Марина добралась до места на автобусе. Билет она не брала, потому что экономила. Контролеры случались редко, а билет стоил дорого. Сегодня опять пронесло.
Красный кирпичный дом находился прямо против остановки. Раньше его первые этажи занимала городская библиотека. Но с приходом капитализма на библиотеку у города перестало хватать денег, и помещение арендовал владелец магазина женской одежды. Он привозил наряды из Гонконга, выдавая их за парижские, и каждый месяц обновлял коллекцию. Девушка остановилась, на минуту задумалась и открыла дверь. Обычно она в сторону магазина и не смотрела. Выставленные на витрине платья, плащи и пальто ей очень нравились, но денег на такие вещи у мамы не водилось. Они жили вдвоем на маленькую мамину зарплату и совсем уж крохотную стипендию Марины. Наталья Андреевна не зря испытывала благодарные чувства к брату своего отца. Николай Спиридонович помогал ей деньгами с того дня, как умер папа Марины. Умер он от лучевой болезни, которую заработал во время испытаний первых атомных зарядов под Челябинском.
– Вам помочь что-нибудь выбрать? – Молодой парень со слащавой улыбкой поспешил Марине навстречу. В дорогой магазин покупатели заглядывали редко, и продавцы томились от безделья.
– Нет, спасибо. Можно, я сама посмотрю?
– Смотри. – Продавец оценивающие оглядел девушку с ног до головы. Слащавая улыбка сменилась миной полного безразличия. Парень, видавший покупателя насквозь, понял, что в данном случае номер, как говорится, дохлый.
Марина побродила по пустынному залу, потрогала одетые в кожу и меха манекены и, тяжело вздохнув, вышла на улицу. «Есть же счастливцы, которые могут все это купить», – с грустью подумала студентка.
Она обошла дом и свернула в арку: подъезд Вострикова находился во дворе. На детской площадке лихо раскачивались два подростка.
Марина хотела подняться на лифте, но лифт сегодня не работал. Взбежав на третий этаж, полезла в карман за ключом. Ключ деда Коля ей давно вручил, потому что передвигался медленно и не хотел долго томить внучатую племянницу за дверью. Ключ не поворачивался. Марина позвонила, продолжая возиться с ключом; Старик не открывал. Наконец замок щелкнул и провернулся.
– Деда Коля, вы где?
Никто не ответил. Марине стало страшно. Она осторожно открыла дверь в комнату. Старик сидел на ковре, свесив голову на плечо и прислонившись к книжному шкафу. Дверцы шкафа распахнулись, растерзанные томики валялись на полу рядом. Застекленная горка с коллекцией бутылок спиртного, гордостью Николая Спиридоновича, находилась не у стены, как всегда, а была передвинута. Часть бутылок оказалась на полу, некоторые разбились, в комнате попахивало водкой. На полу валялись фотографии Ленина и Серго Орджоникидзе, что раньше висели в рамках на стене. Марина подбежала к старику:
– Деда Коля, что с вами?
Николай Спиридонович не пошевелился. Марина потрогала его лоб и в ужасе отдернула руку: лоб был мертвенно ледяным. Девушка схватилась за сердце и заметалась по квартире. Не сразу поняла, что ищет телефон, дрожащим пальцем набрала номер «скорой помощи», заикаясь, назвала адрес. Положила трубку. Подумала и позвонила маме. Никто не ответил. Вспомнила, что сегодня мама работает. Наталья Андреевна дежурила через день. Номер рабочего телефона от волнения забыла. Постаралась успокоиться, стала вспоминать. Вспомнила. Мама долго не подходила. Ее нашли в кабинете начальника.
– Мамочка, деда Коля холодный! – Марина говорила шепотом, и мама ничего не поняла.
– Что значит – холодный? Дядя Коля умер?!
– Не знаю. Лоб как ледышка, сидит на полу и молчит. Я позвонила в «скорую»…
– Никуда не уходи, я сейчас приеду.
Марина стояла с трубкой в руке, из трубки слышались короткие гудки. Девушка не знала, что надо делать. Опомнилась, вернула трубку на рычаг, на цыпочках пошла в кухню и села на табуретку. Находиться в одной комнате с холодным стариком она боялась. На кухне ей было не так страшно.
Николай Спиридонович последние три года жил в однокомнатной квартире. До этого он с женой занимал трехкомнатную на пятом этаже. Овдовев, поменялся с многодетной семьей летчика. Денег старый коммунист с, летчика не взял. Несмотря на приватизацию, он продолжал считать жилье государственной собственностью и доплату за обмен называл спекуляцией.
Девушка не могла оправиться от шока. Мертвых людей она прежде рядом близко не видела. Несколько раз мама брала ее на похороны своих знакомых. Но те, как и положено покойникам, лежали в гробах, и девушка старалась к ним не приближаться. А теперь она даже потрогала мертвеца… Вспомнив холод прикосновения, Марина вздрогнула, огляделась и только теперь заметила страшный беспорядок и на кухне. Кухонные шкафчики, как и книжный в комнате, были распахнуты. Горы чистой посуды были навалены в мойке и на столе. Часть тарелок разбилась. На полу валялись железные банки с крупами. Крышки раскатились в разные стороны, много крупы просыпалось на линолеум.
Сколько времени прошло, Марина не заметила.
– Есть кто? – услышала она голос в прихожей и выскочила в коридор. Молодой мужчина в белом халате стоял на пороге. Марина сообразила, что дверь на лестницу она так и не заперла.
– Там, – показала она врачу, и тот шагнул в комнату. Она несмело приблизилась и издалека наблюдала, как доктор присел на корточки рядом с дед ой.
– Мне тут делать нечего. Соня, вызови труповозку. Следов насилия нет, зато есть заметный запах алкоголя. Перебрал дедок… Да и в милицию позвони. Слишком в квартире беспорядка много.
Только теперь Марина заметила молоденькую медсестру.
– Где у вас телефон? – спросила та.
Марина указала в угол комнаты. Телефон стоял на тумбочке, возле тахты.
– Кем вам доводится умерший? – Врач уже что-то писал в своих бумагах.
– Я его двоюродная внучка, – ответила Марина.
– Двоюродных внучек не бывает. Бывают внучатые племянницы, – поправил доктор. – Вы жили с ним?
– Нет, я пришла дедушку навестить.
– Диктуйте ваш адрес, имя и фамилию. – Врач записал, закрыл папку, поднялся.
– Деда Коля умер? – спросила она.
– Он умер еще вчера днем. Вы давно здесь?
– Не знаю. Я сразу, как вошла, позвонила.
Кивнув, врач направился к выходу.
– Дождитесь милиции и ничего не трогайте, – бросил он на ходу и, ущипнув Соню пониже спины, вышел. Медсестра фыркнула и последовала за ним. На пороге она столкнулась с милицией. Вошли трое. Один в форме лейтенанта остался в прихожей. Двое в штатских костюмах прошли в комнату.
– Ну что же, умер человек. Бывает… Вы его дочка? – спросил низенький мужчина, склонясь над трупом.
– Я его двоюродная внучка.
Затем Марине пришлось снова повторить свой адрес и паспортные данные.
– Как вы вошли? Дверь была заперта?
– Да, у меня есть ключ. Только он плохо открыл. Замок заедал сильно.
– Все-таки открыл, раз вы тут…
Милиционеры обошли квартиру. В кухне остановились.
– Смахивает на разбойное… – оглядывая кухонный погром, высказался низенький в штатском и облизал губы.
– Смахивает, – согласился второй, повыше. – Но старику лет семьдесят пять, мог помереть со страху. Если девчонка заявления не напишет, зачем нам эта волокита?
Низенький, вернувшись из кухни, подошел к шкафу:
– Ничего не пропало?
– Не знаю. Может, бутылочки. У деды большая коллекция.
– Хм, и все полные. Жалко, побил. Можно мне эту «Белую головку»? Я ее в ранней юности очень уважал. Большая два восемьдесят семь стоила.
– Возьмите…
– Спасибо. А вещи все на месте?
– Сразу не скажешь.
– А вы посмотрите. – Он обвел пальцем шкафы и письменный стол, снова облизал губы и причмокнул.
Марина часто убиралась у деды и пропажи не обнаружила.
– Как будто, ничего. Но все перевернуто вверх дном.
– Старики любят иногда покопаться в своих вещах. Поскольку следов насильственной смерти врач не обнаружил, можно предположить, что беспорядок создал сам хозяин. Возможно, он не слишком соображал, что делает. Выпил дедушка…
– Деда Коля никогда не пил! – возмутилась внучатая племянница.
– Раньше не пил, а тут не удержался. Перед смертью старики часто чудят. Распишитесь вот здесь.
Марина расписалась. Она хотела возразить, что еще день назад старик находился в здравом уме и даже шутил. Но милиционер морщил лоб, перечитывая протокол, и она постеснялась. В прихожей раздался топот. Два крепких парня в клеенчатых фартуках по-хозяйски прошли в комнату, привычными отработанными движениями уложили труп на носилки. Развернулись и вышли. За ними проследовала милиция. Девушка осталась одна в пустой разгромленной квартире. Наталья Андреевна приехала через час.
– Почему так долго? – Марина бросилась к маме и прижалась к ней.
– Автобусы не ходили, знаешь же, где я работаю…
– Деду Колю уже увезли.
– Господи, что тут творится. Тащи из ванной ведро, надо быстро все прибрать. Ой, как же мы теперь без него будем… – Мама достала платок и вытерла набежавшую слезу.
– Почему так долго? – Марина бросилась к маме и прижалась к ней.
– Автобусы не ходили, знаешь же, где я работаю…
– Деду Колю уже увезли.
– Господи, что тут творится. Тащи из ванной ведро, надо быстро все прибрать. Ой, как же мы теперь без него будем… – Мама достала платок и вытерла набежавшую слезу.
США. Калифорния – Нью-Джерси.
2000 год. Февраль
«Бам!» – Мяч на миг замирает в упругой паутине ракетки и возвращается назад, едва не коснувшись сетки. И снова – «бам!». Этот звенящий отскок знает любой теннисист. Только у умелых спортсменов так звучит выстрел ракетки в противника. Весь корпус разворачивается, лишь ноги, присогнутые в коленках, неподвижны, и– «бам» в левый угол корта, «бам» – в правый. В левый, в правый, в левый, в правый… И опять в правый. Противник дернулся, но не достал. Его корпус, по привычке, потянуло влево…
В Калифорнии стоял теплый солнечный день. На кортах университетского городка пахло газонной травой, молодыми крепкими телами и синтетикой покрытий. На трибунах расселась молодежь. Одни жевали сладковатую резину, другие потягивали через пластиковую солому спрайт и пепси. Третьи ничего не пили и не жевали, а развалившись на скамейках, млели под солнышком, задрав ноги кверху. Но все внимательно следили за игрой. Шел финал университетского чемпионата.
Алекс вытер полотенцем вспотевшую грудь, поменял ракетку и не спеша побрел по корту. Небрежная поступь спортсмена маскировала внутреннее напряжение перед битвой. Ему предстояло сыграть гейм на своей подаче, что давало шанс закрепить успех.
– Мистер Алекс, извините, пожалуйста, но вам срочная телеграмма.
– Мне? – Студент калифорнийского университета не привык, чтобы к нему столь солидно обращались.
– Да, вам, мистер Слободски.
– Нельзя ли после сета. – Алекс смотрел на полненького румяного господина, вспоминая, где видел его раньше. И вспомнил. Перед ним стоял местный представитель дедушкиного концерна, в офисе которого студент получал родительскую стипендию.
– Это очень важно, мистер Слободски. Вы понимаете?
Как не понять. Телеграмма сама по себе значила нечто необычное. У молодого человека имелся мобильный телефон, а в общежитии стоял компьютер. Ему или звонили, или передавали сообщения по электронной почте. А тут телеграмма… Алекс взял бланк: «Мой мальчик, перевожу весь свой капитал на твое имя. К тебе переходят наши заводы, пакет акций компании и сеть магазинов. Срочно вылетай в Форт-Ли». Телеграмму подписал дед.
Пауза на корте затянулась. Обеспокоенный заминкой, к Алексу подбежал его приятель и секундант Майкл Левин:
– Что случилось, парень?
Алекс протянул другу телеграмму.
– Ничего особенного. Просто я, кажется, стал миллионером. – В голосе сокурсника ни радости, ни волнения Майкл не заметил. Он пробежал глазами текст и растерянно спросил:
– Ты остановишь матч?
– Не беспокойся, старина, гейм на своей подаче я не отдам, – ответил спортсмен и занял место на площадке.
Гейм Алекс выиграл, а с ним и игру. Весть о том, что на корте орудует вновь испеченный миллионер, быстро пронеслась по трибунам. Зрители состояли из студентов, и все здесь друг друга знали. Победный кросс Алекса болельщики встретили овацией. Героя обступили.
– С тебя вечеринка, – потребовал розовощекий конопатый толстяк Дэвид.
– Подари миллиончик команде «Черных козлов», – крикнул темнокожий атлет Гобби Свинг.
– И купи, наконец, слона для университетского зоопарка, – добавила очкастая малышка Рози.
– Будет, ребята, все будет… Только сначала смотаюсь домой. Обидеть дедушку я не могу.
Быстро смыв в душевой победный пот, чемпион переоделся, схватил сумку с набором ракеток и побежал к машине. Открытый «Мустанг» рванул со стоянки и, вылетев на трассу, помчался к аэропорту. Вечером парень уже входил в сад дедушкиного особняка в Форт-Ли.
Дверь молодому хозяину открыл Семен Григорьевич. По покрасневшим глазам работника и непривычной тишине в доме Алекс понял – случилась беда.
– Старый дурень перенес удар. Старайся его не волновать. Он в сознании, но очень слаб, – предупредил слуга. Алекс отдал ему сумку и побежал на второй этаж.
Иван Алексеевич сидел на огромной постели, обложенный подушками. Казалось, что мощный седой богатырь задумался или задремал. На его загорелом лице с крупным носом и усами запорожца болезнь никак не отразилась. Если бы не группа медиков со своими приборами, трубками и проводами, Алекс мог подумать, что дед его разыграл. Старший из Слободски умел пошутить и, случалось, делал это зло.
Внук остановился в трех шагах от постели. Пока раздумывал, как обратить на себя внимание, больной открыл глаза.
– Малыш, как я рад тебя видеть! – Говорил дед громко, может быть, чуть медленнее, чем всегда.
– Дедушка, ты зачем это?.. – Алекс бросился к старику и обнял его.
Прижав внука к сердцу, Иван Алексеевич замер на мгновенье, затем оглядел медиков:
– Господа, а не пошли бы вы отсюда… Заработать на мне еще успеете. – Спальня мгновенно опустела. – Ты что-то спросил, малыш? Ах, да, ты спросил, зачем я собрался на тот свет. Правильно я тебя понял?
– Ты всегда все правильно понимаешь, дед. Куда тебе спешить?
– Это вопрос к Богу, малыш. Я, правда, немного ослабел. Что делать, Сашенька, белая эмиграция вымирает. Поэтому поговорим по делу. А сантименты оставим на десерт. О'кей?
– Я получил телеграмму, дедушка. Спасибо, но мне вовсе не хочется становиться скучным финансовым воротилой, да еще управлять такой огромной компанией. Почему ты обошел отца? Папа мечтает о кабинете босса.
– Помолчи, малыш. Твой отец дурак, а эта болезнь не лечится. Он изображает янки и живет, как кретин.
– А как он живет, дедушка? Я никогда не думал о папочке под этим углом.
– Два раза в неделю гольф, ежедневно – в клуб на five-о-сlock с беседой на тему налогов, подсчет числа калорий за завтраком, обедом и ужином, скромная благотворительность и раз в месяц посещение русской церкви. Меня от одной мысли о такой жизни тянет блевать.
– Меня тоже… – Алекс рассмеялся. – Но, согласись, твой кабинет прекрасно впишется в этот круг.
– Малыш, дуракам нельзя давать власть. Если Дмитрий загубит компанию, вы с матерью останетесь нищими. Да и ради него самого ты обязан взять штурвал в свои руки.
– Дедушка, жизнь так прекрасна. Мне двадцать три. Представь, вокруг прелестные девчонки, спорт, мой факультет. Я так люблю историю. А ты хочешь, чтобы я напялил пиджак с галстуком и сел в стеклянный гроб? Пожалей внука.
– Работать, малыш, это вовсе не значит отказаться от жизни. Знаешь, сколько я перетрахал девок без отрыва от бизнеса? Теперь, когда бабки нет, я могу тебе сказать. У меня были красотки с любой точки земного шара. Японки, негритянки, таитянки… Пожалуй, только дикарок с Амазонки остерегался. Боялся, откусят член.
– Дедушка, я не хочу тусоваться с девками по параллелям и меридианам. Я хочу трахаться с одной, которая мне нравится. Жизнь – это свобода, а ты предлагаешь мне тюрьму.
– Малыш, ты талантливый бездельник. Если напряжешь хоть половину своих извилин, сможешь приходить в кабинет два раза в неделю. Мозги не требуют жопы. Оставь жопу бездарям. А что касается истории – прекрасно. Совмещай.
– Как, дедушка? Алкогольный бизнес и пыль веков?! Ты смеешься?
– Вовсе нет. Что тебя интересует в прошлом?
– Я бы хотел заниматься Древним Египтом…
– На хрена тебе Египет? Им тысячи недоумков уже занимаются. А почему бы не копнуть историю русской водки? Мы же русаки. Представляешь, какая тема! – Иван Алексеевич устал и откинул голову на подушку.
– Хорошо, дедушка, я подумаю. – Алекс испугался за старика и решил больше не утомлять его спором.
– Погоди, я сейчас отдышусь. – Старый богатырь минуту отдыхал, затем приподнялся и потрепал Алекса по голове. – Сашка, малыш, ты слышал предание нашей семьи – последний из Слободских вернется на родину. Ты последний.
– Гонишь меня в Россию? Там медведи по улицам бродят. Чего там делать?
– С медведями ты погорячился. Но я тебя никуда не гоню, только один мой наказ ты должен выполнить. Тяни сюда ухо.
Алекс наклонился, и Иван Алексеевич долго, с остановками для отдыха, шептал ему свою просьбу:
– Понял? А ты говоришь – история?! Вот где история.
– Ты уверен? – Алекс смотрел на деда с искренним изумлением.
– Уверен?! Я говорил с этим человеком. А он держал ее в руках. Потом его в Москве чекисты арестовали. Но родня у него осталась. Я всю жизнь мечтал получить ее. Мне не удалось из-за политики. Теперь железного занавеса нет, ты обязан попробовать. Все бумаги по данному вопросу в моем личном сейфе, в папке «Саша». Где ключи от сейфа, ты знаешь…
– Хорошо, дед. Но рыться в твоих вещах мне неловко.
– Это мой приказ.
– Ладно, я постараюсь.
– Вот это разговор не юноши, а мужа. И учти, после моей смерти дом, кабинет и сейф также перейдут к тебе. А теперь катись. Я устал. Да, еще минуту. Я хочу, чтобы меня похоронили на Свято-Владимирском кладбище.