Бавария-фильм. Кстати, интересное место. Там снимались многие хорошие фильмы. Будет время – сходи. Там экскурсии проводят, есть на что посмотреть. Но это все после. Сейчас тебе надо оформить пропуск и получить аванс. Тебе ведь, наверное, нужны деньги?
– У меня есть десять марок.
– Надолго этого не хватит. Тебе только за гостиницу надо будет платить пятьдесят марок в день.
– Ого!
– А ты что ожидал? Это Мюнхен, здесь все дорого.
– А попроще чего-нибудь нет? Общежития там какого-нибудь?
– Нет. У нас нет общежития. Раньше было, но его продали. Можешь поискать в частном секторе, но, скорее всего, у тебя ничего не выйдет. На месяц, да еще и во время Октоберфеста тебе вряд ли кто сдаст. Но ты попробуй: почитай объявления в газетах, позвони.
Главное: сразу говори, что работаешь в нашей Фирме. Ее все знают и уважают. А то подумают еще, что ты с какого-нибудь БМВ, и сразу откажут. Ну, этим ты потом займешься. А сейчас надо заняться пропуском и авансом. Счет уже открыл?
– Да, сберкнижку.
– Это ты зря. Почему сберкнижку? Надо было счет открывать.
– Секретарша сказала.
– Это она напутала. Ладно, может, и со сберкнижкой получится.
Со сберкнижкой получилось. Но получить с нее деньги можно только в своем банке и только в рабочее время, а закрываются банки очень рано. В России со сберкнижки вообще деньги не снять. И намучался же я с ней после!
Шуберт выдал мне план территории Фирмы, объяснил, где мне получать пропуск, а где деньги, и я иду по инстанциям.
Территория Фирмы – целый город. Фирма переехала сюда после войны из
Берлина. По архитектуре зданий можно отследить всю ее послевоенную историю как историю дерева можно отследить по годовым кольцам.
Скромные двухэтажные домики, где сейчас магазин для сотрудников и библиотека, соседствуют с кирпичными и панельными пятиэтажками и большими сверкающими зданиями из стекла и алюминия. Есть тут и свой парк, и спортплощадки. Фирма определенно многого достигла за послевоенные годы.
Десятки разнокалиберных зданий, причем среди них нет ни одного производственного. Здесь ничего не производят, только разрабатывают, заключают договора, продают. Заводы в других местах, а этот город – сердце и мозг Фирмы. Здесь перерабатывают огромное количество бумаги и зарабатывают огромные деньги.
Отдел кадров занимает здание, сравнимое по размерам с главным корпусом нашего института. Длинные коридоры с указателями, лестницы, где на площадках наклеена наждачная бумага на полу, чтоб людей не заносило на поворотах. Ильф и Петров правильно отмечали, что от хождения по таким учреждениям скорость посетителя постоянно увеличивается. В отделе кадров Фирмы люди разгоняются до таких скоростей, что ходить по лестницам бывает просто опасно.
Пропуск мне выдает девушка, говорящая такими длинными и труднопроизносимыми словами, что даже она сама в них путается.
Получаю аванс. Огромные деньги, как мне кажется. Во всяком случае, я никогда не держал в руках такой суммы. Но это только кажется. Для жизни в Мюнхене это совсем не много.
К Шуберту я возвращаюсь как раз к обеденному перерыву.
На территории Фирмы есть несколько столовых, которые здесь называют казино. Право же, это лучшие производственные столовые, какие мне когда-либо доводилось видеть. Я никогда не ел в столовой с таким большим выбором первых и вторых блюд, блюд национальных кухонь, булочек, десертов и напитков. И все это действительно качественно приготовлено и сравнительно не дорого. Особенно меня с непривычки удивляет пиво в столовском ассортименте.
– А что, здесь можно употреблять спиртное в рабочее время? – спрашиваю я.
– Когда-то, в давние времена, в Баварии был большой неурожай, – объясняет Шуберт, – тогда у людей не было ничего кроме пива. Им и выжили. С тех пор в Баварии пиво считается не алкогольным напитком, а продуктом питания.
– И что, его можно пить за обедом?
– Его можно пить даже за завтраком, – говорит другой коллега. – Но только пшеничное и только с белыми сосисками.
– С какими сосисками?
– С белыми. Это баварские сосиски. Они белые. Их едят только на завтрак, до одиннадцати.
– До двенадцати, – поправляет его сосед.
– Возможно, до двенадцати, но не позже. Их едят с пшеничным пивом и сладкой горчицей.
– Какой горчицей?
– Сладкой. Это баварская горчица. Она сладкая. Ее едят с белыми сосисками.
– Белые сосиски не едят, их высасывают, – поясняет сосед, -
Обмакивают в сладкую горчицу и высасывают из кожуры.
– Что за чушь! Ничего подобного, их очищают от кожуры ножом и едят как нормальные сосиски.
– Вы оба не правы. Их разрезают ножом наискосок, тогда кожура сама снимается.
– Это вкусно? – спрашиваю я.
– Странный вопрос. Их просто едят. Так полагается. Сперва варят, а потом едят. Тут не во вкусе дело. Это старинный баварский обычай.
Кажется, я ел уже белые сосиски. Правда, я ел их на ужин. Я их жарил, ел вместе с кожурой, с кетчупом и запивал соком. Хорошо, что ни один баварец этого не видел.
А сейчас я ем нюрнбергские сосиски. Они тоже белесые, но не совсем белые. Их едят жаренными, с квашеной капустой. Но я не взял гарнир.
– Почему ты не взял капусту? – спрашивают меня.
– Она мне еще в школе надоела.
– Разве русские едят квашеную капусту? Это же немецкая еда.
– Едят. У нас в школьной столовой ей постоянно воняло.
– Странно. Французы называют немцев пожирателями кислой капусты, а русские, значит, такие же. А как же тогда русские называют немцев?
– Фрицами.
– Это, наверное, в честь Фридриха Великого.
– Да уж не иначе.
После обеда Шуберт показывает мне мое рабочее место. Компьютер мне еще не поставили, но заказали еще неделю назад. Так что есть шанс дождаться. А пока мне просто дают для ознакомления документацию, с которой мне предстоит работать.
Речь идет об оборудовании, разработанном одной канадской фирмой.
– Нам незачем самим что-то разрабатывать, – говорит Шуберт. – Этим занимается всякая мелочь. Оборудование разработали канадцы, программы написали в Израиле. Мы специально для этого купили там одну фирму. А продаем все это мы. Нас все знают, у нас имя. И это имя дорогого стоит.
– Оборудование у вас тоже не дешевое, – говорю я. – У других оборудование не хуже, а цены значительно ниже.
– А кому оно нужно их дешевое оборудование? У нас зато сервис какой! Мы обслуживаем свое оборудование, сколько бы лет им не пользовались. Никто другой так не делает. Пройдет пара лет и всякая другая фирма прекратит поддержку устаревшей техники. А мы продолжаем. То есть, держим людей, которые и в устаревшем оборудовании разбираются. Это само по себе не малых денег стоит.
Потому и берем дорого. А люди покупают, потому что знают, что на нас можно рассчитывать, мы не какие-нибудь однодневки, что разорятся через пару лет. Нам уже больше века. Мы пережили две мировых войны, нашими клиентами кто только не был! Потому все обращаются именно к нам. Весь мир пользуется нашими услугами.
– И что, в России находятся такие, кто готов заплатить такие деньги?
– Конечно. Денег у них, правда, нет, но мы и кредиты даем. Мы даем кредиты вашим фирмам, а они на эти деньги покупают наше оборудование.
– А они отдадут?
– Отдадут, никуда не денутся. Если у них денег не хватит, то мы им еще кредит дадим.
– И так сколько раз?
– Сколько угодно. Нам спешить некуда, у нас вечность впереди.
– Разве так можно: брать кредиты и кредитами за кредиты расплачиваться?
– Только так и можно. Это рыночная экономика. Скоро и в России это поймут.
– У нас считается, что рыночная экономика это плановая экономика без плана. Так говорят наши ведущие экономисты.
– В детский сад тех экономистов, переучиваться. Плановая экономика без плана это как рыночная экономика без рынка. Это вообще не экономика. Ничего, со временем разберетесь. России еще много чего нужно усвоить. Все-таки вы надолго от рыночной экономики оторвались.
Теперь всему заново учиться приходится. А ведь когда-то наша фирма была основана именно в России.
– Разве?
– Да. Сто лет назад ее представительства одновременно открылись в
Лондоне, Берлине и Петербурге. Наш завод до сих пор в Петербурге существует. Мы ехали мимо него по дороге в аэропорт. Мы этот завод сейчас хотим обратно выкупить, но не продают, хотят сперва развалить его окончательно. А жаль. Там выпускают электронные лампы. В мире их почти везде перестали выпускать, а там все еще производят. Они очень нужны, на них можно было бы хорошо заработать. Мы бы там все обновили, зарплаты бы стали платить. Нам этот завод ведь не только даже из-за ламп нужен. Он же для нас еще и историческая реликвия.
Надеюсь, что нам все-таки удастся его вернуть. Нам спешить некуда, у нас вечность впереди.
Ну, посмотрим.
После работы я наконец выбираюсь в город. Сажусь на электричку и еду до станции Мариенплатц. Это узловая подземная станция. В переходах и на платформах множество людей. Бросаются в глаза висящие рядом таблички "Не курить" и "Окурки на рельсы не кидать". Впрочем, на рельсах все равно много окурков. Тут и там по шпалам снуют мыши.
Надеюсь, что нам все-таки удастся его вернуть. Нам спешить некуда, у нас вечность впереди.
Ну, посмотрим.
После работы я наконец выбираюсь в город. Сажусь на электричку и еду до станции Мариенплатц. Это узловая подземная станция. В переходах и на платформах множество людей. Бросаются в глаза висящие рядом таблички "Не курить" и "Окурки на рельсы не кидать". Впрочем, на рельсах все равно много окурков. Тут и там по шпалам снуют мыши.
Впрочем, я приехал не станцию осматривать. Я поднимаюсь наверх.
Итак, я впервые оказываюсь на центральной площади Мюнхена. Вид грандиозного здания ратуши, готичнее самой готики, захватывает дух.
Кажется, только ради того, чтоб увидеть это здание, стоило приезжать в Мюнхен.
Огромное и величественное, со скульптурами, химерами, драконами, с башенными часами, украшенными танцующими фигурками, оно кажется древним, как сама Германия. Но это только кажется. Мюнхен не так уж давно стал значительным городом. Ратуше немного больше ста лет. Она была построена в то время, когда, в период расцвета стиля модерн, все вдруг вспомнили о своих национальных корнях. В России в то время строили лубочные церкви, как Спас на крови, а в Германии слушали оперы Вагнера и строили ратуши в неоготическом стиле.
Старая ратуша тут же, рядом. Она выглядит гораздо скромнее, ее и заметишь-то не сразу. Это здание действительно готическое, но об этом говорит только остроконечная башня. Других архитектурных излишеств не наблюдается. Впрочем, и это здание совсем не древнее.
Как почти все в Мюнхене, оно не пережило войны, и восстановить его было невозможно. То, что построили на его месте – скорее напоминание о том, что было тут до войны, макет в натуральную величину.
К сожалению, в Мюнхене мало чего осталось от довоенного города.
Немногое было восстановлено в довоенном виде. Многие дома в центре – обычные кирпичные коробки, на которых просто нарисовано, что было раньше на их месте. А на Мариенплатц, на стороне, противоположной
Новой Ратуше, стоят обычные современные офисные постройки, рестораны и универмаги, позади которых высится башня церкви Старого Петера.
В средние века Мюнхен был довольно маленьким городком. Старый город, который некогда был окружен стеной, можно пройти за десять минут от ворот до ворот. Городские ворота сохранились, а стену снесли в XVIII веке, когда город стал перерастать свои тесные границы.
Поражает своими размерами Собор Богоматери. Две симметричные башни собора – один из главных символов Мюнхена. Трудно поверить, что в XV веке люди уже умели строить такие огромные здания.
Совсем не старым выглядит Старый Двор, что неподалеку от
Мариенплатц. Здание, с XI века бывшее резиденцией баварских герцогов, оказывается обычной постройкой из белого кирпича, какие в
Питере строили в пятидесятые годы. На этом доме пристроена башенка совсем из другой эпохи. Обезьянья башня, напоминание о том Старом
Дворе, в котором прошло детство будущего римского императора Людвига
Баварца. Слабая иллюзия древности.
Мимо здания оперного театра и королевского дворца прохожу на
Одеонскую площадь. Здесь, от величественного здания Галереи
Полководцев, начинается главная улица Мюнхена Людвигсштрассе.
Полюбовавшись на Галерею Полководцев и на изящную Театинскую
Церковь, сворачиваю под арку дворцового сада.
Небольшой, но очень красивый и стильный дворцовый парк отделен от площади стеной, внутренняя сторона которой расписана сценами из истории Баварии.
В парке, на прямых аллеях между аккуратно постриженных газонов и ухоженных клумб, люди играют в какую-то незнакомую мне игру с металлическими шарами.
Прохожу в центр парка, к ротонде, откуда доносится музыка. В ротонде потрясающая акустика, и выступления обычных уличных музыкантов превращаются здесь в настоящий концерт.
Над парком возвышается купол бывшей полковой церкви. В ней и в современных пристройках по бокам сейчас располагается баварская государственная канцелярия. Перед ней маленький мавзолей в память о солдатах, павших на первой Мировой войне, а сбоку черный каменный куб памятника борцам против национал-социализма.
Выхожу из дворцового парка и, мимо небольшого запущенного садика, кишащего кроликами, иду к подземному переходу.
Выйдя из него, оказываюсь в Английском парке.
Английский парк Мюнхена один из самых больших городских парков
Европы. До сих пор я знал о нем только то, что где-то там находилось главное здание радио Свобода/Свободная Европа. На самом деле, это далеко не самое интересное в Английском парке. Дом за высоким забором, напоминающий то ли тюрьму, то ли военный объект, вообще не стоил бы никакого внимания, если бы не этот факт из его истории.
Когда-то в парке проводились международные выставки, о них и сейчас напоминают японский чайный домик и китайская пагода. Главное здание выставочного комплекса сгорело, а на его месте при Гитлере построили музей. Именно в этом музее проходили знаменитые выставки дегенеративного искусства. А вообще музей был посвящен "правильному" искусству, нацистскому. Помпезное здание построено в характерном для того времени стиле. После войны его не снесли потому, что американцы устроили в нем гарнизонную столовую. А сейчас в этом здании находится музей современного искусства, того самого, что нацисты считали дегенеративным.
За музеем, из-под моста вырывается бурный поток, уходящий вглубь парка. На бурлящей волне отважная молодежь занимается серфингом: катаются на гребне волны, стоя на досках. Впечатляющее зрелище.
Посмотрев на этих смельчаков, иду к станции метро с красивым названием Лель и отправляюсь домой, в Дейзенгофен.
Завтрак в гостинице. Шведский стол и бодрая баварская музыка, напоминающая об уроках физкультуры и о производственной гимнастике на радио в одиннадцать часов. Набираюсь бодрости для предстоящего рабочего дня. Уже здесь начинается чувство какой-то нереальности происходящего. Почему я здесь, как меня занесло в Дейзенгофен под
Мюнхеном? Впрочем, я стараюсь не забивать себе голову такими вопросами, не думать ни о прошлом, ни о будущем. Просто завтракаю, слушаю бодрую музыку, наблюдаю за немцами, тороплюсь, стараясь не опоздать на прямой поезд.
– Как провел вчерашний вечер? – спрашивает меня Шуберт.
– Гулял по Мюнхену.
– И как он тебе?
– Замечательный город. Я здесь в первый раз, мне все интересно.
Здорово, когда есть возможность посмотреть другие города, другие страны, жизнь других людей. Жаль, что такая возможность предоставляется не часто. Я мало что в мире видел. Франкфурт, Париж и все, собственно.
– Значит, у тебя все впереди. Я тоже люблю ездить по городам. В
Париже я недели две провел в отпуске с семьей.
– Это здорово, у меня там было гораздо меньше времени. Я даже не успел сходить в Лувр. А вы, наверное, были даже в Диснейленде.
– Ну вот еще! Что я там не видел? Картонные замки? Я же живу в
Германии, здесь настоящих замков сколько угодно. Ты был в
Нойшванштайне? Ты не знаешь, что это такое и не стыдишься в этом признаваться? Люди со всего мира приезжают, чтоб на него посмотреть.
Вот куда стремиться надо, а не в Диснейленд. Право же, увидев
Нойшванштайн, ты не захочешь никаких игрушечных аттракционов. В
Верхней Баварии вообще масса мест, которые обязательно надо посмотреть. Пинакотеки в Мюнхене, Немецкий музей, Нимфенбург,
Герренкимзее – баварский Версаль. У нашей Фирмы, кстати, тоже есть собственный музей, тоже очень интересный. Тебе непременно надо туда сходить. И в Аугсбург съездить надо. Ты ведь Брехта читал, а Брехт родился в Аугсбурге. В Гармиш-Партенкирхен съездить надо. Туда тоже едут со всего мира. Там Цугшпитце, самая высокая гора Германии. В
Баварии у тебя столько разных возможностей, а ты думаешь о каком-то
Диснейленде.
– Да, Бавария замечательная страна. Кстати, у меня под окном стоит полосатый столб, я здесь много таких столбов видел. Что он означает.
– Это Майское дерево. В мае отмечается старинный баварский праздник. На верхушке столба закрепляются ленты: белые и голубые.
Парни и девушки берут эти ленты и ходят вокруг столба, обвивая его и переплетаясь. Потому и на гербе Баварии переплетены белый и голубой цвета.
– Жаль, что я приехал не в мае.
– Ты приехал еще удачнее. Ты увидишь Октоберфест, самый знаменитый мюнхенский праздник. Туда надо сходить обязательно. Это на Терезином лугу. Ну, да это уж ты все равно не пропустишь.
У меня действительно огромные перспективы. Только как успеть все это за такое короткое время?
После работы я заезжаю на Терезин луг. Это огромная лужайка в центре города. Над ней, на небольшом холме высится огромная статуя женщины со львом. Это Бавария. Когда она была отлита, это была самая большая статуя в мире. Статуя Свободы появилась после. За спиной Баварии колоннада, в которой выставлены бюсты выдающихся баварцев.