— Поджигатели, — прошептал Грегсон, — зря мы не захватили противогазы.
— Ложная тревога, — отозвался Франц, показывая на вездесущие сигнализаторы угарного газа, стрелки которых недвижимо стояли на нуле. — Переждем в ресторанчике.
Протиснувшись в ресторан, они уселись у окна и заказали кофе. Кофе был холодным, как, впрочем, и остальные блюда. Все нагревательные приборы выпускались с ограничителями нагрева до 30 °C; сколько‑нибудь горячую пищу подавали только в самых роскошных ресторанах и отелях.
Шум на улице усилился. Пожарники, которым никак не удавалось проникнуть на второй этаж, принялись дубинками разгонять толпу, расчищая площадку перед домом. Сюда уже прикатили электрическую лебедку и начали ее прикручивать болтами к несущим балкам под тротуаром. В стены дома вонзились мощные стальные крючья.
— Вот хозяева удивятся, когда вернутся домой, — хихикнул Грегсон.
Франц не отрываясь смотрел на горящий дом. Это было крохотное ветхое строеньице, зажатое между большим мебельным магазином и новым супермаркетом.
Старая вывеска на фасаде была закрашена, по‑видимому, недавно — новые владельцы без особой надежды на успех пытались превратить нижний этаж в дешевый кафетерий. Пожарники уже успели разгромить его, и весь тротуар перед входом был усыпан битой посудой и кусками пирожков.
Барабан лебедки начал вращаться, и толпа сразу же притихла. Канаты натянулись, передняя стена задрожала и стала рушиться.
Из толпы раздался истеричный вопль.
— Смотри! Там, наверху! — Франц указал рукой на четвертый этаж, где в оконном проеме показались двое — мужчина и женщина, смотревшие вниз с унылой безнадежностью. Мужчина помог женщине выбраться на карниз; она проползла несколько футов и ухватилась за канализационную трубу. Из толпы в них полетели бутылки и, отскакивая от стен, запрыгали внутри оцепления. Широкая трещина расколола надвое фасад; пол под ногами мужчины обрушился, и его сбросило вниз. Затем с шумом лопнуло перекрытие, и дом рассыпался на куски.
Франц с Грегсоном вскочили на ноги, едва не опрокинув столик.
Толпа ринулась вперед, смяв цепь полицейских. Когда осела пыль, на месте дома была лишь куча камней и покореженных балок. Из‑под обломков было видно корчившееся изуродованное тело. Задыхаясь от пыли, мужчина медленно двигал свободной рукой, пытаясь освободиться. Ползущий крюк зацепил его и утянул под обломки; в толпе снова послышались крики.
Хозяин ресторанчика протиснулся между Францем и Грегсоном и высунулся из окна, не отрывая взгляда от портативного детектора; стрелка прибора, как и на всех других сигнализаторах, твердо стояла на нуле.
Дюжина водяных струй взвилась над руинами, и несколько минут спустя толпа начала таять.
Хозяин выключил детектор и, отступив от окна, ободряюще кивнул Францу:
— Чертовы поджигатели! Все кончено, ребята, не волнуйтесь.
— Но ведь ваш прибор стоял на нуле. — Франц показал на детектор. — Не было и намека на окись углерода. С чего же вы взяли, что это поджигатели?
— Не сомневайтесь, уж мы‑то знаем. — Хозяин криво усмехнулся. — Нам здесь подобные типы ни к чему.
Франц пожал плечами и снова сел:
— Что ж, это тоже способ избавиться от неугодных соседей, не хуже всякого другого.
Хозяин пристально посмотрел на него:
— Вот именно, парень. Это порядочный квартал, по доллару пять за фут. — Он хмыкнул. — А может быть, даже и по доллару шесть, теперь, когда узнают, как мы блюдем нашу безопасность.
— Осторожнее, Франц, — предостерег Грегсон, когда хозяин ушел. — Возможно, он и прав. Ведь поджигатели действительно стараются прибрать к рукам мелкие кафе и закусочные.
Франц помешал ложечкой в чашке.
— Доктор МакГи полагает, что пятнадцать процентов населения — потенциальные поджигатели. Он убежден, что их становится все больше и больше и что в конце концов весь Город погибнет в огне.
Он отодвинул чашку.
— Сколько у тебя денег?
— При себе?
— Всего.
— Долларов тридцать.
— Мне удалось наскрести пятнадцать, — сказал Франц. — Сорок пять долларов — на это можно протянуть недели три‑четыре.
— Где?
— В Суперэкспрессе.
— В Суперэкспрессе? — Грегсон даже захлебнулся. — Три или четыре недели! Ты что задумал?
— Есть только один способ установить истину, — спокойно объяснил Франц. — Я больше не могу сидеть сложа руки и размышлять. Где‑то должно существовать свободное пространство, и я буду путешествовать на Супере, пока не отыщу его. Ты одолжишь мне свои тридцать долларов?
— Но, Франц…
— Если за две недели я ничего не найду, я пересяду на обратный поезд и вернусь.
— Но ведь билет обойдется… — Грегсон замялся в поисках нужного слова, — в миллиарды. За сорок пять долларов ты не выедешь на Супере даже за пределы сектора!
— Деньги мне нужны только на кофе и бутерброды, — ответил Франц. — Проезд не будет стоить ни цента. Ты же знаешь, как это делается…
Грегсон недоверчиво покачал головой:
— А разве для Супера этот фокус тоже годится?
— А почему нет? Если у меня спросят, я отвечу, что возвращаюсь домой кружным путем. Ну как, Грег? Одолжишь?
— Не знаю, как и быть. — Грегсон растерянно мешал ложечкой кофе. — Франц, а существует ли свободное пространство?
— Вот это я и собираюсь выяснить, — ответил Франц. — Считай, что это мой первый практикум по физике.
Стоимость проезда на транспорте зависела от расстояния между начальной и конечной станциями и определялась по формуле: а = Vb2 + с2 + а2. Оставаясь в пределах транспортной системы, пассажир мог выбирать любой маршрут из пункта отправления в пункт назначения. Билеты проверяли только на выходе, и в случае необходимости контролер взимал доплату. Если пассажир не мог расплатиться (десять центов за километр), его отправляли обратно.
Франц и Грегсон вошли на станцию на 984‑й улице и направились к билетному автомату. Франц вложил один пенни и нажал кнопку с надписью «984‑я улица». Автомат заскрежетал, выплюнул билет, а на поднос для сдачи выкатилась та же монетка.
— Ну что ж, Грег, счастливо оставаться, — проговорил Франц, направляясь к платформе. — Увидимся недельки через две. Я договорился с ребятами, в общежитии меня подстрахуют. Скажешь Сэнгеру, что я на пожарной практике.
— А вдруг ты не вернешься, Франц? Вдруг тебя высадят из экспресса?
— Как это — высадят? У меня есть билет.
— А если отыщешь Свободное пространство? Вернешься?
— Если смогу.
Франц похлопал Грегсона по плечу, махнул рукой и скрылся в толпе пассажиров.
По местной зеленой линии он доехал до пересадочного узла в соседнем округе. Местные поезда ходили со скоростью 100 километров в час со всеми остановками, и дорога заняла два с половиной часа.
На пересадочном узле станции он сел на скоростной лифт, который со скоростью 600 километров в час за девяносто минут поднял его за пределы сектора. Еще пятьдесят минут на экспрессе — и он на Центральном вокзале, где сходились все транспортные артерии союза.
Здесь он выпил кофе и твердо решил не отступать. Суперэкспрессы отправлялись на запад и на восток с остановками на каждой десятой станции. Ближайшим оказался Западный экспресс, прибывавший через семьдесят два часа.
Центральный вокзал был самой большой станцией, какие только доводилось ему видеть: огромная пещера длиною два километра и высотой в тридцать уровней. Сотни лифтов и пассажирских платформ, лабиринт ресторанов, отелей, театров превращали вокзал в карикатурную копию Города.
Узнав дорогу в справочном бюро, Франц поднялся на лифте на 15‑й ярус, где останавливались Суперэкспрессы. Их вакуумные тоннели — две огромные стальные трубы по 100 метров в диаметре на гигантских железобетонных пилонах — пронизывали всю полость вокзала.
Франц прошелся вдоль платформы и остановился у телескопического трапа, соединявшего платформу с воздушным шлюзом. Направление — Запад, точно на 270°, подумал он, разглядывая огромное изогнутое брюхо тоннеля. Где‑то тоннель должен кончиться. В кармане у Франца было сорок пять долларов, этого хватит на кофе и бутерброды недели на три, а понадобится — и на все шесть. Вполне достаточно, чтобы выяснить, где кончается Город.
Следующие трое суток он провел, питаясь кофе с бутербродами в бесчисленных вокзальных кафетериях, читая брошенные газеты и отсыпаясь в пригородных поездах — четыре часа до границы сектора и обратно.
Когда наконец прибыл Суперэкспресс, Франц присоединился к небольшой группе пожарных и муниципальных чиновников и вслед за ними вошел в поезд. Поезд состоял из двух вагонов — спального, где не было ни души, и общего с местами для сидения.
Франц уселся в укромном уголке — поблизости от приборной панели — и, вытащив блокнот, приготовился сделать первую запись.
Когда наконец прибыл Суперэкспресс, Франц присоединился к небольшой группе пожарных и муниципальных чиновников и вслед за ними вошел в поезд. Поезд состоял из двух вагонов — спального, где не было ни души, и общего с местами для сидения.
Франц уселся в укромном уголке — поблизости от приборной панели — и, вытащив блокнот, приготовился сделать первую запись.
День 1‑й — Запад, 270° — 4350‑й союз.
— Пойдемте выпьем, — обратился к нему капитан пожарной полиции, сидевший через проход, — стоянка десять минут.
— Спасибо, не хочется, — ответил Франц, — я покараулю ваше место.
Доллар пять за кубический фут. Чем ближе Свободное пространство, тем ниже должны быть цены. Незачем выходить из поезда или привлекать к себе излишнее внимание расспросами. Достаточно одолжить газету и посмотреть средние рыночные цены.
День 2‑й — Запад, 270° — 7550‑й союз.
— Эти Суперэкспрессы скоро совсем прикроют, — сказал сосед, — в спальном вагоне никого, а здесь на шестьдесят мест всего четыре пассажира. Незачем стало ездить. Люди предпочитают сидеть дома. Еще несколько лет — и сохранятся только местные поезда.
97 центов.
«Если брать в среднем по доллару за фут, — от нечего делать считал Франц, — то пространство, которое я уже проехал, стоит 4 х 1027 долларов».
— Вы не выходите? Что ж, счастливо оставаться, молодой человек.
Мало кто из пассажиров проводил в вагоне больше трех‑четырех часов. К концу второго дня от многократных разгонов и торможений у Франца разболелись спина и затылок. Он пытался размяться, прогуливаясь по коридору пустующего спального вагона, но то и дело ему приходилось возвращаться на свое место, чтобы пристегнуться ремнями перед очередным торможением.
День 3‑й — Запад, 270° — 657‑я федерация.
— Интересно, как вам удалось это доказать?
— Просто случайная идея, — пояснил Франц, комкая рисунок и кидая его в мусорный ящик, — практического приложения она не имеет.
— Странно, но мне это что‑то напоминает.
Франц подскочил в кресле:
— Вы уже видели такие машины? Где? В газете? В книге?
— Вовсе нет… Во сне.
Каждые двенадцать часов машинист расписывался в журнале: поездные бригады западного и восточного направлений менялись местами и возвращались домой.
125 центов.
8 х 1033 долларов.
День 4‑й — Запад, 270° — 1225‑я федерация.
— Доллар за кубический фут. Вы торгуете недвижимостью?
— Только начинаю, — небрежно ответил Франц. — Собираюсь открыть собственную контору.
Он играл в карты, покупал в автомате кофе с булочкой, смотрел на приборную панель и прислушивался к разговорам.
— Поверьте, настанет день, когда каждый союз, каждый сектор, едва ли не каждая улица обретут независимость. У них будут собственные энергостанции, аэраторы, резервуары, гидропонические фермы…
Поезд летел вперед.
6 х 1073 долларов.
День 5‑й — Запад, 270° — 17‑я Великая федерация.
В киоске на станции Франц купил пачку лезвий и заглянул в брошюру, выпущенную местной торговой палатой:
«12 000 уровней… 98 центов за кубический фут… уникальная Вязовая аллея, пожарная безопасность не имеет себе равных…»
Он вернулся в вагон, побрился и пересчитал оставшиеся 30 долларов. От станции на 984‑й улице его отделяло 95 миллионов больших километров, и он понимал, что пора подумывать о возвращении. В следующий раз он постарается скопить пару тысяч.
7 х 10127 долларов.
День 7‑й — Запад, 270°–121‑я Центральная империя.
Франц взглянул на приборную панель.
— Разве здесь нет остановки? — спросил он у сидевшего в другом ряду мужчины. — Я хотел узнать, какие здесь средние цены.
— По‑разному — от пятидесяти центов и до…
— Пятьдесят центов! — Франц вскочил с места. — Когда следующая остановка? Мне надо выходить!
— Только не здесь, сынок, — мужчина предостерегающе поднял руку. — Это же Ночной Город. Ты что, торгуешь недвижимостью?
Франц кивнул и попытался взять себя з руки.
— Я думал…
— Успокойся. — Мужчина встал со своего места и уселся напротив. — Это огромная трущоба. Мертвая зона. Кое‑где здесь продают пространство по 5 центов. Ни электричества, ни воды…
Два дня они ехали без единой остановки.
— Городские власти уже начали ликвидировать трущобы. Огромными блоками. Ничего другого не остается. Страшно подумать, что при этом происходит с их обитателями. — Он откусил большой кусок от бутерброда. — Странно, но такие мертвые зоны есть повсюду. О них умалчивают, а они все ширятся и ширятся. Все начинается в каком‑нибудь закоулке в обычном районе доллар за фут; засорился где‑то мусоропровод, не хватает урн — и не успеешь оглянуться, как миллион кубических километров превращается в хаос. Власти приходят на помощь, закачивают цианистый газ и затем… замуровывают выходы и входы. Если район замурован, это уже навсегда.
Франц кивнул, прислушиваясь к глухому гудению экспресса.
— В конце концов ничего не останется, кроме мертвых зон. Весь Город превратится в огромное кладбище.
День 10‑й — Восток, 90° — 755‑я Великая метрополия.
— Стойте! — Франц вскочил и удивленно уставился на приборную панель.
— В чем дело? — удивился сосед напротив.
— Восток! — закричал Франц. Он постучал рукой по панели, но ничего не изменилось. — Разве поезд повернул назад?
— Нет, это Восточный экспресс, — отозвался второй пассажир, — вы что, сели не в тот поезд?
— Но поезд идет на запад, — настаивал Франц, — он идет на запад уже десять дней.
— Десять дней! — воскликнул пассажир. — Неужели вы провели в поезде целых десять дней?
Франц прошел вперед и обратился к проводнику:
— Куда идет этот поезд? На запад?
Проводник отрицательно покачал головой:
— На восток, сэр. Он всегда шел на восток.
— Вы все с ума посходили! — закричал Франц. — Покажите мне поездной журнал.
— Сожалею, сэр, но это не разрешается. Могу ли я взглянуть на ваш билет, сэр?
— Послушайте, — тихо проговорил Франц, изнемогая от накопившегося в нем за двадцать лет чувства безысходности, — я еду в этом поезде…
Он замолчал и вернулся на свое место.
Пятеро пассажиров настороженно следили за ним.
— Десять дней, — потрясенно повторил один из пассажиров.
Две минуты спустя в вагон вошел охранник и потребовал у Франца его билет.
— И билет, разумеется, оказался в полном порядке, — проговорил врач. — Да, как ни странно, но нет закона, который бы запрещал такие поездки. Когда я был помоложе, я сам любил прокатиться бесплатно, хотя мне, конечно, такие выходки в голову не приходили.
Врач снова сел за стол.
— Мы снимаем обвинение. Вы не бродяга в том смысле, в каком это определяет закон, и транспортные власти тоже не могут предъявить вам никаких претензий. Кстати, они не в состоянии объяснить, каким образом эта кривизна оказалась заложенной в транспортную систему; похоже, это исконная особенность Города. Теперь перейдем к вам. Вы собираетесь продолжить свои поиски?
— Я хочу построить летательный аппарат, — осторожно сказал М. — Где‑то же должно быть Свободное пространство. Не знаю… может быть, на нижних уровнях…
Врач встал:
— Я попрошу сержанта передать вас нашему психиатру, который поможет вам избавиться от кошмаров.
Врач подошел к дверям, но вдруг остановился.
— Послушайте, — принялся он объяснять, — возьмите, к примеру, время, у него ведь не существует границ. Субъективно оно может протекать быстрее или медленнее, но что бы вы ни делали, вам не остановить эти часы. — Он показал на часы на столе. — Или же заставить повернуть их вспять. Точно так же нельзя выйти за пределы Города.
— Ваша аналогия неверна, — ответил М. — Все это, — он показал рукой на стены комнаты, на огни за окном, — построено нами. Но никто не в состоянии ответить на вопрос: что здесь было прежде?
— Город был всегда, — сказал врач. — Разумеется, не эти самые кирпичи и балки, а другие. Вы же согласны, что время не имеет ни начала, ни конца. Город так же стар, как время, и он существует вместе с ним.
— Но ведь кто‑то же положил самый первый кирпич? — настаивал М. — Было Основание.
— Это миф. В него верят только ученые, да и то больше на словах. В частных беседах они признают, что Первый камень — просто суеверие. Мы отдаем ему дань из чувства традиции, но ведь ясно, что самого первого кирпича не было никогда. В противном случае необходимо объяснить, кто его положил и, что еще труднее, откуда взялись те, кто его положил.
— Где‑то должно существовать Свободное пространство, — упрямо повторил М., — у Города должны быть границы.
— Почему? — переспросил врач. — Не может же Город плавать в центре пустоты? Или вы хотите доказать именно это?