— Шутишь? — изобразил удивление лосенок. — Не было там ничего.
— Как не… — начала было Элис, но я махнул рукой, призывая к молчанию.
Почему не запускается коридорный надзиратель?
— Вилли, — не своим шепотом потребовал я, — загрузка мощностей купола Ярман?
— Семьдесят три процента, — откликнулся лосенок.
Близко к норме.
Я опустил руки в контрольную зону, складывая пальцы управляющими жестами. Ничего.
— Оверрайд, — прошептал я. — Ид Макферсон. Диагностика.
В объеме закрутилась цветная канитель.
— В локальных подпрограммах сьюд-контроллера по куполу Ярман обнаружены вредоносные алгоритмы нижнего уровня связности, — сообщил Вилли. — Как ты догадался?
— Большого ума не надо, — откликнулся я рассеянно. — Обмануть камеры слежения ничуть не сложней, чем людские глаза. Лучше скажи, кто этим теперь займется?
— Не знаю, — отозвался сьюд так неуверенно, что мне стало его жалко. — Наличный персонал занят…
А я опять выпадаю из обоймы, потому что боюсь даже инфор натянуть.
— С моего домашнего терминала, — распорядился я, — заберешь вакцину. Ту, что лежит в пятой зоне хранения, под маркой "в". И прежде чем применять — возьми образец вирусного кода, я с ним поработаю потом.
— Это не вирусный код, — ответил Вилли, промедлив секунду. Собственно, мог и не медлить, но подобными, едва уловимыми паузами принято обозначать, что команда исполнена.
— А какой? — удивился я.
— Легальный, — невозмутимо пояснил Вилли. — Ничей.
— Как так? — Все веселее. Как может легальный исполняемый алгоритм не содержать опознавателя?
— Определяющий кодон входит в список допустимых, — проговорил лосенок так скучно, будто объяснял недалекому малышу простейшие детсадовские мудры. — Но он никого не определяет.
У меня не было сомнений в том, что значит этакая нестыковка. Секретный кодон, из тех, которыми пользуются спецслужбы. Можно было допустить, что Карелы его просто купили… но я в это не верил.
— Отменить вакцинирование! — спохватился я запоздало. Против легальных алгоритмов я бессилен — если только не написать специально на них нацеленный вирус, но для этого надо залезть в вирт. Проклятие!
— Извини, Элис, — торопливо пробормотал я, поворачиваясь к объему, — но мне надо бежать…
— Понимаю. — Девушка кивнула с той неестественной серьезностью, какая выдает жертв психологического шока. — Торопись.
Прозвучало по-алиенистски многозначительно.
Я машинально погасил объем.
— Вилли, — обратился я к невидимому собеседнику, — проверь — тело убрали?
— Нет, — ответил лосенок кратко. — Сейчас вызову.
— И, если что — вызывай на любые задания в реале, я сейчас свободен, — промямлил я неловко.
— О’кей, — бросил Вилли, и отключился.
Я уронил голову в ладони. Мне не хотелось ни идти на задание, ни работать в одиночку, ни вообще глядеть на белый свет. Хотелось разве что рассуждать о тщете всего сущего.
В самом деле — как прикажете выступать против самой Колониальной Службы? А ведь обязательно найдется такой умник, что попытается приписать мне богоборчество клинической степени, хотя я всего-навсего пытаюсь взять за жабры не в меру ретивого голубца.
Стоп! То ли у меня размягчение мозгов началось, то ли какая-то другая болезнь, вроде ползучей глупости. Если катастрофа Яго Лауры — суровая реальность, как я предполагаю, то в деле этом замешана вся Служба, а не только Треугольная голова. Сильно ли я наступил на ногу Мерриллу — вопрос открытый, а вот мне он явно поперек горла встал — иначе как объяснишь этакие фрейдистские обмыслочки?
Так что Меррилл — не единственная моя проблема. И нелепая история с Сиграмом, и война Домов, карантин, и даже центровые — все это ложится на мои могучие плечи. Центровые… в сбыте которых Маркос обвинял колониальщиков… в сбыте которых я подозревал Карела… которыми я занимался до отстранения… Это может оказаться зацепкой. Может.
«Если не знаешь, что делать — делай как знаешь». Я встал и направился в купол Ле Солейль. В ту хакерскую забегаловку, где мы последний раз виделись с Маркосом в реале. Возможно, старый стервятник заодно поможет мне справиться с «вредоносными алгоритмами», засевшими в коридорных подпрограммах.
В «Темной таверне» ничего не изменилось. Все так же мрачно волновался авернейский океан и стыли на холодном ветру Тартара белесые стволы квазидеревьев в панорамных окнах; немногочисленные посетители вполголоса беседовали по углам или молча потребляли наркотики разных поколений. Единственная официантка скучала у раздатчика. Маркоса не было. Я, собственно, и не ожидал найти хакера сразу, но в письме он явно намекал на «Темную таверну».
Я подошел к официантке, поздоровался: «Бьено», и, получив в ответ недружелюбное «Добрый день», продолжил:
— Не подскажете, где я могу найти Маркоса Рельи?
— Кто такой? — Официантка подняла на меня тускло-зеленые глаза. Некоторые люди патологически лишены вкуса — ну кому могло прийти в голову носить зеленые глаза с соломенными волосами и ярко-красным платьем? До такого даже кукла не додумается.
— Хакер, стервятник, — пояснил я. — Среднего роста толстяк с разъемами на висках и кисельной физиономией.
— Он у нас часто бывал, — ответила официантка, завязывая пальцы незнакомой мне хитрой мудрой.
— А что, помер? — Вполне возможно.
— Нет, но давно не появлялся. — Официантка нервно оглянулась. По лицу ее было видно, что я не первый, кто интересуется местонахождением некоего Маркоса Рельи. — С позавчера.
— А кто его еще спрашивал? — осведомился я.
— Двое парней, — начала перечислять официантка, ничуть не удивившись, — на вид сущих туристов, потом девица белоглазая, какой-то странный тип — по-моему, компарь, — и голубец.
Вот-так-так!
— Все через реал спрашивали? — осведомился я на всякий случай.
— Нет, только голубец. — Уже хуже. Все остальные могли оказаться не людьми, а видеомасками.
— Как он представился, не помните?
Официантка состроила несколько мнемонических мудр.
— Игорь Козин. — Опять сбой. Хотя… младший лейтенант Козин был сотрудником Меррилла из «старой гвардии». Если бы я услышал сейчас фамилию Дэвро или Еринцева, мне легче было бы убедить себя, что Колониальная служба стремится всего лишь пресечь виртуальные (во всех смыслах слова) беспорядки.
— А остальные?
— Никто себя не назвал. Просто спрашивали. И все — за последние два дня.
Наводящими вопросами и щедрой кредитной смазкой я все-таки выжал из немногословной официантки по паре кадров с каждым из искателей Маркоса Рельи. И тоже зря — никто из описанных не был мне знаком. Но Козин… Я словно заразу разношу — всякий, кто начинает со мной общаться, попадает в поле зрения Службы. Даже такое беспозвоночное (хотя и хордовое), как Маркос.
Я попытался вызвать местные подпрограммы городских сьюдов — через свидетель, само собой, в режиме пользователя, — но, к своему удивлению, не получил отклика. Совсем никакого.
Сообразить, что это значит, я не успел. В «Темную таверну» ворвались трое.
Рефлекс бросил меня в сторону раньше, чем я осознал, что происходит, раньше, чем я успел бы запустить любую репрограмму. Мне убивали до неприличия однообразно — сплющенный шар плазмы прожег стойку раздатчика в том месте, где я только что стоял. В прошлый раз я столкнулся с бластером, будучи в репрограмме. Теперь я получил представление, как это выглядит в реальвремени — и, доложу я вам, оно растягивается не хуже.
Тело мое в этот момент уже описало плавную дугу, уходя из-под прицела; нейрокоманда выбросила блиссеры из кобур с такой силой, что решетки оцарапали запястья до крови. В полете я успел бросить взгляд на стрелявших. Действительно однообразно — тот, кто посылал их, вероятно, наштамповал сотню клонов одного и того же неприглядного громилы. Еще не коснувшись пола, я выстрелил, но промахнулся — с блаженным стоном сполз со стула один из клиентов.
И тут в схватку вмешался непредвиденный фактор. Рослый мужчина за столиком у окна на Аверн вскочил, выхватил откуда-то ручной парализатор и, не говоря ни слова, уложил одного из громил выстрелом в шею.
Все это я увидел в медленном полете — и очень хорошо, потому что успел в последнюю секунду оттолкнуться от стола, изменив траекторию. Огненный ком пролетел мимо, расплескав мертвое покрытие пола. Мебель вокруг бешено задергалась в электрической агонии. Я выстрелил еще раз — более удачно, судя по тому, что второй громила выронил бластер и, хватаясь за пах, медленно опустился на колени. Последнего добил высокий.
Впечатление от расправы несколько смазалось тем, что приземлился я поясницей на горячий пластик и, не стесняясь, взвыл. Высокий мужчина подал мне руку.
— Бьено, — пробормотал я, вставая и пытаясь содрать со спины застывший термопласт. — Очень кстати.
— Бьено. — Высокий усмехнулся одними глазами. Улыбку губами я видел, а вот такое… почти как знаменитая «улыбка без кота». — Эстебан Игнасио Артемисио Яго Маклин-и-Родригес. Можно просто Эстебан.
Я с трудом подавил дурацкое желание спросить, Маклин он все же, или Родригес. Дареному помощнику в губы (или зубы?) не смотрят. Представляться я не стал — отчего-то казалось, что этот тип меня знает.
— И из какого же вы Дома? — вежливо поинтересовался я.
— Из Дома Джотто, — спокойно ответил Эстебан, нимало не удивившись вопросу. — Наш новый работник в последние дни начал привлекать нежелательное внимание. Мы решили выяснить, в чем дело.
— И поэтому меня спасли? Спасибо.
— Ну, — Эстебан улыбнулся уже по-иному — с черным испанским юморком, — если бы вы умерли, я не смог бы вас допросить.
— А допрашивать не надо, — возразил я, — и так все расскажу. Только давайте присядем куда-нибудь… подальше от камер. И сначала уберем мусор.
Мы обезоружили бандитов (бластеры я конфисковал в пользу сил правопорядка, отчего тут же стал походить на космического пирата — грязного, злого и обвешанного оружием до самых ушей), израсходовали, пока громилы не пришли в сознание, а тела вышвырнули в отводку, проверив предварительно, не проник ли вредоносный код в тамошние подпрограммы. Прохожие брезгливо огибали неподвижную кучу. Я попытался через свидетель проверить удостоверения личности нападавших, но потерпел неудачу — биткарты этих парней кто-то удалил с такой аккуратностью, что я едва отличил пластиковые ногти от настоящих.
Мы вернулись в «Темную таверну». Я заказал себе еще один стакан астрона, а Эстебану по его просьбе — кружку черного кофе. Сам я не питаю особого пристрастия к этому кисловато-горькому напитку, от которого сводит скулы и заходится в истерике сердце, но некоторые недавние иммяки готовы за чашку удавить первого встречного.
Я коротко пересказал Эстебану свои злоключения в той части, которая касалась Маркоса непосредственно, а также сопутствующие догадки. Как и следовало ожидать, групарь мне не очень поверил, но пентов на Луне хоть и не любят, но уважают, и просто отмахнуться от моих слов Эстебан не мог. Он обещал «разобраться» (скорее всего я оказал Маркосу плохую услугу, но тут он сам виноват — нечего врать работодателям) и снабдил кое-какими сведениями, которых Хиль мне дать не мог, опасаясь подключенных линий.
Маркос, как и все хакеры идущей войны, прятался в реге Джотто. Прятался в реаль-смысле. Против всех правил Дом Карела не ограничился ирреальной войной. Сражение выплеснулось в коридоры Глюколовни. За последние четверть часа погибло два десятка человек, вообще непричастных разгоревшемуся конфликту. Полиция вынужденно смотрела на перестрелки сквозь пальцы, осаживая зарвавшихся групарей, лишь когда доходило до гаузеров. Но больше всего моего собеседника беспокоило странное отношение карелов к пентовке — презрительно-враждебное, точно у человека, вынужденного сдерживаться, пока не настанет час мести.
Мне это кое о чем говорило. Если за Карелом из Карелов маячит треугольная голубая башка — не диво, что у этого подонка прибавилось самоуверенности. Следовало ожидать.
К сожалению, моему собеседнику тоже не было известно, кто искал Маркоса до меня. Понятное дело, то были не его люди.
В конце концов с Эстебаном из Джотто мы договорились. По счастью, он занимал достаточно высокое положение (равное примерно рангу Хиля из Л’авери), чтобы заключить со мной если не альянс, то временное перемирие. Пока Дом Карела остается угрозой, мы союзники. Что будет потом — вопрос другой. Не люблю я кукольников, но чего только не стерпишь ради дела.
Домой я вернулся не в лучшем расположении духа. Все лунари как-то откликаются на медлительный ритм вращения; меня ближе к рассвету охватывает депрессия. Я разделся и, пытаясь развеять тоску, скачал себе очередную рассылку новостей.
Блок комментариев по взрыву на Лагранже я пропустил — вряд ли там появится что-нибудь интересное, покуда о своем решении не объявит экспертная комиссия. Перейдем сразу к новостям Доминиона. Ага… беспорядки на Аверне[32]; местная администрация, расписавшись в собственной беспомощности… ля-ля… направлен взвод боелюдей[33].
Так-так. Видеть между кадров мы и сами умеем. Что же за бучу утворили ссыльные на злосчастной планетке, если на усмирение мятежа (слово «беспорядки» в данном контексте переводилось именно так) брошена не малая оперативная группа из четырех-пяти супераугментов, а полный взвод — сотня наводящих ужас киборгов? Ладно, пусть их; главное, что не на наши головы. Что у нас дальше?
В систему 82 Эридана[34] направлена следственная комиссия Службы[35] по требованию населения Теллуса…
Пожалуй, если бы не боелюди, я бы пропустил эту заметку мимо ушей. По привычке, как пропускаю девяносто девять процентов того, о чем болтают в рассылках. А так сработал уже запущенный режим междустрочного чтения, и я задумался.
В последние дни Служба будто с цепи сорвалась. По каждому поводу в домены отправляют голубцов десятками, пачками, без разбора. Раньше обошлись бы одним. А то и пригрозить хватило б. На всю Луну, на три миллиона — пятеро колониальщиков. Это стало в последние годы. А раньше ровненько по стандарту было, один голубец на миллион жителей.
Такое впечатление, что крысы разбегаются из протекающего купола.
Сам не знаю, как это до меня дошло, но, единожды явившись, мысль эта не отпускала. Действительно, если катастрофа близится — как проще и неприметней всего вывести с Земли максимум голубцов? Да разослать их по надуманным поводам в домены…
Но это значит, что день "Д" и час "Ч" на носу. Будет странно, если взвод боелюдей потратит на подавление рассерьезнейшего мятежа больше недели.
А что я сам делал бы на месте людей, вознамерившихся захватить власть в освоенной вселенной? Да в общем, поступил бы так же. А еще — постарался бы заранее, до условленного момента поставить под контроль хотя бы часть миров, спровоцировать беспорядки, сместить местные власти, установить военное правление… Что и наблюдаем.
Так может, и события у нас, на Луне, вписываются в тот же ряд? Меррилл провоцирует Карелов, те начинают войну — не только с другими домами, но и с полицией… Правда, затребовать подкреплений он не может — карантин не дает. Разве что сбрасывать баллистические капсулы с орбиты. Или приказ был дан заранее, а голубец только выполняет его до иоты?
Или у господина Меррилла свои планы? Если власти он хочет не для Службы — для себя? Тогда все сходится. Пока еще дойдут руки до отколовшейся Луны у полураспавшегося союза обитаемых миров… а к тому времени можно расширить производственную базу, контролерами поставить — сьюдов, ощетиниться пенфорд-аннигиляторами… и упиваться властью.
Звонок раздался неожиданно, хотя и негромко — у домового хватило соображения не пугать меня, когда я работаю. В объеме проявился крайне возбужденный Эрик.
— Миша, выручай! — Ну-ну. Только теперь, значит, «выручай»? Я-то думал, что меня начнут рвать на части, едва я из капсулы выйду.
— Что случилось?
— Опять элман буйный. — Ничего себе «опять». Как говорится, давно не было. Центровики нередко сходят с линии, но обычно они попросту впадают в кататонию. Да и тех, кто все же принимается бушевать, скрутить их не проблема — движений они толком не контролируют, мысли разбегаются. Депрессия, хоть и ажитированная, не лучшее состояние духа для бурной деятельности.
— Сильно?
— У него оружие.
Прецизионная точность.
— Какое?
— А всякое. Бластер точно есть. Еще гаузер и блиссер. Блиссером он кормится.
Так. Никаких связных мыслей у меня не возникало, одни междометия. Что за светотень творится? Элман с оружием?..
— Где Сольвейг?
— Уже едет.
И то легче. Вы можете удивиться, почему в моем рассказе все время мелькают одни и те же имена. На самом деле весь постоянный штат подчиненных нашего шефа составлял четыре десятка человек — включая санитарную полицию — и из этих четырех десятков почти половина разбросана по дальним куполам. Не так и много остается для делового и дружеского общения.
— Где этот парень засел?
— В куполе Чаплина. — Киношники лифтанутые… — В третьей верхней отводке. Но он разбил дорожку, так что подобраться к нему впрямую никак — он простреливает все подходы, да и большую часть купола.
Час от часу… Точно сговорились все вокруг не давать мне ни минуты подумать спокойно. Первый раз в жизни со мной творится этакая светотень.
Пять минут спустя я был на месте — вооруженный, как я полагал, до зубов, потому что бластеры кареловских громил так и болтались у меня на ремне. Полагал я неверно — поджидавшие меня ребята из милицейских увешались опасной для здоровья мишурой так, что кожи не видно. Сольвейг, Эрик и Эрнандес (за все годы нашей совместной службы, а он поступил в пентовку еще до меня, я так и не узнал, имя это или фамилия — во всех документах он значился просто как Эрнандес) отогнали неорганизованную ополченскую банду за пределы досягаемости элмановского бластера. На большее моих коллег не хватило, ибо ополченцы рвались в бой, ругаясь и призывая все кары, хвори, несчастья и цорес, какие только есть в Доминионе, на голову ополоумевшего элмана. Я понимал их негодование. Прежде роскошный сад перед входом в отводку тлел; все, что могло гореть, уже сгорело или само погасло, и едкий дым противно щипал глаза. Синеватая дымка висела в воздухе, амебно шевелясь и медленно утягиваясь в вентиляцию.