— Как он там поживает? Не смешите меня! Как может поживать пожилой человек вдали от города, где прошла вся его жизнь?
— Чем занимается? Шьёт, конечно.
Вот такой примечательный разговор у нас получился.
А вечером этого же дня я улетел обратно — борт на Воронеж следовал через Качу и Донецк.
* * *Шурочка сказала мне, что планы у неё изменились, и она остаётся на курсах на преподавательской работе. И ещё, что какое-то время не будет летать. Ну что тут скажешь? Диагноз однозначный — быть ей мамой. И это хорошо.
Однако, есть и плохая новость — боевая эффективность наших «хорей» оказалась относительно невысока. Командование их использует, в основном, для отпугивания мессеров и в качестве дозорной машины. Как ни крути — поражающая способность двух пулемётов винтовочного калибра давно уже маловата. Патроны же с бризантными пулями на Южный фронт практически не поступают — их, все, сколько делают, отправляют в более горячие места.
При таком положении хорям самое место у нас на курсах, потому что они и дешевле и экономичней «настоящих» истребителей, а по скоростным и маневренным качествам даже несколько превосходят современные серийные боевые машины.
Истребитель, это ведь не только самолёт, но и человек. Вернее, их содружество. Совместная способность донести оружие до точки уверенного поражения цели и привести его в действие. А само-то оружие явно слабовато. То есть с малой дистанции при долбёжке в одно и то же уязвимое место шансы на поражение хорошие, чем и пользуется Мусенька на кирдыке. У неё сбитых — страшно сказать сколько.
Только — вот беда. Не получается эти кирдыки тиражировать — негде сейчас производить столь сложные трансмиссии и механику поворота лопастей на большие углы. Это в мирное время, когда получилось воспользоваться услугами нескольких заводов с самым лучшим оборудованием — тогда всё вышло. А нынче идёт война — даже сами те заводы уже или в оккупации, или в прифронтовой полосе. Поэтому мне придётся рассчитывать на доступные варианты.
Кстати, обучить опытных пилотов обращению с моим норовистым детищем вполне получается — пробовал. Сначала ребята вылезают из кабины мокрые от напряжения, но потом, когда маленько осваиваются, уделывают всех остальных в учебных схватках, как кутят. Тот самый лейтенант Петров, который похож на генерала, сказал, что с такой машиной он бы любому немецкому бомбардировщику просто изрешетил или мотогондолы, или кабину экипажа. Но это только про бомбардировщики. Потому что истребители не столь мощно защищены — их и обычными бронебойными пулями можно пронять. Но зато они из прицела так и выворачиваются.
Кирдыку всё это удаётся куда как лучше из-за решающего превосходства в маневре. А вот хорю, который не настолько тяговит и увёртлив, нужна пушка. Но она на него не встаёт, хотя двадцатимиллиметровые ШВАКи доступны. Вот такие терзания. Обычное дело для любого, кто решает технические задачи — поиск компромисса в пределах доступных возможностей.
С другой стороны один полк сверхлёгких машин Южному фронту сейчас нужен — иначе его не мотали бы с места на место, закрывая то одни бреши, то другие. Ну, да там просто научились правильно им пользоваться — опыт получен немалый. А относительно скромные потери — результат выучки пилотов… пойду, отрежу себе кусочек сала, потому что в этом есть и моя заслуга.
* * *— Знаешь, Шурик, а ведь способ, которым ты решил проблему охлаждения заднего двигателя, в плане аэродинамики заметно выигрывает по сравнению с нашим — мы воздух забираем из потока за счёт отклонения его выступающими элементами, а ты запряг в работу паразитное явление, — Москалёв «раскусил», наверное, последнее из моих ухищрений. Так на то он и авиаконструктор. — Но с углом наклона крыльев вниз ты явно перебдел — мы посчитали. Можно уменьшить валкость кирдыка. Потом, смотри, — он развернул на столе рулон ватмана и прижал его края, — концы крыльев имеет смысл отклонить не вниз, а вверх — тогда поперечная неустойчивость совсем исчезнет.
— Обратная чайка, — кивнул я. — Мне было боязно устраивать такой перегиб из соображений прочности. Хотел сохранить малую толщину крыла.
— При плавном изгибе и стальном лонжероне задача решаемая. Тем более, что и обшивку можно делать из алюминиевого сплава, она возьмёт на себя част нагрузки, что позволит облегчить набор. Это, кстати, даёт очень хороший хороший выигрыш в весе.
— Постойте! — мой взгляд «зацепился» за эскизную прорисовку на свободном участке листа. — Зачем вы моторы слепили один с другим?
— А что прикажешь делать? Двенадцатицилиндровый однорядный Рено воздушного охлаждения у нас в стране так на производство и не поставили — поэтому приходится довольствоваться ММ-1. А их нужно ставить два. Но ты не переживай — зато винты расположатся соосно и заработают встречно — как мечтал Бартини. Прибавка-то тяги от этого получается изрядная, — Александр Сергеевич оглянулся на собравшихся вокруг нас коллег — коллектив явно переживал за представляемый сейчас аванпроект.
А мне, если честно, непривычна роль критика. С другой стороны — я для этих людей лётчик, фронтовик, орденоносец. Преподаватель тактики воздушного боя, наконец. И ещё — единомышленник. Поэтому приговора все ждут не то, чтобы с нетерпением, но трепет в душе присутствует у каждого. Только мне больше по душе диалог — не стану я вещать безапеляционно… если удержусь.
— Что же. Лётчик у нас оказывается в самом носу. Психологически это ужасно не комфортно — пилот истребителя привык быть защищённым спереди мотором. Так вот, этот стереотип мы поломаем, потому что москит вообще не способен нести никакой пассивной защиты. Его броня — маневр. Только среднепланная схема опасна при покидании машины с парашютом — потоком набегающего воздуха летчика размажет о крыло. Надо плоскости закрепить выше, чтобы можно было под ними поднырнуть.
Второй момент. Винт при этом планируется останавливать ручным тормозом. Остановится он — это проверено. Но лопасти-то останутся там, где и всегда, пусть и неподвижные. Вот они человека и зашибут.
— Постой, Шурик! Попадёт летчик на лопасть, или мимо пролетит — это вопрос вероятности. А ведь у тебя на кирдыке даже этого нет.
— На кирдыке имеются дверцы, которые перед аварийным покиданием машины сбрасываются, прилетают в винт и уничтожают его. Обычно хватает одной, но для верности всегда используют обе.
— Композитные лопасти, — почесал лоб один из конструкторов. — Да, они рассыпаются от удара дверцей. А серийные винты нынче дюралевые — согнутся, но не перестанут быть опасными, — мужики запереглядывались.
— Теперь вал — вы его проложили через гаргрот, который закрывает обзор назад. Так что хребет этот нужно сузить и снизить до крайности. И нечего ему тянуться от самой кабины — надобность в нём возникает на целый метр ближе к хвосту.
И, наконец, о вооружении — пора ставить пушку ШВАК. Одну или две — как получится. Крыльевые, кстати, подойдут, потому что нет нужды палить через винт. Они, вообще-то здорово тормозят при стрельбе своей отдачей — машина-то лёгкая.
Вот такой у нас получился разговор. Я не смог удержаться от менторского тона — инструктировал рубленными фразами, выставляя требования с безапелляционностью классического военпреда. Зря я так — знаю ведь, чем закончилась подобная практика — вооружённость и защищённость машин постоянно нарастали, отчего им непрерывно требовалось увеличение мощности моторов, чтобы «везти» возрастающую массу. Истребители тяжелели, маневренность их ухудшалась. Особенно показательна судьба Аэрокобры, превратившейся, в конце концов, в Королевскую Кобру — довольно-таки грузную машину.
Аэрокобру, кстати, делали американцы именно для наших — как-то не прижилась эти истребители ни в их армии, ни в британской, зато у нас пришлись ко двору несмотря даже на шасси с передней стойкой. Так вот — думается мне, что американские буржуазные конструкторы, следуя гнилому принципу «клиент всегда прав» слепо шли на поводу у наших военных, желавших самой толстой брони и самых могучих пушек.
Наверно, для сбивания бомберов получившаяся машина и была хороша, если ей не мешали чужие истребители. Но нам-то сейчас необходимо противодействовать как раз истребителям — господство в небе определяют именно они. И надо, наконец, сообразить, что маневренный бой — так называемая собачья свалка — и уничтожение бронированных бомбардировщиков требуют от самолёта трудносочетаемых качеств. У той же пушки ШВАК один снаряд весит треть килограмма, а их на бой нужно сотню. Прибавку в весе считать приходится на пуды, что для лёгкой конструкции уже значимо.
Глава 22 Новый виток
В училище прибыли сразу два полковника. Оба — мои старые знакомые. Один — любезнейший Иван Павлович, с которым я свёл краткое знакомство ещё на третий день войны — тот самый, что и сформировал, по-существу, наш москитный авиаполк. То есть превратил партизанский отряд в воинскую часть.
Второй — Петров, притворявшийся лейтенантом — слушателем курсов воздушной стрельбы. Мы с ним совсем недавно расстались на Южном фронте, а тут он снова появился — понравились видать ему наши «хори». К разговору пригласили они и майора Бойко — получилось что-то вроде маленького такого совещания. Звать начальника училища или Шурочку, или Москалёва они и сами не стали, и мне не велели, из чего следовало заключение — разговоры пойдут об обстоятельствах, связанных с особенностью моей памяти — то есть планируемые темы не для широкого круга лиц.
— Извини, Шурик за маскарад, — безо всякого смущения высказался Петров, — однако проверить информацию товарища Бойко следовало не беглым поверхностным взглядом, а изнутри, так сказать. Потому что мнение руководства Южного фронта и оценки, данные признанными руководством специалистами, не совпали. И вообще там у вас на юге всё не так, как на других направлениях — командование фронта без конца спорит со ставкой, а приказы выполняет с отклонениями от предписаний. Впрочем, это к нашей теме прямо не относится.
Из сделанной оговорки я заключил, что этот лётчик больше связан с общевойсковым командованием, чем с авиацией. Хотя, поди разбери, кто там с кем и как связан! Он может быть и из какой-нибудь инспекции.
— Так вот, — продолжил Петров. — Наша задача в кратчайшее время сформировать ещё один москитный авиаполк и направить его… — там видно будет куда. Обстановка сейчас крайне напряжённая, поэтому сроки сжатые. Но, имей ввиду, боеспособность у этой части должна быть не хуже, чем у двести пятьдесят шестого МАП.
«Что же, — подумалось, — ход логичный. Немец прёт, наши отступают… а мне ужасно интересно, можно ли как-то при помощи этого приближённого к верхним сферам человека прояснить вопрос об отличиях нынешней варианта развития событий от того, что имел место… нет, память не хранит нужных деталей, однако хоть что-то из этого полковника можно вытащить — уж он-то явно трудится в учреждении, где оперативную обстановку анализируют тщательно».
— Приказы нужно выполнять, — кивнул я смиренно. — И выполнять как следует. С умом и крепким душевным порывом. Для этого очень хотелось бы услышать от вас описание развития военных действий на Южном фронте в сравнении с тем, что происходило в других местах. Это не из любопытства, а для выделения наиболее эффективных тактических приёмов и, как следствие, закладки в боевые машины необходимых качеств.
Скажете — нагличаю? Да, нагличаю. И вижу, как переглядываются командиры. Но в той или иной степени каждый из них знает меня лично, причём с положительной стороны, а майор Бойко ещё и строит в сторону полковника Петрова глаза кота в сапогах из мультика про Шрека. Типа — делай, что просят — не спроста этот пацан со стариковской памятью пристаёт по такому вопросу. Ну, и вообще, тут все свои…
— Хм, — полковник тихонько «стравил пар». Иван Павлович извлёк из портфеля бутылочку коньячку, я, как хозяин, подал стаканчики, майор, словно волшебник, извлёк шматочек сала и приличную краюшку чёрного хлебушка. То есть обстановку технично перевели в положение «без галстуков». Ну и, в конце-концов, все мы старшие офицеры — носим синие галифе.
— Южный фронт сумел сохранить почти всю авиацию, — неохотно начал бывший «лейтенант». — На других направлениях потери были значительно больше. Как следствие — противник там захватил господство в воздухе и пользовался им, продолжая выбивать наши самолёты уже в воздушных боях.
На юге тоже шли сражения за небо, но с переменным успехом. Причем потери неприятеля были выше. Особенно — в истребителях. Всё это привело к некоторому паритету. Довоенный запас бомб нам удалось вывалить на голову подтягивающимся к переправам через Прут румынским частям, да и немцам досталось. Переправы разрушались несколько раз, бомбились вражеские плацдармы на нашем берегу.
В результате противник смог начать массированное наступление только на исходе первой декады июля, дав почти три недели времени на сосредоточение и приведение в порядок матчасти. Особенно важно это было для танкистов. Ещё большим подспорьем оказалась радиосвязь. Ею были снабжены посты воздушного наблюдения, оповещения и связи, но сухопутное командование мигом это оборудование стало использовать в своих целях, таская наблюдателей вместе со штабами. Всё-таки командующий авиацией и начальник штаба фронта быстро нашли общий язык.
Потом происходили упорные бои, в которых наши войска вели планомерное отступление… за что Ставка не раз была готова расправиться с руководством фронта. Однако территориальные потери не шли ни в какое сравнение с теми, что имели место севернее. Словом, никого не наказали — только несколько дивизий переподчинили Юго-Западному фронту.
Из последних успехов следует отметить действие бомбардировочной авиации по тылам немцев, наступающих на территории Украины, и массированный бомбовый налёт МИГов на Плоешти. Они действовали с аэродрома Браилова. Взлетели в темноте, подошли к цели на рассвете и с малой высоты, прицельно, обработали как нефтеперегонные предприятия, так и станцию. Разведка отмечает некоторые затруднения с поставками немецким войскам горюче-смазочных материалов. Пока незначительные, но прогнозы на ближайшее время обнадёживают.
Воспользовавшись наступившей после принятия глотка нектара закусочной тишиной, я отметил, что, оказывается, МИГ — достаточно удобный самолёт для проведения всяческих диверсий. Москитный, так сказать, бомбардировщик.
— На паровоз в среднем по двадцать ЭрЭсов уходит, — откликнулся Петров, принимая из рук Сан Саныча черняшечку с салом. — Но Карманов, Покрышкин или Фадеев обычно первым же залпом попадают. И да, удобный самолёт для точечных ударов по тыловым объектам.
— Так Плоешти продолжают бомбить? — поторопился уточнить я.
— Силами малых самолётов это уже не выходит — румыны отбили и Браилов, и Галац. Бои идут уже за Измаил. Немцы рвутся к Тирасполю. Нагнали авиации и давят. В общем, Первомайск мы потеряли, вздохнул полковник, — только у Вознесенска смогли закрепиться. И ниже по Южному Бугу. Зато наши приспособились бомбить ближние тылы противника по ночам с У-2. А до нефтяных районов дотягивается только морская авиация или дальняя. И у тех и у других уже приличный износ матчасти. От Крыма путь не близкий, но базироваться на Одессу не хотят — и положение с ней неустойчивое, и перебрасывать большое аэродромное хозяйство в зону, где сохраняется угроза захвата противником — рискованное дело.
К тому же, немецкая одиннадцатая армия угрожает Перекопским укреплениям, — Петров вздохнул. — Донбасс под угрозой.
— Да уж, — я тоже вздохнул. — Вообще-то Перекопу всегда не везло. Всеми стратегами мира и их штабами Перекопские укрепления традиционно считаются неприступными, но Красная Армия его в Гражданскую взяла. Да и раньше не помню ни одного упоминания о том, чтобы на этом перешейке останавливали сколь-нибудь серьёзные силы… — и тут, гляжу, все трое моих «собутыльников» достали блокноты и сделали в них какие-то пометки. Выходит, имеет место, если и не допрос, то, во всяком случае… короче, от меня ждут откровений.
Ну, по части стратегии, вряд ли я хоть что-нибудь ценное изреку, а вот касаемо конкретной поставленной перед нами задачи мне есть что сказать.
— Тогда товарищи командиры, слушайте внимательно. Вот готовим мы истребителей — это правильно. А только авиация состоит ещё из многих других специалистов. Нужно набирать и мотористов, и авиамехаников, и радистов и оружейников. Скажем, в Воронеже преподавателей по двигателям и собственно устройству самолёта отыскать несложно — имеются профильные предприятия с опытными кадрами. Но знатоков из других областей следует немедленно пригласить. Иван Павлович, вам эта задача по силам?
— Сделаю, — кивнул полковник.
— Теперь о собственно лётчиках. Безлошадные из потрёпанных частей — это неплохо. Думаю, они какое-то время будут составлять основную часть потока наших слушателей. Но, уверен, в местах заключения содержится некоторое количество участников боёв на Халхин-Голе, в Китае и в Испании. Всех их нужно срочно оттуда достать, присвоить сержантские звания и отправить искупать свою вину перед Родиной прямиком сюда.
— Предателей? Изменников? — всколыхнулся майор Бойко.
— На их проступки мне насрать, — ответил я грубо, изображая, будто поднабрался. — Погибнут в бою — туда им и дорога. Не погибнут — пускай фашистов бьют.
— А как сбегут? — воспротивился Сан Саныч! — Прямо из боевого вылета вместе с секретной машиной.
— От хороших ведомых хрен они сбегут, — усмехнулся я, изображая куражливую ухмылку. Так что, похлопочите, сделайте милость.
— А зачем сержантские звания присваивать? — спохватился полковник Петров. — Пусть служат в качестве рядовых.