Юхан Крун принял Харри у себя в кабинете. Шкаф за спиной адвоката был битком набит делами разных лет, подшитыми в солидные коричневые кожаные папки, странно контрастирующие с детским лицом Юхана Круна.
— Рад увидеть вас снова. — Крун жестом пригласил Харри сесть.
— Вы меня помните? — спросил Харри.
— Память пока меня не подводит. Да. Сверре Ульсен. У вас тогда было сильное дело. Жаль, что городскому суду не удалось соблюсти все формальности.
— Я пришел по другому поводу, — сказал Харри. — Попросить вас об одной услуге.
— Попросить вы можете бесплатно. — Крун сложил ладони пальцами вверх. Он напоминал мальчишку, который пытается сыграть взрослого на сцене школьного театра.
— Я ищу оружие, которое незаконно ввезли в страну, и у меня есть основания полагать, что Сверре Ульсен так или иначе мог быть в этом замешан. Учитывая, что ваш клиент уже умер, обязательство о неразглашении уже не мешает вам предоставить полиции нужную информацию. Этим вы помогли бы раскрыть убийство Бернта Браннхёуга, которого — мы в этом совершенно уверены — убили именно из этого оружия.
Крун криво улыбнулся:
— Думаю, что будет лучше, если вы предоставите мне право решать, когда истекают мои обязательства, господин следователь. Это не происходит автоматически после смерти клиента. А вам не кажется, что с вашей стороны это несколько бестактно — приходить сюда и делать подобные заявления после того, как вы же и застрелили моего клиента?
— Я стараюсь забыть о личном и помнить только о профессиональном, — ответил Холе.
— Так старайтесь лучше, господин следователь! — Голос Круна звучал еще писклявее, когда тот говорил на повышенных тонах. — Не слишком-то профессионально это у вас получается. Так же непрофессионально, как убивать человека у него же дома.
— Это была самооборона, — сказал Харри.
— Формальности, — ответил Крун. — Ваш полицейский был опытным. Он должен был знать, что у Ульсена нестабильная психика, и не вламываться так. Без сомнения, ваш сотрудник подлежит суду.
Не удержавшись, Харри ответил:
— Я с вами согласен: всегда неприятно, когда преступников отпускают из-за каких-то формальностей.
Крун два раза моргнул, прежде чем до него дошел смысл слов Харри.
— Юридические формальности — совсем другое дело, господин следователь, — сказал он. — Возможно, клятва, принесенная в зале суда, — это мелочь, но если мы будем пренебрегать судебным ритуалом…
— Господин инспектор, — поправил Харри. Он старался говорить медленно и тихо. — А из-за этого вашего «судебного ритуала» погибла моя коллега. Эллен Йельтен. Вбейте это в свою память, которой вы так гордитесь. Эллен Йельтен. Двадцати восьми лет. Самый талантливый следователь полиции Осло. Проломлен череп. Ужасная смерть.
Харри встал и своим стодевяностосантиметровым телом навис над письменным столом. Он видел, как на тощей шее Круна прыгает кадык. Долгие две секунды Харри любовался страхом в глазах молодого адвоката. Потом бросил на стол визитную карточку.
— Позвоните, когда определитесь со своими обязательствами, — сказал он.
Харри уже собирался уйти, когда услышал голос Круна:
— Он звонил мне незадолго до смерти.
Харри повернулся к адвокату. Тот вздохнул:
— Он был чем-то напуган. Этот Сверре Ульсен всегда боялся. Ему было страшно и одиноко.
— Всем так, — буркнул Харри. — Так кого он боялся? — спросил он.
— Принца. Он называл его просто Принцем.
— Ульсен говорил, чего он боится?
— Нет. Говорил только, что этот Принц был что-то вроде старшего по званию и дал ему приказ совершить какое-то преступление. Ульсен хотел узнать, какое ему будет наказание, если он просто выполнит приказ. Несчастный идиот.
— Какой приказ?
— Этого он мне не говорил.
— Он сказал что-нибудь еще?
Крун покачал головой.
— Если решите сообщить нам еще что-нибудь, звоните. В любое время суток, — сказал Харри.
— И еще, господин инспектор. Если вы думаете, что у меня на душе спокойно от того, что из-за меня освободили человека, который убил вашу коллегу, то вы ошибаетесь.
Но Харри уже ушел.
Эпизод 81 Пиццерия «У Герберта», 12 мая 2000 года
Харри позвонил Халворсену и предложил встретиться «У Герберта». Кроме них, в пиццерии почти никого не было. Они сели у окна. В дальнем углу, взгромоздив ноги в сапогах на соседний стул, сидел парень в длинной шинели, с усиками а-ля Адольф Гитлер. Похоже, он решил победить в конкурсе на самую кислую физиономию.
Халворсен встречался с Эдвардом Мускеном, но не в Драммене.
— Когда я звонил ему домой, он не отвечал. Поэтому я узнал в справочной номер его мобильного. Оказалось, что он в Осло. У него квартира на Тромсёгата в районе Руделёкка, где он живет, когда приезжает на Бьерке.
— Бьерке?
— Ипподром. Он бывает там каждую пятницу и субботу. Играет помаленьку, как он сам говорит. Короче, развлекается. У него и лошади там свои есть. Мы встретились в конюшне за ипподромом.
— Что еще он сказал?
— Что по утрам, когда бывает в Осло, он заходит в «Скрёдер». Что понятия не имеет, кто такой Бернт Браннхёуг, и тем более никогда не звонил ему домой. Кто такая Сигне Юль, он знает. Сказал, что помнит ее с фронта.
— Как у него с алиби?
Халворсен заказал пиццу со сладким перцем и ананасами.
— Мускен говорит, что всю неделю был один в своей квартире на Тромсёгата. Ходил только до ипподрома и обратно. Он был там и в то утро, когда убили Браннхёуга. И сегодня утром.
— Вот как. Насколько, по-твоему, это ответственное заявление?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты ему поверил?
— Да… то есть нет… В каком смысле поверил?..
— Брось, Халворсен, не бойся ты так. Просто скажи, что ты думаешь. Я же не буду использовать это против тебя.
Халворсен молчал, уставившись в стол, и теребил в руках меню.
— Если Мускен и врет, — сказал он, — то он умело это скрывает. Это все, что я могу сказать.
Харри вздохнул:
— Ты мог бы мне помочь? Я хотел бы, чтоб у квартиры Мускена круглые сутки дежурили двое полицейских.
Халворсен кивнул и достал из кармана телефон. Харри услышал голос Мёллера и перевел взгляд на сидящего в углу неонациста. Или как они себя называют? Национал-социалисты. Национал-демократы. У Харри как раз была с собой распечатка университетского социологического исследования, где говорилось, что в Норвегии 57 неонацистов.
Принесли пиццу, Халворсен вопросительно посмотрел на коллегу.
— Ешь, ешь, — сказал Харри. — Я пиццу не люблю.
К шинели в углу подсела камуфляжная куртка. Оба подняли головы и посмотрели на полицейских.
— Да, кстати, — вспомнил Харри. — Линда из СБП рассказала мне, что в Кельне есть архив СС — часть его сгорела в семидесятые, но наши иногда обращаются туда за информацией о норвежцах, воевавших за Гитлера. Там хранятся приказы, сведения о наградах, статусе и все такое. Позвони туда и попробуй разузнать что-нибудь о Даниеле Гюдесоне. И Гюдбранне Юхансене.
— Хорошо, босс, — прожевал Халворсен. — Только с пиццей разберусь.
— А я пока разберусь с тем парнем. — Харри встал.
В своей работе Харри никогда не стеснялся использовать свое физическое превосходство для оказания психического давления. И хотя парень с гитлеровскими усиками пытался выглядеть спокойным, Харри знал, что за этим холодным взглядом скрывается тот же страх, что он видел у Юхана Круна. Только этот парень лучше умел его скрывать. Харри резко дернул к себе стул, на котором покоились сапоги «гитлера», и ноги с грохотом упали на пол.
— Прошу прощения, — сказал Харри. — Я думал, что место свободно.
— Козел! — буркнул «гитлер».
Выглядывавший из камуфляжной куртки бритый череп повернулся к Харри.
— Совершенно верно, — сказал Харри. — А еще урод. Мусор. Или «дядя». Нет, это, кажется, слишком вежливо. Как насчет слова «коп» — оно вроде понятно всем.
— Мы тебя чем-то обижаем, или?.. — спросила «шинель».
— Да, обижаете, — ответил Харри. — Долго уже обижаете. Передай привет Принцу и скажи ему, что Холе пришел и принес с собой неприятности. От Холе Принцу, поняли, нет?
«Камуфляжная куртка» смотрела, открыв рот и хлопая глазами. Потом «шинель» раскрыла пасть с редкими зубами и засмеялась, брызжа слюной.
— Ты, что ли, про Хокона Магнуса говоришь? — спросила «шинель»; «камуфляжная куртка» поняла его юмор и тоже заржала.
— Так, — сказал Харри. — Если вы просто рядовые, вы, конечно, не знаете, кто такой Принц. Тогда передайте сообщение своим командирам. Надеюсь, что пицца вкусная, ребята.
Чувствуя на спине их взгляды, Харри вернулся к своему столику. Халворсен замер с огромным куском пиццы в руке.
— Доедай быстрее, — сказал ему Харри. — И сваливаем, пока я снова не вляпался в очередное дерьмо.
Эпизод 82 Склон Холменколлена, 12 мая 2000 года
Этот весенний вечер был жарче всех предыдущих. Окно в машине Харри было открыто, и ветерок нежно гладил его по лицу и волосам. Отсюда можно было увидеть Осло — фьорд с его островками, рассыпанными, будто бурые ракушки. Первый в этом году белый парус скользил к берегу. Два оленя мочились у края дороги, рядом с красным автобусом, с крыши которого из динамиков гремело: «Won't — you — be my lover…»[48]
Пожилая женщина в спортивных штанах и завязанной на поясе куртке трусцой бежала по дороге с блаженной усталой улыбкой.
Харри остановился возле дома Ракели. Ему не хотелось заезжать во двор, он даже не знал почему — может, ему просто не хотелось вторгаться на ее территорию. Смешно, конечно, — он ведь и так придет незваным и нежданным.
Когда он уже подходил к крыльцу, вдруг запищал мобильный телефон. Звонил Халворсен, который только что закончил свои поиски в Архиве государственных изменников.
— Ничего, — сказал он. — Если Даниель Гюдесон и вправду еще жив, то за измену родине его не судили.
— А Сигне Юль?
— Ей дали год тюрьмы.
— Но в тюрьме она не сидела. Еще что-нибудь интересное есть?
— Не-а. И сейчас меня, наверное, выставят отсюда, потому что им пора закрываться.
— Иди домой и ложись спать. Утро вечера мудренее.
Харри подошел к лестнице и уже собрался взлететь по ней одним прыжком, когда вдруг открылась дверь. Харри замер. На пороге стояла Ракель — в шерстяном свитере и синих джинсах, со взъерошенными волосами и еще более бледным лицом, чем обычно. Харри посмотрел ей в глаза, пытаясь увидеть в них хоть какой-то признак того, что Ракель рада этой встрече. Но не увидел. Однако не увидел он в них и той дежурной вежливости, которой больше всего боялся. В ее взгляде не было ничего вообще.
— Я услышала, кто-то разговаривает на улице, — объяснила Ракель. — Заходи.
В гостиной сидел Олег в пижаме и смотрел телевизор.
— Привет, неудачник, — крикнул ему Харри. — Не пора потренироваться в тетрис?
Олег шмыгнул носом, но ничего не ответил.
— Постоянно забываю, что дети не понимают иронии, — сказал Харри Ракели.
— Где ты был? — сурово спросил Олег.
— Был? — Харри немного растерялся. — Что ты имеешь в виду?
Олег пожал плечами.
— Кофе будешь? — спросила Ракель.
Харри кивнул.
Пока Ракель возилась на кухне (на это ушло много времени), Харри с Олегом сидели в комнате и молча смотрели, как причудливые гну скитаются по пустыне Калахари (на это тоже ушло много времени).
— Пятьдесят шесть тысяч, — наконец выдал Олег.
— Да ты что? — сказал Харри.
— Я занимаю первое место в таблице рекордов!
— А ну-ка принеси!
Олег вскочил и побежал искать «геймбой». Тут Ракель принесла кофе и села напротив Харри. Он дотянулся до пульта и убавил звук телевизора. Молчание нарушила Ракель:
— Чем собираешься заняться на семнадцатое мая?
— Работой. Но если ты хочешь куда-нибудь меня пригласить, я сделаю все возможное и невозможное…
Она засмеялась и замахала руками:
— Извини, я просто искала тему для разговора. Поговорим о чем-нибудь другом?
— Мне сказали, ты болеешь? — сказал Харри.
— Это долгая история.
— У тебя все такие.
— А почему ты вернулся?
— Из-за Браннхёуга. С которым я, как ни странно, сидел и беседовал в этой вот комнате.
— Да, жизнь состоит из абсурдных совпадений, — сказала Ракель.
— Настолько абсурдных, что ни у кого не получается сочинить правдоподобную небылицу.
— Ты не знаешь всего, Харри.
— Что ты имеешь в виду?
Она только вздохнула и стала размешивать сахар в своей чашке.
— Да что такое! — возмутился Харри. — Сегодня вся семейка сговорилась загадывать мне шарады?
Ракель слабо засмеялась, потом шмыгнула носом. Весенняя простуда, решил Харри.
— Я… в общем…
Она попыталась начать предложение еще пару раз, но безуспешно. Чайная ложка все мешала и мешала сахар в чашке. За плечом Ракели Харри увидел гну, которую медленно и безжалостно тащил в реку крокодил.
— Все было так ужасно, — сказала Ракель. — И я так по тебе скучала.
Она повернулась лицом к Харри, и он впервые увидел, как она плачет. Слезы текли по щекам и капали с подбородка. Она даже не пыталась их остановить.
— Ну… — начал Харри, больше он ничего не успел сказать — Ракель бросилась к нему. Они вцепились друг в друга, как утопающий — в спасательный круг. Харри дрожал. Хотя бы так, думал он. Хотя бы только это. Просто держать ее в объятьях — вот так.
— Мама! — крикнул Олег со второго этажа. — Где «геймбой»?
— В комоде, — дрожащим голосом крикнула Ракель в ответ. — Посмотри в ящиках. Начни с верхнего. Поцелуй меня, — прошептала она Харри.
— А если Олег…
— «Геймбой» не в комоде.
Когда Олег вернулся с «геймбоем», который все-таки нашел — в коробке с игрушками, то поначалу ничего не понял. Харри с огорченным видом хмыкнул, увидев новый результат в таблице, и мальчик весело рассмеялся. Но когда Харри уже почти сравнял счет, Олег спросил:
— Что это у вас лица такие странные?
Харри посмотрел на Ракель, та изо всех сил старалась сохранить серьезность.
— А то, что нам хорошо вместе. — Харри загнал длинную фигуру вправо и снял три линии. — Твоему рекорду крышка, неудачник.
Олег засмеялся и ударил Харри по плечу:
— У тебя нет шансов. Сам ты неудачник.
Эпизод 83 Квартира Харри, 12 мая 2000 года
Нет, когда Харри незадолго до полуночи вернулся домой и увидел красный огонек автоответчика, он вовсе не чувствовал себя неудачником. Сегодня, после того как Олег уснул и Харри отнес его в кровать, они с Ракелью еще посидели за чаем, и она сказала, что когда-нибудь расскажет Харри длинную историю. В другой раз — сегодня она слишком устала. Харри сказал, что ей нужен отпуск, и она согласилась.
— Мы можем поехать куда-нибудь втроем, — сказал ей Харри. — Когда с делом будет покончено.
Ракель погладила его по голове.
— Тебе не разрешали быть таким наглым, Холе.
— А кто тут наглый?
— Ну ладно, я все равно сейчас не могу об этом говорить, Холе.
Потом они целовались в коридоре. Харри до сих пор чувствовал вкус ее губ.
Не включая свет, он на цыпочках прокрался в свою комнату и нажал на кнопку воспроизведения на автоответчике. Темноту наполнил голос Синдре Фёуке:
«Это Фёуке. Я тут подумал, что на вопрос о том, жив ли Даниель Гюдесон, может ответить только один человек. Тот, кто был вместе с Даниелем в карауле в ту новогоднюю ночь, когда Гюдесона, как мы думаем, подстрелили. Холе, вам нужно найти Гюдбранна Юхансена. Гюдбранна Юхансена».
Трубку положили, Харри услышал гудок, потом щелчок и новое сообщение.
«Это Халворсен. Сейчас полдвенадцатого. Мне только что звонили наши патрульные. Они прождали у квартиры Мускена до самой ночи, но домой он так и не пришел. Тогда они позвонили ему в Драммен — просто проверить, возьмет он трубку или нет. Но им никто не ответил. Один из наших ребят проехал до Бьерке, но там все было закрыто, и свет нигде не горел. Я сказал, чтоб они набрались терпения, и по рации объявил машину Мускена в розыск. Это… ну, просто чтоб ты знал, как обстоит дело. До завтра».
Опять гудок. Опять щелчок. Опять новое сообщение.
«Это снова Халворсен. Старею: про главное-то я забыл! Кажется, мы наконец что-то нашли. В архиве СС в Кельне нет данных ни на Гюдесона, ни на Юхансена. Мне сказали позвонить в Центральный архив вермахта в Берлине. Там какой-то зануда вежливо втолковывал мне, что в регулярной немецкой армии норвежцев почти не было. Но когда я объяснил ему, в чем дело, он все-таки согласился пойти и посмотреть. Через какое-то время он перезвонил и сказал, что на Даниеля Гюдесона ничего нет. Но зато есть копии документов на имя норвежского легионера Гюдбранна Юхансена. Из них следует, что в сорок четвертом Юхансена из СС перевели в вермахт. И на копиях написано, что оригиналы летом сорок четвертого отослали в Осло, и это, по словам берлинского архивариуса, означает, что Юхансена перевели именно туда. Еще осталась переписка с врачом, выписавшим Юхансена из госпиталя. В Вене».
Харри нашел в темноте единственное в комнате кресло и сел.
«Врача звали Кристофер Брокхард. Он работал в госпитале Рудольфа II. Я справился в венской полиции: этот госпиталь действует до сих пор. Мне даже дали штук двадцать имен и телефонов тех людей, которые работали там в войну».
Уж кто-то, а немцы умеют вести архивы, подумал Харри.
«Я стал их обзванивать. Черт, как же паршиво я помню немецкий!»