Минут сорок Иван стоял ошарашенный, потерянный, ничего не видящий кроме этих близких ему и далеких ныне людей. Потом вновь обрел способность замечать окружающее, поймал за руку девчушку лет шести, пробегавшую мимо, хохочущую и беспечную.
— Ой, дедушка! — вскрикнула она, совсем не испугавшись.
А Иван замялся. Дедушка? Ему чуть за сорок… Правда, вот борода седая, лохмы торчат — тоже пегие все, глаза слезятся… Конечно, дед! Кто же он еще!
— Скажи, — ласково попросил он девчушку, — ты знаешь про этих людей? Вон, видишь, стоят… кто они?
Хохотушка поглядела на него с недоумением, улыбнулась. Но ответила, кокетливо строя глазки:
— Все знают! Они спасли Землю, и погибли, там, — она вдруг скривила личико, махнула куда-то вверх ручонкой. Но потом снова улыбнулась и выпалила: — Только это было давным-давно, меня еще и на свете не было!
Иван разжал руку. И девочка убежала к родителям, парнишке и девчоночке, которые сами были немногим старше ее.
Давным-давно! Значит, все-таки было! Значит, кое-что осталось — пускай в памяти, в этом золоте у стены. Но никто и никогда не узнает всей правды. Никто! И никогда! Лишь его до последних дней будут мучить видения обледеневших черных городов и черных перепончатокрылых теней в черном тягучем воздухе. Лишь он будет помнить, что было… да-да, не могло быть, а именно было! И он будет приходить сюда. Каждый день. И будет читать эту коротенькую и крохотную надпись на постаменте каждый раз заново: «Они сделали все, что смогли…»
И никто и никогда не будет узнавать его. Никогда не поставят ему памятника. Не напишут про него в книгах… Ну и не надо. Он и так знает про себя все. А им лучше не знать. Не каждому по плечу такой груз. Память штука непростая.
А еще он будет приходить туда, к Храму.
Иван быстро, почти не опираясь на посох, пошел к спуску. И руки и ноги его совсем не дрожали. Жизнь дала ему больший заряд, чем тысячи больничных коек. И он увидел их — светивших ему на Земле и во мраке черной пропасти, хранивших его повсюду.
Неземным сиянием в чистом майском небе, отражая Огонь Небесный и открывая путь к Свету, сияли над землей, над Вселенной, над бескрайним Мирозданием Золотые Купола Святой Руси.
1989-96 гг.
Сергей Москалёв ГАРДЕРОБ
Первая подобная смерть была зарегистрирована в начале июня. Джефферсон Монт был задушен в своей квартире. Тело осталось около входной двери. Великолепный костюм не был даже испачкан. Его задеревеневшие руки тянулись к удавке, след от которой точно отпечатался на шее, как раз под бугорком. В комнате, где он провел свою последнюю минуту, были заметны следы борьбы: немного собранный ковер, перевернутый стул, опрокинутый телефон, розетка которого была с корнем вырвана из места соединения. Никаких следов, отпечатков пальцев или ног на месте преступления обнаружено не было. Входная дверь осталась запертой изнутри, на столике лежали счета и проекты контрактов. Смерть наступила мгновенно.
Мотивы убийства Монта легко угадывались за образом его жизни. Владелец нескольких десятков компаний, финансовый магнат Джефферсон Монт вел бурный образ жизни, часто меняя любовниц. Со своей бывшей женой он не поддерживал никаких отношений. Его сын, преуспевающий адвокат, давно вел собственное дело и никак не зависел от отца.
Солидная часть состояния Монта досталась секретарше, работавшей у него последнее время.
Немного позанимавшись, полиция отправила это дело в архив как нераскрытое. Ни одна из прорабатывавшихся версий не была доказана следствием.
Следующим был Адам Качер. Его нашли за рулем такси в пять утра в пригороде. Смерть наступила по причине болевого шока от нескольких открытых переломов обеих ног. Нашли клиента, которого он вез с одной из вечеринок около трех ночи, некоего Уильяма Хопки, человека без определенных занятий. Но и с него было снято подозрение, так как Хопки не обладал большой физической силой, а для таких переломов, по заключению врачей, нужно было ударить Качера тяжелой гирей по ногам несколько раз прямо в машине, где мешает руль. К тому же таксист заправлялся на бензоколонке в половине четвертого, что и подтвердил заправщик.
Эти два убийства поставили полицию в тупик. Если мотивы в преступлении с Монтом как-то просматривались, то в убийстве таксиста Качера не было никакого смысла. Вся выручка была при нем, он не имел большого состояния, вместе с семьей занимал скромную квартиру. Вдовой осталась жена с шестилетней дочерью.
Как и в случае с Монтом, расследование ни к чему не привело. Через некоторое время материалы были сданы в архив. Газетная шумиха почти не переставала утихать, говоря о гибели Монта, о таксисте же было написано всего несколько строк в вечерней хронике.
Легкую панику вызвало третье преступление. Во время купания в один из уик-эндов, на тех пляжах, куда стремится любой человек, один из купающихся закричал. Его крик вызвал сначала замешательство, все подумали, что у берега акула. Большое кровавое пятно вокруг него было наглядным тому подтверждением. Спасатели поспешили к кричавшему, но из воды извлекли две человеческие половины, разрезанные по поясу, словно бритвой.
Это произошло в августе. Все газеты, словно сговорившись, «набросились» на криминальную полицию. Под броскими названиями они на первых полосах помещали фотографии погибшего Ирвина Энмалса и требовали найти убийцу, не оставляющего буквально никаких следов на месте преступления. Телевидение также не осталось в стороне от сенсационных убийств и подготовило несколько аналитических программ. Необходимо было что-то предпринимать, дела затребовали из архива, но расследование не продвигалось дальше имеющихся фактов.
— Значит так, Ларри, — сказал мне редактор, положив телефонную трубку, — если мы не поднимем тираж, не напечатаем чего-нибудь сногсшибательного, наш журнал прекратит свое существование. Вот тебе чек, расходуй деньги и копай. Копай все, что сочтешь нужным, проводи параллельное расследование, ищи свидетелей, вобщем, добывай материал.
Только учти, что денег больше нет ни у меня, ни у журнала. В лучшем случае, мы выпустим еще один номер, а затем наше имущество пойдет с молотка. Сегодня шестое августа, в твоем распоряжении три недели и два дня.
— Боюсь, мне нечего будет найти, чтобы поддержать тираж. По этим убийствам работает разведка, они ищут по всем направлениям. Как бы мне не опоздать.
— На то ты и журналист, Ларри. Ищи, копайся в мусоре, заглядывай под одеяла, спускайся в канализацию, придумай сам, в конце концов, что-нибудь, только раздобудь парочку доказательств. Это как раз тот случай, чтоб выбраться из кризиса.
Я откровенно приуныл. Обо всех трех убийствах теперь писалось подробно. Биографии жертв появились в газетах и, как водится, в их жизни отыскались эпизоды никак не связанные с гибелью, но представленные газетчиками как причина. Любому нормальному человеку было ясно, что таксиста Качера не мог убить друг его юности, от которого он когда-то увел подружку. (Впоследствии она сбежала и от Качера.)
Идти за материалом в полицию я не хотел, да и не могли они сообщить мне что-то новое. Мисс Санджес, секретарша Монта, меня бы не приняла, журнал «Вторая Ступень» ей ни о чем не говорил. Вдова Качера Кора никого не желала видеть, а Энмалс был холостяком.
Я скупил все газеты, где что-либо печаталось о преступлениях и жертвах и пришел к выводу, что ничего нового я найти не смогу. Лишь в интервью с Корой Качер меня заинтересовала одна подробность. Накануне гибели Адам Качер был на распродаже, купил кое-что из вещей. Кора больше говорила о нем как о примерном семьянине и заботливом отце, о том, что полученной страховки хватит ненадолго, что теперь ей придется оставить домашнее хозяйство и пойти работать. Следующим звеном в цепи стал Монт. За два дня до гибели ему был доставлен новый костюм, в котором он и был найден. Энмалс погиб спустя неделю после своего дня Рождения. Друзьями ему был подарен пляжный комплект.
Надежды на удачное расследование у меня почти не осталось. Я открыл кейс, положил туда всю прессу и отправился в закусочную. Времени на это дело почти нет, сумма, вписанная редактором в чек, смехотворно мала, ее не хватит даже на текущие расходы. Жуя сэндвич и запивая его горячим молоком, я подумывал, не отказаться ли мне от этого дела вовсе и поискать более стабильный журнал? Однако на это было трудно рассчитывать. Я чувствовал себя зайцем, которому предстояло найти волка, но при этом остаться несъеденным. Я даже не представлял, с чего же мне начать.
В закусочной стоял игровой автомат, к которому иногда подходили, бросали монеты и нажимали ручку. Автомат исправно показывал нулевой выигрыш. Кто-то подходил еще, проигрывал опять. Разные люди, а результат один. Подошел средних лет господин и после проигрыша пробормотал себе под нос что-то недовольное; молодая парочка вслед за ним, девушка громко смеялась после проигрыша, а парень говорил ей что-то на ухо. Почти как в этом деле: жертвы — очень разные люди, а результат один, то есть никаких результатов, кроме самих преступлений.
В закусочной стоял игровой автомат, к которому иногда подходили, бросали монеты и нажимали ручку. Автомат исправно показывал нулевой выигрыш. Кто-то подходил еще, проигрывал опять. Разные люди, а результат один. Подошел средних лет господин и после проигрыша пробормотал себе под нос что-то недовольное; молодая парочка вслед за ним, девушка громко смеялась после проигрыша, а парень говорил ей что-то на ухо. Почти как в этом деле: жертвы — очень разные люди, а результат один, то есть никаких результатов, кроме самих преступлений.
Меня словно кто-то натолкнул на мысль. Все трое незадолго до смерти приобрели какую-нибудь вещь для себя, для гардероба: Монт — выходной костюм, Качер несколько сорочек, а Энмалсу был подарен пляжный набор. И всех троих настигла смерть спустя несколько дней после приобретения.
Я отставил молоко и вновь достал газеты. Эти подробности подавались почти незаметно, вскользь, как второстепенные детали, но мои догадки подтвердились. Брюки, в которых обычно работал Качер были сданы в прачечную, на работу он вышел в новых, что и подтвердила вдова. Энмалс купался в новых плавках, Монт же, по словам мисс Санджес, собирался ехать с ней за город в один из клубов. Все трое были в обновках.
Мысль показалась мне безумной, но что-то похожее на ниточку от клубка попалось мне в руки. Я решил проверить, хотя почти не верил в успех и отправился к портному, пошившему костюм Монта, точнее к владельцу одного из самых шикарных салонов мод.
Меня приветливо встретили на входе, но попасть к нему на аудиенцию мне не удалось.
— Мне кажется, — сказал секретарь, — что вам не следует заказывать в нашем салоне одежду для себя. Мы рады вас обслужить, но боюсь, вам это будет не по средствам.
— Я пришел не для того, чтобы заказывать одежду. Мне нужна только консультация, — я совсем не собирался так быстро покидать салон.
— В чем именно?
— Я хотел взглянуть на ткань, — я сделал паузу, не зная как продолжить, — на ткань, из которой был пошит костюм мистера Монта.
— Минутку, — секретарь набрал на компьютере имя. — Заказ был сделан тридцатого мая. Очень дорогая французская ткань. Исполнен третьего июня и в тот же день был доставлен ныне покойному Джефферсону Монту. Что вас еще интересует?
— Нельзя ли поговорить с курьером, доставившим заказ мистеру Монту?
— Вы из полиции?
— Нет, ну что вы! Я — журналист, хотел бы выяснить, как встретил его мистер Монт, как оценил работу, ну и все прочее. Я пишу очерк о нем, о его жизни, и меня интересуют буквально все мелочи. Если это возможно, я попросил бы вас устроить мне встречу с исполнителем заказа, с тем человеком, который шил этот костюм, — конечно, я вел себя слегка навязчиво и секретарь мог спокойно выставить меня за дверь. Я мог бы пообещать ему ссылку на него при публикации, но салон «Фэшн Фокс» в рекламе такого рода не нуждался и я приготовился выслушать отрицательный ответ. Однако секретарь любезно отправил меня к консультанту.
Им оказался высокий худощавый человек лет сорока. Его прямой торчащий нос резко контрастировал с широким подбородком и проницательными глазами. Гладко выбритое лицо источало аромат тонкого французского одеколона. Руки лежали на столе и я обратил внимание на неестественно длинные «музыкальные» пальцы. Он поднялся за столом, поприветствовал меня и предупредил, что даже для представителей прессы консультации платные.
— Меня зовут Дуглас Вилаччи. Для вас у меня ровно десять минут. Что вы хотели, мистер Солтинг?
Я повторил свою просьбу.
— Должен вам сказать, — начал Вилаччи, — что третьего июня костюм Монта был доставлен мной около четырех часов пополудни, — он нажал кнопку внутренней связи. — Анна, принесите образец серого французского полушерстяного драпа. Да, прямо сейчас. — Мистер Монт открыл дверь сам, взял заказ, поблагодарил меня и подписал чек. Вот, собственно, и все. Кроме слов благодарности он не произнес больше ничего и сделать какие-либо выводы об оценке работы или о чем-то другом не представляется возможным.
В кабинет вошла Анна с образцом французского драпа. Она внесла еще несколько лоскутов другой материи. Вилаччи их разложил передо мной на столе и продолжил:
Вот ткань, из которой был пошит костюм. Она делается по заказу и только на один экземпляр. Из нее был пошит пиджак, жилетка, а также брюки и галстук. Из этой материи, — он взял в руки принесенные лоскуты, — были пошиты сорочка и несколько сменных воротничков. Что вас интересует еще?
— Пожалуй, больше ничего, — его рассказ был предельно лаконичен.
— С вас двадцать пять долларов за консультацию, а эти обрезки можете оставить себе в качестве презента. Вы, газетчики, люди дотошные, ищите, анализируйте. Поверьте, меня разгадка гибели мистера Монта интересует не меньше вас. До свиданья, буду рад еще дать вам консультацию, — он выписал счет.
Да, не густо для начала. Я сгреб в карман остатки тканей и вышел из кабинета.
Салон находился в одном из респектабельных районов. Неподалеку отсюда жил и Монт. Наверняка Вилаччи шел пешком к дому Монта и, возможно, по пути куда-нибудь заходил. Его внешность очень хорошо запоминалась и я направился в первый от «Фэшн Фокс» бар.
Этот бар, как, впрочем, и другие заведения, расположенные здесь, были дорогими. Здесь было много клубов по интересам, казино, увеселительных ресторанов, и в каждом описывать внешность Вилаччи было все равно, что искать иголку в стоге сена.
Обойдя несколько баров и не найдя понимания, я понял, что мои усилия в этом направлении будут бесполезными. Я вышел в сквер и расположился под кронами деревьев, достал лоскуты и принялся их внимательно разглядывать.
Ткань действительно была очень дорогой. Трудно было с первого взгляда даже понять, что же этот рисунок напоминает. Он не был обычной угловатой формы, скорее, это было похоже на стебель цветка, от него во все стороны разбегались побеги. Если обладать хорошей фантазией, то можно было увидеть и бутоны, и листья, и многое другое. Я попробовал поглядеть сквозь ткань на солнце. Полная светонепроницаемость. При такой плотности она должна быть тяжелой, но ткань была легкой, воздушной, словно шелк.
Мимо меня проходил мальчуган, державший в руке поводок. Огромная рыжая собака, увидев меня, вырвалась из его рук и бросилась ко мне.
— Тони, Тони, назад, ко мне! — крикнул парень и побежал за собакой. Я немного испугался, но пес, не проявляя агрессивности, подбежал ко мне, обнюхал туфли, резко выхватил у меня из рук воротничок от заказа Монта и запрыгал в сторону лужайки.
Я растерялся от неожиданности. Этот пес утащил у меня, может быть, ключ ко всем трем преступлениям.
— Парень, догоняй его! — крикнул я, а сам побежал наперерез.
— Нет проблем, сэр! Сейчас я его поймаю!
Легко угадывался молодой возраст собаки. Она подбрасывала воротничок вверх, прыгала из стороны в сторону и громко лаяла от восторга. Собака в очередной раз схватила зубами кусочек материи и, громко взвыв, бросила его. Отскочила немного в сторону, в ней мгновенно проснулась злость, она стала лаять на лоскут, не решаясь схватить его. Мальчишка подбежал к собаке и крепко взялся за поводок. Пес продолжал отчаянно лаять, когда тот оттаскивал его от воротничка.
— Извините меня, сэр, — сказал мальчишка. — Тони хоть и большой, но еще щенок. Любит порезвиться. Могу ли я чем-нибудь помочь вам?
Я поднял с земли воротничок. В нем была небольшая дырочка от прокуса и рядом с ней лежал острый собачий клык. Пес по-прежнему зло лаял, из его рта начала идти пена, но парень держал его на безопасном от меня расстоянии.
— Посмотри-ка ему в пасть, — вместо ответа сказал я, — кажется, он потерял зуб.
— Так и есть, сэр. Наверное, схватил вместе с вашим платком камень.
— Отведи его в ветлечебницу да впредь смотри за ним повнимательнее.
Собачий зуб был срезан как бритвой. Ни одной шероховатости. Ни о каком камне здесь и речи быть не могло. Я внимательно изучил то место, где лежал воротничок. Камней в траве не было. Для очистки совести я осмотрел и окружающую траву. Никаких твердых предметов, способных срезать зуб, я также не увидел.
Я немедленно решил ехать к Коре Качер, не особенно надеясь, что буду принят. Выйдя из метро и прошагав несколько кварталов, я увидел слегка обветшалый дом, построенный лет пятнадцать назад. Табличка с номером, висевшая на стене, ясно указывала, что я пришел по адресу. Теперь нужно было придумать благовидный предлог, чтобы попасть в квартиру и поговорить со вдовой. Лифт в доме не работал и я поднялся по лестнице на четвертый этаж и позвонил. Дверь приоткрылась, я увидел висящую цепочку, а за ней круглое детское личико.
— Ты, наверное, Джудит Качер, девочка? Могу ли я поговорить с твоей мамой?
— Мама больна и никого не хочет видеть. Если вы из-за папы, то полицейские здесь уже были много раз, назадавали кучу вопросов маме и мне и ушли.