Я быстро обошел машину, открыл дверь с ее стороны и взял под мышки вялое тело.
Сэнди оказался рядом со мной.
— Куда ты ее тащишь?
— В кусты.
Мы говорили шепотом. Я услышал голос Нан.
— О Боже, Шак, ты помешался на сексе.
Это сняло проблемы. Я очень тревожился о Нан, ее маленьком ноже и удовольствии, с которым она его использовала. Неожиданно земля куда-то исчезла, мы с Хелен упали и покатились по крутому склону и оказались в ледяном ручье. Я выругался и встал. Воды было по щиколотку. И тут до меня дошло, что фальшивое громкое дыхание прекратилось. Я неловко вытащил девушку на грязный берег. В ее безжизненности было что-то абсолютно другое, и я понял, что это. Она ударилась о камни.
— Как ты там? — хрипло крикнул Сэнди. Он осторожно спускался через кусты к ручью.
— Только вымок и ударился локтем. Давай выбираться отсюда.
— Подожди.
Сэнди нагнулся над девушкой и приложил ухо к ее груди.
— Сердце все еще бьется, приятель.
— Ну и что?
Он нашел камень величиной с небольшой мяч и сунул его мне.
— Прикончи ее.
Я покрутил камень в руке и потрогал ее голову под мягкими волосами. Сэнди пискнул, как цыпленок.
Я повернулся так, чтобы частично закрыть ему поле зрения, и сильно ударил камнем рядом с ее головой. Раздался вполне убедительный звук.
— Давай выбираться отсюда!
— Она…
— Шевелись! — заорал я. Мы вскарабкались наверх. Шак и Нан копошились на заднем сиденье. Им было наплевать, идет машина или нет. Мы выехали обратно на шоссе и вскоре уже спускались с длинного крутого холма.
Прошло немного времени, прежде чем Нан наклонилась к Сэнди:
— Она мертва?
— Как камень.
— А я жива.
— Ее ноги были лучше.
— Ну и где она сейчас? Ходит, бегает на этих ногах? — поинтересовалась Нан.
Мы мчались по холмистой равнине, проскакивали тихие, спящие города. Наши фары освещали залатанные дороги.
— Фи фай фиддли-я-ох, фи фай фиддли-я-ох, ox, ox, ox. Это уже навсегда было с нами.
Я бы рассказал все до конца, но полагаю, не все относится к делу. Я протянул руку к бумажному подносу, и профи защелкнули сталь на моих запястьях. Они смотрели на меня, как доктор смотрит на опухоль. Холодное профессиональное любопытство плюс врожденное отвращение того, кто предпочитает смотреть на здоровую ткань. Их взгляды превратили меня из человека в неодушевленный предмет. А может быть, превращение состоялось раньше, а я этого не заметил?
Я сказал все. ЗАВТРА превратилось в СЕГОДНЯ, и это мой конец. Сегодня третий день апреля.
Попытаюсь перенести все, что осталось на мою земную долю. Не уверен, что это получится. Должно быть, намного легче умирать за то, во что веришь.
13
Через двенадцать дней после казни банды архитектор Даллас Кемп повез привлекательную пару лет под сорок показать свой участок на холме. Из уверенных манер мужчины следовало, что у него есть деньги и успех. Огромная корпорация недавно перевела его в Монро, и он подозревал, что может провести здесь много лет. Поэтому ему хотелось построить свой первый дом.
Жена была уравновешенной женщиной, в ее манерах сквозили теплота и очарование. Когда они говорили между собой, возникала особая аура, которая сопровождает только очень удачные браки.
Они остановили машины на обочине деревенской дороги и пошли осматривать участок. В низких, затененных местах еще лежал снег. Земля была влажной. Уже показались первые почки.
Покупателям участок понравился. Даллас Кемп оставил их на месте, где будет стоять дом, спустился вниз за планом здания. Он сориентировал его так, чтобы они поняли, какой вид открывается из окон. Мужчина сказал:
— Это немного необычно, не так ли? Архитектор продает клиенту свой участок.
— Я выбрал это место для конкретных людей, но они не смогли воспользоваться им.
— Значит, — заметила, слегка нахмурившись, женщина, — этот дом был спроектирован по другому заказу?
— Да. Но люди, для которых я сделал проект, никогда не видели чертежи. Я так люблю проект, что… мне бы хотелось, чтобы дом был построен. Я мог бы сделать новый проект для вас, но уверен, что лучше он не будет.
— Прекрасный дом, мистер Кемп. Но, как мы уже говорили в вашей конторе, он должен быть побольше, — сказала женщина. — У нас четверо очень подвижных детей.
— Дом спроектирован так, что к северной стороне можно пристроить новое крыло.
— Тогда все в порядке, — объявил муж.
— Я продам землю за ту же цену, которую заплатил, — сказал Даллас Кемп. — Если вам участок не нравится, то пройдет много времени, прежде чем я захочу показать его кому-нибудь еще. Я хочу продать дом и землю хорошим людям.
— Вы будете сопротивляться всем изменениям, которые мы захотим сделать перед тем, как спросим цену? — спросил муж.
Женщина повернулась к мужу и мягко прикоснулась к лацкану его твидового пиджака.
— Я хочу и дом, и участок, дорогой. Если мы не купим его, я буду тосковать всю оставшуюся жизнь. Мужчина улыбнулся Далласу Кемпу.
— По-моему, есть только один ответ: мы покупаем. Договорившись о деталях, они спустились вниз. Стоя у машины, женщина заговорила о Хелен Вистер. Далласу Кемпу было жаль, что она сделала это, потому что позже, узнав больше о людях, живущих в Монро, она будет помнить, что проявила бестактность, и это будет смущать эту добрую женщину. Он знал, что это только совпадение, праздная беседа. Она вдруг спросила:
— Это тот самый район, где прошлым летом произошло то ужасное событие? Когда убили мужчину и похитили дочь доктора?
— Нет, это случилось в другом месте.
— Я читала, что их казнили на электрическом стуле недели две назад. А как, кстати, звали ту девушку?
— Вистер. Хелен Вистер.
— Вы ее знали, мистер Кемп?
— Да, знал.
— Должно быть, это стало большим потрясением для города. Думаю, что вы, местные жители, всегда лучше запоминаете детали таких преступлений. Я хочу сказать, вам больше известно, чем нам, потому что мы просто читали об этом в газетах. Они застрелили ее?
Даллас Кемп отвернулся, сделав вид, что он заслоняется от ветра, чтобы закурить сигарету.
— Согласно рассказу Стассена, она упала и ударилась о камень головой. Однако вскрытие показало только незначительные повреждения черепа. Смерть наступила в результате утопления. Очевидно, ночью она пришла в себя, попыталась встать, может быть, и потеряла сознание. Можно назвать это убийством, но их судили не за это.
— Что… за ужасная история, — проговорила женщина. — Это… от этого все становится еще хуже.
— Да, — согласился Даллас Кемп. — Они ушли и бросили ее.
Даллас Кемп попрощался с покупателями, сказав, что ему нужно еще сделать некоторые обмеры. Они уехали в город. Кемп поднялся на холм, прислонился к стволу старой березы и долго глядел на то место, где должен был стоять дом.
Он стоял на холме и жалел, что молод и не может взглянуть на один из своих ранних и лучших проектов глазами умудренного опытом старика. У Далласа было ощущение, что, когда он состарится, мысли о Хелен примут ностальгическое очарование, как старые любовные письма, и старый человек будет улыбаться, вспоминая приятные события.
Но происшедшее так близко. Он угодил в ловушку на самом горьком отрезке своей жизни и мог выбраться из нее мучительно медленно, как минутная стрелка на часах. Время лишь делало ярче воспоминания, связанные с ней.
По пути в город, отвлекшись, Кемп внезапно увидел коричневого щенка, прыгнувшего на дорогу к машине и не обращавшего особого внимания на панические крики детей во дворе. Увлекшись игрой, он не сознавал опасности.
Кемп резко вывернул руль. Взвизгнули шины. Даллас ожидал услышать глухой звук удара, но удара не последовало. Медленно проехав это место, он посмотрел в зеркало и увидел мужчину, схватившего испугавшегося щенка за шиворот.
Даллас Кемп продолжал ехать, но через милю руки так сильно задрожали, что ему пришлось свернуть на спокойную улицу и остановиться у тротуара. Ему казалось, что он не вынес бы убийства собаки. Он чувствовал, что Бог пощадил его на этот раз.
Даллас закрыл глаза и прислонился лбом к рулю. Некоторое время он думал, что находится на пороге открытия какого-то космического уравнения, в которое входят любовь, невинность, случайность и смерть. Но видение ускользнуло прежде, чем он осознал его.
Кемп выпрямился и через некоторое время вспомнил, как заводить машину.
Перевел с английского Сергей МАНУКОВ.
Любовь ЛУКИНА, Евгений ЛУКИН ФАНТАСТИЧЕСКИЕ РАССКАЗЫ
СПАСАТЕЛЬ
Виновных, понятное дело, нашли и строго наказали. Однако в тот ясный весенний денек, когда подъем грунтовых вод вызвал оползень берега и только что сданная под ключ девятиэтажка начала с грохотом расседаться и разваливаться на отдельные бетонные секции, мысль о том, что виновные будут со временем найдены и строго наказаны, как-то, знаете, мало радовала.
В повисшей на арматурных ниточках однокомнатке находились двое: сотрудница многотиражной газеты «За наш труд» Катюша Горина, вцепившаяся в косяки дверной коробки, и распушившийся взрывообразно кот Зулус, чьи аристократические когти немилосердно впивались в Катюшино плечо. Место действия было наклонено под углом градусов этак в шестьдесят и все еще подрагивало по инерции.
— Ой, мама… — осмелилась наконец простонать Катюша.
И ради этого она выстояла десять лет в очереди на жилье?.. Где-то за спиной в бетонной толще что-то оборвалось, ухнуло, и секция затрепетала. Зулус зашипел, как пробитая шина, и вонзил когти до отказа.
— Зулус!.. — взвыла Катюша.
Потом в глазах просветлело, и она отважилась заглянуть вниз, в комнату. В то, что несколько минут назад было комнатой. Стена стала полом, окно — люком. Все пространство до подоконника скрылось под обломками, осколками, книгами. Телевизор исчез. Видимо, выпал в окно.
— Ой, мама… — еще раз стонуще выдохнула Катюша. Легла животом на косяк и ногами вниз начала сползать по стенке. Лицом она, естественно, вынуждена была повернуться к дверному проему. В проеме вместо привычной прихожей открылись развороченные до шахты лифта бетонные недра здания. И все это слегка покачивалось, ходило туда-сюда. Зрелище настолько страшное, что Катюша, разжав пальцы, расслабленно осела в груду обломков. Скрипнула, идя на разрыв, арматура, и Катюша замерла.
— Вот оборвемся к лешему… — плачуще пожаловалась она коту.
Не оборвались.
Кривясь от боли, сняла с плеча дрожащего Зулуса. Далеко-далеко внизу раздался вопль пожарной машины. С котом в руках Катюша подползла к отверстому окну-люку. Выглянула — и отпрянула. Восьмой этаж.
— Эй!.. — слабо, безо всякой надежды позвала она. — Эй, сюда!..
Висящая над бездной бетонная секция вздрогнула, потом еще раз, и Катюша почувствовала, что бледнеет. Расстегнула две пуговки и принялась пихать за пазуху Зулуса, когтившего с перепугу все, что подвернется под лапу. «Надо выбираться, — выплясывало в голове. — Надо отсюда как-нибудь подобру-поздорову…»
А как выбираться-то? Под окном — восемь этажей, а дверь… Кричать. Кричать, пока не услышат.
— Лю-уди-и!..
Секция вздрогнула чуть сильнее, и снаружи на край рамы цепко упала крепкая исцарапанная пятерня. Грязная. Мужская.
Оцепенев, Катюша смотрела, как из заоконной бездны появляется вторая — голая по локоть — рука. Вот она ухватилась за подоконник, став ребристой от напряжения, и над краем рамы рывком поднялось сердитое мужское лицо. Опомнившись, Катюша кинулась на помощь, но незнакомец, как бы не заметив протянутых к нему рук, перелез через ребро подоконника сам.
Грязный, местами разорванный комбинезон. Ноги — босые, мозолистые, лицо — землистого цвета, в ухабах и рытвинах. Пожарник? Нет, скорее — жилец…
Наскоро отдышавшись, мужчина поднялся на ноги и оглядел полуопрокинутое шаткое помещение. Катюшу он по-прежнему вроде бы и не замечал. Его интересовало что-то другое. Он осмотрел углы, потом, привстав на цыпочки, заглянул в дверной проем — и все это на самом краешке окна, с бездной под ногами.
Озадаченно нахмурился и с видимой неохотой повернулся к хозяйке.
— Где кот?
— Что? — испуганно переспросила Катюша.
— Кот, говорю, где?
Катюша стояла с полуоткрытым ртом. Видя, что толку от нее не добьешься, мужчина достал из кармана металлический стержень и принялся водить им из стороны в сторону, как водят в темноте карманным фонариком. В конце концов торец стержня уставился прямо в живот Катюше, и землистое лицо незнакомца выразило досаду. Зулус за пазухой забарахтался, немилосердно щекоча усами, потом выпростал морду наружу и вдруг звучно мурлыкнул.
— Отдайте кота, — сказал незнакомец, пряча стержень.
— Вы… Кто вы такой?
— Ну, спасатель, — недовольно отозвался мужчина.
— Спасатель! Господи… — Разом обессилев, Катюша привалилась спиной и затылком к наклонной шаткой стене. По щекам текли слезы.
Мужчина ждал.
— Ну что мне его, силой у вас отнимать?
Катюша взяла себя в руки.
— Нет-нет, — торопливо сказала она. — Только с ним… Зулуса я здесь не оставлю… Только с ним…
Мужчина злобно уставился на нее, потом спросил:
— А с чего вы взяли, что я собираюсь спасать именно вас?
— А… а кого? — Катюша растерялась.
— Вот его… — И незнакомец кивнул на выглядывающего из-за пазухи Зулуса.
Шутка была, мягко говоря, безобразной. Здесь, на арматурном волоске от гибели, в подрагивающей бетонной ловушке… Однако это был спасатель, а спасателю прощается многое. Катюша нашла в себе силы поддержать марку и хотела уже улыбнуться в ответ, но взглянула в лицо незнакомцу — и обомлела.
Это было страшное лицо. Лицо слесаря, недовольного зарплатой, который смотрит мимо вас и цедит, отклячив нижнюю губу, что для ремонта крана нужна прокладка, а прокладки у него нет, и на складе нет, вот достанете прокладку — тогда…
Незнакомец не шутил. От страха Катюша почувствовала себя легкой-легкой. Такой легкой, что выпрыгни она сейчас в окно — полетела бы, как газовый шарфик…
— Я буду жаловаться… — пролепетала она.
— Кому?
— Начальству вашему…
— Сомневаюсь, — морщась и массируя кисть руки, сказал незнакомец. — Во-первых, начальство мое находится в одиннадцати световых годах отсюда, а во-вторых, когда вы собираетесь жаловаться? Через сорок минут будет повторный оползень, и секция оборвется… Отдайте кота.
Внизу заполошно вопили пожарные машины. Штуки три…
«Сейчас сойду с ума», — обреченно подумала Катюша.
— Я вижу, вы не понимаете, — сквозь зубы проговорил мужчина. — Моя задача — спасение редких видов. А ваш кот — носитель уникального генетического кода. Таких котов…
— Ах, так вы еще и пришелец? — нервно смеясь, перебила Катюша. — Из космоса, да?
Незнакомец хотел ответить, но тут над головой что-то со звоном лопнуло, секцию бросило вбок, и все трое (считая Зулуса) повалились в обломки.
— Отдайте кота, — повторил мужчина, с омерзением скидывая с себя полированную доску.
— А я?
— Что «я»?
— Но ведь я же человек! — шепотом, как в лавиноопасном ущелье, вскричала она, еле удерживая бьющегося за пазухой Зулуса.
— Ну и что?
Цинизм вопроса потряс Катюшу до такой степени, что на несколько секунд она просто онемела. Потом в голове спасением возник заголовок ее же собственной передовой статьи.
— Но ведь… — запинаясь, произнесла Катюша. — Главная ценность — люди…
Незнакомца передернуло.
— Ничего себе ценность! — буркнул он, поднимаясь. — Вас уже за пять миллиардов, и что с вами делать — никто не знает… И потом — перестаньте врать! Что за ценность такая, если ее ежедневно травят дымом из мартена и селят в доме, готовом развалиться! Ценность…
— А разум? — ахнула Катюша.
— Что «разум»?
— Но ведь мы же разумны!
— Знаете, — устало сказал мужчина, — на вашей планете насчитывается четыре разумных вида, причем два из них рассматривают людей как стихийное бедствие и о разуме вашем даже и не подозревают…
Кажется, он и впрямь был пришельцем из космоса… Внизу всхрапывали моторы, клацал металл и страшный надсаженный голос орал команды.
— Как вы можете так говорить? — еле вымолвила Катюша, чувствуя, что глаза ее наполняются слезами. — Вы же сами — человек! Мужчина!
— Э, нет! — решительно сказал незнакомец. — Вот это вы бросьте. Никакой я вам не мужчина. Я вообще не гуманоид, понятно? То, что вы видите, — это оболочка. Рабочий комбинезон. Технику нам, сами понимаете, из соображений секретности применять не разрешают, так что приходится вот так, вручную…
Он сморщился и снова принялся массировать кисть руки. В этот момент здание как бы вздохнуло, на стену, ставшую потолком, просыпался град бетонной крошки, в прямоугольном люке, как тесто в квашне, вспучился клуб белесой строительной пыли. Высунувшийся из-за пазухи Зулус в ужасе жевал ноздрями воздух, насыщенный запахами катастрофы.
Катюша поднялась на колени и тут же, обессилев, села на пятки.
— Послушайте… — умоляюще проговорила она. — Пожалуйста… Ну что вам стоит!.. Спасите нас обоих, а?..
Такое впечатление, что спасатель растерялся. На землистом лице его обозначилось выражение сильнейшей тоски.
— Да я бы не против… — понизив голос, признался он и быстро оглянулся на окно и дверь. — Тем более вы мне нравитесь… Ведете себя неординарно, не визжите… Но поймите и меня тоже! — в свою очередь взмолился он. — Вас вообще запрещено спасать! Как экологически вредный вид… Я из-за вас работы могу лишиться!
Несколько секунд Катюша сидела, тупо глядя вниз, на осколок керамики.
— Не отдам, — вяло произнесла она и застегнула пуговку.