В абитуриентах он, похоже, вызывал неприятное чувство, как и в нас. Они избегали находиться с ним рядом и смотреть в его сторону.
Когда прозвучал звонок, он развернулся и вместе с остальными пошел к двери, однако заметил нас. Взгляд его остановился на моем лице; у меня все похолодело внутри. Наверное, так чувствует себя человек, проснувшийся посреди ночи и обнаруживший, что на него пристально смотрит привидение. Он подошел ближе, перевел взгляд на моего друга, потом снова на меня и сказал всего лишь одну фразу:
— Опять? Но зачем? — в тоне голоса не было ничего, кроме удивления.
Не дожидаясь ответа, он оставил нас. Я понял вдруг, что крупно вздрагиваю и лоб влажен от холодного пота. Щеки моего друга покрывала синеватая бледность. Преподавательница, не прощаясь, ушла и закрыла дверь. Или мы не слышали, как она прощалась? В любом случае, мы остались одни.
Пришибленные, мы спустились, аккуратно держась за перила, и направились к машине. Мой друг все пытался закурить, но сигареты выпадали из дрожащих пальцев. Как заводная игрушка, он снова и снова делал одно и то же: доставал сигарету и ронял.
Открыв дверь машины, я вдруг подумал, не потерялся ли мобильный телефон. Нащупав его, зачем-то переложил из одного кармана в другой. В тот момент, наверное, он каким-то образом и выпал. Жаль, дорогое было устройство, а главное, уникальное. Хороший урок мне на будущее: не нужно совершать лишних действий, и не возникнет проблем. Никогда больше не повторю такую ошибку!
Но я собирался рассказать о другом.
Наконец-то я покупаю себе дорогой автомобиль. Нужно позвонить бывшему однокурснику и вместе покататься по Москве. Он будет рад за меня, он не завистливый, и мы отлично проведем время. Тем более, что очень давно не виделись.
Максим Чупров СТЕПЬ
Эмиль брел по мертвой степи. Степь была повсюду. Тысячи километров до самого горизонта. Бескрайний океан степи и маленький человек в его плену. И степь была мертва. Ни стрекота кузнечиков, ни пения птиц, ни единого шороха в траве. Даже ветер не трепал его волосы, не обдувал лицо — ветер умер.
Эмиль брел и боролся с правой рукой. Рука тянулась к бурдюку. При каждом шаге вода заманчиво плескалась. Он боролся изо всех сил. Он не знал, как скоро его спасут и спасут ли вообще, поэтому экономил. Но делать это становилось все труднее и труднее. Горло превратилось в наждачную бумагу, губы потрескались, он хотел поговорить с собой, чтобы облегчить страдания, но каждое слово вызывало жуткую боль.
Пройдя сто шагов, он сделал глоток. Потом второй. На третьем заставил себя остановиться. Вода опьяняла. Эмиль закрыл бурдюк, упал на колени и посмотрел на небо. Есть ли на нем кто-то всемогущий, всевидящий, следящий за порядком? Если есть, то почему позволил этой планете умереть? Почему забросил его на эту планету? Со свинцового неба на Эмиля смотрела только огромная звезда — умирающий красный гигант.
Через час или через два — Эмиль потерял счет времени — он вышел к реке. Поначалу он обрадовался, но по мере приближения к воде улыбка сползала с его лица.
Стараясь не сорваться, он спустился по крутому берегу и сел на корточки у кромки воды. Вода пахла гнилью. Запах поднимался над ее поверхностью и клубился как пар. Эмиль вытащил из кармана документ приказа — кому он теперь был нужен! — и положил на воду. Листок не двигался. Лежал на месте, постепенно пропитываясь влагой. У реки не было течения; казалось, это вовсе не река, а очень узкое и длинное озеро. Вскоре листок распался на мелкие кусочки и растворился. Слишком быстро, подумал Эмиль.
Он поднялся на ноги и оглядел реку. У противоположного берега из воды торчал камень. На нем сидела птица — первое живое существо, попавшееся Эмилю. Птица была черной, она сидела неподвижно и напоминала статуэтку. Эмиль не видел ее глаз, но мог поклясться, она смотрит прямо на него. Смотрит и надеется, что он умрет раньше. Эмиль подобрал камушек и запустил в птицу. Камушек не долетел полметра и упал в воду. Птица не шелохнулась. Он постоял на берегу еще несколько минут, глядя на воду, наблюдая за птицей, и двинулся дальше.
В какой-то момент ему захотелось умереть. К чему все это? Неужели он еще надеется на спасение? Неужели думает, что какой-нибудь корабль приземлится в этой мертвой степи? Не проще ли упасть в траву, дождаться смерти, и пусть птица выклюет ему глаза? И что хуже всего, вспоминая последние годы жизни, сопоставляя все факты, Эмиль задавался вопросом: а ищут ли его вообще? Слишком много существовало людей, претендующих на его должность (взять хотя бы его сына). Людей, которым ничего не стоит сказать: «Так, капитан, поиски можно считать оконченными. Если мы не нашли его сегодня, значит, он уже мертв». Возможно, его ищет Дворцовая Служба Безопасности, но у нее нет ни кораблей, ни людей для масштабных поисков, а сенаторы скорее пройдутся голышом по Храмовой площади, чем выделят ей деньги. Да и хочет ли он вернуться на свою должность? Эта ужасная одежда, эти бесконечные приемы, эта натянутая улыбка, от которой у него болят мышцы. А люди? Каждый день к нему приходили люди, и у каждого свои проблемы. Эмиль ненавидел необходимость вести себя с ними высокомерно. Ненавидел их идиотскую покорность. Он хотел видеть в людях своих друзей. Хотел хлопнуть человека по спине, угостить бокалом вина и поговорить с ним на равных. Эмиль знал, что мог приказать любому вылизать свои сапоги, и через минуту они блестели бы слюной. Друг, каким бы хорошим он ни был, никогда не станет вылизывать вам сапоги.
Должность, конечно, почетная, уважаемая, да чего там — лучше и пожелать нельзя, но с годами начинаешь уставать даже от безмерной славы и почета.
А кто он здесь? На этой планете? Ничтожный человек, капля в море, маленькая движущаяся точка на огромной, безликой поверхности. Хрупкое, беспомощное и, несомненно, умирающее существо.
Эмиль поднялся на холм. Он шел вдоль реки, и теперь она была по левую руку. Впереди простиралась мертвая степь. Примерно через километр река круто поворачивала налево. Эмиль решил идти прямо и не поворачивать за рекой. Река ему не нравилась.
Красный гигант клонился к закату, и перед Эмилем шагала его длинная тень. Температура упала на пару градусов, ему полегчало. Уже стоило подумать о ночлеге. Эмиль остановился. Ночлег? Что за глупость? Можно улечься на землю в любой точке этой мертвой степи, разницы не будет. Здесь нет ни одного места для ночлега. Разве что у подножия холма. Эмиль обернулся.
На холме стояло черное бесформенное существо, закрыв своим телом половину красного гиганта. Короткая рука-отросток шевелилась в разные стороны, словно подзывая Эмиля. Существо было не меньше трех метров в высоту и одного в ширину. Невозможно было понять, где у него голова, где ноги и как вообще оно передвигается. Эмиль решил, что оно учуяло его запах и вылезло из реки, чтобы поймать и съесть. Существо могло быть даже тем камнем, на котором сидела птица. А та птица могла быть сейчас у него в животе… или чем там оно переваривает пищу.
Наконец тварь двинулась. Она пошла на Эмиля. Двигалась медленно, очень медленно, как старик с тростью, но все же двигалась. Вернее, ползла, приминая траву, словно слизняк.
Эмиль двинулся следом. И если он и шел быстрее, то ненамного.
Десять минут назад он выпил последнюю воду. Пить пока не хотелось, но он знал: если бросится бежать, то через километр свалится, задыхаясь, на сухую траву. Будет лежать, не в силах подняться, пыхтеть и смотреть, как на него надвигается огромное бесформенное нечто. Может быть, он поползет, как раненный солдат на поле боя. Хотя, скорее всего, нет.
Эмиль посмотрел на тварь. Тварь ползла.
Он хотел спать. Он прошагал без остановок пять часов, очень устал и хотел спать. Глаза слипались, ноги заплетались. Однажды он читал о человеке, который протопал во сне полтора километра от своего дома до винной лавки и обратно. Кажется, это называлось лунатизмом. Эмиль тогда рассмеялся и, назвав прочитанное полной чушью, отложил книгу.
Когда красный гигант наполовину скрылся за горизонтом, Эмиль понял, что тварь двигается быстрее, чем он предполагал. Или она ускорилась. Или он стал идти медленнее. Как бы то ни было, теперь его и бесформенную тварь разделяло не больше пятнадцати метров.
Эмиль ускорил шаг. Ноги запротестовали, взвыв от боли и усталости. Он увеличил расстояние до тридцати метров и сбавил темп. Когда оно снова сократилось, снял с пояса бурдюк и запустил в тварь. Бурдюк прилип к ее телу, затем вошел внутрь, словно потонув в киселе. А через секунду тварь выплюнула бурдюк с такой невероятной силой, что он пулей долетел до Эмиля, чиркнул его по плечу и упал в траву метров через десять.
Плечо взорвалось болью. Эмиль поморщился, схватился за него и едва не упал. Несомненно, целилась тварь в голову. Могла ли она подобрать несколько булыжников и расстрелять Эмиля? Слава богу, в этой степи не было ничего, кроме сухой безжизненной травы. Впрочем, на берегу камни были. Возможно, она припасла их на случай неудачного исхода погони.
Плечо взорвалось болью. Эмиль поморщился, схватился за него и едва не упал. Несомненно, целилась тварь в голову. Могла ли она подобрать несколько булыжников и расстрелять Эмиля? Слава богу, в этой степи не было ничего, кроме сухой безжизненной травы. Впрочем, на берегу камни были. Возможно, она припасла их на случай неудачного исхода погони.
Эмиль надеялся, что тварь не может подолгу оставаться без воды и, когда он удалится от реки, оставит его в покое. Но тварь продолжала преследование. Ему стали мерещиться какие-то звуки, и он решил, что это ее издевательский смех. Смех кошки, играющей с мышкой.
Спустя некоторое время ему вообще стало все равно. Он уронил голову, так что подбородок касался груди, и брел, закрыв глаза, отгородившись от всего мира. Он готов был даже воспользоваться великой способностью человека поступать вопреки инстинктам и остановиться на месте, чтобы дать холодному скользкому телу сомкнуться на своей спине. Ему даже стало интересно, каково это — быть поглощенным заживо. Каково чувствовать всей кожей податливую мякоть, медленно тебя переваривающую. Ощущение, наверно, такое, будто плаваешь в болоте серной кислоты. Да, он хотел умереть, но характер не позволял ему сделать это. Поэтому он брел, и смутная надежда оставалась в его сердце.
— Эмиль Третий, не так ли?
Голос был приглушенным и, казалось, доносился из-за толстого стекла. Эмиль остановился, поднял голову и открыл глаза. Сначала все было мутным, в ушах — как будто вата, но потом мир обрел четкость.
Перед ним стоял человек в камуфляжных штанах, массивных ботинках и кожаной куртке. Высокого роста, широкоплечий, с мускулистыми руками. Позади него высилось огромное строение, похожее на космический порт старого образца. Но на самом деле это был замок.
Эмиль потряс головой, словно отгоняя видение.
Человек ухмыльнулся и заткнул за пояс бластер.
Эмиль посмотрел назад. Тварь лежала на земле бесформенной массой всего в пяти метрах от него и растекалась в разные стороны, будто тающий ком снега.
— Ты Эмиль Третий? — повторил незнакомец.
— Да, — ответил Эмиль.
— Ты плохо выполнял свою работу, Эмиль Третий.
— Кто ты?
— Меня зовут Артур, — сказал незнакомец. — Я хозяин этого замка.
— Замка?.. Если у тебя есть средства связи, именем Галактики приказываю тебе сообщить о моем месте нахождения на Ариадну и обеспечить меня всем необходимым до прибытия спасательного корабля.
— Ариадна? — удивился Артур. — Никогда не слышал.
— Что за шутки? Ты слышал мой приказ? Ты знаешь, кто я?
— Неправильно ты себя, Эмиль Третий, ведешь с человеком, от которого зависит твоя жизнь. Неужели ты настолько глуп? Здесь не то место, где можно командовать. Но, я вижу, эта привычка глубоко укоренилась в твоих манерах. Ты видишь это чудовище позади тебя? Почему ты не приказал ему перестать гнаться за тобой? Почему не приказал речной воде сделаться пригодной для питья? Да, я знаю, кто ты, но это не дает тебе никаких привилегий. И теперь я буду командовать.
— Прости, — прошептал Эмиль. — Мне самому это не по душе, я ничего не могу с собой поделать… У тебя не найдется стакана воды?
— Так-то лучше, — сказал Артур. — Иди за мной.
Они вошли в маленькую дверь в стене замка и попали в узкий коридор. На стенах висели картины с непонятными сюжетами. Эмиль обратил внимание на картину с изображением старика, сидящего на полу, и мертвого молодого человека в его объятиях. Самое интересное — глаза старика. Будто это он убил молодого человека и теперь с ужасом осознает содеянное.
Вскоре они пришли на кухню. Артур зачерпнул ковш воды из бочки, стоящей в углу, и протянул Эмилю.
— Пей медленно, — посоветовал он.
Ополовинив ковш, Эмиль сказал:
— Мой корабль разбился. Я летел с Кириака на Ариадну и…
— Мне плевать, куда ты летел, — перебил Артур. — Ты плохо выполнял свою работу, Эмиль Третий.
— О чем ты?
— Галактика в упадке. Это твоя вина.
Эмиль вздохнул. Старое как мир обвинение.
— Упадок Галактики не может быть виной одного человека. Это следствие многих причин.
— А если я скажу, что упадок начался с твоего правления.
— Мне это не нравится, Артур. Я не понимаю, куда ты клонишь.
— Ты убийца, Эмиль Третий, — спокойно сказал Артур. — Ты казнил людей безо всяких причин. Чем не упадок? И ты — главный виновник.
— Что тебе нужно?
— Посмотри на эту планету. Много лет назад она процветала. А теперь умирает вместе со своим солнцем. Я — последний коренной житель.
— Ты убьешь меня?
— Галактика забыла свою историю. Эта планета — родина человечества.
Тут уж Эмиль не выдержал. Ему едва удалось сдержать смешок.
— Эта планета? — Он кивнул в сторону окна, выходящего на мертвую степь. — Эта вонючая дыра на краю Галактики? Ты совсем спятил от одиночества?
— Где же, по-твоему, родина человечества?
— Не знаю, но точно не здесь.
Эмиль допил воду, поставил ковш на стол.
— Так ты сообщишь обо мне на Ариадну?
— А что, если я докажу тебе?
Эмиль уже начинал жалеть, что встретил этого человека. Конечно, он избавил его от твари, напоил водой, но ставить свою жизнь в зависимость от сумасшедшего и слушать его бесконечные бредни… Нет, уж лучше было погибнуть в желудке той бесформенной амфибии.
— Как? — спросил Эмиль.
— Пойдем.
И снова они оказались в длинном узком коридоре. Стены на сей раз были голыми. Артур освещал путь ручным фонариком.
Коридор заканчивался ярко-желтой дверью с табличкой на неизвестном языке.
— Входи и трепещи, — сказал Артур, взявшись за ручку.
Просторный круглый зал с панорамным окном напротив входа был уставлен высокими книжными полками до самого потолка. В центре стоял большой круглый стол.
— Это библиотека? — спросил Эмиль.
— Да! Библиотека!
— А эти книги, они печатные?
— Да. Ты никогда не видел бумагу?
— Конечно, видел. Иногда я составляю приказы на бумаге, но печатные книги…
— Большая редкость, не правда ли? Великие произведения, последние переиздания. Вот, взгляни на эту.
Артур подошел к полкам, поискал взглядом нужную книгу и аккуратно извлек ее из плотного ряда. Показал Эмилю обложку.
— Я не понимаю ни слова.
— Это древний язык. Я пытаюсь изучить его. Мой отец передал мне кое-какие основы этого языка. Название этой книги звучит примерно как «Элайс в чудесном мире» или «Волшебная страна Элайс».
— Что такое Элайс?
— Какое-то название или имя. Но это не важно. — Артур открыл книгу, принялся листать и бормотал себе под нос: — Эти книги — настоящее сокровище. Они — последняя связь с древним, давно потерянным миром. Я просто обязан изучить этот язык и перевести хоть какие-то книги, передать свои знания другим, чтобы они перевели остальные…
Эмиль зашел Артуру за спину. Бластер торчал из-за пояса.
— …книги должны жить вечно, они должны передавать знания предыдущих поколений будущим, они должны…
— Где радио?
— Что?
— Где радио, псих чертов?
Артур оторвал взгляд от книги. Дуло бластера смотрело ему в лоб.
— Где радио? — повторил Эмиль.
— Ты не понимаешь. Ты не можешь убить меня. Без меня эти книги будут потеряны навсегда. Я не скажу, где радио, потому что ты вызовешь корабль и все здесь уничтожишь. Эти книги — последняя крупица информации о прошлом, когда человечество только зарождалось и его домом была эта планета. Эти книги…
— Кому нужны твои книги, — сказал Эмиль.
Зал библиотеки озарила короткая вспышка света.
Игорь Минаков СКАЗКА — ЛОЖЬ
1
Недотыкомка выудил кончиком пера утонувшую в чернильнице муху и изумленно посмотрел на переминающегося с ноги на ногу ражего детину с простодушным лицом деревенщины.
— Как, ты говоришь, тебя зовут?
— Его Иваном, а меня Дураком кличут, — охотно повторил детина, искательно заглядывая писарю в выпученные зенки.
Тот медленно, словно опасаясь измазать и без того фиолетовые от чернил вихры, заложил перо за ухо и, привстав, еще раз оглядел приказную избу: печь с изразцами, да лавки по стенам, да слюдяное окошко, за которым стоял горячий и пыльный летний день. Если не считать самого не выспавшегося, а потому туго соображающего Недотыкомки, глупо ухмыляющегося деревенщины, и притаившегося за печкой стеснительного домового Тришки, более в избе никого не было.
— Кто Иван-то? — спросил писарь, осторожно опуская поджарый зад обратно на лавку.
— Он! — ответил парень и стукнул пудовым кулаком себя в глухо отозвавшуюся грудь.