Пурпурно-коричневый — Сатмонк — пихает девочку в бок, и она открывает глаза. Мы добились кое-каких успехов. Изменяя положение тел и двигая руками, мы можем парить и двигаться в потоке воздуха.
Собиратель смотрит на меня, однако понять что-то по выражению его лица невозможно.
— Как насчет еды? — выдавливает он из себя гнусавым тенором, прикрывая ладонью лоб-нос.
Я улыбаюсь и показываю большой палец.
— Не показывать зубы, — говорит он. — Это грубо.
Я плотно сжимаю губы.
— Еда, конечно! Без еды — настоящий ад!
— Не ад. Корабль. Большой, больной Корабль. Еда скоро.
Впереди еще одно отверстие; возможно, оно — на противоположной стороне трубопровода, из которого мы пришли. Шанс выбраться и пойти дальше.
По выражению лица девочки я понимаю, что выбраться из вращающегося тоннеля сложно. Она указывает на свои глаза, затем на меня, потом на парней.
— Смотри и учись, только быстро! Иначе закружишься, а потом утонешь.
Они движутся под углом к потоку, отталкиваясь от стенок канала все медленнее и медленнее… Манящее жерло выхода приближается. Я пытаюсь учиться, наблюдая за ними, и мне удается не отстать. Затем мы хватаемся друг за друга и прыгаем вперед.
Еще один, последний маневр, который я так и не понял, — какое-то вращение по раструбу «рожка». Мы барахтаемся, словно дети на куче песка, боремся с ветром, который дует нам вбок…
… И оказываемся в совершенно необъятном пространстве, вдали от раструба, канала и прекрасной и страшной воды.
— Отлично! — кричит девочка. — Иногда получается не сразу, а попытки с третьей или четвертой.
— Сколько ты уже этим занимаешься? — спрашиваю я.
— Не знаю. Я переправилась через четыре реки, но так далеко не заходила — да еще и с книгой.
Про книгу я ничего не понял. Я вообще мало что понимаю. Я никчемный невежда и понятия не имею, почему эта команда до сих пор тянет меня за собой.
Внезапно мне становится страшно. Я же буквально пятое колесо.
Возможно, я по-прежнему пища.
Большие идеи
Камера, где мы оказались, огромна. «Потолка» я не вижу, равно как и противоположной стены. Из воздушных потоков мы вышли и теперь можем лишь «плавать», а это отнимает много времени и сил.
Я уже голоден настолько, что готов грызть собственные руки. Серьезно.
— Мы ждем, — говорит Собиратель, прижимая палец к носу. — Скоро шагаем. Потом приходит холод, и мы гонимся за теплом.
Девочка кивает.
Итак, по крайней мере двое из нас считают, что мы на Корабле. Возможно, Корабль болен, что бы это ни значило. Воспоминания о Сне отчасти подтверждают это предположение, но, к сожалению, они весьма обрывочны.
Что касается нашего местоположения, то мы, похоже, где-то на «периферии» Корабля и медленно движемся вперед, перепрыгивая из одного кольцевого трубопровода в другой. У каналов и труб разные функции. По одному из них — вращающемуся желобу — течет вода. Понятия не имею, откуда она берется и почему желоб вращается. Однако я помню вкус воды, и меня снова мучит жажда.
Нас пятеро. Трое разных, два одинаковых — хотя одна меньше и, вероятно, моложе. (Почему «вероятно»? Потому что она знает куда больше, чем я. Если не принимать во внимание размеры, то из нас двоих ребенок — я.)
По-моему, трое парней уже давно вместе и, возможно, знают даже больше, чем девочка. Приложив усилия, они в состоянии произнести пару слов на языке, на котором говорим мы с девочкой. А она, в свою очередь, способна просвистеть что-нибудь, как Собиратель и Толкарец.
Пространство, ведущее к центру Корабля — «верх», когда есть сила тяжести, — невообразимо огромное, словно бесконечное. Я вглядываюсь в него, и постепенно мне начинает казаться, что я вижу большие искривленные распорки, образующие переплетающиеся трехлучевые звезды. Впрочем, наверное, это просто обман зрения.
Время отдыха быстро заканчивается. Девочка, парившая в позе лотоса, вытягивает конечности, и мы снова движемся — уже к периферии, к «полу». Воздушные потоки становятся сильнее.
— Вес идет, — говорит девочка и что-то свистит Толкарцу.
— Мы чувствуем, — отвечает Собиратель.
— Будет большой ветер, — добавляет девочка. — Весь воздух, который здесь есть, закружится. Нужно залечь и переждать.
Все происходит именно так. Пока мы с небольшой высоты падаем к периферии — «вниз», — воздух холодеет, и в нем появляются потоки более свирепые, чем даже ветер над «рекой» в канале. Однако ветер еще недостаточно силен, чтобы поднять и перевернуть нас.
Главная опасность — холод. Моя кожа немеет. Впереди ползут Сатмонк и Собиратель. Слева Толкарец, а за ним девочка.
— Далеко еще? — кричу я.
Девочка качает головой — она либо не слышит, либо не знает.
Наконец, несмотря на жуткий холод, мы ложимся на гладкий пол. Наш вес увеличивается, и это помогает удержаться. Кроме того, пол теплее воздуха.
Мои глаза почти на одном уровне с вездесущими шариками, которые слегка все подсвечивают. Лампочки освещения. Камера вращается — а может, вращается и весь Корабль. В любом случае я не знаю, почему это происходит.
Меня тошнит — тошнит от всего. Если это и есть жизнь, то лучше я здесь замерзну. Но тело не согласно. Я проклинаю свой упрямый организм, и в моем словаре появляются новые слова — те, которые учитель не должен передавать ученикам.
Ветер стихает. Откуда-то сверху доносится свист — корабль издает собственные звуки, и теперь, когда холодный поток ослабел, они явственно слышны. Воздух стал еще холоднее. Вот уже несколько минут вокруг нас летают бежевые хлопья. Внезапно до меня доходит — это снег. Снег кружится.
Мы стоим. Мы идем. Один за другим, начиная с Толкарца, мы бежим вперед — я так думаю, надеюсь. Понятия не имею, куда именно мы направляемся, — полагаю, что этого не знает и девочка. Может, о нашей цели знают Толкарец или двое других, но они не разговаривают, а просто бегут.
Пол замерзает. Начинаются вариации на уже знакомую, отвратительную тему: мы бежим за теплом, пытаемся выжить, найти пищу. Мною руководят лишь инстинкты, и поиски правды находятся где-то в самом низу списка необходимых дел.
После нескольких минут — или секунд — впереди появляется огромная искривленная стена, по обе стороны которой идет коридор, огибая ее. В коридоре у переборок настоящие двери — продолговатые, высотой примерно с меня.
Одна из них открыта.
Девочка издает радостный вопль.
— Вперед! — кричит она.
Мы лезем через переборку и — как и вначале — попадаем в прямоугольный коридор. Противоположная стена гладкая, без дверей. Сатмонк указывает направо, и мы бежим дальше. Я спотыкаюсь, перед глазами все плывет, сердце колотится. Мои силы на исходе.
Немного погодя я замечаю на полу обрывки одежды и какие-то кусочки. Может, это еда? Я поднимаю буроватый раздавленный кубик.
Остальные бегут дальше.
Кубик твердый, словно камень, и ничем не пахнет. Я кусаю его.
Девочка мчится обратно.
— Не еда — по крайней мере не для тебя. — Она выбивает кубик из моей руки. — Но возможно, еду мы скоро найдем.
Я взбешен и разочарован — и внезапно понимаю, что плачу, хотя глаза сухие.
Девочка тянет меня за руку.
— Не останавливайся. Нужно добраться до тепла. Вперед.
Мы идем. Очевидно, девочка поняла, что я слишком устал. По дороге она подбирает тряпку и, встряхнув, протягивает мне.
— Не очень грязная. Сойдет.
Это шорты из тонкой ткани. На одной из штанин большое темное пятно засохшей крови.
— Нет, спасибо, — отвечаю я, но шорты не выбрасываю.
— Как хочешь. Почти всю нашу одежду мы сняли с мертвых.
Если это должно было меня подбодрить, то затея не удалась. Я снова хочу прилечь — и не ложусь лишь потому, что опасаюсь получить пинок от девочки. Мы догоняем остальных. Сатмонк и Толкарец, похоже, спят. Собиратель караулит, сидя на полу у стены. Девочка перешагивает через них.
Собиратель прикрывает нос.
— Была там? — спрашивает он и, чихнув, качает головой. Ему трудно говорить на нашем языке.
— Нет, так далеко я не заходила.
— Может, добавить в книгу? — говорит Собиратель.
Девочка морщится. Остальные уходят; мы следуем за ними. Хотя воздух прохладный, все же здесь теплее. Возможно, девочка права.
Тусклый свет впереди становится еще более синим.
— Это пузырь? — спрашивает девочка.
— Что такое пузырь? — отзывается Собиратель.
Наверное, Толкарец уже понял, и между ними начинается диалог из свиста и кряканья. Звуки столь комичные, что если бы я сейчас не умирал, то непременно рассмеялся бы.
В конце концов Собиратель говорит:
— Они знают про пузыри. Кто-то рассказал. — Он едва не чихает и, искоса глядя на меня, постукивает по носу. — Учи кряк!
— Они знают про пузыри. Кто-то рассказал. — Он едва не чихает и, искоса глядя на меня, постукивает по носу. — Учи кряк!
— Непременно. — Зажав нос, я фыркаю, а затем издаю что-то похожее на кряканье.
Все смеются. Нет, это еще не конец — ведь я могу шутить. Впрочем, возможно, они всегда издают подобные носовые звуки перед тем, как наброситься на тебя и съесть.
Если бы таков был их план, я бы их понял.
Но я знаю, что об этом они не думают.
Это же люди — мои родичи, только другие, хотя я понятия не имею, откуда мне это известно. Прежде чем я успеваю догнать девочку, синеватый свет становится ближе, а коридор — шире. Пол переходит в какой-то решетчатый мостик с ограждением-«клеткой» из металлических полос. Слева на уровне плеч тянется лестница.
Мы останавливаемся, чтобы оглядеться. Под мостом тьма, наполненная крошечными огнями. На то, чтобы их сосчитать, понадобилась бы вся жизнь.
— Что это? — пищит девочка. Такого она никогда не видела, однако пытается выглядеть невозмутимо. Она не любит все новое и большое — ни предметы, ни идеи.
— Это небо, — отвечаю я. — Вселенная. В ней звезды.
— Это корабль, — возражает Собиратель. — Большой, больной Корабль.
— Где мы? — Голос девочки дрожит.
— В смотровой камере, — говорю я. — Я помню ее по Сну.
Действительно помню — правда, смутно. Здесь мы собирались, чтобы посмотреть на новую планету, вот только ничего похожего на нее не видно. Однако за ограждением что-то есть. Мы идем дальше, и объект появляется впереди — он довольно быстро движется и вскоре пройдет прямо под нами. На секунду потеряв ориентацию, я хватаюсь за перила.
— Это наша планета? — Похоже, у девочки тоже сохранились воспоминания о Сне.
Далеко внизу под нами проходит объект — огромный, грязно-белый, потрескавшийся, покрытый кратерами. Он похож на огромный снежок в клетке, которая вверху переходит в изогнутую и изящную стойку.
И эта стойка, опора или балка, идет от грязного снежка туда, где находимся мы.
Она соединяет снежок с Кораблем, который кажется просто крошечным по сравнению с этой глыбой льда.
Двигаясь по часовой стрелке, балка со снежком подходят к другой стороне и исчезают из виду.
Корабль вращается над снежком в своего рода «колыбели» — или же снежок летает вокруг нас. Но последнее не столь вероятно.
Мы находимся внутри какого-то вращающегося объекта — возможно, цилиндра; вращение придает ускорение и обеспечивает силу тяжести.
Корабль вращается.
— Это не наша планета, — говорю я.
Сатмонк, похоже, согласен: качая головой, он выставляет вперед плоские ладони, словно отвергая все, что видит. Возможно, я знаю, что это за снежок, но именно об этом думать не хочу. Если моя догадка верна, Корабль в самом деле очень болен.
Снежок слишком большой.
Он появляется снова. Я замечаю с одной стороны извилистую канаву — похоже, именно там добывают лед. Канава. Отлично. Это слово обозначает нечто заполненное водой, но данная канава — похожая на змею или змея — полностью состоит изо льда.
Зрелище весьма содержательное, пусть и бесполезное, однако заменить еду оно не может.
Отдыхать на мосту неудобно, поэтому мы идем дальше, к середине моста, где он проходит через прозрачную сферу метров сорок в диаметре. Это место отдыха; сюда приходят, чтобы полюбоваться звездами.
Грязный снежок снова появляется и проходит под нами, на этот раз медленнее. Возникает уже знакомое чувство — Корабль замедляет вращение, и нас бросает вперед, заставляя цепляться за ступеньки лестницы, за перила, друг за друга. Постепенно напор ослабевает, а с ним и сила, тянущая нас вниз.
Мы опять в невесомости.
По большому пузырю проносится ветерок, образуя завихрения у перил и настила моста. Внезапно я понимаю, что надел шорты еще до того, как ступил на мост, — не хотел умереть голым.
Отпустив лестницу, девочка парит передо мной. Последние порывы ветра толкают ее к прозрачной сфере. Я следую ее примеру.
Собиратель, Толкарец и Сатмонк — такие не похожие на нас, но все же добрые существа — не отстают.
Отдохни и умри
Первое, что я вижу в сфере, — полностью одетое тело, медленно вращающееся вокруг своей оси. По-моему, это женщина, однако ее труп сильно разложился или объеден, так что к какому виду людей она принадлежала, определить невозможно.
— Чистильщики здесь редко появляются, — говорит девочка, неодобрительно поджимая губы. Она отталкивается от края моста и, подлетев к трупу, показывает нам, что на плечах у него что-то вроде рюкзака. Девочка выворачивает рюкзак наизнанку — он пуст.
— Книги нет. — Девочка с шумом выдыхает и резко отталкивается ногами от тела, после чего она и мертвая женщина летят в противоположных направлениях — в полном соответствии с принципами Ньютона…
Ньютон.
Первое имя, которое я вспомнил; очевидно, оно гораздо важнее, чем мое собственное.
Огромная серо-бело-коричневая масса очень медленно останавливается под нами примерно «на два часа», если смотреть вперед и от центра Корабля. По часовой стрелке. Стрелки часов. Вращение. Градусы и радианы. В голове появляются картинки, и я начинаю что-то вспоминать.
От печали и удивления я качаю головой; в результате мне нужно хвататься за перила, чтобы остановить вращение. Теперь я смотрю на центр Корабля, на темную часть сферы — и не вижу эффектного «пейзажа». Здесь что-то есть — кучки небольших шаров; каждый заполнен диванами, креслами и темными коробками. Здесь можно отдохнуть.
Девочка хватает меня за плечо, и мы качаемся из стороны в сторону, потом я еще крепче вцепляюсь в перила, гася колебания.
— Женщина пришла сюда не просто так, — говорит она. — И кто-то не хотел, чтобы она здесь была.
— Кто?
— Не друг.
Собиратель и Сатмонк уже оттолкнулись от конца моста и летят вверх к поблескивающему скоплению шаров. Девочка присоединяется к ним, а я со своим обычным изяществом лечу следом.
Покатая поверхность стиснутых вместе шаров покрыта слоем наэлектризованной пыли. Скопление все больше и больше напоминает горсть мыльных пузырей, и в каждом таком «пузырьке» проделан вход. В них тоже плавает одежда.
Девочка открывает одну из коробок, но та пуста. В другом «пузыре» Сатмонк зацепился ногой за диван и сейчас отрывает коробку от поверхности; видны нити синеватого клея. Крышка коробки ловко сорвана, и Сатмонк, издав птичью трель, показывает ее содержимое остальным. Я нахожусь под углом к нему и не вижу, что там, а вот остальные немедленно бросаются к нему — влиятельному и щедрому.
Я снова прибываю последним. Девочка приберегла для меня большой серый пакет — прочие уже розданы в порядке живой очереди.
— Просто скажи «спасибо», — говорит она, подтягивая к себе свой пакет, который, как и все, накрепко перевязан бечевкой.
Понаблюдав за тем, что делают остальные, я тяну за узел…
Появляется тяжелый коричневый каравай; его длина около десяти сантиметров, а ширина и высота примерно вдвое меньше. Здоровый кусок пахнет фруктами и рыбой. Фрукты я помню: скопления «пузырей» похожи на странные виноградные гроздья. Я помню вкус винограда. Во Сне мы ели фрукты.
Значения слова «рыба» я точно не знаю, хотя и могу представить себе океаны, а в воде — серебристых существ. Однако все это лишь отвлекает от главного. Я поедаю каравай, и мне плевать, чем он пахнет.
Кроме того, в пакете лежит податливый овальный шар размером с голову. Он наполнен жидкостью — надеюсь, что водой. Хлеб сухой, и рот быстро наполняется крошками, которые я не могу проглотить, не закашлявшись. Девочка показывает, как нужно поднести шар ко рту и нажать. Да, это вода, почти безвкусная, примерно два литра.
— Все сразу не пей и не ешь весь кекс, — говорит мне девочка.
— Спасибо, — отвечаю я.
Собиратель кивает. Его щеки набиты едой.
— Он похож на белку. — Я смеюсь, выплевывая размокшие крошки.
— Что такое белка? — крякает Собиратель, который умеет есть и разговаривать одновременно.
Я постукиваю пальцем по своим набитым щекам, и мы снова смеемся — смеемся, едим и пьем. Кекс сухой, чуть подгоревший и сладковатый. Я чувствую, как пища и вода попадают в кровь, — чудесное и странное ощущение. Я словно оболочка, наполненная жидкостью и энергией.
Мы привязываем себя ремнями к диванам. Я смотрю сквозь покрытую пылью прозрачную стенку на большой шар, в центре которого плавает мертвое тело.
— Кто-то сюда это принес, — говорит девочка. — Одежду нужно забрать — даже ее одежду. Сложим в один из пакетов.
— Откуда тут вещи? — спрашиваю я. — Ну, то есть где такое можно найти?
— Не беспокойся. Ты все поймешь, когда найдешь свою книгу. Давай спать.