– Здорово! – радуюсь, как ребенок, и любопытствую: – А какое именно?
– Непременно американского производства: так мне будет спокойнее.
– Ford? GMC? А быть может, Dodge? – перечисляю я со знанием дела.
– Why not? – улыбается Грегори моим автомобильным познаниям.
– А почему ты до сих пор не приобрел машину для себя? – удивляюсь я.
– Нет такой надобности. На работу, как ты знаешь, люблю ходить пешком. В иные места меня возят. Да и такси всегда можно взять.
Он ведет «Бьюик» спокойно, уверенно. Я и не подозревала, что настолько умело, не имея ежедневной практики, можно управлять этакой махиной! Впрочем, все, за что бы Грегори ни брался, получается у него превосходно. Мне, безнадежной нескладухе, сложновато будет соответствовать такому умельцу. От него не ускользнет ничего. Надо продумывать каждое слово. Не болтать лишнего. Любое движение и даже мысль подвергать цензуре, прежде чем выпустить на волю. Отфильтровать фантазии. И не забывать держать спину. Вон как девочки трепещут! Да и остальные стараются соответствовать высокой чести находиться рядом. За что же мне такая честь, интересно знать?
– Дети, – Грегори кидает скорый взгляд через зеркало заднего вида, – а ваша мама вчера ни о чем необычном не рассказывала?
– О, конечно, – оживленно отзывается Вика. – Она рассказала, что встретила тебя на приеме…
– Так, – вскинулся Грегори.
– …вместе с женщиной.
– Каким тоном она это сообщила? – нахмурился Грегори.
– Никаким не тоном, – поморщилась Вика, – мама просто сказала: «Ваш папа был с новой женщиной».
– И как ты на это отреагировала? – Грегори выглядел сердитым.
– Никак, – быстро ответила Виктория, глядя в окно.
– А ты, Ники?
– Я сказала, что знаю, – простосердечно улыбнулась Вероника зеркалу заднего вида.
– Что знаешь? – Грегори даже затормозил от неожиданности.
– Знаю, что ты был… с женщиной. – Ника запнулась и покраснела, поняв внезапно, что сболтнула лишнее.
– Так. – Грегори остановил машину около придорожного кафе. – Алекс, Вики, вы пообщайтесь и закажите мне кофе. Ники, иди сюда.
По встревоженному виду Вики я поняла, что она обеспокоена за сестру.
– Папа бывает излишне строг, – только и сказала та, увидев мое замешательство.
– Вика, а ваша мама – брюнетка?
– Да, – ответила Вика, – очень красивая.
– Бесспорно, – вежливо соглашаюсь я.
Выходит, это была она – моя предшественница. Теперь мне ясен тот оценивающий взгляд. Жаль, у меня не было возможности разглядеть ее получше. Почему, интересно, Грегори ничего мне не сказал, но так напрягся?
До Нью-Джерси мы добрались довольно быстро. По дороге заехали в супермаркет, закупили продуктов на два дня. И некоторых средств гигиены. Я страшно обрадовалась, увидев на полке любимый шампунь, но не в привычном для меня небольшом флаконе, а в литровой упаковке. Я же говорю – гигантомания во всем.
– Ты почему это выбрала? – с подозрением поинтересовался Грегори.
– Я им пользуюсь, – ответила просто.
– Тебе знакома эта марка шампуня? – изумился он. – Выходит, он есть и у вас в продаже?
– Довольно давно, знаешь ли, – хмыкнула я.
– Что, и диски косметические, и ватные палочки тоже появились в России? Ты хочешь сказать, что давно пользуешься ими?
Он наивно полагает, что мы продолжаем жить как в Совке – в тотальном дефиците и вне мировых поставок продовольствия и бытовой химии!
Дом, в который мы приехали, принадлежит близким друзьям Грегори.
Сами они посещают его редко, но всегда радушно предоставляют своему другу с детьми ключи. В доме находится все необходимое для проживания. Четыре спальни на втором этаже (каждая со своим санузлом, душем и ванной), внизу – каминная, столовая, соединенная с кухней, и несколько подсобных помещений.
Грегори велел девочкам разобраться с покупками. И вывел меня на прогулку с обзорной экскурсией.
Дом стоит безо всякого ограждения фактически на краю леса.
– Забор здесь неуместен, – поясняет Грегори, – это частное владение. Любой, кто попытается его нарушить, будет считаться trespasser.
– Что это такое? – удивляюсь я.
– Ну, trespass переводится примерно так: «нарушать чужое право владения собственностью». Соответственно trespasser – лицо, вторгнувшееся в чьи-либо владения без разрешения хозяина.
– Какое противное слово – trespasser… – поморщилась я, – просто клеймо какое-то.
– Ты так говоришь, потому что в русском юридическом языке нет такой криминальной квалификации, – взвешенно объясняет Грегори. – Возможно, тебе понятнее будет формулировка «незваный гость»?
– И как же такого незваного гостя наказывают? – насмешливо вопрошаю я. – Вызывают полицию и заковывают в наручники? Взимают штраф размером в месячную зарплату? Или просто убивают на месте?
– Представь себе, как хозяин посчитает нужным, так и будет защищать свою собственность, – спокойно отвечает Грегори.
– Странно как-то получается, – произношу задумчиво.
– Что же тут странного, Алечка? – снисходительно спрашивает Грегори.
– В чем преступление человека, случайно наступившего на чужой участок земли? – недоумеваю я. – Если он при этом ничего не украл, никого не убил, почему за это надо карать?
– Американский закон всегда стоит на защите прав человека и его собственности, – важно отвечает Грегори. – У нас нет необходимости друг от друга отгораживаться забором. Тебе, дорогая, это трудно понять, потому что привыкла жить в бесправном, криминогенном государстве.
Он улыбнулся снисходительно и произнес:
– Вот когда ты примешь нормальную, цивилизованную систему ценностей, перестанешь удивляться естественным вещам.
Грегори обнял меня за плечи и повел живописной тропой к небольшой извилистой речушке.
– Ты часто здесь бываешь? – поинтересовалась я.
– Теперь буду чаще, – он поцеловал меня в висок, – предполагаю перебраться сюда на лето. А что? Подумай, как славно тут жить, наслаждаясь прекрасными видами. Я буду ездить на работу и возвращаться вечером. Ты будешь проводить время с детьми. В Нью-Йорке летом душно, жарко и делать нечего.
– Ты уже все за меня решил! – ахнула я.
– Не за тебя, а за нас. Послушай. Я нанял еще одного сильного юриста, который должен придумать, как поскорее вытащить тебя из России. В понедельник мы с ним встречаемся и подписываем необходимые документы.
– Зачем такие траты, Гриша? – удивляюсь я. – Куда нам торопиться?
– Ты не понимаешь?! – Грегори разворачивает меня к себе и берет мое лицо в ладони. – Теперь, когда я обрел тебя, мысль о самой короткой разлуке невыносима…
Это вновь меня смущает. И уже слегка настораживает.
– Гришенька, мне надо позвонить в Москву.
– Кому? Сыну? Соединю тебя с ним в понедельник.
– Гриша! Я не могу ждать до понедельника. Я соскучилась по Димке! В самом деле, какая же я легкомысленная мать. За обустройством личной жизни упустила из виду собственного ребенка.
Мы вернулись в дом. Грегори подошел к телефону и соединил меня с Москвой. Трубку сняла тетя.
– Аля! Ты вернулась?
– Нет, тетечка, дорогая моя, а как ваши дела? Не замучил Димка вас?
– Справляюсь, – вздохнула тетя, – когда ты возвращаешься? Как твоя командировка?
– Спасибо, нормально. – Я прикрыла микрофон рукой и спросила у Грегори: – Когда я возвращаюсь?
Он печально взглянул на меня и проговорил:
– Попроси ее потерпеть еще немного! Скажи, что тебе необходимо задержаться. Что решается твоя судьба.
– Тетечка, – сказала я, – потерпите еще немного, ладно? Понимаете, моя судьба зависит от этой поездки! Я буду вам очень-очень благодарна!
– Ну, ты хоть расскажешь мне потом, что у тебя за командировка такая? – проворчала тетя.
– Всё-всё расскажу, обещаю. А Димка далеко от вас?
– Да тут он, трубку из рук рвет, даю!
– Димка, Димочка, – заголосила я, оставив приличия, – как ты, рыжик мой?
– Мам, ты что кричишь-то? Всё у нас в норме. Сегодня мы были в Музее метро! А завтра поедем огород окапывать, я буду помогать картошку сажать, укроп там всякий. И потом шашлыки на костре пожарим, – деловито доложил Димон.
– Ну, раз у тебя впереди костер с шашлыками, тогда хорошо, – улыбнулась я, – что тебе еще в жизни нужно?
– Мам, а ты там, в Америке, в Диснейленде была?
– Нет, Димка, без тебя мне там делать нечего!
Грегори повелительным жестом взял у меня из рук трубку и пообещал в нее, что обязательно свозит Димку вместе со своими детьми в Диснейленд.
– У тебя смышленый мальчуган, – сказал он мне. – Не знаю, конечно, как скоро у нас сложатся доверительные отношения, ведь мальчиков я пока не воспитывал. Надеюсь, мы сумеем договориться.
Сердце мое отчего-то тревожно сжалось. Как он намеревается договариваться с моим сыном? И что это должно означать – «договориться»?
…Прогуливаясь по Манхэттену, Грегори как-то раз показал мне частный колледж, в котором учатся его девочки.
– Это очень престижное заведение, – сказал он мне тогда. – Твоего сына сюда вряд ли получится устроить. Слишком дорого придется платить за троих. Но не волнуйся. Я уже все продумал. Мы отдадим его в прекрасный интернат. Там полно русских. Шесть лет назад мои дети в нем начинали свое обучение и жилось им там вполне комфортно.
Почему-то тогда я пропустила его слова мимо ушей. Наверное, потому что пребывала еще в стадии адаптации и не вникала ни во что глубоко…
– А что за тетя у тебя, Алечка? Сестра матери?
– Нет, сестра отца. Двоюродная. Она у меня осталась единственной из всех московских родственников, кому я не безразлична. После смерти бабушки мне стало совсем худо одной с ребенком. Я несколько раз обращалась к тете, когда совсем было не с кем оставить Димку на более-менее длительное время. Она очень ответственный и добрый человек. Вот и теперь она меня взялась выручить. Правда, я сказала ей, что всего на пять дней, не больше…
Грегори резко погрустнел, как случалось всякий раз, когда я заговаривала о своем отъезде.
– Милая моя, мы отложим твое возвращение еще на несколько дней. Надо уладить необходимые формальности. Тетю ты предупредила, а это самое главное.
– А что скажу на работе? – воскликнула я. – Мне необходимо выйти сразу после праздников! Аня не может меня больше прикрывать…
– Алечка, – лукаво улыбнулся Грегори, – сдается мне, что работа эта тебе больше не понадобится.
– Даже если так, не могу я все бросить без предупреждения!
– Не можешь, согласен. Что ж, ты позвонишь своему боссу в понедельник и попросишь неделю за свой счет. Можешь пообещать ему в качестве компенсации какую-нибудь занимательную статью про Америку: например, про американский образ жизни или американский бизнес… ну, спросишь, какая тематика им интереснее всего.
Девочки позвали нас к столу. Они разогрели пиццу, помыли фрукты, налили в кувшин воды, засыпали туда кубики льда. Американцы бесстрашно пьют водопроводную воду, считая ее чистейшей в мире. Даже в самом лучшем ресторане Манхэттена официанты в первую очередь приносят воду со льдом и, не спрашивая разрешения, наливают ее в отдельный бокал. Освобождая, таким образом, некоторых особо экономных клиентов от необходимости заказывать прохладительные напитки.
После легкой трапезы мы вчетвером пошли гулять по частным владениям Гришиных друзей. Погода по-летнему теплая. Луг покрыт густой малахитовой травой. Настроение превосходное. Резвимся с девочками словно подружки-сверстницы. Учу правилам игры в любимые с детства «штандер», «замри-отомри», «колечко, колечко, выйди на крылечко» – дети в восторге. Таким образом я незаметно завоевываю их расположение. Грегори наблюдает за нами со стороны, улыбаясь умилительно. А мне очень не хватает Димки.
Наутро девочки приходят в нашу спальню и садятся на край постели.
– Alex, у тебя есть загородный дом?
– Нет, – вздыхаю искренне, – такого дома нет. Всегда мечтала жить где-нибудь в глубинке.
– Что это – в глубинке? – переспрашивают они.
– Ну, подальше от шумного города, поближе к нетронутой природе, в какой-нибудь глуши.
– Это как здесь? – спрашивает Ника.
– Не совсем. Здесь все уже окультурено, а там – первозданно. Вам это трудно представить, наверное!
– А ты была хоть раз в такой глубинке? – осведомилась Вика.
– Представь себе, сразу после окончания школы бродила с группой музыкантов именно по таким удаленным от цивилизации местам.
– Расскажи! – хором требуют заинтригованные девочки. Они забираются прямо с ногами на постель, поближе ко мне.
Под их напором принимаюсь рассказывать. Я повествую сначала сдержанно, затем всё больше распаляясь. Я расписываю свои приключения в красках. Вижу, как любопытство на славных мордашках сменяет изумление, затем жгучий интерес. Грегори жестами пытается остановить меня, но я отмахиваюсь, ведь дети-то не перебивают, им-то мое повествование кажется занимательным, это очевидно! Грегори шутливо закрывает мне рот своей рукой. Девочки смеются, но я вижу, как жадно внимают моему колоритному повествованию. Сама же, извлекая из тайников памяти глубоко запрятанные воспоминания, я вновь непроизвольно погружаюсь в ту волшебную вязь. Воссоздаю всё виртуозно, с артистизмом, который вспыхивает во мне всегда, когда примечаю направленные на себя глаза заинтересованной публики, моей публики!
– Так, дети, – Грегори обрывает на полуслове моё незавершенное выступление, – всем быстренько умываться и готовить завтрак.
Девочки с явной неохотой сползают с кровати и покидают спальню.
– Что это с тобой, дорогуша? – со сталью в голосе вопрошает Грегори.
– А почему это ты перебиваешь рассказчика на полуслове? – в тон ему недоумеваю я. – Мне показалось, что девочкам было интересно меня слушать.
– Я думал, ты никогда не остановишься. Тебя понесло совсем не в то русло. Ты что, дорогая моя, вообще не чувствуешь, где находятся границы дозволенного?
– А что же недозволенного было в моем рассказе? – столбенею я.
– Видишь ли, Саша, мои дети слишком хорошо воспитаны, чтобы перебивать старших. Ну, а подробности твоей бурной молодости, эти экстравагантности, двусмысленности, столь возбужденно выданные тобой, им и вовсе знать незачем! Они формировались, видишь ли, совсем иначе, в другой среде.
Грегори говорит строго, отчетливо, пристально глядя мне в глаза. Я съеживаюсь под этим взглядом.
– Мне не хотелось бы, Саша, до поры посвящать детей в некоторые вещи. Особенно недопустимо, чтобы подобная информация исходила от моей будущей жены.
Я молчу, сраженная собственной неуклюжестью. Дурацкой болтливостью. Несдержанностью. Разнузданностью даже. Вот и первый серьезный прокол.
– Гришенька, что же мне теперь делать? – бормочу жалобно, пытаясь растопить лед недовольства. – Я что, действительно настолько сильно смутила девочек своим рассказом?
– Пожалуй, они впервые слышали подобное, – задумчиво произнес Грегори. – Теперь тебе надо постараться аккуратно вывести их из шока, постараться разубедить. Переиграть, что ли, эту ситуацию. Не хочу, чтоб у них сложилось о тебе превратное мнение.
И ушел принимать водные процедуры. Я полежала в дурном оцепенении, подумала. Ничего не надумав, решила принять душ в другой ванной комнате, благо их здесь было несколько. Когда спустилась вниз, девочки сидели на веранде и шептались.
– А где папа? – спросила я деланно бодрым голосом.
– Папа куда-то уехал, – прозвучал короткий ответ.
Вероятно, Грегори давал мне шанс оправдаться самостоятельно. Я села напротив и начала разговор издалека. Расспросила об их друзьях. Друзей у них, как выяснилось, было немного. Они в этом весьма осторожны и избирательны. Им вполне хватает друг друга.
– As for me, – сказала Ника, – sports and music classes забирают у меня so much time. – Она вежливо улыбнулась и, извинившись, вышла в туалет.
– Слушай, – говорит мне Вика, – ты такая классная! – И заговорщицки добавляет: – Хочешь, расскажу секрет?
– Конечно, Вика, – отвечаю польщенно.
– Знаешь, мне нравится один мальчик. Черный. Мы вместе играем в sockball. Ты только не говори daddy, please, он этого не поймет.
– Конечно-конечно, можешь не беспокоиться, – радуюсь неожиданному откровению я. Хотя, признаться, не понимаю, что именно может вызвать осуждение Грегори: увлечение модным для американских тинейджеров соксом или симпатия к чернокожему мальчику?
Решила воспользоваться моментом, чтоб отыграть назад утреннюю ситуацию. Когда вернулась Ника, я принялась как бы между прочим за рассказ о своем детстве. О строгом и правильном воспитании, которое (несмотря на богемные нравы окружающего мира) ухитрились дать нам с сестрой родители. О выборе с их помощью верного пути в жизни. А под конец индифферентно сообщила, что все, о чем я рассказывала в спальне, – просто выдумка, вызванная желанием их развлечь.
– Ну вы же, девчонки, наверняка мечтаете о чем-либо, – бодро подытожила я. – Точно так и у меня придумался весь этот бред…
Девочки переглянулись. Повисла пауза.
– Sorry, – разочарованно протянула Вероника и отвернулась к окну.
– Don’t worry, Alex, – сочувственно произнесла Виктория, – daddy велел тебе так сказать, I think. – Она покачала головой совсем по-взрослому.
Где-то за домом раздался шум подъезжающего автомобиля, протяжный свист тормозов, затем резкий звук, похожий на громыхание града по жестяной крыше, оглушительный хлопок и тишина. Мы замерли, испуганно глядя друг на друга. Через пару минут в дверях возник взволнованный Грегори. На лбу – кровавая ссадина. В руке – бумажный стакан.
– Где ты был? – спросила я недоуменно.
– Ездил за горячим кофе, хотел сделать тебе сюрприз, вот. – И он протянул мне стаканчик, на дне которого действительно плескался кофе.
– What’s wrong, daddy? – воскликнула обеспокоенная Вика.
– Пойдемте, покажу, – сказал Грегори и повел нас во двор.