Молодая женщина с геометрической прической пробормотала под нос: «О боже» — и ударила книгой о стол.
Мика несло:
— Брату не надо бы на этой бабе жениться, это же сука из Истерхауса. Она за него только из-за бабок выходит, он же подрядчик.
— В какой отрасли? — спросил премьер-министр.
— А в любой, — хохотнул Мик. — Ему самому работать не приходится, передает заказ другому субподрядчику, а тот другому и так далее — понятно? — Мик долго и громко смеялся.
Джек закрыл глаза и позволил перестуку колес, которые бежали по рельсам, уложенным субподрядчиками, убаюкать себя до полусознательного состояния. Сквозь дрему он слышал, как Мик рассказывает премьер-министру, что из того выйдет кому-то «милая женушка», так почему бы им не встретиться и не глотнуть чего покрепче после свадьбы братишки? Да и вообще, почему бы Эдвине тоже не пойти на свадьбу? Он бы с гордостью явился в церковь под ручку с Эдвиной. Вот он сейчас позвонит брату и закажет лишнюю гвоздику.
Джек услышал, как премьер-министр сбивчиво оправдывается:
— Вы так добры, только, видите ли, я в Эдинбург очень ненадолго, и, так сказать, мы с Джеком будем так замяты, так что, так сказать, очень мило с вашей стороны, по не стоит беспокоиться насчет гвоздики, так сказать.
Однако Мик разозлился и решил обидеться.
Премьер-министр на всякий случай попросил прощения и у женщины рядом. Та неуклюже встала и вышла в проход, сжимая мобильный телефон. Она посылала сообщение, и ее ловкие пальцы продолжали набирать слова, когда премьер-министр, спотыкаясь, побрел в туалет в другом конце вагона. Ему хотелось где-то уединиться и подумать не только о налоге на использование свалок и его уродливых последствиях, но и о тревожном открытии: в одежде жены ему удобнее, чем в собственной.
Премьер-министр сел на стульчак и принялся искать в сумочке помаду и румяна. После бритья прошло по меньшей мере десять часов, и уже пробивалась щетина. Он растирал румяна по лицу, пока оно не покрылось маской цвета печенья, затем тщательно прошелся помадой по контуру губ. Порепетировал перед зеркалом женские выражения лица.
Поправив черные кудри, норовившие съехать набекрень, премьер-министр решил, что он скорее блондинка, чем брюнетка, и потому в Эдинбурге попросит Джека сиять мерку с его головы и пошлет купить новый парик, что-нибудь в духе Мэрилин Монро из фильма «Некоторые любят погорячее»[34]. С этим фильмом он себя теперь ассоциировал вполне конкретно. И пускай Джек выберет еще разных нарядов поинтереснее. Уж если быть женщиной, то чувственной и шикарной. Совсем не хотелось провести неделю женщиной в невзрачной и неброской одежде. Премьер-министр все еще жалел, что дал себя отговорить от высоких каблуков. Он был уверен, что немножко практики, и он бы освоился.
В отсутствие премьер-министра Джек не упустил шанс поболтать с Миком. Он наклонился к нему и очень тихим голосом сказал:
— Еще слово сестре — и я тебе башкy оторву и продам в зоопарк на корм львам.
Среди немногих фактов, известных Джеку об Эдинбурге, он помнил, что кроме Трона Короля Артура[35] и ежегодного фестиваля искусств там есть зоопарк.
Цедя пятую банку, Мик уважительно кивнул. Он и сам поступил бы точно так же, если бы чужак в поезде стал клеиться к его сеструхе.
В дверь туалета яростно забарабанили, и грубый голос проорал:
— Какого хера ты там застрял?
Но премьер-министр чистил зубы и не мог остановиться. Он сделал только сто двадцать два движения щеткой, и оставалось еще семьдесят восемь. Чистя зубы, он думал об Адель: как она отнеслась к вести, что он в командном бункере и на неделю отрезан от мира? С самой первой их встречи не было ни дня — ни даже полдня, — чтобы они не поговорили. Он надеялся, что она не забудет принимать лекарство. Без лекарства Адель становилась совсем другим человеком — не уверенной в себе, элитной звездой, которую он знает и любит, женщиной, решительно шагающей по международной арене как истинный гладиатор, а жалким хнычущим существом, которое лежит в постели и ноет, что у нее слишком толстые бедра. Нужно спросить Джека, нельзя ли позвонить Венди и попросить ее последить за Адель, чтобы та дважды в день принимала свои двадцать пять миллиграммов лития.
Джек откинулся на сиденье, прикрыл глаза и слушал, как молодая женщина напротив бесконечно названивает по офисам с мобильного телефона.
— Фергус, я в поезде. Слушай, я не успею к бесклювым безногим цыплятам — на совещание с торговцами курятиной, — поэтому будешь вместо меня. Слушай, они там начнут спорить, что смертность один из пяти. Это фигня. Если у цыплят нет ног, они еще могут жить сорок восемь часов, так что при смертности… Алло, алло, Фергус, что-то сорвалось…
Мик сказал:
— Курятинка на обед — по кайфу.
Подремав, Джек проснулся и обнаружил, что поезд несется по Нортумберленду. Пол вагона был усыпан слоем пакетов, по проходу туда-сюда катались пластиковые стаканы, как перекати-поле в городке на Диком Западе. В воздухе висел запах фаст-фуда и немытой плоти. Джеку хотелось пройтись по поезду, размять ноги, но, повернув голову, он увидел, что придется переступать через тела спящих пассажиров и их багаж. Скорей бы уж приехать в Эдинбург, сельская местность ему никогда не нравилась. Когда он был ребенком, мать грозилась отправить его туда в наказание: «Будешь плохо себя вести, отправлю в деревню».
Глава седьмая
Норме не часто доводилось иметь дело с иностранцами. В рабочем клубе был Черный Чарли — такой яркий тип, всегда шутил, что ему не надо загорать, и никогда не обижался, если кто в него кидал бананом. Но с тех пор как Чарли вдруг свихнулся и воронок увез его в «Башню», Норме редко приходилось делить компанию с черными, коричневыми или желтыми. И вдруг ее гостиная враз ими наполнилась. Не протолкнуться. Двое сидели на столе Джека, болтали ногами и смеялись над историей, которую рассказывал Джеймс. Как-то раз он позаимствовал «мерседес-С», когда тот был припаркован у клуба, а потом оказалось, что это машина начальника отдела по борьбе с наркотиками.
Норма сказала:
— Ты плохой мальчик, Джеймс! — Она понимала, что означает «позаимствовал».
Джеймс встал с пола, где сидел по-турецки, и поцеловал ее в щеку:
— Прости, мать. — Норма рассмеялась, а он спросил: — Мать, а ничего, если мы тут курнем?
Норму вопрос поначалу озадачил, ведь большинство мальчиков уже курили; в комнате было хоть топор вешай, да и у самой Нормы «Ламберт и Батлер» дымился.
— Ты же не против, если чуток травки, а, мать?
Норма недавно видела в новостях, как в Брикстоне полицейские на улицах курят марихуану, чтобы снять боль от ревматизма, поэтому разрешила:
— Ладно, валяй. Прикури-ка и мне, я тоже затянусь.
Через несколько часов густое облако дыма от марихуаны окутало клетку Питера в кухне. Попугай спал на жердочке, и ему снился дивный сон: Питер летел, свободно и высоко, над Синими горами в Австралии, которую он никогда не видел, но о которой всегда мечтал.
Джек почти всегда вел себя послушно. Однажды он отказался бежать за сигаретами для Нормы, потому что был на предпоследней странице «Гроздьев гнева»[36]; а еще был случай, когда он потратил на словарь все деньги, выданные на бассейн. Но в сравнении со Стюартом, который в детстве почти каждый день дрался, Джек был святым — чистый, опрятный, вежливый и спокойный. Если он не сидел за столом, значит, читал в своей комнате наверху. Казалось, он обходился без друзей, хотя иногда к нему заглядывал парнишка по имени Джон Бонд, и они отправлялись в районную библиотеку, здание в форме пирога. Как-то раз Норма стояла под окном спальни Джека и подслушала его разговор с Джоном. Речь шла о чем-то непонятном, их лексикон был для нее как иностранный язык. Говорили по-английски, но даже если бы ей под ногти загоняли бамбуковые щепки, она не смогла бы объяснить, что они друг другу сказали. Иногда ее тревожило, все ли у Джека нормально с головой. Учитель в начальной школе сказал ей раз на рождественском концерте, что Джек развит не по годам. Она рассердилась и ответила: «Он про секс и не слыхал, не то чтоб заниматься этим паскудством!» Но учитель объяснил, что «не по годам» — это в смысле, что Джек очень умен для своего возраста, и Норма должна им гордиться.
Поезд остановился в Ньюкасле, часть усталых пассажиров собрали пожитки и выстроились на выход. Прежде чем сойти с поезда, молодая женщина сняла крошечный чемодан с багажной сетки и сделала последний звонок:
— Пирс, я тут с этого чертова поезда схожу. Слушай, пока я еду, найди в Интернете насчет куриных глаз, ладно? Ну да, или где-нибудь в разделе «сбыт субпродуктов», что-то в этом роде. Я ищу рынок сбыта. Мы пока проводим глаза как отходы, а может, это непочатый рынок? Ближний Восток, это я навскидку, а если ничего нет, может, изучим как вариант породу без глаз, зачем им глаза, они же никуда не ходят — они же не занимаются вышиванием у себя в инкубаторе. Ну да, понятно, мелочь, но выйдет экономия в пятьдесят кубических футов в рефрижераторе, пригодится. Может оказаться вполне выгодная ниша.
Джек представил цыплят без глаз, клювов и когтей, которыми занималась молодая женщина. И уже не впервые подумал, присматривает ли за такими тварями какой-нибудь бог.
Когда молодая женщина вышла на платформу, Джек сказал:
— Как хорошо, что я не среди ее цыплят, Эдвина. Премьер-министр ответил:
— Не следует сентиментальничать насчет животных, Джек. У этой женщины есть предприимчивость, нам нужно больше такой дельной молодежи.
Но когда премьер-министр в очередной раз задремал где-то в районе Бервик-апон-Твид, ему на три секунды явился кошмар: слепой цыпленок ведет поезд, и они мчатся на красный свет со скоростью сто миль в час.
Поменявшись местами с премьер-министром, Джек надеялся, что место рядом с ним останется пустым, но пока поезд набирал скорость и качался на вираже, а банки «Мак-Юанз» катались по полу с приятным музыкальным звуком, в купе ввалился какой-то толстяк и навис прямо над Джеком. Неожиданно звонким голосом он выдохнул:
— У вас свободно?
Толстяк положил на стол свой ноутбук и втиснулся на сиденье. Край стола вонзился в его живот, обтянутый белой рубашкой. С бычьей шеи свисал темно-синий галстук со скрещенными гольф-клюшками. Интересно, где он покупал свой костюм, подумал Джек. На пего пошло столько ткани, что хватило бы на парус для небольшой яхты.
Джека раздражало учащенное дыхание толстяка. Наконец тот выдал:
— Обычное дело, часами жду поезда, который задерживается, а когда поезд приходит, я торчу в очереди в кафе-кондитерской.
Разговаривать Джеку не хотелось, поэтому, показав коротким смешком, что он оценил иронию ситуации, когда приходится догонять поезд, опоздавший на шесть часов, он закрыл глаза. Этот жест в любой культуре означает, что человек не желает принимать участия в беседе. Но толстяк самими своими размерами был обречен на роль экстраверта и не мог молчать.
Проснувшись, премьер-министр обнаружил, что Мик пускает слюни на шелковый костюм Адель. Он мягко отвел голову Мика, но та, как кегельный шар, скатилась назад под собственным весом.
На столике лежала визитная карточка: «Дерек Ф. М. Бейкер. Финансовый консультант, эксперт по пенсионным вопросам».
Дерек Бейкер объяснял Джеку, что дарственные закладные пользуются дурной славой, но по-прежнему остаются разумным вариантом для начинающего инвестора. Джек чувствовал себя статистом в ковбойском фильме, которому коммивояжер в лихо сдвинутом на затылок сомбреро продает в вагоне притирание, отпугивающее змей. Не убедив Джека перезаложить его «лондонскую недвижимость», Дерек предпринял попытку заглянуть в финансовое будущее Джека. Когда тот ответил, что «спасибо, все схвачено», Дерек поднял короткий толстый палец и сказал:
— Да, схвачено, но как насчет старости? Вы можете дожить до девяноста, даже до ста. Хватит ли вашей пенсии на пансионат, который вам понравится? Или вас бросят гнить в государственное учреждение?
Тут уж премьер-министр был не в силах смолчать.
— Простите, мистер Бейкер, позвольте вас кое в чем поправить. Во-первых, «Совместная пенсионная программа», принятая последней сессией парламента, есть чрезвычайно эффективное налоговое средство и доступна всем, независимо от уровня доходов. Во-вторых, что, пожалуй, более важно, в дополнение к этому наше правительство сделало все, чтобы привлечь сбережения на срок после выхода на пенсию с минимальными и максимальными пенсионными взносами, а равно и с совместными пенсиями, невзирая на жесткую ревизию правил, которыми руководствуются отраслевые программы.
Возможно, Дерек Ф. М. Бейкер и не был сбит с ногтем, что странноватой наружности англичанка настолько осведомлена в пенсионной политике, но ее познания его определенно впечатлили. Жаль, что у бедняжки такие жуткие проблемы с растительностью на лице. Впрочем, здесь может помочь «Иммак».
— А вы сами в бизнесе, э-э?.. — спросил Бейкер.
— Эдвина, — подсказал премьер-министр. — Нет, я… — Он запнулся, а Джек задался вопросом, какую же стезю выберет премьер-министр.
Перед тем как покинуть Даунинг-стрит, премьер-министр так и не решил, кто же он: госслужащая, домохозяйка или политический лектор.
— Я актриса. — И премьер-министр кокетливо откинул с лица черную кудряшку.
— То-то же смотрю, знакомое лицо, — обрадовался Бейкер. — И где же я мог вас видеть?
К моменту, когда поезд вполз на станцию Вей-верли в Эдинбурге, премьер-министр уже выстроил целую актерскую карьеру — от трудного дебюта в репертуарном театре до обедов в «Айви» с Мэгги Смит и посещения садовых центров в компании Джуди Денч[37].
Джека поразила способность премьер-министра безраздельно предаваться фантазиям, и его лишь чуточку встревожило, когда, выходя из вагона, премьер-министр сказал:
— Ах, наконец-то Эдинбург. Я здесь победила в конкурсе «Перрье» в восемьдесят втором[38].
Им обоим не нравилось, что придется жить в одном номере. Но это было одним из условий, которые они согласовали с Александром Макферсоном: Джек должен постоянно держать премьер-министра в поле зрения, за исключением походов в уборную.
Портье отеля «Каледония» привык к странным постояльцам. Боже, вы бы поглядели во время фестиваля искусств! Не вестибюль гостиницы, а просто приемная психлечебницы. Так что по сравнению с прочими чокнутая дама и высокий неулыбчивый мужчина выглядели вполне нормально. Портье как-то вызвали в номер, а там постоялец готовил на примусе омара. Ужасно возмущался, когда ему сказали, что в номерах готовить запрещено. «Вы что, не видели, сколько в ресторане стоит омар?» Поэтому когда мистер и миссис Шпрот позвонили и попросили мерную ленту и список крематориев Эдинбурга, портье совершенно не встревожился.
Джек отправился в универмаг «Бентлиз» на Ройал-майл, искать парик а-ля Мэрилин Монро. Продавщица едва слыхала о Мэрилин Монро и в жизни не видела «Некоторые любят погорячее», так что Джеку пришлось самому разбираться с париками. Его вывело из себя, что все они безразмерные, выходит, зря прождали целую вечность, пока найдут и принесут мерную ленту, и напрасно возились, снимая мерку с головы премьер-министра.
Когда парик был завернут и оплачен, Джек посмотрел на список, который премьер-министр составил на гостиничной бумаге.
1. Платье, размер 46. Что-нибудь для коктейля, с блестками или отливом. Как у актрисы.
Прочитав этот пункт, Джек сообщил премьер-министру, что вряд ли актрисы носят такие вещи днем. Он как-то раз видел Джульетту Стивенсон в «Уотерстоунз» на Трафальгарской площади, так на ней была старая коричневая куртка, а в руке — пакет из супермаркета. Но премьер-министр не знал удержу, и Джек предложил купить два платья. Поэтому вторым пунктом шло:
2. Приталенное послеобеденное платье с расклешенным подолом, что-нибудь шелковое, чтобы воздушно колыхалось, когда идешь.
3. Обувь. НЕПРЕМЕННО высокий каблук и с ремешками или открытым носком.
4. Пальто. Шуба? Кожа? Дубленка? Змеиная кожа?
5. Солнечные очки.
6. Украшения.
Джек заметил, что премьер-министр собирается выставить напоказ слишком много волосатой кожи, поэтому премьер-министр позвонил портье и попросил послать человека в «Бутс», купить четыре коробки крема «Иммак».
Час спустя, размазывая лопаточкой крем-депилятор по голеням премьер-министра, Джек думал: «Это уже больше, чем сюр». Отправив Джека за покупками, премьер-министр принял душ, чтобы смыть белую пасту с абсолютно безволосого тела.
Покупателем от бога Джек не был. Два раза в год, в апреле и и ноябре, он ходил в «Маркс и Спенсер» за одеждой на весь сезон, в том числе для мороза и для зноя. Он склонялся к нейтральной гамме и избегал темно-синего цвета, который ассоциировался с работой и долгом. В своей одежде от «Маркса» он чувствовал, что растворяется в толпе, становится невидимым. Ничто в нем не бросалось в глаза, даже черты лица у него были нейтральные. Если бы в «Маркс и Спенсер» продавались глаза, нос, рот и уши, то как раз такие, как у Джека.
Под эскалатором в универмаге «Бентлиз» Джек изучил план магазина и поднялся на второй этаж, в отдел вечерних нарядов. В отделе оказались и другие мужчины, невеселые и не в своей тарелке, они сидели в сторонке, на стульях. Один решал кроссворд в «Дейли телеграф». Когда Джек проходил, их взгляды скрестились, и мужчина отвел глаза, словно стыдясь. Джек начал копаться на полках, разыскивая платья 46-го размера. Найдя нужную полку, он быстро отобрал три платья и, потратив минуту, если не меньше, на их изучение, сделал окончательный выбор. Перекинув через руку красное с блестками платье с шифоновой каймой по подолу и вороту, Джек прошел в отдел повседневной женской одежды и сгреб там все платья 4б-го размера. Джеку повезло: цыганщина была в моде — имелся почти неограниченный выбор броского и чувственного. Наконец он выбрал то, что не смотрелось бы вызывающе на кладбище, в автобусе или на прогулке по муниципальному парку. Черный цвет был смелым решением, но Джек подумал, что черное хорошо пойдет к новым светлым волосам премьер-министра.