Потом он сидел на большом камне у арыка и жадно ловил ртом чистый воздух. Через каждую минуту старший лейтенант поправлял на плече свой автомат. Как он умудрился его не потерять в такой обстановке, оставалось загадкой. Но ощущение оружия придавало силу. Все тело трясло, постоянно хотелось прилечь и свернуться калачиком. Мысли текли вяло. Даже воспоминания о погибших больше не внушало ужаса. Что было – то было, и все тут. Наверное, когда телу грозит смертельная опасность, природа погружает мозг в анестезию.
Совершенно неожиданно вспомнились давние рассказы прадедушки о войне (так получилось, что своих дедушек он не застал живыми, а прадедушка был). В Первую мировую войну он был капралом. Они трое суток стояли в окопах, по пояс залитых водой, под яростным артиллерийским обстрелом. Голодные, измученные, оглушенные грохотом снарядов люди на второй день начали засыпать и погружаться в воду. Григорий (так звали прадеда) сначала пытался спасти тонущих рядом товарищей, но через некоторое время впал в транс. К концу третьего дня он тупо смотрел, как на расстоянии вытянутой руки от него погружается в мутную воду его лучший друг. Прадед вспоминал, как смотрел на редеющие пузыри, а когда на поверхность всплыла выпавшая из кармана друга пачка папирос, пожалел, что курево промокло. Только через месяц, в отпуске, его ударило сознание того, что лучший друг утонул в канаве у него на глазах. Невский догадывался, что с ним сейчас происходит то же самое. Вероятно, так действует инстинкт самосохранения. Что бы ни творилось кругом, неважно – ты делаешь только то, что необходимо для твоего выживания…
10Невский пришел в себя, когда его крепко начали трясти за плечи, а потом сильно бить по щекам. Странно, это подействовало. Мозг начал «включаться в работу». Он смотрел на шевелящиеся губы возбужденного лица и пытался понять смысл речи. Как из-под воды, наконец, прорвался голос:
– Док, как ты? Как ты? С тобой все в порядке? – продолжала кричать голова, приблизившись максимально к лицу Невского.
Наконец, Александр узнал в этом человеке командира роты, с которым познакомился перед рейдом. «Шашков Петр, – лениво вспомнил доктор его имя. – Странно, что он тут делает? И почему он кричит мне прямо в лицо?»
Он хотел ответить ему, но язык разбух до невероятных размеров и совершенно не хотел двигаться во рту. Получилось какое-то мычание.
– Контузия, – сказал Шашков, обращаясь к кому-то с ним рядом. – Вон и кровь из правого уха течет.
Только теперь Невский увидел множество людей, которые сновали вокруг. Он узнал своих санитаров, которые перевязывали раненых. «Андрей Чиков, Валк Влад, оба Валерия, – мозг старательно подавал ему информацию, – они ведь делают мою работу. Почему я сижу? Надо немедленно взяться за свою работу! А где санинструктор Фадис?»
Это неотступная мысль начала биться в его голове. Он даже застонал, когда вспомнил все. Прежняя картина молнией мелькнула в голове. «Он спас мне жизнь! Он закрыл меня своим телом! Он совершил геройский поступок! А как же его дембель?! Он же мечтал о скором возвращении в Ташкент!» – Эти быстрые мысли появлялись в его сознании.
Неожиданно одно и тоже слово стало всплывать в его памяти – «лопатка». Он вновь и вновь «обсасывал» это слово, даже пытался попробовать его «на вкус». Что оно означает? И почему оно лезет в мою голову?
«Лопатка не перекрыла ствол миномета, взорвались обе мины в стволе, а потом и другой боекомплект рванул», – эта мысль вдруг отчетливо сложилась в голове. «Но почему это произошло?!»
Невский поднялся и побрел в сторону взрыва. Пыль уже окончательно осела. Убитых собирали и укладывали рядком. Многие фрагменты тел отсутствовали. Перед оторванной головой полковника Трубинера сидел на корточках майор и плакал, приговаривая: «Яков Семенович, Яков Семенович! Что я теперь скажу в штабе армии?!» Видимо, он прилетел с ним сегодня на вертолете, был его подчиненным.
Тело полковника нашли позже и приложили ему голову в общей скорбной шеренге. Погибшие лежали одинаково, сложив руки на груди. Так последнюю дань уважения выразили им живые.
Невский тихо побрел вдоль ряда неподвижных тел. В одном из погибших он узнал старшего лейтенанта Сергея Монастырлы. Верхняя волосистая часть его головы была аккуратно срезана, в глазах застыло удивление. И ничего более. Александр опустился перед ним на колени и закрыл ему веки. Через два тела от командира минометной батареи он увидел, наконец, санинструктора Ахадуллаева Фадиса и тут понял, что искал именно его. Металлический штырь из груди погибшего уже извлекли. Пришлось и ему тоже закрыть навеки глаза. Этого показалось Невскому мало. Он осторожно застегнул его куртку хэбэ на все пуговицы, внимательно вгляделся в лицо, стараясь получше запомнить черты. Затем достал из кармана расческу и осторожно привел в порядок спутавшиеся, взлохмаченные волосы Фадиса.
За этим занятием доктора и застал командир батальона. Он постоял рядом с минуту, но Невский его не замечал.
– Ну, слава Богу, док! Ты жив. А мне доложили, что и ты погиб в этой мясорубке. Что ты вообще делаешь? Ты весь в крови, тоже ранен?
Врач осторожно поднялся, покачал отрицательно головой и, открыв рот, показал на свой язык. Странно, но комбат понял его сразу. Он отстегнул от пояса фляжку и вложил ее в руки старшего лейтенанта. Только после нескольких крупных глотков, Невский понял, что пьет не воду. У водки был сильный привкус бензина (все ясно, везли контрабандным путем через границу в цистернах с горючим). Но сейчас она подействовала, как «живая вода». Язык вдруг опять мог свободно помещаться во рту, можно было даже говорить.
– Спасибо, товарищ капитан! – Сам не узнал своего голоса. Но вернулась речь! – Я не ранен, это кровь Ахадуллаева. Он закрыл меня своим телом. А что здесь случилось?
– Хрен знает, док! Будем разбираться. Похоже, мины в стволе взорвались. Ты можешь сам идти? Тогда ступай к своему БТР, не заблудишься, туда сейчас все будут двигаться. Вертушки я вызвал. Будем раненых и «двухсотых» отправлять. Около десятка здесь положили, а раненых и того больше. Слов нет! – Он в сердцах длинно и заковыристо выругался. Потом похлопал Невского по плечу и добавил: «А Ахадуллаева я запомню. Буду на него оформлять „Красное Знамя“». Он еще раз крепко сжал плечо врача и стремительно пошел в гущу завалов.
11Санитары добросовестно выполнили свою работу: каждая рана была перевязана, каждый раненый и контуженный получил свою первую медицинскую помощь. К счастью, явно тяжелораненых не было – многих сильно посекло осколками, а получившие сотрясения мозга просто нуждались в покое и отдыхе. Их всех уложили в тенечке под большими деревьями.
Невский поначалу пытался помогать оказывать помощь, но сами пострадавшие буквально шарахались от такого доктора: вся форма и лицо залиты кровью, пыль, казалось, въелась в каждую клеточку его тела. Закончилось тем, что оба Валерия подхватили своего доктора под руки и увели к арыку. Помогли умыться и мало-мальски привели его в «божеский вид». Там же, в тенечке, по настоянию своих подчиненных старший лейтенант и прилег. Голова «трещала», шум в ушах стоял непрерывно, тошнило. Несколько кружек воды очень помогли.
Через минут тридцать прилетела пара вертолетов. Они по очереди садились на ровную площадку и забирали раненых и контуженных. Позже прилетела еще «пара», они забрали всех погибших. К тому времени были доставлены еще трое из кишлака – погибли при проческе от рук снайперов. Ничего этого Невский уже не видел – он буквально «провалился» в сон.
Примерно два часа сна придали сил, стало значительно легче. Даже поел со своими медиками. Ребята окружили его такой трогательной заботой и вниманием, что сердце офицера переполняла благодарность. Это уже придало дополнительные силы. К вечеру он даже сам смог «обслужить» двух поступивших с прочески раненых. Ранения были легкие – ради них не стали вызывать новый вертолет. На ночь обоих парней уложили спать в свой БТР.
Утром второй батальон перебазировался на новое место – предстояло соединиться с основными силами бригады. Потом была трудная дорога домой. Обстреляли даже на территории Кандагара. Впрочем, без потерь. Невский сидел вполне уверенно на своем месте рядом с водителем. Как выяснилось позже, остальные батальоны во время выполнения боевых задач тоже были «пощипаны», понесли потери. Не малую часть среди погибших и раненых составили дембеля и старослужащие. Общее настроение у возвращавшихся из рейда – подавленность. Позднее этот рейд так и нарекли «кровавый рейд „стариков“»…
Повести
«Уткашея»
Часть первая
1Женщины на войне… Зачем они едут в воюющую страну?! Даже пребывание женщины в боевой обстановке противоречит здравому смыслу. Война – удел мужчин. Вот пусть бы и обходились одни. Но, нет. Не могут. Посылают и посылают эти «слабые и хрупкие создания» в пекло. А может, они сами, по доброй воле рвутся сюда…
Примерно два часа сна придали сил, стало значительно легче. Даже поел со своими медиками. Ребята окружили его такой трогательной заботой и вниманием, что сердце офицера переполняла благодарность. Это уже придало дополнительные силы. К вечеру он даже сам смог «обслужить» двух поступивших с прочески раненых. Ранения были легкие – ради них не стали вызывать новый вертолет. На ночь обоих парней уложили спать в свой БТР.
Утром второй батальон перебазировался на новое место – предстояло соединиться с основными силами бригады. Потом была трудная дорога домой. Обстреляли даже на территории Кандагара. Впрочем, без потерь. Невский сидел вполне уверенно на своем месте рядом с водителем. Как выяснилось позже, остальные батальоны во время выполнения боевых задач тоже были «пощипаны», понесли потери. Не малую часть среди погибших и раненых составили дембеля и старослужащие. Общее настроение у возвращавшихся из рейда – подавленность. Позднее этот рейд так и нарекли «кровавый рейд „стариков“»…
Повести
«Уткашея»
Часть первая
1Женщины на войне… Зачем они едут в воюющую страну?! Даже пребывание женщины в боевой обстановке противоречит здравому смыслу. Война – удел мужчин. Вот пусть бы и обходились одни. Но, нет. Не могут. Посылают и посылают эти «слабые и хрупкие создания» в пекло. А может, они сами, по доброй воле рвутся сюда…
Как же оказывались наши девчата в Афганистане? «Афганские мадонны» – с чьей-то легкой руки их стали так именовать. А, что, вполне подходящее название! Причин приезда, оказывается, очень много. Вот основные из них.
Денежная – поправить свои материальные дела. Ничего в этом плохого нет. В стране всеобщего дефицита и скудных зарплат вдруг появилась возможность заработать в другой далекой стране, новости из которой поступают очень и очень противоречивые. По официальным каналам – там все хорошо и над головой чистое мирное небо. А по неофициальным… Приходится слышать о закрытых гробах, что прибывают из далеких краев. Но можно рискнуть и поехать. Появится шанс, чтобы «справить приданое» (ходила такая шутка о приезжающих девчатах).
Устроить свою судьбу – тоже не последняя причина поездки. Что вполне можно понять. Столько молодых, симпатичных и еще пока одиноких мужчин вокруг. Но, это, если повезет. А, ведь, везло! Случаи исчислялись не единицами, даже не десятками – сотнями! А кто-то даже бросал свою первую (вторую) жену ради этой единственной «афганской мадонны». Это – жизнь.
Была и еще одна, пусть не многочисленная категория. Ехали, чтобы проверить себя на стойкость, на умение противостоять трудностям, испытать себя в настоящем деле. Ехали «за романтикой».
Как в таком случае относились к их решению родные и близкие, родители в первую очередь, этих, молоденьких порой, девчонок?! Тревожились, конечно. А иногда и просто не знали, где их родное чадо – те врали, что служат в ГСВГ (Группа советских войск в Германии), в ЦГВ (Центральной группе войск – Чехословакия), в ЮГВ (Южной группе войск – Венгрия) и еще, черт знает где, но только не в Афганистане. А кто-то попросту открыто «сбегал» в Афган.
Возвращаясь, повзрослевшие дочери рассказывали о своей «боевой молодости» с гордостью. Им было, что вспомнить.
Всех женщин в Афганистане объединяло одно – они ехали работать на войну, где каждая могла потерять свою жизнь, пусть даже она была сугубо мирной профессии: повар, прачка, официантка, парикмахер, продавец, машинистка, медицинская сестра или служащая в штабе. Война не делала исключений. Она могла забрать любую жизнь, пусть даже и моложе двадцати.
Эти женщины стоят того, чтобы о них рассказать…
2– Можно? – Дверь осторожно открылась. На пороге стояла молодая девушка. Дежурный врач сразу узнал в ней новенькую перевязочную сестру Канашевич Любу. Она приехала чуть более месяца назад вместе с другой новенькой – процедурной сестрой Валентиной Растегаевой. Они поселились в одной комнате в женском общежитии.
– Да, конечно, заходи. У тебя что-то случилось? – участливо спросил старший лейтенант. Он даже встал из-за стола навстречу белокурой красавице. Ее большие голубые глаза, казалось, заглядывали прямо в душу.
– Нет-нет, у меня все нормально! Это меня девчонки из девичьего модуля попросили дежурного врача вызвать в комнату номер 11, там одной требуется помощь. Она жалуется на боли в животе.
– Хорошо, я уже общий прием закончил. Сейчас только схожу проверить новый суточный наряд и смогу минут через двадцать быть в вашем девичьем общежитии.
– Ладно, я там встречу и провожу к больной, – она впервые улыбнулась, отчего показалась сразу совсем молоденькой. Впрочем, ей и было чуть более двадцати.
Через полчаса дежурный врач, прихватив большую медицинскую сумку, входил в девичий модуль. Раньше бывать здесь не доводилось. На входе его ждала Люба, проводила в нужную комнату. Первая вошла в дверь, громко объявив: «Встречайте доктора!» Пропустила старшего лейтенанта вперед, представила: «Наш хирург, Невский Александр». Сама тихонько шепнула, что будет в соседней, 10-й комнате. Быстро вышла за дверь. В комнате было пять кроватей, на которых лежали и сидели молодые женщины. По две кровати стояли в ряд напротив друг друга у стен, одна – у окна. Большой круглый стол разместился в центре комнаты. Тихо играл магнитофон, что-то из восточных мелодий.
Высокая темноволосая женщина быстро поднялась:
– Девчонки, не будем мешать доктору Пилюлькину!
Сама первая вышла в коридор, за ней последовали еще двое. Одна продолжала лежать, повернувшись к стене, видимо, спала. На крайней к двери кровати осталась еще, она тут же отозвалась:
– Это я, болящая. Проходите, не стесняйтесь. Вас тут ни кто не укусит, – она гостеприимно указала рукой.
Невский внимательно присмотрелся. Невольный возглас вырвался у него:
– Это вы, Уткашея?!
– Я. Вообще-то меня зовут Марина.
3Медики Отдельной Кандагарской медицинской роты никогда не жаловались на питание – у них был свой отдельный ПХД (пункт хозяйственного довольствия). Умелые повара готовили для всех больных-раненых, для сотрудников подразделения и даже диетическое питание для нуждающихся. Большое подспорье в этом деле составлял небольшой огородик, где выращивали лук, чеснок, укроп, помидоры, редиску и прочие овощи. Огород – это была особая гордость командира хозяйственного взвода прапорщика Василия Мохначука. Казалось, он был готов пропадать там круглые сутки, заботливо ухаживая за урожаем. Другой гордостью его был бассейн, довольно приличного размера: 5 на 3 м, глубиной почти 2 м. Его сделали своими руками еще год назад. Не было большей радости, чем в самое жаркое время поплескаться в прохладной воде. Порой туда набивалось сразу по 10–15 человек. Воду в бассейне меняли ежедневно, иногда и по два раза. Специальная машина – водовозка ездила на арык, старшина медроты прапорщик Афонин Александр считал это своей важнейшей обязанностью, с гордостью выполняя роль старшего машины. Действительно, бассейн полюбили все. А сливаемая из бассейна вода по специально прорытым каналам поступала в накопитель, а оттуда растекалась по всему огороду, питая живительной влагой грядки. Голь на выдумки хитра! А еще у них был собственный «пруд» – огромная металлическая цистерна со срезанным верхом, вкопанная в землю. Там плавали в огромном количестве «золотые рыбки» – большие китайские красные караси, которых периодически отлавливали и готовили из них уху.
В первый же день своего приезда Невскому показали, как надо радоваться жизни на земле Афганистана: ребята-хирурги перед обедом вылили на себя по ведру холодной воды из бассейна (раздевшись до плавок), затем прошли в палатку, перекусили, сходили покормить карасей, а потом вновь пошли к бассейну, чтобы поплавать вдоволь. Это было счастье! И никакая шестидесятиградусная жара не страшна. Так можно служить!
Но, с некоторых пор, в бассейн зачастили руководители Кандагарской бригады: комбриг, начальник штаба, начальник политотдела и другие высокопоставленные офицеры. Иногда и медикам поставленный часовой давал «от ворот-поворот», мол, «не велено пущать – баре отдыхают». Бывало, до уха долетал и радостный женский смех из бассейна. Ну, а вскоре последовало и величайшее распоряжение – запретить медикам питаться при своем ПХД, обязаны ходить теперь в офицерскую столовую, а рядовой и сержантский состав – в общую столовую со всеми солдатами. Пришлось подчиниться. Правда, дежурный врач имел право «покормиться» на старом месте, а с ним один-два медика. Но, чтобы не подводить прапорщика Мохначука, старались этим не злоупотреблять. Пару недель Невский успел еще пожить по-старому. Позже пришлось «осваивать» общий пункт питания.