоб на коленях, прямо-таки буквально замыкаясь в себе. Ладно, не моё дело… Нахожу свой мешок, завариваю, подумываю, не свалить ли, чтобы человеку на нервы не действовать. Конечно, если ему одиночества охота, почему бы не пойти в свою каюту? Туда точно никого постороннего не принесёт. С другой стороны, время позднее, ужин уже прошёл, можно ожидать, что и в столовой никого не будет. Наливаю чай.
— Ой, — слышу из угла. Эцаган вскакивает, выбирается из-за стола, идёт ко мне. — Что-то я совсем забылся. Давайте я вам налью и пиалу нормальную дам…
— А эта чем плоха? — размешиваю сахар, уже предвкушая, как я сейчас выдую эти пол-литра счастья.
— Ну, нехорошо ведь такую большую… невежливо получается.
— А маленькую — вежливо?
— Ну да, она ведь быстро кончается, нужно всё время подливать.
Ах да, что-то я такое слышала про чей-то этикет, что гостю надо давать маленькую чашку, чтобы всё время за ним ухаживать, а большая значит "пей и уходи".
— Так вот почему капитан так хохотал, когда я сказала, что единственное, что меня не устраивает в этой пиале, это отсутствие ручки.
Эцаган фыркает:
— Да уж, я себе представляю. Ну давайте я…
— Не надо. В мелкой посуде остывает мгновенно, а я люблю горячий. А ещё я очень не люблю суету за столом. А поскольку я сегодня болею, то имею право не подстраиваться под ваш этикет. Придётся тебе немножко почувствовать себя плохим хозяином, зато я с удовольствием чаю попью.
Ржёт. Вообще, эти танцы вокруг чая мне уже изрядно поднадоели. Какая, понимаешь, великая межкультурная проблема!
Сажусь за ближайший стол, осторожно отпиваю. Господи, какой кайф.
Эцаган пристраивается напротив, снова приобретая меланхолический вид. Хорошо, что меня не интересуют юноши на десять лет меня младше, а то ведь такой романтичный герой-любовник…
— Жизнь — стерва? — спрашиваю осторожно. Сама ненавижу, когда пристают, что у меня стряслось.
— Да нет, в общем, так… по мелочи. Алтонгирел с капитаном поругался, а он от этого всегда становится совершенно невыносим.
Можно подумать, всё остальное время он просто пусечка.
— Боюсь, что это из-за меня, — говорю покаянно, хотя на самом деле не боюсь, а надеюсь. Что Азамат уже наконец вправил этому козлу мозги.
— Да уж знаю, — хмыкает Эцаган. — Уже весь корабль наслышан, они так орали… Надо же было додуматься, подсыпать вам этой дряни. Можно было догадаться, что на вас не так подействует, как на нас, если вы от гармарры засыпаете.
— А какого эффекта он ожидал? — поднимаю бровь. Это что было, отворотное зелье?
— Ну, вообще эту штуку пьют, когда нужно понять, что за люди тебя окружают. Потому что от неё видишь главные черты окружающих… как бы… ярче. Причём на нас-то она действует сразу, ненадолго и без последствий.
— То есть это он мне пытался обеспечить интенсивное знакомство с коллективом? — хмыкаю, вспоминая свои глюки в гостиной.
— Нет, он просто хотел, чтобы вам стало неприятно находиться рядом с капитаном.
Слегка впечатываю ладонь себе в физиономию и позволяю ей стечь.
— Слушай, ты можешь мне объяснить, почему его так волнует моё общение с Азаматом? Я уже не знаю, что и думать.
Эцаган невнятно пожимает плечами.
— Они друзья.
— Это теперь так называется? А ведёт он себя так, как будто они как минимум женаты!
Ой зря я это сказала… конечно, я больная, мне можно, но что-то мой собеседник нехорошо в лице переменился.
— То есть… я ничего не хочу сказать… — начинаю мямлить.
— Алтонгирел мне не изменяет, тем более что Азамат гетеросексуал! — возмущённо выпаливает Эцаган.
Если вычеркнуть все непечатные выражения, которые я подумала в свой собственный адрес, останется, что я икнула.
— Прости, — говорю, — я не хотела тебя обидеть.
Снова икаю и утыкаюсь в чай. Эцаган вздыхает.
— Ладно, я понимаю, что после того, как он вас отравил, можно о нём что угодно подумать. Но с Азаматом они действительно просто друзья, почти братья даже. Алтонгирел ровесник младшего брата капитана, они в детстве играли вместе. Тем более, что у Алтонгирела родители рано умерли, так Азамат его читать учил!
— Хорошо-хорошо, я верю! — тараторю. — Я вообще тут ни про кого ничего не знаю и понять не могу, чего он ко мне прицепился… Это просто так выглядит…
Эцаган фыркает, мотает головой. Кажется, простил.
— Да уж, могу себе представить. Но он просто боится, что капитану будет… трудно с вами расстаться.
— Да, это, конечно, причина, чтобы меня бить и травить, — делаю длинное лицо.
— Есть вещи, которые очень трудно объяснить, — вздыхает Эцаган. — Алтонгирел, конечно, не всегда разумно поступает. Но он хороший человек.
Некоторое время сидим молча, я вожу пальцем по краю пиалы, но она не звенит.
— А сколько лет Азамату? — спрашиваю для шума.
— Тридцать девять, а что?
— Ничего, так просто интересно. По нему трудно сказать.
Собственно, он, пожалуй, выглядит постарше, ну так и жизнь у него была не сахар.
— Да уж, — кивает Эцаган. — Я вообще поражаюсь, как вы его терпите. Меня Алтонгирел три месяца уговаривал вступить в команду после того, как я капитана впервые увидел. Вы чего?
Видимо, у меня на лице что-то изобразилось помимо воли.
— Да так, знаешь, — поджимаю губы. — Он, как бы, не виноват, что с ним такое случилось.
— Какая разница, виноват или нет? Он просто урод, и смотреть на него противно, вот и всё.
— А-а тебе не кажется, что так говорить несколько невежливо?..
— Но я же не хочу его обидеть! — удивляется Эцаган. — Это просто факт. Вот у вас глаза синие — это ведь вас не обижает?
— То, что у меня глаза синие, это объективная реальность. А то, что ты про Азамата говоришь, это твоё отношение.
— Почему только моё? Спросите кого угодно, все скажут, что он урод. Да и вообще, вы сами не видите, что ли?
Вздыхаю.
— А как ему вообще удалось собрать команду и стать капитаном, если все его считают уродом? Я ведь так понимаю, у вас это очень важный параметр.
Эцаган усмехается, встряхивая головой.
— Да у нас такая команда, нам всё нипочём. Кроме меня, Тирбиша и пилотов, тут все воины высшего разряда. Взять хотя бы Ирнчина — он дюжину кораблей сменил, прежде чем сюда попасть. А что, говорит, делать, если капитан идиот и в безопасности ничего не понимает? Азамат хоть страшный, но с ним спокойно как-то, можешь быть уверенным, что он всё предусмотрит. И проблемы решает полюбовно. А то я вот к одному капитану пришёл наниматься, а он мне: постригись. Ну ага, побежал! Азамат-то ничего такого не требует, — Эцаган демонстративно намотал локон на палец. Потом вдруг глаза у него загорелись: — А знаете, как он круто дерётся? И нас учит, чтоб не раскисали тут в четырёх стенах. Некоторые ради этого тут работают. У других свои проблемы, вон, Орвой, тоже пугало, его особенно и не берут никуда, а если подумать, снайпер-то он каких поискать. Тирбишу нравится, что Азамат не нарушает законов принципиально. Тирбиш, он такой положительный парень, а наёмничает, чтобы семью поддерживать, тут платят лучше, чем на планете. Короче, как капитану Азамату просто цены нет, жалко, конечно, что он выглядит так отвратно, но уж что тут сделаешь… судьба.
— То есть, ты в принципе допускаешь, что человек может быть хорошим профессионалом и заслуживать уважения с любой внешностью? — уточняю я.
— Профессионалом — конечно, — соглашается Эцаган. — Особенно в космосе. На планете-то считается, если урод, значит, у богов не в чести, но тут богов нет, так что это не так важно. А вот насчёт уважения… — он мнётся, подбирая слова. — Одно дело уважать его приказы, когда работаешь. Всё-таки его корабль и он платит, и вообще во время операции ослушаться капитана — это тебя потом ни в одну команду не возьмут. Но чтобы я ещё следил, как я там о нём говорю со знакомыми… это уже ни в какие ворота. Как его можно уважать, если на него смотреть противно? Он же такой страшный, что на человека мало похож, с тем же успехом можно уважать… не знаю, компьютер! — он хмурится и смотрит на меня немного высокомерно, как будто предлагает попробовать ему возразить.
Пожалуй, пора это всё прекращать, пока я не озверела окончательно от такой морали. Миссионер из меня никакой. И полемизировать я не умею. Боюсь, что если уж сам Азамат не смог их убедить, что он достоин уважения, я уж точно не справлюсь. Грустно это всё.
— Что-то у нас с тобой сегодня беседа не выходит, — говорю. — Только настроение друг другу портим.
— Спать надо идти потому что, — говорит, вставая. — Поздно уже.
Я-то сейчас точно не засну, но решаю вернуться в каюту. Вроде сушняк отпустил. Сажусь на кровать, провязываю два ряда — и просыпаюсь утром.
Глава 8
Просыпаюсь, заметьте, голодная на совесть. Придётся немедленно идти встречаться с обществом, где там Тирбишевы йогурты?..
Едва выхожу из каюты, слышу скандал со стороны гостиной. Кажется, участников больше, чем двое. Не моё дело, конечно… но всё равно плетусь туда, посмотреть, что стряслось. У меня с утра инстинкт самосохранения плохо работает, да.
Глазам моим предстаёт эпическая картина. Вся команда с тоскливым видом жмётся по углам холла, в центре стоят Азамат и Гонд. Первого я вижу только со спины, а вот Гонд сизо-бледный и слегка трясётся. И руку левую держит, как будто сломана.
— …сказать мне! — гремит Азамат. — Правила написаны, чтобы их выполнять!
Гонд что-то невнятное мямлит в ответ. Рядом на диване, сгорбившись, сидит Алтонгирел с видом покойника, смотрит в одну точку. Ох, что-то мне стрёмно…
Оглядываюсь, замечаю в сторонке понурого Тирбиша. Тихонько прокрадываюсь к нему.
— Что случилось? — шепчу. Он вздрагивает, но никто не оборачивается.
— Ночью Гонд был на вахте, засёк джингошский корабль. И они вместе с Эцаганом выдвинулись его штурмовать.
Мямленье Гонда наконец обретает смысл:
— Я шёл к вам, встретил его в коридоре, он сказал выгонять шаттл… я не мог не выполнить команду.
— Ты был обязан сказать мне!!
— Ну вот, — продолжает Тирбиш. — Корабль-то они взяли…
И замолкает как-то подозрительно. Судя по тому, что Азамат выволакивает Гонда, а Эцагана в комнате нет… о господи!
— Он что, убит?!
— Ранен, — говорит Тирбиш так, как будто это ещё хуже.
— Где он?
— У себя в каюте.
— Пошли.
Решительно тяну его за рукав. Могли бы меня и разбудить, идиоты! Но Эцаган тоже хорош, что за пубертатные выходки? Мало им было, что они на нашем корабле двоих потеряли. Надо теперь, чтобы я ещё себя виноватой почувствовала, что он в дурном настроении был вчера?! Обойдётся!
Дверь в каюту Эцагана приоткрыта, Тирбиш остаётся снаружи, а я захожу и обомлеваю. Бедолага лежит на кровати, по всей видимости, без сознания, всё лицо залито кровью, поперёк лба широкая борозда.
О боже. Ещё бы Азамат не бушевал. Разворачиваюсь на каблуках и мчусь к себе в каюту за мешком, едва не сшибая ошарашенного Тирбиша.
Возвращаюсь так же бегом, распахиваю дверь. Тирбиш всё ещё стоит рядом.
— Заходи, будешь ассистировать!
— Но… я…
— ВНУТРЬ!
Заходит, я вытряхиваю всё из мешка на стол, выхватываю необходимое.
— На возьми, намочи, протри ему лицо, чтобы видно было, где повреждено. Ну!
Со второго пинка Тирбиш стартует в ванную. Вот самое время нашёл для своих предрассудков. Я тем временем оглядываю Эцагана в прочих местах и обнаруживаю несколько ранений в живот. Кровать уже вся кровью пропиталась, ещё бы он был в сознании! Пульс, однако, ещё вполне приличный. Обдираю с него лишнюю одежду и сомнительные бинты, кидаюсь осматривать внутренние повреждения.
Ещё в прошлом веке один китайский гений сварганил портативный сканер. Они любят всё комбинировать… Так вот, он может шестью разными способами снимать изображение с человеческого нутра. При большом желании и хорошей настройке им можно даже сквозь стены смотреть. А так — палочка с катучим шариком на конце да экранчик. Как они без этой штуки раньше жили, не представляю.
Так, задеты в основном кишки и соединительные ткани. К счастью, большая часть ранений нанесена лазером, а он заваривает рану, так что почти нет опасности заражения. К сожалению, открытые тоже есть, придётся промывать. Тирбиш неуклюже приступает к выполнению команды. Где мои спазмолитики-анальгетики?..
Как же я рада, что взяла всё это с собой! И мою любимую машинку для заваривания швов. Её изобрели уже на моей памяти. Если на ткань в месте разреза нагрузка небольшая, то можно как бы склеить края обратно вместе, и всего через пару дней будет, как раньше. И никаких тебе швов, вообще никаких следов. Кому-то тут сильно повезло, что у меня есть моя машинка.
Тирбиш на мои манипуляции не смотрит, отвернулся.
— Я вам ещё нужен? — блеет.
— С химическими весами обращаться умеешь? — спрашиваю, заклеивая Эцагану физиономию. Машинка — машинкой, а контакт с внешней средой лучше пока минимизировать.
— Да, конечно.
Как удобно жить, когда все вокруг технически подкованные! Правда, если бы у меня была искусственная кровь, было бы ещё удобнее. Или хотя бы готовый физраствор… Хорошо хоть, нас в колледже натаскали обходиться бытовыми средствами вместо фирменных смесей и прочих достижений цивилизации. Понимают, что в космосе может и не быть под рукой модных медицинских новинок.
— Вот тебе чистый натрий-хлор, — протягиваю Тирбишу баночку. — Разведи ноль девять в дистилляте и подогрей половину до тридцати семи градусов. Справишься?
— Да, а сколько литров?
— Давай пока парочку… на всякий. И — ты понимаешь, что такое "стерильно"?
Он кивает, хватает соль и весы и счастливо уносится прочь от вида «изуродованного» Эцагана… Тоже мне, блин, наёмники! Девки нервные! Азамат, правда, Гонду что-то там вкручивал про "без шлема". То есть, наверное, обычно они какой-то доспех надевают, когда драка предстоит. В таком случае, Эцаган у нас дважды герой. Очнётся — отшлёпаю.
Через пару минут возвращается Тирбиш с двумя флягами физраствора. С интересом наблюдает, как я втыкаю иглу. Похоже, тоже никогда шприца не видел. Хорошо хоть под руки не лезет.
Со внутренними травмами куча возни: сначала всё промыть нежно, тёпленьким растворчиком, кишки все просмотреть детально, а это несколько метров, отсосать всю дрянь, зашить, а где приварено лазером — расклеить… Упариваюсь конкретно, хорошо хоть сканер подсвечивает повреждения. Ну вот, наконец с этим покончено. Ставлю отсос, ввожу антибиотики.
Теперь что у него там с лицом?
С лицом всё не так плохо, ранка-то, собственно, одна, и та легко закрывается после дезинфекции. Нет, мой завариватель швов — великая вещь. Жаль, её не было у того, кто зашивал Азамата…
Ну вот, пациент стабилизирован. Пульс почти нормальный, зрачки на свет реагируют. Скоро должен очнуться. Надеваю ему на запястье пульсометр — запищит, если что.