Но если это так, то следующий пассаж звучит просто ошеломляюще: «В тот день (прим. автора: 16 июня 1941 года), когда Фитин (начальник внешней разведки НКВД и непосредственный шеф Судоплатова) вернулся из Кремля, Берия, вызвав меня к себе, отдал приказ об организации особой группы из числа сотрудников разведки в его непосредственном подчинении. Она должна была осуществлять разведывательно-диверсионные акции в случае войны. В данный момент нашим первым заданием было создание ударной группы из числа опытных диверсантов, способных противостоять любой попытке использовать провокационные инциденты на границе как предлог для начала войны. Берия подчеркнул, что наша задача – не дать немецким провокаторам возможности провести акции, подобные той, что была организована против Польши в 1939-м, когда они захватили радиостанцию в Гляйвице на территории Германии... Я немедленно предложил, чтобы Эйтингон (прим. автора: один из самых заслуженных советских диверсантов) был назначен моим заместителем. Берия согласился, и в канун войны мы стали искать людей, способных составить костяк специальной группы, которую можно было бы перебрасывать по воздуху в районы конфликта на наших европейских и дальневосточных границах...» (там же, с. 185).
Приведу ещё один любопытный пассаж из книги старого диверсанта: «20 июня 1941 года Эйтингон сказал мне, что на него произвёл неприятное впечатление разговор с генералом Павловым, командующим Белорусским военным округом. Поскольку они с Эйтингоном знали друг друга по Испании (прим. автора: там Эйтингон занимался тем же самым – убийствами и диверсиями), он попросил дружеского совета у Павлова, на какие пограничные районы, по его мнению, следовало бы обратить особое внимание, где возможны провокации немцев» (там же).
Интересно, откуда командующий округом Павлов или вообще кто-либо из советских военных мог знать,где немцы планировали осуществить свои подлые провокации? Может, они там предупреждающий плакат вывесили? Например, такого содержания: «Уважаемые дамен унд херрен, здесь такого-то числа состоится провокация. Приглашаем посетить. Юден вход ферботтен». Правда, дико звучит?.. Как может военный знать, где и как на длиннющем – в несколько сот километров! – участке границы его собирается провоцировать германец?! Но дочитаем сей пассаж до конца: «В ответ, – сетуют Эйтингон с Судоплатовым, – Павлов заявил нечто, по мнению Эйтингона, невразумительное, он, казалось, совсем ничего не понимал в вопросах координации действий различных служб в современной войне. Павлов считал, что никаких особых проблем не возникнет даже в случае, если врагу удастся в самом начале перехватить инициативу на границе, поскольку у него достаточно сил в резерве, чтобы противостоять любому крупному прорыву. Одним словом, Павлов не видел ни малейшей нужды в подрывных операциях для дезорганизации тыла войск противника» (там же). Извините, но ведь Эйтингон пришёл к нему совсем за другим! Повторю начало пассажа: «попросил дружеского совета у Павлова, на какие пограничные районы... обратить особое внимание, где возможны провокации со стороны немцев». При чём же тут «подрывные операции» в тылах немцев? К данному загадочному параграфу я вернусь чуть позже...
Давайте зададимся вопросом: помогло бы наличие подобной группы диверсантов (таких обучают убийствам идиверсиям, а не борьбе с «провокаторами»: есть большая разница – такая же, как, скажем, между полицейскими отрядами SWAT в крупных городах США и армейскими «зелёными беретами») полякам 1 сентября 1939 года? Предположим, что в их распоряжении уже тогда имелись действительно прекрасно обученный для борьбы с террористами специальный отряд «Гром» и вертолёты «Блэк Хоук» – для оперативной переброски в район радиостанции на немецкой территории. И вот, нападение «польских» солдат (на самом деле – немецких заключённых, переодетых в польскую форму) началось. Каким-то чудом элитное подразделение поляков узнаёт о происходящем и... А дальше-то что?.. Летит спасать немецкую радиостанцию от нападения немцев? Уничтожает несчастных «провокаторов», и так уже приговорённых к смерти Гитлером? А заодно и эсэсовцев, которых послали «отбить» радиостанцию? А если бы хоть один из оперативников «Грома» попал в плен на чужой территории?.. Сильно бы это помогло Польше? Ещё неизвестно, стали бы правительства Великобритании и Франции объявлять войну Германии при наличии живых свидетелей подобных «антитеррористических» акций со стороны пусть даже и очень дружественной страны (в связи с этим можно вспомнить недавнюю войну России и Грузии). Но предположим, что произошло сразу несколько чудес. А именно: 1) у Польши уже тогда был спецназ «Гром» с вертолётами; 2) поляки узнали о точном месте и времени проведения провокации; 3) они смогли предотвратить акцию немцев, применив, скажем, усыпляющий газ; 4) после чего бесследно и без потерь унесли ноги с немецкой территории. И что?.. Помогло бы это Польше? Гитлер вновь приказал бы отсрочить нападение войск, уже вышедших на исходные рубежи для атаки? Любой здравомыслящий человек понимает: чем бы ни закончились события раннего утра 1 сентября 1939 года в Гляйвице, Вермахт всё равно перешёл бы польскую границу – потому что таков был приказ высшего политического руководства Германии.
Или, может, подобный отряд и его успешные действия помогли бы финнам избежать Зимней войны, начавшейся после провокации, организованной советской стороной? Уверенно заявляю: ничего подобного! Красная Армия всё равно перешла бы финскую границу для «обуздания агрессора» и «освобождения братского финского народа»! Если какое-либо государство решило напасть на другое, оно всё равно это сделает: не мытьём, так катаньем. Можно предотвратить хоть сотню провокаций, но это не сможет остановить военную машину, уже приведённую в действие руководством страны-агрессора. И это не мог не понимать писавший свои мемуары П. Судоплатов – человек, который много лет работал в одной из самых сильных спецслужб мира, претворяя в жизнь решения самого коварного и жестокого диктатора всех времён и народов. Та версия создания упомянутой «зондеркоманды», которую предложил вниманию читателей бывший чекист-диверсант, – откровенная и явная галиматья. Но гораздо интереснее другое: а зачем в действительности в самый канун войны был создан специальный мобильный отряд отборных диверсантов, деятельность которого курировалась лично Берией и тесно координировалась с руководством Красной Армии и ВВС? Отвечаю: именно для того, чтобы организовать советскую провокацию и найти формальный повод для начала войны с Германией. Другого разумного объяснения этому судоплатовскому «псевдообъяснению» не существует.
Если принять мою гипотезу, то тут же становится ясным и контекст загадочного разговора Павлова и Эйтингона. Представьте, что накануне вторжения в Польшу к генералу Гудериану приходит знакомый эсэсовец-диверсант – скажем, «Большой» Отто Скорцени (на самом деле будущий любимец Гитлера тогда ещё даже не получил повестку и занимался бизнесом) – и просит «дружеского совета»: «Слушай, Гайнц (Хайнц), в каком тут месте поляки «готовят провокацию»? Кто из твоих танкистов готов пожертвовать жизнью для её «отражения» – во имя тысячелетнего Рейха и нашего любимого фюрера?» Нетрудно предположить и возможный «дружеский» ответ честного вояки, болеющего за своих подчинённых: «А не пошёл бы ты, швайнхунд, к такой-то матери!» На самом деле, в Германии подобный разговор был невозможен: там дорожили каждым солдатом, а в ходе «отражения провокаций» убивали исключительно заключённых. Дорожили ли жизнями своих военных Сталин и Берия? А вы вспомните начало Зимней войны с финнами и погибших в ходе «провокации» красноармейцев... А ещё можно вспомнить весь ход Большой войны, а также описанные Резуном-Суворовым послевоенные учения в районе Оренбурга под руководством «маршала победы» Г.К. Жукова – когда десятки тысяч советских солдат и офицеров в мирное время заставили пройти через эпицентр только что состоявшегося атомного взрыва... Я, кстати, встречал одного из выживших участников этих «манёвров». Ему ещё повезло: вылез на бруствер окопа посмотреть на взрыв и временно ослеп, а потому в госпиталь его отправили ещё до самоубийственной «атаки» по превратившейся в стекло земле...
Напоследок приведу слова Судоплатова, посвящённые первым часам начавшейся войны: «В три часа ночи (прим. автора: за час до немецкого нападения?) зазвонил телефон – Меркулов (прим. автора: нарком госбезопасности) потребовал, чтобы я немедленно явился к нему в кабинет. Там я застал начальников всех ведущих управлений и отделов (прим. автора: в очередой раз ловлю Судоплатова на дезинформировании читателя: ранее он писал, что той ночью остался «на хозяйстве» в одиночестве). Меркулов официально (!)объявил нам, что началась война: немецкие войска перешли границу... К девяти утра, заявил он, каждый начальник должен предложить конкретные мероприятия в соответствии с планом действий в условиях начавшейся войны» (там же, с. 187). Предлагаю в этой связи вспомнить уже приведённую выше информацию об отсутствии планов на случай обороны страны и у советских военных разведчиков. Как видим, несмотря на раскинутые по всей оккупированной Европе сети диверсантов-нелегалов, «давно разведанные базы снабжения горючим танковых групп Гитлера» и ночное сидение в кабинетах в ночь с субботы на воскресенье, руководители спецслужб – точно так же, как и армейские генералы и флотские адмиралы – понятия не имели, что же им делать в условиях, когда кто-то напал на них. Планы пришлось создавать заново.
Напоследок приведу слова Судоплатова, посвящённые первым часам начавшейся войны: «В три часа ночи (прим. автора: за час до немецкого нападения?) зазвонил телефон – Меркулов (прим. автора: нарком госбезопасности) потребовал, чтобы я немедленно явился к нему в кабинет. Там я застал начальников всех ведущих управлений и отделов (прим. автора: в очередой раз ловлю Судоплатова на дезинформировании читателя: ранее он писал, что той ночью остался «на хозяйстве» в одиночестве). Меркулов официально (!)объявил нам, что началась война: немецкие войска перешли границу... К девяти утра, заявил он, каждый начальник должен предложить конкретные мероприятия в соответствии с планом действий в условиях начавшейся войны» (там же, с. 187). Предлагаю в этой связи вспомнить уже приведённую выше информацию об отсутствии планов на случай обороны страны и у советских военных разведчиков. Как видим, несмотря на раскинутые по всей оккупированной Европе сети диверсантов-нелегалов, «давно разведанные базы снабжения горючим танковых групп Гитлера» и ночное сидение в кабинетах в ночь с субботы на воскресенье, руководители спецслужб – точно так же, как и армейские генералы и флотские адмиралы – понятия не имели, что же им делать в условиях, когда кто-то напал на них. Планы пришлось создавать заново.
Главная загадка Великой Отечественной войны
Как уже говорилось выше, в целом проведённое мною на уровне домашней библиотеки аналитическое расследование пока полностью подтвердило правоту основных положений работ Резуна-Суворова. Сталин сознательно подтолкнул Гитлера к нападению на Польшу и развязыванию Второй Мировой войны. Делая это, советский диктатор преследовал цели установления (для начала) континентального господства в Европе и значительной части Азии. В период с августа 1939-го по июнь 1941 года в СССР проходила огромная по своим масштабам тайная мобилизация, в ходе которой «под знамёна» встали не менее трёх с половиной миллионов запасных, а экономика была в основном переведена на военные рельсы. В это же время были сформированы десятки дополнительных авиационных, танковых и моторизованных дивизий, а также сотни артполков. Фактически страна превратилась в полностью военизированное государство, вся деятельность которого была подчинена подготовке к неминуемому участию в Большой войне. Как минимум с лета 1940 года германский Рейх считался основным будущим противником Советского Союза, а Генштаб РККА постоянно разрабатывал и уточнял планы агрессивной войны против Германии, её союзников и пока нейтральных государств – вроде Турции и Ирана. При создании этих планов вопросам обороны страны внимания практически не уделялось. Сталин действительно собирался напасть на Гитлера и его союзников первым. Нападение планировалось в период между 22 июня и серединой июля 1941 года. Об этом говорят крупнейшее в истории человечества тайное сосредоточение личного состава и военной техники на западных границах СССР, фактические графики развёртывания армий первого и второго стратегического эшелонов, свидетельства очевидцев и обнародованные секретные советские документы той поры. Скорее всего, началу Большой войны должна была предшествовать громкая провокация, организованная диверсантами НКВД и ВВС РККА. Несмотря на некоторые остающиеся (по крайней мере, у меня) вопросы, я считаю, что подавляющая масса имеющихся в моём «домашнем распоряжении» фактов свидетельствуют в пользу основных тезисов Резуна-Суворова. Я просто не могу объяснить эти факты иначе. В свете обработанной мною информации, прочие теории, пытающиеся объяснить события, происходившие в период с августа 1939-го по 22 июня 1941 года, нельзя назвать хоть сколь-нибудь состоятельными. Вместе с тем, существует как минимум один аспект данной исторической проблемы, которому до сей поры не могли найти удовлетворительного объяснения.
Вот как выразился по этому поводу историк Марк Солонин в статье «Три плана товарища Сталина»: «Есть факт. На рассвете 22 июня 1941 г. нападение Гитлера на Советский Союз стало для товарища Сталина страшной неожиданностью. В возможность такого развития событий Сталин не верил. Даже вечером 21 июня, когда от командования приграничных округов в Москву полетели шифровки о том, что немцы снимают колючую проволоку на границе и в воздухе висит гул танковых моторов, когда по меньшей мере три солдата Вермахта переплыли пограничный Буг в попытке предупредить Родину трудящихся всего мира – даже тогда товарищ Сталин усомнился в достоверности этих сообщений. Да и утром 22 июня Сталину потребовалось несколько часов для того, чтобы принять наконец реальность к сведению... Нападение Германии изумило обитателей кремлёвских кабинетов, ошеломило их и повергло в состояние шока. Это есть факт. Есть и ещё один факт, точнее говоря – большая группа фактов. В мае—июне 1941 г. Вооружённые Силы Советского Союза находились в состоянии скрытого стратегического развёртывания. Причём все составляющие стратегического развёртывания (мобилизация резервистов, стратегическая перегруппировка и развёртывание войск, оперативное развёртывание группировок) производились в режиме строжайшей, небывалой даже по сверхжёстким сталинским меркам, секретности» (сборник «Правда Виктора Суворова. Окончательное решение», с. 31–32).
Историк Р. Иринарховв своей книге «Красная Армия в 1941 году» выразился ещё эмоциональнее: «Нет, не могло руководство страны и армии спокойно относиться ко всем этим поступающим тревожным, кричащим о неизбежности войны сообщениям с западной границы СССР. Невозможно поверить, что Сталин, столько сделавший для укрепления обороноспособности своей страны, мог безучастно смотреть на военные приготовления Германии...» (с. 400). «Такое спокойствие, – продолжает свою мысль Р. Иринархов в книге «Киевский Особый», – может быть только в двух случаях – или правительство СССР и руководство Красной Армии ничего не подозревают о намерениях Германии, или слишком надеются на несокрушимую мощь своей армии. Первое предположение сразу отпадает, поступающих докладов и сообщений о готовности Германии к войне с СССР было предостаточно, и не услышать их мог только глухой. Остаётся другое – уверенность в боеспособности соединений Красной Армии» (с. 385). «...И правительство Советского Союза, и высшее руководство Красной Армии, – в очередной раз подчёркивает российский историк,– были прекрасно осведомлены о готовящемся нападении 22 июня 1941 г. (я надеюсь, что уже ни у кого из читателей не возникает сомнений в этом факте). На состоявшемся ещё до войны заседании в Кремле с участием И.В. Сталина было чётко сказано, что нападение фашистской Германии произойдёт именно в этот день (из дневника С.М. Будённого. – Р.И.) ...высшее руководство Красной Армии прекрасно знало дату нападения и предприняло некоторые меры для его отражения, которых, к сожалению, оказалось недостаточно. Прекрасно оно знало и о сосредоточении германских войск (в том числе и его бронетанковых группировок)... Да и проведение сборов переменного состава армии, которое было назначено с 15 мая по 1 июля 1941 г. (обычно проводились осенью, после уборки урожая), убедительно свидетельствует о том, что войну ждали» (там же, с. 389).
Коротко этот конундрум можно сформулировать следующим образом: почему, прекрасно зная о неминуемом нападении Германии в ночь с 21 на 22 июня, Сталин спокойно отправился спать? На самом же деле, вопросов гораздо больше... Почему давно ожидавшиеся события всё же «ошеломили» советских политических и военных руководителей (а также пять с половиной миллионов военнослужащих)? Зачем 21 июня был сознательно и весьма демонстративно снижен уровень боеготовности некоторых компонентов Советских Вооружённых Сил? Что такое случилось обнадёживающего, чтобы вдруг отменить состояние повышенной боеготовности и казарменное положение, введённые ещё в апреле, и отпустить командиров многих приграничных частей на выходные к жёнам, к любовницам и в рестораны? Зачем запрещали эвакуировать семьи комсостава? Что забыли командующие армиями, фронтами и флотами в театрах, клубах и на стадионах вечером 21 июня? По какой причине после этих демонстративных посещений многолюдных сборищ они направились не домой, а обратно в свои кабинеты и на уже развёрнутые передовые командные пункты? С какой стати прямо накануне войны происходил демонстративный отвод пехотных частей от границы, артиллеристам приказывали сдать прицелы орудий на «профилактику» в мастерские, а пехоте – патроны на склады? Почему, наконец, уже точно зная день и час планируемого германского нападения, Сталин не отдал приказ нанести упреждающий удар или, на худой конец, ввести в действие пусть и не утверждённые планы прикрытия границы? Где искать объяснение совершенно непостижимой уверенности вождя СССР и его ближайших соратников ранним утром 22 июня в том, что идёт не настоящая война, а что-то иное? Откуда взялись истеричность и нерешительность в документах, подписанных «железным» Жуковым?