Я потею от напряжения, потому что управлять машиной, глядя на неё сзади, довольно сложно. Плюс к тому, реакция аппарата на воздействия совершенно иная чем, когда чувствуешь самолёт всем телом. Ну и моторчики, тянущие тяги вынуждают подбирать правильное положение отклоняющихся плоскостей за несколько приёмов — туда-сюда.
Да, тут всё примитивно. Зато просто и надёжно. В продольных балках машин на шпулях намотан полукилометровый отрезок гибкого многожильного провода и механизм, похожий по принципу на устройство безынерционной катушки. Он выбирает слабину или наоборот, выпускает «верёвку» при увеличении усилия. Но, пока не дойдём до цели, нам нельзя далеко отрываться, а то вес выпущенного провода превысит втягивающее усилие, и тогда кабель провиснет и начнёт нас сбивать с панталыку, мотаясь под действием набегающего потока воздуха. Всё это требует от обоих пилотов филигранного мастерства и идеальной согласованности.
Подходим. Чарноводский мост защищён зенитной артиллерией просто на зависть. И на страх врагам. В данном случае — нам. Сейчас над ним кружатся ишаки, сбрасывающие с большой высоты свои бомбы. Чайки идут в атаку на батареи, со всех сторон пикируют хори, строча из пулемётов по целям на берегу. Прикрытие старательно отвлекает внимание от главных действующих лиц.
Мы же на бреющем над самой водой, нацеливаем передний абзац на опору моста. На какую? Кто же его знает! Сейчас я вижу только одну. Полковник старательно держит нашу машину на линии, проходящей через цель и «снаряд» — остальной мир перестал существовать — мы на боевом курсе. Расстояние между нами и летающей торпедой возрастает — я прибавил ей оборотов, а полковник замедлил полёт нашего самолёта. Кабель удлиняется, вот он уже скользит по поверхности реки. Я компенсирую приложенную к передней машине силу — попал. Взрыв. Нас встряхивает, но Петров уже приподнялся и прибавил тяги — ударная волна швыряет нас не в воду, а в воздух. Боевой разворот — уходим.
* * *— Полный абзац, — только и сказал генерал Мичугин, указывая на разложенные по столу фотографии. Изображение Чарноводского моста, доставленное авиаразведчиком смотрелось довольно грустно — разваленная взрывом верхняя часть каменной опоры и рухнувшие с неё два ферменных пролёта — искорёженные взрывом металлические конструкции погнулись и полопались во многих местах, частично погрузившись в реку, а частично опираясь на сохранившиеся соседние быки.
— Если на глазок, то не на один месяц восстановительных работ, — произнёс человек в штатском.
Нам с полковником его не представили, но на Одесском аэродроме я видел ТБ-7 — редкий зверь в это время. На них, припоминаю, возили дипломатов за границу через территории контролируемые противником. Высотные они и очень дальние. Нынче же привезли кого-то важного прямиком сюда.
— По нашим оценкам, — продолжил незнакомец, — Румыния сейчас находится на распутье. Война развивается для неё крайне неудачно. Понесены огромные потери. Есть мнение, что ещё несколько ударов — и она пойдёт на заключение с нами сепаратного мира. Сможете ли вы, товарищ генерал, обеспечить аналогичный удар по мосту в Фетешти?
Мичугин посмотрел на полковника Петрова, а потом оба они перевели взгляды на меня.
— Фокусы полагается показывать только один раз, — ответил я не задумываясь. — А вот с выдумкой использовать произведённый эффект будет крайне интересно. Так уж получилось, что неприятельская авиация сейчас и здесь действует крайне аккуратно. Что же касается создания дополнительных трудностей для Чау… Антонеску, так на подготовку потребуется некоторое время. Машины изготовить, лётчиков натренировать.
— Ты чего опять придумал? — полковник Петров выглядит взвинченным. Наверно, привык на подобного рода «пожелания» давать неизменно положительные ответы. А у меня голова уже вся в решении новой «задачки» — я в таком состоянии плохо владею собой.
* * *Тем не менее, третий, последний из сделанных «абзацев» к нам под Измаил подогнали буквально через день. Снаряжать его взрывчаткой мы и не подумали — установили на обе машины по четыре крупнокалиберных УБК, которые вместе с боезапасом практически исчерпали грузоподъёмность наших невеликих машин. А потом вместе с остальной авиацией, базирующейся поблизости, полетели разыгрывать этюд «Налёт на мост в Фетешти». То есть летели друг за другом на малом расстоянии, будто связанные невидимой нитью, а все остальные старательно нас охраняли.
Сразу добавлю для ясности, что бомбардировщиков в этих краях сейчас не базируется — они «сидят» в Крыму и работают в интересах защитников Перекопа. Тут же осталась одна мелочь — эскадрилья из полка Иванова на МИГах, «старички» ишаки и чайки морской авиации, и москиты. То есть серьёзно поработать по наземным целям решительно нечем. Но держать авиацию противника в ежовых рукавицах не прекращаем.
Так вот, неприятель очень быстро сообразил, что пересидеть на аэродромах угрозу для дороги из нефтеносных районов до морского порта… да их потом начальство просто порвёт. Поэтому в окрестности мнимой цели немцами было стянуто вообще всё, что только могло до неё долететь — имею ввиду истребители.
— Мужики! Они наконец то оторвали свои фашистские задницы от аэродромов! Валим всех — никого не отпускать! — выдал я вводную на общей волне.
Нет, сами мы с полковником в бой не бросились — продолжали старательно играть роль живца. Ну и «абзацы» всё-таки довольно медлительные машины по нынешним временам. Однако увёртливые, с хорошим обзором и неслабо вооружённые. Огрызались мы довольно жёстко. Сбили ли кого — наверняка не скажу. Стреляли всегда с неудобных ракурсов, иногда в лобовую. Накоротке, в общем. Вроде — попадали. Но наши лёгкие и совсем не тяговитые машины сильно тормозила отдача — приходилось энергично трудиться, чтобы не свалиться в штопор. То есть четыре скорострельных крупняка для москита — явный перебор.
Наши потеряли одну чайку — её пилота, спустившегося на парашюте, подобрал полковник — во второй кабине нашлось немого места среди не до конца расстрелянных пулемётных лент.
Я их прикрывал — и при посадке, и на обратном пути — неуклюже они смотрелись с ногами торчащими из кабины вбок и вверх. Потом, уже дома, ребята долго вычисляли количество сбитых немцев. Нет, всех завалить не удалось, но ряды асов Люфтваффе заметно поредели. То есть — засада удалась.
Через день повторили демонстрацию — я думал, что во второй раз фрицы на этот приём не клюнут. А они клюнули. Или их заставили? Мы их опять причесали, потеряв, увы, два МИГа и хорь. А вот на третий заход хитрость наша не сработала, хотя, возможно, у немцев просто ничего не оставалось, кроме нескольких повреждённых накануне машин. Начиная с этого момента МИГи и ишаки с чайками принялись беспредельничать, гоняясь по всей Румынии за автомобилями, поездами и речными судами — даже до Бухареста добирались. Начался натуральный воздушный террор.
Только москиты остались без работы — сидели на аэродроме, устраивали танцульки с местными барышнями. Механики соревновались в том, кто яростней отполирует свой самолёт, а БАО организовало натуральную баню с парилкой. Бои под Измаилом уже поутихли — стороны измотали друг друга и теперь получали пополнение. Наши получали. А противная сторона боролась с дезертирством в своих рядах.
Глава 26 От грусти до радости
У нас в Воронеже дела шли по-прежнему — сносно. Почему не хорошо? Потому что пришлось в срочном порядке переводить производство на выпуск абзацев. Мне их требовалось пятьдесят штук. А ломка почти конвейерным способом налаженного производства — тот ещё геморрой. Спасало то, что большое количество узлов и ещё большее — деталей были заимствованы от хоря. Но без путаницы не обошлось. И ещё вдобавок к этому — нервотрёпка с прибывающими за новыми истребителями представителями частей.
На курсах тоже без штурмовшины не вышло — началось обучение бомбометанию. А это не так просто, как кажется. Я ведь в своё время и Пешку пилотировал, и Ил — знаю не по-наслышке. Дело в том, что в задней части «салона» мы приспособились вешать пару пятидесятикиллограммовых бомб. Всё по-человечески — с открывающимися створками, с держателями. Отрабатывали работу с пикирования по малоразмерным целям.
Конечно, до оборудования машины тормозными решётками дело у нас не дошло — это только с виду просто, а на самом деле требует солидных аэродинамических исследований и серьёзной машинерии. Но толкающий винт, если сбросить обороты двигателя, сильно сопротивлялся набегающему потоку — шесть лопастей, как-никак. В этот момент Сан Саныч сделал нам неоценимый подарок — привёз замечательного Орского сала и целую кипу восхитительных противоперегрузочных резиновых штанов. Не в точности таких, какими мы раньше пользовались — над ними поработали и медики и люди, сведущие в технике. Они нагородили целый огород для поддержания нужного давления, зависящего от величины положительной перегрузки. Для нас же это означало возможность выводить машину из пике на несколько меньшей высоте. В общем, я взял с собой только тех ребят, которые попадали в башню нарисованного на земле танка.
Сорок человек — считай целый легкобомбардировочный полк. Ближнебомбардировочным я его не назову, хоть тресните — дальность у нас о-го-го! Вот мы и заявились всей стаей на тот же самый аэродром под Измаилом, где по-прежнему «скучал» двести пятьдесят шестой МАП. Передохнули, заправились и дальше полетели. В кромешной тьме, за полночь поднялись в воздух, перевели двигатели на глушители и тихонько отправились к цели. Почему тихонько? Так заметную часть мощности потеряли, плюс к тому нам незаметность нынче важнее всего, поэтому прибрали газ. Ну и лететь-то какие-то четыреста километров — меньше двух часов.
Правильно рассчитали — во мглистых утренних сумерках, когда осадки, пропитавшие верхний слой литосферы, переходили в другое агрегатное состояние, мы «проявились» у Джурджи — Дунайского порта, где Плоештинская нефть грузится на речные суда. Работали с пикирования — информацию о том, где тут что находится и какие объекты нужно поразить, тщательно изучили и поделили между собой заранее. Цели расположены не в одном месте — поэтому все их можно было атаковать одновременно, не толкаясь локтями. Дымка, конечно мешала, но мишени нам достались крупные, различимые. Многие к тому же подсвеченные — порт работает круглосуточно. Одним словом — налёт получился коротким. Чуть задержались те, кого выделили для уничтожения судов — заранее ведь неизвестно, где они стоят или куда плывут.
— Заход для обстрела отменяется, уходим, — прервал я свято хранимое до этого момента радиомолчание. Не было у меня уверенности в том, что нефтепродукты полыхнут, хотя бомбы применили правильные. Поэтому рассчитывал разжечь пожары зажигательными пулями из пулемётов. Но это не потребовалось — горело всё, чему полагалось.
Через считанные минуты появились МИГи — прикрыть нас от истребителей, буде таковые появятся. Отсюда ведь совсем близко до Болгарии, где тоже имеются немецкие части. Так что лучше поберечься.
* * *Едва вошли в зону слышимости полковой радиостанции, как в наушниках зазвучал знакомый голос, настойчиво вызывающий меня:
— Шурик, Шурик, ответь Лозе!
— Шурик слышит тебя, Лоза.
— У тебя горючки до Качи хватит?
— Хватит, — отвечаю.
— Вот туда и веди своих соколиков. Немцы прорвали Перекоп, и танки Клейста попёрли в степной Крым.
— А Ишуньские укрепления? — спрашиваю.
— Не докладывали мне ни про какие Ишуньские укрепления. А вот мимо тёти Нининого борща с пампушками вы надёжно пролетаете.
Я вздохнул и сообщил своим «орёликам» новый курс и конечный пункт маршрута. Пока выслушивал тридцать девять ответов о том, что меня поняли — замучился. Группа временная, на подразделения не разбитая — мы же всего одну операцию планировали провести этим составом.
Потом соображал, что это такое творится на белом свете. По старому графику немцы должны уже осадить Севастополь, а у них выходит задержка. И о захвате Донбасса сообщений не было. Опять же не помню, чтобы первая танковая группа отмечалась в Крыму — впрочем, подобных деталей моя память наверняка не сохранила. Могу путать понятия «не помню» и «не было».
К тому же мы в воздухе уже четыре часа и ещё нам около двух часов оставаться в кабинах — выдержат ли у парней мочевые пузыри? А то, чую, некогда будет отстирывать противоперегрузочные штаны и потом сушить их.
* * *В Каче нам даже передохнуть не дали толком и не покормили. Заправили в пожарном темпе, а потом выяснилось, что бомбы у них не того калибра — соточки в наш бомболюк никак не лезут. Пришлось позволить личному составу передышку и накормить людей. Вылетели мы только под вечер, но без истребительного прикрытия. Как назло налетели мессершмитты. Пришлось становиться в оборонительный круг и отстреливаться.
С полчаса немцы держали нас практически на одном месте, пока у них горючее не кончилось. Танки тоже куда-то подевались — пришлось «раскидывать невод» и прочёсывать местность самим. Нашли мы колонну но, если принимать в расчёт именно танки, не серьёзную — с десяток «коробочек», напоминающих наши БТ, только с крестами. Бомбы ребята положили им точнёхонько в корпуса — те просто полопались. Остальное израсходовали на тентованные грузовики, бронетранспортёры и вообще на разные пушки и прочие подвернувшиеся цели. Хотя зениток нигде не было, по нам стреляли из пулемётов. Две наших машины так и рухнули, не выходя из пикирования — похоже, ребята были убиты еще когда прицеливались. А одна попыталась сесть на вынужденную, но разбилась. При этом в ней что-то взорвалось — спасать было уже некого.
Неудачный получился вылет. Многие привезли отверстия от пуль в крыльях и фюзеляже. Немцы — вояки серьёзные, а колонна была большая. Мы её ещё и из пулемётов обработали до полного израсходования боезапаса.
А потом я скандалил с местными, потому что никакого снабжения при себе не имел, а тут, оказывается у всех свои трудности и вообще я нарушаю установленные порядки.
Сказал, что утром вылетаю в Воронеж и самовольно разместил парней в помещении то ли клуба, то ли красного уголка — мы повалились кто куда, подстелив под себя противоперегрузочные штаны и подложив под голову шлемы. В этой просторной комнате было нормально натоплено, так что обошлись без одеял.
Единственное радостное обстоятельство — самолёты растащили по капонирам. А в остальном тут бардак.
* * *Утро принесло нам завтрак, залатанные и заправленные самолёты, три комнаты в казарме, уставленные железными кроватями и приказ на вылет. Оказывается, когда мы уже дрыхли без задних ног, из Севастополя приезжал какой-то начальник и очень грубо обошелся с местными отцами командирами. Фамилию помянули — Жуков. Но, вроде как не Георгий Константинович. Он в своих «Воспоминаниях и размышлениях» про участие в обороне Крыма или Севастополя то ли вовсе не поминал, то ли про других рассказывал. Как-то не отложилось у меня ничего такого в памяти.
Да и сам полагаю — появись он здесь вовремя, навалял бы фрицам по загривку.
Короче — разделил я по-быстрому ребят на эскадрильи по семь-восемь самолётов и «нарезал» им задачи. Как выяснилось, фашиста надо было бомбить сразу в пяти местах. Командирами поставил бывших зэков, а сам занялся хозяйственными вопросами — быт-то тоже надо налаживать, и снабжение, и техобслуживание. Опять же, вместо бомб на этой местности по наземным целям удобнее работать реактивными снарядами — и у кого теперь добиваться их доставки? На двух машинах разбиты рации, передок нужно прикрыть бронелистом — где я всё это возьму? Кругом — ни одного знакомого лица. Кто есть кто? Ничего не знаю.
И машины готовились для диверсии, а не для боевой работы. Если бы нам ночью было нужно летать — ещё куда ни шло. А так — ведь посбивают нас буквально за несколько дней. С другой стороны ситуация уж очень похожа на катастрофическую. Вот чисто умозрительно, если немец те войска, что раньше оккупировали Донбасс, направил сюда… опять не помню, какие части в тот раз куда были нацелены. Ни наши, ни немецкие.
Вытребовал себе связной У-2 со знающим пилотом и отправился в штаб. Какой? Как ни странно, командовали здесь военные моряки, хотя, на мой взгляд, основная тяжесть проблем явственно обозначилась на суше. Уже на входе возникли недоразумения с охраной — меня посчитали подозрительной личностью. Но тут увидел я знакомое лицо. Нет, по имени или фамилии я этого генерала не знаю, но мы с ним когда-то встречались. Он подошёл, видимо привлечённый недостойным, просто вызывающим поведением краснофлотцев, которым не понравились синие галифе старшего комсостава и и награды на сущем пацане.
— Шурик, если не ошибаюсь? Петров. Я видел вас в Одессе у Мичугина. Ступайте в оперативный отдел — пусть они введут вас в курс дела.
Вот так — несколько слов, и всё волшебным образом переменилось. Спустя буквально считанные минуты выяснилось, что я никакой вовсе даже не капитан а уже изо всех сил майор — командир четырёхсотого МАП, входящего в состав Первой воздушной армии, штаб которой находится в трёхстах километрах отсюда — под Одессой. Маразм крепчал. Связи с командармом у меня не было. То есть её не было не совсем — дотуда дотягивали радиостанции военных моряков, которые в настоящее время оказались заняты существенно более срочными сношениями, чем моё общение с прямым начальством.
Этап переподчинения совпал с прорывом немцами обороны Перекопа. Не скажу, что возникла паника, но неразберихи хватало. И в то же самое время все ждали какого-то события, должного что-то изменить к лучшему. Но это считалось секретной информацией. Прямо скажу — мне было не до того. Я «завис» между небом и землёй в штабе Севастопольского оборонительного района, войска которого под давлением неприятеля перемещались где-то в окрестностях Симферополя, Джанкоя и Евпатории.