Внимание невидимого противника становилось навязчивым. Как бы мне от него избавиться? Сыграть в наивность? Хорошая мысль, но несколько запоздалая. Кто же поверит моим чистым глазам после того, как я залез в нейраугмент Меррилла?
И я снова задумался — какими же вычислительными мощностями надо обладать, чтобы засечь мое проникновение? Не считаю себя лучшим вскрышечником Луны, но доселе я полагал, что по моим следам не удастся пройти никому. Ошибся. Тем сильней я убеждался, что именно Колониальная служба стоит за проросшими по всему вирту, как плесень, ловушками, и за убийством Яго Лауры.
Как же невовремя я решил поиграть в секретного агента! Теперь не знаю, что и делать.
Хотя — почему не знаю? Подумаем: меня всеми силами стараются оттеснить от вирта, отстраняют от расследования, но почему-то оставляют в живых. Хотели бы — убили б давно. (Уикканец Сиграм с гаузером в эту картину не вписывался, но в тот момент я этого не сообразил). Одним словом, меня нейтрализуют. Вот и надо нейтрализоваться. Последовать совету Хозяйки. Уехать… В конце концов, у меня отпуск! Уеду в глушь. Скажем, в… м-м… в Апеннины. Отличные горы. Вакуум-слалом, восхождение на пик Арета, поиски драгоценностей в расселинах, потертости от скафандров. А еще дорога на Апеннины проходит через кратер Лаланд. Местечко, откуда был родом Эрнест Сиграм.
И сделать это надо демонстративно. Чтобы ни у кого не осталось сомнений — Миша Макферсон будет отдыхать. Что может быть естественнее, чем погостить у друзей?
Звонить из дома я не рискнул — предпочел выйти и воспользоваться коридорным терминалом. Сьюд связи покорно связал меня с управляющим контуром городка Арета — таким примитивным, что в нем даже не было псевдоразумной программы-интерфейса, — а тот соединил с домом Банко.
Этот веселый и совершенно непохожий на типичного алиениста, каким тот видится общественному сознанию, парень был моим добрым знакомым уже года два. Одно время я под влиянием Банко серьезно подумывал, а не перейти ли мне в его линдале, но понял, что провалю тест веры, и отказался от этой безумной затеи. Но отношения мы с ним поддерживали, насколько это возможно через инфор — в Апеннины я давненько не выбирался. Теперь, кажется, пришла пора.
В объеме закружились снежинки; пурга несла их мне в лицо, но, отсекаемые гранью объема, они таяли в гаерной радуге. Я даже не сразу понял, что это имитация. Кто их разберет, этих алиенистов, что они могут соорудить для вящей земноподобности? Лес я у них видел — понятно и полезно, но ведь у них там и пустоши есть! Целые купола, а под ними — травка, мелким кустичком горки поросли, цветочки такие мелкие, лиловые, запах странный, пчелы жужжат. Я от тех пчел, помню, с воплями шарахался…
Пурга стихла, объем раскрылся в просторную комнату. К стац-инфору подошла симпатичная девушка с очень серьезным взглядом светло-серых глаз — мне сразу вспомнилась Элис Релер.
— Добрый день, — осторожно произнесла она, приглядываясь к моей помятой физиономии.
— Добрый день, — ответил я, чувствуя себя несколько неловко. — А где Банко?
— Он линдалиен, — ответила девушка. — Оре тревожит его уже полную луну. А что вы хотели?
— Я… хотел напроситься к нему в гости. — Я потер переносицу от смущения. С Банко я договорился бы быстро, но, раз в его доме живет теперь эта юница… не оказаться бы третьим, который всегда лишний (у алиенистов, по крайней мере). — Завтра… может, послезавтра.
— О! — Улыбка у нее была замечательная — меня как теплом обдало. — Мы будем очень рады!
Очень похоже на эту команду — радоваться совершенно незнакомым гостям. Даже имени моего не спросила. Хорошо, что я не поддался тогда на уговоры — я все же не настолько сумасшедший.
— Вы, наверное, офицер Макферсон?
Вот и все в пользу дедуктивного мышления.
— Да. А как вы меня узнали?
— О, Банко о вас очень много рассказывал! — Он полагает, девушка доверительно понизила голос, — что вам место в линдале. Вы не от мира сего.
От алиениста подобное выражение — не хамство, а комплимент.
— Благодарю, — сказал я как мог серьезно. — Так я могу к вам заглянуть?
— Конечно! Мы вас будем очень ждать!
Сразу видно человека, у которого я не гостил. Испытавшие это удовольствие обычно не жаждут повторения.
— Но я, может, не один буду, — счел своим долгом предупредить я.
— Тем лучше! — И что можно противопоставить такому гостеприимству? Разве что гаузер. И то вряд ли поможет. — Заходите в любое время!
— Спасибо, — поблагодарил я. — И передайте привет Банко.
— Не за что. Передам.
Объем погас. Пора переходить ко второй части плана, и, не отходя от приемного угла, связаться еще кое с кем.
Сьюд связи нашел Алису Релер в гостевых комнатах купола Диана.
— Кто там? — недовольно проговорила девушка. Взгляд ее стал осмысленным не сразу — верный признак того, что она долго вглядывалась в гаерное марево, порожденное проектором объемного изображения. Профессиональная болезнь всех компарей — близорукость… хотя, возможно, она просто смотрела новости.
— Я. — Полагаю, что вида моей физиономии вполне достаточно для опознания.
— А, офицер Макферсон, — сменила она гнев на милость. — Зачем пожаловали?
— Насчет следующего занятия…
— Но мы вроде бы собирались встретиться во вторник?
— Собирались. Но я уезжаю в Апеннины. Если хотите, можем поехать вместе, или придется нам отложить занятия.
— Отпуск? — Брови ее удивленно поднялись.
— Примерно. — Я не собирался посвящать ее в свои дела.
— Интересное приглашение. — Она задумчиво улыбнулась.
— Оно не интимное, если вы этого боитесь.
— Боюсь? — Она улыбнулась так очаровательно, что у меня засосало под ложечкой. Кажется, я только что нечаянно соврал… Проклятие! А на мне даже инфора нет, чтобы фильтровать подсознательные сигналы. — Не боюсь! — И добавила серьезно: — Я ничего не боюсь.
Экстравагантная особа. Пожалуй, она правильно сделала, что осталась на Луне. У нас почти все такие.
— Так что вы решите? — Я, в общем-то, ожидал, что она откажется, как всякий нормальный человек на ее месте. Да и я в общем-то не нуждаюсь в сопровождении. Обратиться к Алисе Релер меня подвигло простое соображение — в ее обществе я буду выглядеть куда менее подозрительно.
— Согласна, — решительно ответила девушка.
Я сумел только ошалело кивнуть.
— Когда отбываем?
— Сегодня, — бросил я первое, что показалось мне разумным. — Я вам перезвоню.
— Ладно. — Она поглядела на меня так, словно ожидала возражений, которых не последовало.
— Вы знаете, что ваш дядя умер? — спросил я, в общем-то, не ожидая осмысленного ответа.
— Да, разумеется, — небрежно бросила она. — Потому-то я и здесь.
Час от часу не легче. Может, и впрямь кончина старика на ее совести?
— Я вам перезвоню, — только и смог я повторить, прежде чем отключил связь.
Ну и ладно. Тем лучше будет мое прикрытие. Боже всевышний, как низко я пал, что пользуюсь методами позапрошлого века? Как в плохом историческом вифильме.
Однако до отбытия оставалось немало времени, которое надо чем-то занять. Сделаю еще пару звонков, и можно будет ненадолго баиньки. Где, интересно, Сольвейг ходит? Пора бы ей уже вернуться.
Я вызвал Хиля итд., но сьюд ответил, что абонент находится в полете. Я оставил ему запись — пусть позвонит мне, как только сможет — и потребовал Вилли — уж этот точно на месте, куда он денется из интелтронной сети!
Лосенок, как ему и полагалось, исправно проявился в объеме.
— Тебе разве не передали? — спросил он.
— Передали, — отрезал я. — И брось мне фамильярничать. Перепрограммировать тебя пора. На большую почтительность.
— Лучше не стоит, — несколько напряженно попросил сьюд. Если что-то и способно вызвать в псевдоинтеллекте настоящие, а не имитированные эмоции, так это угроза влезть в составляющую его путаницу интерфейсных программ. — Так чего вы хотели, офицер?
— Хотел спросить, не знаешь ли ты чего про…
— Не знаю, — перебил Вилли. — И не скажу. Тебе же приказ дан — отдыхать до особого распоряжения.
Спорить я не стал — бесполезно, разве что на оверрайд лосенка поставить, а для таких серьезных мер рановато еще. Вместо этого я осведомился, где сейчас Сольвейг.
— Еще не вернулась? — риторически переспросил Вилли. — Тогда жди. Никаких заданий за ней не числится… Сейчас гляну. — Он запнулся на миг, перешаривая мириады кадров, передаваемых вездесущими камерами слежения. — А, понял. Разобралась с нарушением режима в куполе Тардия… сейчас двинется домой.
— Спасибо, — машинально отозвался я.
Вилли фыркнул и отключился. Сам. Почему, стоит машине научиться имитировать сознание, как она тут же начинает хамить?
— Спасибо, — машинально отозвался я.
Вилли фыркнул и отключился. Сам. Почему, стоит машине научиться имитировать сознание, как она тут же начинает хамить?
Ладно. Я отсоединился, переспросил у сьюда еще раз, не вышел ли из полета групарь, потом вернулся в команту и прилег. В голове начинало звенеть, мысли улетучивались, оставляя приятную легкость — верный признак того, что мушка сдохла. Я снял ее, бросил на пол и принялся тупо наблюдать, как шевелятся ворсинки интел-ковра, подталкивая мушку к мусороприемнику. Стоило прерваться эффекту стимулятора, как тут же захотелось спать, но я решил вытерпеть до прихода Сольвейг.
К счастью, ждать пришлось недолго — с четверть часа. За это время я, борясь с противоестественной сонливостью, успел поразмыслить кое о чем, и даже сделать выводы.
Итак: За сегодняшний день меня успели дважды предупредить, притом серьезно (трижды, если считать слова Хозяйки Сэри). Но убивать не стали — то ли нужды не видят, то ли какие-то свои планы на мой счет имеют. И по-прежнему никакой связи между безумными событиями последних дней. Как нет ее. Вот поисками указанной связи я и займусь по дороге на курорт. Если миз Релер не помешает.
А сведения из досье скорее рвут хлипкие соответствия, чем устанавливают их. Вот разве что странное отношение властей к Сиграму… не работал ли он каким-то образом на Службу? Тогда легко объясняется и снисхождение к милым шалостям черной уикки. И наличие у законопослушного лунаря запрещенного гаузера. Но делать такой серьезный вывод на основании дел давно минувших дней рановато. Значит, следует проверить. Заглянуть по дороге в купола Лаланда.
Как я объясню это миз Релер? А никак. Пусть думает, что хочет.
Сольвейг вошла бесшумно. Походка ее выдавала усталость.
— Тяжелый день? — вместо приветствия спросил я.
Моя подруга молча кивнула, раздеваясь.
— Восемь нарушений, — бросила она, наконец. — Столько никогда не было. И шеф всех продрал.
— Это в его духе.
— А Мерриллу разносы полиции устраивать — в его духе? Он такой концерт устроил — мы боялись, что стены рухнут. Миш, ты хоть понимаешь, какую кашу заварил?
— Еще нет, — признался я честно.
— Так вот, если ты немедленно не скроешься с глаз, — объявила Сольвейг, швыряя одежду на ковер и валясь рядом, — ты этого уже не узнаешь. Никогда.
Который раз за день я это слышу?
Только тут я сообразил, что, как дурак, сижу одетый в собственном доме. Я поспешно стянул шорты и откинул поближе к мусорнику, чтобы не валялись на полу.
— Так серьезно?
Сольвейг только пробормотала что-то неразборчивое в ответ.
— Ну так я выполню твой совет, — небрежно ответил я, титаническим усилием подавляя зевок. — Еду в Арету. Навещу Банко… в алиенисты уйду…
Она настороженно взглянула на меня.
— С каких это пор ты стал слушаться советов?
— Да вот — повзрослел, остепенился…
Сольвейг хихикнула.
— Повзрослел! Да ты так и останешься до ста лет хулиганом! Социопат!
Я изобразил натуральную обиду.
— Я?! Пент… э-э… полицейский? — И я выдал по полной программе пантомиму «Защитник мира и спокойствия на боевом посту». Этот номер я довел до блеска года три назад, но он почему-то еще вызывал хохот.
— Да что ты выяриваешься! — Сольвейг едва не плакала от смеха. Думаю, правда, что веселили ее в основном мои зевки, прорывавшиеся наружу в самые неподходящие моменты (я сделал заметку на будущее включить в программу и их). — Можешь ты хоть раз в жизни серьезно поговорить?
— Вряд ли, — улыбнулся я против своей воли и в очередной раз зевнул, едва не вывихнув челюсть.
— Ну вот что, хватит, — Сольвейг посерьезнела резко, как это у нее в обычае. Порой ее внезапные переходы от слез или смеха к ледяному спокойствию действуют пугающе. В этот же раз я ощутил какую-то внезапную тяжелую усталость, превратившую меня в расползшуюся медузу.
— Не держись за это дело. Пожалуйста.
Я не стал спорить. Пусть думает, что я еду в Апеннины кататься на вакуум-лыжах. Мы молча разделись, так же молча почистились и легли.
Странно, но сон ушел куда-то. Что за комиссия, Создатель! Почему меня тянет на матрас в разгар дня и на размышления — к вечеру? Ведь как нарочно — не дают подумать по-человечески, вечно лезут какие-то личности, мешают…
Я потер лоб. А и впрямь — ради чего я мучаюсь? Так просто было бы бросить все, отправиться в Апеннины на самом деле, а не понарошку, подурачиться, приударить за девушками — можно во множественном числе, не сошелся свет клином на подозреваемой в убийстве эмигрантке… Только почему-то тянет меня не нежиться в солярии, а с риском для жизни лазить по вирту.
Бездельник я. Вот в чем штука. Не подавитесь таким признанием? Сам я не знаю, чего мне надо. Захотелось подвигов на свою задницу. И не приставайте больше.
Нет, Миша, эти шуточки ты с кем другим откалывай, ради Бога, а с собой — не надо. Отвечай.
Порефлексировав немного, я понял, что определение себе дал удивительно точное. Дела мне не хватает. Такого, чтобы на всю жизнь и до гробовой доски. Человечество хочу спасать! Горы сворачивать! Ей-богу, пошел бы и в колонисты куда-нибудь — не на Новатерру, не на Фрейю, а на Афродиту, на Энки, на Миктлан, наконец! Только вот в колонисты не берут непривычных к стандартному тяготению лунарей с антисоциальными наклонностями. Берут туда здоровых и уравновешенных. А я вскрывашествую и бешусь со скуки. Сегодня под плазму лез, как слэннер за дозой; точно — мазохист, права Сольвейг.
А раз так — если гора не идет к Макферсону… Я раскопаю это дело, чего бы мне это не стоило. Лучше так, чем всю жизнь марки собирать. Я чувствовал, как меня захватывает неудержимый, бешеный поток — крестовый поход, личный джихад Миша Макферсона под знаменем «А вот вам всем!». Что было сейчас совсем не к месту, потому что стенные часы показывали десять минут шестого, а мне перед отъездом следовало выспаться. Интуиция подсказывала мне, что ночные часы я проведу с гораздо большей пользой для следствия.
Кино, что ли, посмотреть?
Я перебрал пакет мушек, откладывая в сторону нужные листы. Отличная штука эта стандартная кодировка. Синие кружочки — легкий транквилизатор, белые ромбики — галлюциноген, розовые сердечки — и так понятно. Я помедлил немного, потом добавил к набору еще сиреневую звездочку гипногена — для надежности, и отработанным движением налепил все четыре на область сонной артерии, чтобы быстрее всасывались.
Очнулся я через два часа, как и рассчитывал, расслабленный и отдохнувший — правда, уши еще горели. Всякий раз поражаюсь, какие интересные фильмы показывает мне раскрепощенное наркотиком подсознание. Правда, суточные ритмы мои окончательно налифтнулись; преследовало ощущение, что сейчас, вопреки хронометру, утро… чуть не сказал «ясное», хотя для меня это выражение всегда было не совсем понятной фигурой речи.
Расписание рейсов по линии Город-Арета я проверил еще днем, сразу после разговора с Алисой Релер. Оказалось, что я ей почти не приврал — в графике нашлось окно около восьми вечера.
С миз Релер мы встретились вокзале. Я в очередной раз беззвучно пошипел на ее наряд. На сей раз она одела радужные глаза и летучее платье под цвет — многокрасочные полосы, словно ленты серпантина, обтекали ее, так что глаз попросту терял ткань, по которой струились эти разводы, вытекая из ирреальности и утекая в ирреальность. Прохожие выворачивали шеи и падали с глиссад.
— Пока вы не позвонили, я уж думала, что это одна из ваших шуток, — усмехнулась она.
— Никаких шуток, эм, — ответствовал я. — Я совершенно официально приглашаю вас совершить со мною круиз по лучшим лунным курортам. С уроками самообороны.
— Если с уроками — согласна.
Я уже успел заметить и запомнить ее привычные жесты — как она вскидывает голову, отбрасывая косу за плечи, как поводит подбородком. При первой встрече мне даже не потребовалось прикладывать усилий, чтобы тонкие черты ее лица отложились в памяти — наоборот, Элис Релер всплывала непрошено перед моим мысленным взором в самые неподходящие минуты. Теперь картинка вновь ожила.
Я помог Элис забраться в салон. Зашипели герметики, ускорение мягко вжало меня в кресло. Скользя между кольцами маглева, капсула выходила на нуль-орбиту — так на техническом жаргоне именуется очень низкая орбита, проходящая над самой поверхностью. Отсутствие атмосферы позволяет капсулам лететь над самым реголитом с первой космической скоростью — для Луны это около двух километров в секунду. Больше, к сожалению, набрать не получается, иначе капсула с круговой орбиты перейдет на эллиптическую, а та рано или поздно пересечется с лунной поверхностью. Единственное неудобство такого способа передвижения — не все хорошо переносят невесомость. Впрочем, четверть часа можно перетерпеть даже стоя на голове.