— Они будут обожать меня! В особенности, когда узнают, что я выставил на границе несколько тысяч солдат...
Авроре нечего было возразить. Пытаясь собраться с мыслями, молодая женщина на мгновение приумолкла, а потом спросила:
— Пожалуй, это действительно весомый аргумент, но, не кажется ли вам, что он слабо подходит для того, чтобы обзавестись союзниками и получить необходимые голоса?
— О, со временем они меня полюбят! Так вы выполните мою просьбу?
— А разве могу я вам отказать? Что ж, я поеду в Берлин, хотя у меня и нет там никаких связей!
— Об этом позаботится моя супруга. Она даст вам необходимые рекомендации! Кстати, похоже, вы ей очень понравились. Странно, не правда ли?
— Не так уж это странно! То есть, я хочу сказать, все познается в сравнении.
Князь нахмурился:
— Что вы имеете в виду?
— Не так давно мы понимали друг друга с полуслова, — рассмеялась Аврора. — Наверное, после вашего пребывания в Вене вы потеряли ваше превосходное чувство юмора?
Фридрих Август едва заметно улыбнулся, пытаясь оставаться серьезным, но уже через мгновение они смеялись в унисон. Он приблизился и начал медленно целовать ладонь Авроры и каждый пальчик в отдельности, совсем как раньше, когда они еще были вместе.
— Если честно, графиня, я думаю, что с вами не сравнится ни одна женщина на свете!
Аврора отступила на шаг и присела в реверансе, который по праву можно было бы назвать образцом изящества. Однако она не успела завершить его, как следует: дверь внезапно распахнулась, и на пороге появилась молодая и очень красивая девушка с молочно-белой кожей и светлыми волосами. Ее фиалковые глаза смотрели с нетерпением, а аппетитный ротик цвета спелой вишни был слегка приоткрыт. Розовое атласное платье, украшенное белыми кружевными оборками, открывало взору, пожалуй, больше, чем требовалось. На высокой круглой груди покоилось ожерелье из жемчуга и бриллиантов. Жемчужные же серьги подчеркивали маленькие прелестные ушки и довершали очаровательную картину. Вдовствующая княгиня была права: новая любовница Его курфюрстской светлости и впрямь походила на изысканное пирожное. Взбитые сливки и вишневый шербет — теперь понятно, что пленило Фридриха Августа. Впрочем, отметила про себя Аврора, «пирожное»-то было с характером!
— Итак, Ваша светлость? — закричала она, едва переступив порог. — О чем вы только думали? Я ищу вас уже полчаса!
Аврора удивленно посмотрела на незнакомку. Такого своевольного поведения она себе никогда не позволяла. Но тем сильнее было ее изумление, когда она увидела, что князь не только не рассердился, напротив, на его лице засияла блаженная улыбка:
— Уже иду, уже иду, дорогая моя! Вы ведь знаете, что я...
Однако своенравная любовница уже повернулась к Авроре, чье присутствие ей явно претило:
— Это еще кто? — презрительно кивнула она в сторону Авроры, так что той захотелось немедленно расцарапать ей лицо.
Фридрих Август поспешил ответить:
— Одна моя хорошая знакомая! Правда, вам еще не доводилось с ней встретиться. Моя дорогая Аврора, позвольте представить вам графиню Марию фон Эстерле, с которой я имел счастье познакомиться в Вене. Мария, это графиня Аврора фон Кенигсмарк, канонисса Кведлинбурга!
— А, так это монашка? По ней не скажешь...
— Ваша светлость, — резко произнесла Аврора, — если вы позволите, мне надо идти! Теперь я еще лучше понимаю вашу супругу!
Не дожидаясь ответа и решив, что одного реверанса с него будет вполне достаточно, Аврора проследовала мимо Фридриха Августа к двери и захлопнула ее за собой, нисколько не заботясь о том, что подумают Его курфюрстская светлость и эта расфуфыренная дуреха!
Спускаясь по лестнице, она пыталась успокоиться или хотя бы скрыть свою ярость под маской высокомерия, однако ее больная лодыжка только подливала масла в огонь. Аврора уже почти достигла подножия лестницы, когда вдруг за ее спиной послышался негромкий смешок. Она обернулась и увидела Флеминга.
— Не кипятитесь! — поспешно выпалил он, съежившись под ее гневным взором. — Я смеюсь не над вами, графиня!
— Над кем же тогда?
— Да над этой ситуацией. Ведь вы только что изволили познакомиться с прелестницей Эстерле, милой игрушкой Его светлости...
— Игрушкой? Если кто-то кому-то и приходится игрушкой, то уж точно не она! Что за манеры у этой выскочки! И он это терпит?!
— Он... гм, скажем так, его это забавляет. Правда, никто не может сказать наверняка, когда эта игрушка ему наскучит...
— Не может? Ну, так я скажу вам: она будет забавлять его до первых симптомов беременности! И тогда эта, как вы изволили выразиться, кукла, сядет ему на шею, а князь, насколько я его знаю, не потерпит...
— О, я тщательно слежу за тем, чтобы она знала свое место! Власть любовницы не должна распространяться дальше спальни. И поэтому, графиня...
— А вот это я с вами обсуждать не намерена, господин канцлер!
— Отчего же? Я-то думал заключить с вами... небольшое перемирие!
— Любое перемирие подразумевает предшествующую ему войну, — резко парировала молодая женщина, и в голосе ее сквозило неприкрытое презрение. — Когда началась наша вражда? Ах да, по-моему, я дала вам пощечину. Едва ли вы могли забыть такое. Стоит отметить, что вы меня тогда сильно обидели... И, кажется, вы говорили о том, что в будущем мне придется поплатиться за мой поступок... Надо признать, вы методично следовали своему плану отмщения. Так о чем же теперь нам с вами говорить?
Флеминг выдавил из себя жалкое подобие улыбки, которое никак не вязалось с его холодным злым взглядом:
— Быть может, о том, как вывести наши отношения на новый уровень? Тем более, если вам так уж не терпится вернуть то, что когда-то вам принадлежало. Я могу помочь. Эта девчонка до того жадна, что готова промотать всю саксонскую казну. И это в тот момент, когда мы из кожи вон лезем, чтобы заполучить польскую корону...
Аврора многозначительно взглянула на канцлера:
— У меня нет ни малейшего желания вредить этой девушке. Его светлость и я сошлись на том, чтобы сохранить теплые дружеские отношения. Не думаю, что я смогла бы быть фавориткой князя и настоятельницей Кведлинбурга одновременно. А его новая пассия вполне справляется со своими обязанностями. Во всяком случае, сам князь весьма ею доволен. И если слухи о том, что вы преданны Его светлости, хотя бы отчасти соответствуют действительности, то мы с вами, очевидно, находимся по одну сторону баррикад. А теперь, прошу меня извинить, но мне пора! Завтра я уезжаю в монастырь.
— Вы не останетесь в Дрездене? — спросил Флеминг с неподдельным удивлением.
— А зачем? Чтобы лишний раз подразнить новую избранницу Его светлости и вынудить тем самым самого князя быть свидетелем наших неприятных разбирательств? Ну, уж нет, подобная затея мне претит. Пусть лучше он развлекается, ну а мы сделаем все возможное, чтобы наш любимый князь стал королем Польши! Вы ведь тоже этого хотите, не так ли? Флеминг попятился, словно впервые разглядел Аврору по-настоящему, и выдохнул:
— Совершенно верно!..
После чего вдруг склонился перед ней в глубочайшем поклоне:
— Простите меня, графиня! До сего дня я был о вас плохого мнения.
— Что ж, если вы говорите правду, это поистине замечательно, господин канцлер, — заключила она с улыбкой.
Она спрашивала себя: действительно ли ей удалось склонить Флеминга на свою сторону? Он был хитер, как змея, и, вне всяких сомнений, был способен на самое изощренное коварство. Но в то же самое время она хотела ему верить, ведь ей так нужна была, хотя бы на некоторое время, хоть какая-то поддержка со стороны!
* * *
Через несколько дней, вернувшись в аббатство, она обнаружила, что слухи о намерениях Его курфюрстской светлости уже добрались до Кведлинбурга. Монастырь гудел, как растревоженный улей. Приезд Авроры произвел эффект разорвавшейся бомбы. Не успела она присесть, чтобы перевести дух после долгого путешествия, как на нее буквально набросилась пожилая графиня фон Шварцбург:
— И после всего, что вы натворили, вам хватает наглости явиться в нашу святую обитель?!
Аврора удивленно подняла бровь:
— И что же такого, интересно, я натворила?
— Не прикидывайтесь, будто бы ничего не знаете! Нам прекрасно известно, что вы пособничаете Фридриху Августу, и мы понимаем, что станет с аббатством в случае, если он передаст его Фридриху-Вильгельму, курфюрсту Бранденбургскому! Это стыд и позор, и мы не собираемся терпеть присутствия в наших рядах предательницы, которая, желая отомстить за то, что ее не выбрали настоятельницей, тут же побежала жаловаться своему любовничку! Так что поспешите убраться отсюда подобру-поздорову, пока вас не выгнали силой...
Не удостоив старую даму ответом, Аврора повернулась к аббатисе, которая стояла в стороне и явно чувствовала себя неуютно в сложившейся ситуации:
Не удостоив старую даму ответом, Аврора повернулась к аббатисе, которая стояла в стороне и явно чувствовала себя неуютно в сложившейся ситуации:
— Она сейчас говорит и от вашего лица тоже?
— Я ничего подобного не говорила. Наша почтенная сестра просто высказывает свое мнение. Впрочем, признаюсь, нас действительно обуревают сомнения с момента вашего возвращения из Дрездена, ведь вы были там как раз тогда, когда князь принял это возмутительное решение...
— Да, это так, однако решение было принято задолго до моего приезда. Его курфюрстская светлость стремится завоевать дружбу курфюрста Бранденбургского, а взамен предлагает ему вожделенные земли, где покоятся предки Фридриха-Вильгельма!
— О, какая трогательная забота! — язвительно фыркнула графиня фон Шварцбург. — И что же именно выгадает из этого союза Фридрих Август?
— Я не собираюсь ничего вам объяснять. Просто знайте, что Его светлость еще не обнародовали своего решения в Берлине — это предстоит сделать мне, от его лица. Сделка произойдет лишь в том случае, если Фридрих-Вильгельм подпишет документ, согласно которому наше аббатство не будет секуляризировано.
Напрасно Аврора надеялась, что эти слова успокоят ворчливую мегеру. Она принялась кричать еще громче:
— Что?! Он посылает вас? Ту, которая меньше всех разбирается в этом вопросе? Неужели он и впрямь думает, что какая-то любовница имеет больше влияния и необходимых знаний, чем наша мать аббатиса, которая, кстати сказать, является еще и княгиней Саксен-Веймарской!
— Дело в том, что ее статус слишком велик, чтобы впутываться в политические дрязги. Я же виделась с князем лишь для того, чтобы...
— ...чтобы он помог вам стать настоятельницей! Это же очевидно, дорогуша. Ваша история шита белыми нитками!
— Умерьте свой тон. Ведь я разговариваю с вами совершенно спокойно, без дерзостей! Князь полагает, что я действительно смогу стать настоятельницей. Это будет моей наградой в том случае, если мне удастся добиться успеха. Если же вы хотите сами отправиться в Берлин, что ж, я не стану вам в этом препятствовать, но, боюсь, вам придется предварительно избавиться от этой отвратительной манеры вести беседу. Спешу заметить, что подобным образом изъясняются лишь рыночные торговки!
— Да как вы смеете! Негодная...
Аврора так и не узнала, что должно было последовать за этим красочным эпитетом. Стоявшие неподалеку монахини удержали старуху, прежде чем та успела наброситься на противницу. Аббатиса поднялась со своего кресла и громко стукнула жезлом об пол:
— Достаточно! Со своей стороны я дозволяю нашей доброй сестре, Авроре фон Кенигсмарк, отправиться в Берлин от лица нашей Церкви. Если ее переговоры пройдут должным образом, она удостоится нашей милости и будет... возведена в сан настоятельницы! А теперь давайте покончим с этими препираниями и обратимся к Господу с молитвой, дабы он простил нас и осветил наш путь!
Никто не стал возражать.
Канониссы запели, взывая к Святому Духу, дабы тот даровал им спасение и покровительство в тот час, когда тучи так неожиданно сгустились над их скромной обителью, а Аврора сидела в отдалении и размышляла. Она задавалась вопросом: неужели действительно наступит день, когда аббатство, где почти все были настроены по отношению к ней крайне враждебно, станет для нее настоящим домом? Стоило признать, что свое решение Фридрих Август принял в самый неподходящий момент, поставив тем самым Аврору в весьма невыгодное положение. Что будет, если курфюрст Бранденбургский заупрямится и аббатство все же будет секуляризировано? И что станет с нею, если план князя провалится? Ей не останется ничего другого, как вернуться в Гамбург к своему сыну, вот только о светлом и славном будущем Морица и о его возможной блистательной карьере придется забыть. В хоровом пении сестер, обращенном к Небесам, в горячих просьбах укрыть церковь от вездесущих темных сил Авроре слышалось зловещее предзнаменование... Она решила, что чем раньше уедет отсюда, тем скорее все закончится. Но разве не должна она была дождаться в Берлине окончательной победы Фридриха Августа?
Вернувшись в свои покои, Аврора отдала необходимые распоряжения. Она решила выехать через пару дней, чтобы хоть немного передохнуть. К тому же ей нужно было написать сестре и рассказать ей о последних событиях. Письмо Ульрике, в котором она просила привезти ей малютку Морица, Аврора отложила до поры до времени, поскольку сама не знала, где ей придется остановиться в Берлине.
Она как раз заканчивала письмо сестре, когда в комнату вошла Юта:
— Господин барон Асфельд хотел бы видеть вас. Он ожидает в приемной.
Аврора едва не закричала от радости, и ей потребовалось недюжинная выдержка, чтобы тотчас не броситься сломя голову навстречу своему лучшему другу. Его неожиданное появление показалось ей чудесной возможностью разом разрешить все проблемы.
Мельком взглянув на себя в зеркало, она быстро спустилась по лестнице, сияя от счастья и совершенно позабыв о том, что торопливый и неспокойный шаг считался у канонисс дурным тоном. Впрочем, она прекрасно помнила их последнюю встречу в Дрездене. Тогда, дабы избежать праведного гнева Фридриха Августа, ей пришлось назвать барона своим кузеном. Войдя в комнату, она воскликнула:
— Кузен Клаус! О, как я рада вас видеть! Удивленное лицо молодого человека, изуродованное двумя страшными шрамами, просветлело:
— Правда?
— Истинная правда! Мне о вас говорила баронесса фон Беркхоф. Она сказала, что вы покинули армию и вернулись на ваши родовые земли. Но не рановато ли уходить в отставку?
— Нет. Я больше не мог оставаться у герцога Целльского. На протяжении долгих месяцев я не получал от вас ни единой весточки. Я не знал, где вы, не знал, что с вами, и практически сходил с ума. Я воображал себе Бог весть что. Поговаривали даже, что вас уже нет в живых... Что вы умерли во время родов.
— Правда заключается лишь в том, что я действительно родила сына. Но, как видите, со мной все в порядке. Однако ребенка мне пришлось спрятать, подальше от ищеек Флеминга. Я же обрела свободу, но взамен мне пришлось пойти на кое-какие уступки, так что... Как видите, я теперь канонисса!
— Стоит ли мне говорить, как я рад за вас? Кведлинбург послужит вам отличным прикрытием... К тому же получается, что теперь мы соседи. Разумеется, я был очень огорчен, узнав, что вы уехали. Очевидно, вы были в Дрездене, — добавил он с легкой ноткой горечи в голосе. Аврора едва заметно улыбнулась: похоже, барон так и не оправился от своей любовной болезни.
— Это так. Но, спешу вас уверить, надолго я там не задержалась. Кстати, завтра мне снова предстоит уехать.
— Так скоро? Но почему?
— Необходимо уладить кое-какие вопросы с курфюрстом Бранденбургским, так что придется ехать в Берлин.
— Вы едете одна?
— Если не брать в расчет мою горничную и кучера, то, да, одна, но...
— Позвольте мне сопровождать вас! На дорогах сейчас неспокойно... К тому же я не знаю, чем себя занять...
— Но как же ваши владения... И ваша мать? Мне сказали, ей нездоровится. Вы нужны ей!
— Увы, вот уже месяц как она более ни в чем и ни в ком не нуждается...
— О, мне так жаль, Клаус!
— Довольно. Она, наконец, воссоединилась с моим отцом, о чем всегда мечтала. Для нее это не смерть, а освобождение... Что же до моих земель, то ими сейчас занимается человек, которому я полностью доверяю. Так что, получается, что я абсолютно свободен и полностью к вашим услугам. Позвольте мне ненадолго стать вашим сопровождающим!
Аврора на секунду задумалась. Идея иметь подле себя надежного сильного мужчину выглядела весьма заманчиво! К тому же барон наверняка сможет позаботиться о маленьком Морице... В настоящий момент ребенку ничто не угрожало, но, кто знает, что может ждать его на пути в Берлин? Конечно, их вражда с Флемингом несколько поутихла, и все же Аврора не могла окончательно поверить канцлеру. И потом, она не знала, существуют ли другие люди, желающие навредить младенцу. Взять, к примеру, того же «ворона», что посылал ей анонимные письма, полные язвительных намеков. Она до сих пор гадала, кем мог быть этот недоброжелатель. Вероятно, теперь он затаился и выжидает удобного момента, чтобы нанести удар...
— Вы не отвечаете, — тихо проговорил Клаус. — Мое предложение вам не по нраву?
— Ни в коем случае, даже наоборот, но... при одном условии...
— Я согласен на все!
— Неужели вы настолько безрассудны?
— Ради вас я готов сделать все, что угодно!
Боже правый, слушать его было одно удовольствие! Однако Аврора привыкла судить не по словам, а по поступкам...
— Есть некто, нуждающийся в помощи и поддержке куда больше, чем я: это маленький ребенок, которому едва исполнилось полгода...
— Ваш сын?... Для меня он так же дорог, как и вы. В моем понимании, мать и сын нераздельны!