– Алик больше понтует, – хмыкнул Вениамин.
Их провели в огромную гостиную, заставленную золоченой мебелью в стиле ампир, с шелковыми матерчатыми обоями и зеркальными потолками. Бросилось в глаза обилие старинных дорогих картин в тяжелых рамах.
Лакей указал на кресла.
– Садитесь. Александр Александрович сейчас выйдет.
Азаров плюхнулся всем весом – кресло жалобно скрипнуло. Сергей осторожно присел. Охранники Азарова остались стоять на входе в гостиную.
Вениамин нагнулся к Сергею:
– По моим сведениям, состояние Алика не превышает восьми миллионов баксов, считая и эти картины.
– Что требуют вымогатели?
– Все.
– Это он вам сказал?
– А кто еще? Он сам разговаривал. Поднял трубку телефона, а ему оттуда открытым текстом: «Горохов, верни деньги. Все. Продай все, что есть, и верни».
– Потом что было?
– Потом в трубке раздались короткие гудки. Алик позвонил мне, я выехал к нему немедленно.
– А ваш фээсбэшник?
– У него дела какие-то. Мобильник не отвечает. Вроде уехал в Москву… По крайней мере, мне так сказал один из его коллег, когда я пытался его найти.
– Он уехал без предупреждения?
Азаров, испытывая недовольство, поежился и, кривя лицо, ответил:
– Странно, что его номер не отзывается… ну, на который только мы звоним, когда ЧП.
– Дальше что было?
– Приехал я сюда, а Горохов мне пакет показал – принес на вахту в подъезд какой-то посыльный. Там платежные поручения на восемь миллионов долларов. Получатель – фирма в Лесорецке. Тот же трюк, что с Сысоем!
В гостиную вошел пресловутый Алик. Это был крупноголовый человек, блестящую лысину его обрамляли длинные прямые волосы. Большой нос портил и без того некрасивое лицо. А выпуклые глаза делали его похожим на старую жабу.
Следом за Аликом вошла высокая молодая женщина, красивая, с идеальной фигурой. Сергей сообразил, что она приходится пожилому Алику новой супругой, была взята замуж из модельного агентства.
Горохов, глядя в упор на Сергея, спросил у Азарова:
– Он?
– Да. Покажи ему платежные поручения.
Горохов оглянулся на жену.
– Нелли, принеси пакет.
Красивая Нелли оценивающе окинула Сергея взглядом, хмыкнула непонятно чему и вышла из гостиной. Горохов, одетый в короткий халат с атласными обшлагами, уселся в свободное кресло.
– Вас зовут Сергей? – обратился он к журналисту.
Тот привстал.
– Сергей Бянко. Журналист.
– Наслышан о вас от моего друга. Вы в курсе дела?
– Полностью.
– Тем лучше. Что скажете?
– Пока ничего не скажу.
– Что же нам делать? Мне, – Горохов кивнул на Азарова, – Вениамину Семеновичу… другим нашим друзьям. Это чистой воды вымогательство.
– Алик, он знает историю с самого начала, – сказал Азаров.
– Хорошо, но мы взяли тогда по сто пятьдесят тысяч, а сейчас с нас требуют миллионы!
– Если бы попросили сто пятьдесят кусков зелени, отдал бы? – усмехнулся Азаров.
Горохов, засопев, стал жевать губами.
Сергей про себя подумал, что и копейки эти жадные волки не вернут, им хоть сколько жалко. Они готовы только рвать, хватать. В принципе, бог поступал справедливо – вновь погрязнуть в бедности для них было наказанием похлеще смерти.
В гостиную вернулась супруга Горохова. Она шла, словно по подиуму, виляя узкими бедрами. И Сергей, и Азаров завороженно пожирали глазами ее ноги. Бянко почувствовал эрекцию. Было бы здорово опрокинуть эту смазливую бабенку на пол, раздвинуть ее ноги и насладиться ее прелестями. Судьба у красивых женщин – жить с богатыми стариками, ублажать богатых, отвратительных стариков и рожать детей от богатых стариков. А ведь ее мечта – отведать молодого, неутомимого самца с твердым членом. Сергей опустил взгляд на свои брюки – слава богу, они были широкие и скрывали боевую готовность его борца за идею.
– Кому? Тебе, пупсик? – Нелли протянула пакет, вопросительно глядя на мужа, потом обернулась к Азарову – тот не пошевелился, к Сергею. – Вам?
– Спасибо, – журналист забрал пакет из ее рук. Как же хороша эта стерва! И живет со стариком. Разве мог Горохов в его возрасте барабанить такую киску как следует? Да она почти девственница! За все время замужества в лучшем случае попробовала мужа раз десять и то минут по десять – на большее его бы не хватило. Вон какой он оплывший, с больным взглядом…
Улыбнувшись уходящей Нелли, Сергей пристально посмотрел на Горохова. В чем душа держится – а боится расстаться со своими миллионами. Упырь. Клещ. Из ста пятидесяти тысяч умудрился вылепить восемь миллионов – ясно, какими способами он приумножал состояние!
Горохов смотрел на Сергея выжидающе. Бянко пришлось улыбнуться. Он раскрыл большой конверт из желтой почтовой бумаги, вытащил оттуда пачку отпечатанных платежных поручений. Сумма указана в рублях по курсу. Номера счетов, банк в Лесорецке и фирма оттуда же. Все липа, все разовое – когда деньги придут на счет, их мгновенно разбросают по другим счетам и угонят в офшорную зону, куда-нибудь на Каймановы острова. Фирма, естественно, зарегистрирована на паспорт опустившегося обывателя. Когда к нему приедут следователи, он ответит пьяным голосом, что паспорт давно потерял и все ему по барабану. Эти платежки не давали Сергею никакой информации, но он, чтобы не сердить «клиентов», достал из внутреннего кармана джинсовой куртки цифровой фотоаппарат, все аккуратно сфотографировал с умным видом. Впихнув платежки обратно в конверт, отдал его Горохову.
– Эти сведения будут больше всего интересны вашему другу из ФСБ.
– Да, мы отдадим платежки Волкашину, может, он что-нибудь высосет из них. Через проверенных людей он уже ищет наших противников в Лесорецке. Но говорит, что эти люди, хотя сводят концы в Лесорецк, действуют отсюда, из Питера.
– Откуда он знает?
Горохов пожал плечами.
– Его разве разговоришь? Никогда ничего не объясняет толком. Сказал мне, что чувствует – кто трясет нас, тот под боком, в Петербурге.
– На Волкашина тоже наехали?
– Кто на него рискнет наехать? Он – ФСБ.
– На вас рискнули, а вы – его друзья. Значит, те люди не боятся Волкашина. Связавшись с вами, они с самого начала предполагали, что придется иметь с ним дело.
– Может, о Волкашине не знают?
– Исключено. Кто начал эту операцию, тот собрал всю информацию.
Горохов задумался.
– И что?
– Ничего. Будем искать, будем думать.
– Время, Сережа! Время! У нас его очень мало. Враги уничтожили не только Сысоя, Мулатова, Маранка, они замахнулись на нас, – Азаров помолчал. – Круг сужается. Нас осталось трое. Алик, я и Волкашин. Я думал, тебе полезно будет взглянуть на платежки.
– Это пригодится, – не стал разочаровывать его Бянко. Щеки инстинктивно зачесались – вспомнились кулаки Азарова. Его лучше было не злить, тем более что Сергей потратил его деньги. Журналист переключился на Горохова. – Хочу вас спросить, Александр Александрович, откуда вымогатели узнали, что у вас есть восемь миллионов долларов?
– Есть?! – Горохов чуть не подпрыгнул в кресле. – Восемь миллионов! Да нет у меня! Если только все продать, все – может, наберется.
– Они вам сказали об этом – продай все. Выходит, они посчитали, прикинули. Вы у них, как на ладони.
Горохов впал в задумчивость.
– Может так статься, что в вашем окружении есть люди, работающие на ваших врагов?
Горохов, тяжело вздохнув, посмотрел исподлобья на вошедшего в гостиную лакея, проговорил:
– Надо проверить.
Лакей (очень важный) степенно вымолвил:
– Александр Александрович, вас к телефону.
– Иду, – Горохов с готовностью вскочил с кресла.
Азаров, мотнув головой в сторону выхода, потянул Сергея за рукав:
– Нам тоже пора, Алик. Я тебе позвоню.
– Хорошо, будем держать связь. Я должен быть в курсе всего… – Горохов, жалко улыбнувшись, кивнул и пошел прочь из гостиной.
Лакей проводил Сергея с Азаровым до дверей квартиры.
Спускаясь по лестнице, Вениамин, посмеиваясь, сказал Бянко:
– Классная у Алика женушка!
– Красивая.
– Пихаться страсть как любит! Я ее лично дважды обрабатывал по-всякому. Ее все лакеи Алика прут, вся охрана, шоферы… Они у нее все в кулаке зажаты. Скажет Алика придушить – придушат, не задумываясь, хотя гуляют на его деньги.
– Почему не откроете ему глаза?
– Дурак я. Она мне дала, чтобы я тоже повязан был. Я вякну, она меня сдаст, скажет – он тоже гадил. Хитрая баба, опасная. Алик – старый дурак. Ее все прут, кроме Алика, а он платит за чужое удовольствие. Счастливый осел.
Сергея ошарашили слова Вениамина. Вот тебе и смазливая дурочка из модельного агентства! А он ведь ей понравился. Сто процентов, что у нее пронеслась мысль насчет Сергея. Было бы неплохо такую штучку попользовать.
Выйдя на улицу, Азаров замер, глядя на свой джип, в котором уже ждали будоломы сопровождения.
– Что будешь делать? – спросил он Сергея.
– Вызову Анисима, пусть наблюдает за квартирой Горохова.
– Вызову Анисима, пусть наблюдает за квартирой Горохова.
– Зачем?
– Есть мысль. Горохова кто-то сдает. Этот кто-то знает, кто на вас наезжает… Ну, не конкретно, но кому-то он сливает информацию. Через этого человека можно будет протянуть цепочку дальше.
– Торопись, Бянко, время не ждет. Если со мной беда стрясется, я к тебе с того света вернусь, чтобы порвать на куски!
В то утро Сергей вызвал Аннуса и повел его в квартиру Горохова уже в отсутствие Азарова. Тот же милиционер с пристрастием допросил, к кому они пришли и кто такие, по домофону доложил о прибывших хозяину квартиры и, лишь получив добро, пропустил внутрь дома. Сергей поощрять сержанта за рвение в службе не стал – и так Азаров за утро дважды по пять сотен кинул; а еще древние японцы утверждали, что «сильно хорошо» – это уже плохо.
Горохов теперь был в тяжелом бархатном халате до пят, расшитом казахскими узорами. Рядом с ним, с важным видом английского джентльмена, стоял лакей. На Сергея он смотрел с презрением, на Анисима вообще не смотрел. Бянко это обстоятельство не задевало – лакеи Горохова получали в пять раз больше, чем сам главный редактор Калашников, не говоря уж о них, журналистской мелюзге. У них были «Тойоты» и «Ауди», квартиры с огромными плазменными экранами домашних кинотеатров, дети на платных факультетах в престижных университетах и молодые курвы-содержанки, победительницы провинциальных конкурсов красоты.
– Снова ты, Сережа, – Горохов обращался к нему уже, как к родному. Аннус его удивил. – Черный с тобой?
– Мой напарник. Познакомьтесь – Анисим. Помогает мне вести расследование.
– Понял. Но он компетентен? – Горохов был в полной растерянности.
– Дилетантов не держим.
– Ясно. Итак, ты что-то забыл у меня спросить?
– Александр Александрович, можно тет-а-тет?
Горохов пожал плечами.
– Изволь, – кивком он отослал лакея.
– Александр Александрович, я хочу поручить Анисиму последить за вашей обслугой, – у Сергея не повернулся язык назвать лакеев прислугой. Вроде меняется только приставка «об» и «при», но как изменяется смысл!
– Ага… Понял… Что ж, хорошо. Ты правильно подметил – кто-то на меня настучал тем прохвостам, что вымогают деньги. Если мы найдем стукача, то выбьем из него имена тех, кому он сдает меня…
– Да. Поэтому, Александр Александрович, необходимо, чтобы Анисим увидел всех, кто служит у вас. Но сделать это надо ненавязчиво, чтобы не вызвать подозрения.
– Сделаем так: он – дизайнер. Я решил поменять интерьер. Заказал самого модного дизайнера. Походим по квартире, пусть смотрит на обитателей, а я буду объяснять, что желаю «поменять и переделать». У меня работают четверо лакеев и шофер.
– Азаров говорил, у вас не один шофер, – Сергей припомнил, что Вениамин говорил про жену Горохова: «ее все лакеи прут, охрана, шоферы». Не шофер, а шоферы.
– Один из лакеев иногда подменяет шофера, когда ему требуется выходной или срочный отгул… Прошу.
Войдя в гостиную, сразу столкнулись лицом к лицу с прекрасной Нелли. Теперь Сергей смотрел на нее по-другому. Она казалась ему доступной, а ее красота была распутной. «Возьми меня!» Но Нелли во все глаза пялилась на Аннуса. На ее лице читалось животное желание отдаться африканцу.
Горохов не заметил ничего предосудительного.
– Как зовут вашего друга? – спросила Нелли у Сергея.
– Анисим. Знакомьтесь.
– Очень приятно, – жена Горохова обнажила в улыбке белоснежные зубы. – Меня зовут Нелли.
– Увидимся. Я буду у ваши дома наблюдать.
– Надеюсь… увидимся.
Нелли ушла, виляя бедрами, словно завлекающая клиента распутница. Горохова поведение жены не смутило. Видимо, мужские силы оставили его, и на флирт благоверной он смотрел сквозь пальцы – была бы рядом, целовала в лысину перед сном, что еще нужно! Он показал на двери, ведущие в бильярдную.
– Пройдемте.
Горохов показывал то одну, то другую шикарно отделанную комнату, говоря, что это ему уже приелось, что он ждет от Анисима новых заграничных идей. Аннус, раззявив рот, обалдевал от всеобъемлющей роскоши, царящей вокруг. Сергею пришлось не один раз толкнуть стажера в печень, чтобы он запоминал физиономии лакеев.
Последним Аннусу показали шофера – эдакого будолома в идеальном костюме. Африканец шофера испугался и, обернувшись к Бянко, пролепетал:
– Я все запомнить, можно идти.
– Отлично. Спасибо, Александр Александрович. Не будем больше отвлекать вас от дел. Мы будем на связи.
Оставив Аннуса дежурить у дома, Сергей на пару часов показался в редакции. От слежки стажера толку не было никакого, но журналист твердо решил делать вид, что старается, а дальше – как бог выведет. Нелепую они с Гороховым легенду про Анисима придумали – то он дизайнер, а то часами будет тереться у подъезда… Начхать! Горохов лично насочинял, пусть сам и думает – умно это или нет.
Между тем в редакции произошел первый за долгие годы инцидент между Фруевым и редактором Калашниковым. А дело было так…
Калашников наливался яростью. Он медленно краснел, глаза лезли из орбит. Эдакий сеньор-помидор. Читал статью Фруева о деревенских мужиках, ищущих правду в столице, и бесился. Фруев уже сто раз пожалел, что зашел так некстати.
Калашников не выдержал.
– Мужики! Ищут правду! Они ищут эту херовую правду уже лет пятьсот, Фруев! Ты подумал, когда брался за такую тему, кому она будет интересна? Твоим мужикам? Они нашу газету не читают! Какая им правда нужна, тем более в столице? Водка бесплатная? Что им нужно, конкретно? Сидел себе в деревне, работал – бах, все бросил, поехал правду искать, – Калашников метнул на Фруева убийственный взгляд. Тот испугано сжался – никогда не видел шефа таким озлобленным. – Правду им подавай! Какую правду?
– Чтобы город не угнетал деревню, – вяло отозвался Фруев. – Чтобы справедливость в жизни была.
– Справедливость! – рявкнул Калашников.
Фруев захотел поскорее покинуть кабинет.
– Справедливости нет! Нету! Нет ни правды, ни справедливости!
Калашников утверждал это искренне. Только вчера он убедился на собственном опыте в отсутствии справедливости. Его любимая жена Зарина, высокая полногрудая татарка, с которой Калашников прожил в мире и согласии двадцать лет, променяла его – сорокалетнего, атлетически сложенного красавца – на толстобрюхого близорукого хиляка, да еще коротышку, почти лилипута. Нет, она не объявила торжественно: «Юра, мы должны расстаться!» – она, как голодная сука, тайно бегала к хахалю трахаться, а после возвращалась домой и нежным голосом ластилась: «Юрочка, пупсик, что тебе приготовить?» Было бы не так обидно, если бы Калашников был импотентом и его не тянуло к жене – нет, он дважды в неделю наставлял ее на путь истинный в супружеской постели, делал по нескольку подходов, при этом по ее лицу видел, что дело делалось ладно. А она спуталась с этим пижоном, очкастым, плешивым музыкантишкой… Он же маленький, тот мужичок, до груди ей. Как можно с таким? И лицо уродливое, как у Фруева.
Калашников, зло прищурившись, посмотрел из-за листов со статьей на своего сотрудника. Точно, такая же отвратительная физиономия.
Если бы не старик в квартире напротив жилья коротышки, он бы до сих пор ничего не знал и верил бы в правду и справедливость. А так – их нет. Нету! Старик позвонил и, издевательски посмеиваясь, сообщил про Зарину.
– Хотите лично убедиться, приходите ко мне. Она уже у него, и они не зашторивают окон.
Взволнованный Калашников примчался к старику и в услужливо предоставленный бинокль увидел воочию, как Зарина оголилась и стояла перед мерзким коротышкой – великолепная, с большими бедрами, большими грудями, смуглокожая. Член у музыканта был не маленький, но и не большой – как у Калашникова. Нисколько не лучше. Ха, музыкант! Он играл на виолончели, и у него была маленькая виолончель, потому что он был коротышка! Какая она извращенка, его красавица-жена! Она послушно лежала на животе, пока музыкантик вытворял с ней все, что хотел. Ему она позволяла все, а законному супругу устроила «клубничку» всего дважды за долгую супружескую жизнь, и то с кучей оговорок и ограничений. А коротышке – пожалуйста, без проблем! Калашников видел лицо жены – она орала, она стонала, как шлюха. С мужем лежала с каменным лицом, а тут выделывала финты!
Калашников отбросил от себя листы со статьей. Почему? Да все потому, что не было ни правды, ни счастья! Ничего. А урод Фруев писал о мужиках-правдоискателях – ходят они, всем в рот заглядывают: «Какая она, правда?» Убить мало за такую писанину!
Фруев вышел от редактора ни живой ни мертвый. Отерев пот со лба, выдавил смотревшему на него Бянко:
– Совсем озверел. С чего бы?
– Не знаю, – пожал плечами Сергей, улыбнулся.
– Кстати, он велел зайти к нему твоему стажеру.
– Аннуса нет. Скажи ему, придет не скоро.
– Зайди и скажи ему сам!
Ничего говорить озверевшему Калашникову Сергей не собирался. Он закрыл ноутбук, впихнул его в сумку и ушел из редакции.