— Конечно. Зная твои скорые кулаки, попробовал бы я отказаться.
— Отлично, тогда слушай и ничего не пропусти. Эту кружку я тоже выиграл в карты и поначалу принял за обычную посуду. Какого она цвета?
— Коричневого, словно простая глина.
— Верно. Все самое интересное началось как раз неделю назад, когда мы бросили якорь на Шарк Айленд. Помнишь эту скотину капитана Джейсома Кэллоу?
— Еще бы не помнить, ты с ним хорошо сцепился полгода назад. После ссоры в подпитии вы дрались по законам берегового братства, ты рассек ему мочку уха и продырявил плечо.
— Кэллоу не любит проигрывать.
— Ну, этого у нас никто не любит.
— Все верно. Скотина Кэллоу не прочь отомстить при случае, но боится делать это сам. А теперь я хочу рассказать, что было дальше, то есть всего неделю назад. Я выбрался из таверны за полночь и двинул к гавани, собираясь, как ты понимаешь, заночевать на борту «Синего цветка». Местами было чертовски темно, но в конце концов мне попался одинокий факел, бездна знает кем прикрепленный к стене старой лачуги. При мне оставалась непочатая бутылка, кружка висела на поясе в подходящем по размеру мешочке, если ты заметил, я не расстаюсь с нею до сих пор.
— А дальше?
— Я откупорил бутылку ножом и, вместо того чтобы, как положено, отхлебнуть из горла, дьявол ведает за чем вынул посудину. Сначала я думал, что у меня горячка, но голова оставалась холодной, хотя цвет кружки изменился. Ты не поверишь, Генри, она была черной.
— Баррет, ты бредишь.
— Провалиться мне, если лгу. Одним словом, при виде такого чуда пить мне совершенно расхотелось, но нож-то в руке остался. Я сунул кружку обратно в мешок, прошел еще немного и у ближнего угла получил удар в спину.
— Удар в спину? — перепросил пораженный доктор Кид. — Но, Питер, если мой единственный хороший глаз меня не обманывает, ты вполне-таки жив и даже относительно здоров, если не учитывать горячечных видений…
— Имей терпение. Меня ударили в спину, но, разумеется, не попали, потому как я был начеку и к тому же заметил отражение напавшего в большой луже нечистот. Парень, который решился на такой подлый удар, уже никогда не заработает ни пенни. Я, сам понимаешь, проколол ему горло, но не в этом дело… За неделю на берегу я проверял несколько раз. Эта штука меняет цвет каждый раз, когда у меня намечаются неприятности.
Генри Кид задумчиво покачал головой.
— Не знаю даже, что тебе и сказать. Известны разные способы гадания — ну, скажем, сарацинское, французское, геомантия, египетская пифия, античная сивилла, наконец, гадание цыганское. Но только такому буяну и гуляке, как ты, Питер Баррет, придет в голову погадать о драке на винной кружке.
— Это не обычная кружка, Ланцетник. Не знаю, что это такое, но если оно способно замечать опасность, значит, способно и приносить удачу.
— Допустим. Хотел бы я, прежде чем соваться в огонь или на виселицу, добраться до трюма, полного подобных вещиц.
— Глянь в это место на карте. Да не сюда, а левее.
Кид с минуту рассматривал странное изображение, потом коротко и решительно кивнул.
— Возможно, Питер, очень даже возможно… Странный, очень странный знак. Он по форме смахивает на драгоценный камень. Ты слышал легенду об изумруде Кортеса?
— Нет.
— В храме столицы ацтеков, Теночтитлане, хранился огромный изумруд. Кажется, он каким-то образом употреблялся дикарями для свершения правосудия. Понятно, что Кортес его украл, точнее, конфисковал в пользу короны… Но до Испании камень не доехал.
— Кто бы подумал иначе! Это слишком большой куш.
— Вот именно. Есть еще одна история… считается, что нынешний Мехико выстроен на развалинах Теночтитлана, на самом деле настоящий Теночтитлан был много южнее, примерно там, где на карте нарисован знак.
— Ерунда. Зачем Кортесу и его людям понадобилось так лгать?
— Э, не скажи, Питер. Там была какая-то неприятная история и «проклятие над местом», хотя, как мне кажется, корень зла был в эпидемии болезни, завезенной белыми. Город перенесли, но название оставили.
— Черт с ним, с Мехико. Теночтитлан мне интереснее. Там, где был один изумруд, найдутся и другие, пусть даже и помельче. Можно добраться до побережья Новой Испании, найти укромную бухту, оставить часть команды на «Синем цветке», а с остальными людьми дойти до старого, настоящего Теночтитлана.
— Идти придется через лес. Сельва близ полуострова Юкатан — не самое приятное место.
— Да, но идти-то будем самой короткой дорогой. Ты отправишься со мной? Что мы теряем в этой жизни?
— Саму жизнь, — философски заметил лекарь и тут же добавил: — Конечно, не ахти какая потеря, поскольку она все равно рано или поздно произойдет. Пожалуй, я согласен, но как ты объяснишь это команде? Если оставить недовольных на берегу, они разболтают о твоем походе по всему Архипелагу.
— А я все объясню только в море — тогда у смелых не будет выхода, а трусы могут убираться ко всем чертям. На любой пустынный берег. Или за борт.
Лекарь поежился, как ему казалось, незаметно.
Уже оставшись один, Баррет свернул и убрал карту, запер окованный сундук и повесил ключ на шею. Потом проверил пистолеты, а в кружку плеснул рома.
— Мы еще увидим, кто в конечном счете сумеет удержаться на плаву, а кто останется в дураках, — только и сказал он сам себе.
Глава 3. Мятеж
— Ты дурак, Джо.
Неровно горел фонарь, освещая лавки, сундук и грубый стол в каюте капитана. Люггер «Синий цветок» держал курс к острову Эспаньола. Питер Баррет устроился за столом, уронив голову на ладони.
— Джо, ты никчемный тупица, — мрачно добавил он.
Винд, матрос и корабельный шпик в одном лице, упрямо помотал темноволосой головой.
— О нет, погибнуть мне в воде, но почти все они ведут разговоры насчет бунта.
— Кто зачинщик?
— Первым начал Кормик.
— Но почему?
Обиженный незаслуженным разносом Винд насупился.
— Вот вы считаете меня мальчишкой, капитан Питер, а я между тем действовал с умом и осторожностью. Я ругал вас злыднем и бесом, жаловался всем подряд на гнилую солонину…
— Ах ты, мартышка…
— Одним словом, команда мне доверяет.
— Я назначил Кормика своим лейтенантом.
— Кормик был приятелем покойного Нортона, они много лет вместе щипали испанцев на островах.
— Чего от меня хотят?
— От вас, капитан Питер, точно ничего. Им нужен только сам «Синий цветок» и свобода, чтобы поскорее убраться на Тортугу. План насчет сокровища ацтеков напугал всех, сказать по правде, капитан, я и сам боюсь. Ваша идея показалась ребятам не очень выгодной и слишком заумной.
— Кормик — просто болван, который ничего не смыслит в управлении люггером.
— Да. Но очень может быть, Фокс окажется на их стороне. Покуда старик колеблется, но если штурман решится выступить против вас, то у Кормика не будет заботы с прокладкой курса. Дело продумано как следует, парни лейтенанта предусмотрели кое-что… Словом, по следам Нортона они не пойдут. Если вы решите драться с зачинщиком по законам берегового братства, вас попросту выкинут за борт, ткнув ножом напоследок.
Баррет слушал внимательно и безотчетно собственным ножом царапал столешницу. Острые изломы линий складывались в причудливый зловещий узор.
— А Генри?
— Ему не очень доверяют, но на корабле никак нельзя без знающего врача. Мистер Кид — всем известный отъявленный трус. Кормик считает, что, если потянет паленым, доктор останется в стороне. По крайности, ему хватит обычного пинка в зад.
— Когда они собираются меня прикончить?
— В любой момент, еще до захода на Эспаньолу. Кормик начал бы прямо сейчас, но люди вас боятся почти так же, как самого черта. Никому не охота первым подставлять башку под ваши пистолеты…
— Ладно, хватит болтовни. Возьми деньги…
Джо встал. Его тонкая, почти девичья фигура отбрасывала на стену и пол изломанную тень.
— Пока что оставьте эти реалы в сундуке, капитан.
— Ты что — дал-таки обет бедности, парень?
— О нет! Но если Фокс или кто другой отыщет у меня лишнюю монетку, они разом все поймут. Нож в брюхо и тело за борт. Лучше расплатитеська со мною в двойном размере… попозже, когда мы вместе вернемся в порт.
— Ого! Ты еще веришь в мою удачу?
— Как всегда. Что мне остается делать? К тому же плавать с вами интересно, люблю казаться глупее, чем я есть на самом деле, и вынюхивать чужие секреты. Спокойной ночи, капитан. Желаю вам долгой жизни.
Джо выскользнул за дверь и бесшумно исчез.
— Ничего себе, «спокойной ночи»! — хмыкнул Баррет.
Он проверил и задвинул засов на двери каюты и нащупал под рубашкой ключ. Люггер качало, за кормовым окном стояла мутная темнота, немного разгоняемая светом фонаря. Несколько долгих минут не происходило ничего странного. Потом за переборками простучали чужие шаги, кто-то сердито пнул дверь снаружи.
— Капитан, откройте мне! — раздался требовательный голос Кормика.
Баррет не стал отвечать, стянул с шеи шнурок с ключом, сунул ключ в замочную скважину сундука и повернул. Замок почему-то не подавался.
— Питер! — заорал за дверью взбешенный корабельный лейтенант.
— Я сплю, идите к черту.
— Сейчас не время…
— А я говорю — проваливай.
— Как пожелаешь, Питер, как пожелаешь. Только не жалуйся потом, что мы поступили с тобою не по справедливости.
— Какая, к дьяволу, справедливость! — зарычал Баррет, отчаянно ковыряясь в замке сундука. — Я спал, ты мне помешал, так объясни же наконец, зачем явился, прежде чем я ради тебя вылезу из гамака.
Кормик некоторое время помалкивал, видимо, собираясь подобрать слова поточнее. Баррет без всякого успеха потыкал в замочную скважину острием ножа, прикидывая в уме, не поможет ли тут игла. Замок не поддавался. На столе иглы не оказалось, собственно, там не было ничего, кроме кружки, наполовину заполненной ромом, и пары заряженных пистолетов. Терракотовый цвет сосуда сменился на густо-черный цвет холодных углей.
— Ладно, если ты струсил, Питер, то можешь оставаться взаперти, — хрипло рассмеялся Кормик. — Черную метку я подсуну под двери. На «Синем цветке» теперь новый капитан, и этот капитан — я. Считай, что судно у тебя куплено, в уплату пойдет твоя же смерть.
Баррет промолчал, он подхватил со стола кружку рома и плеснул немного жидкости в замок сундука. Ключ наконец-то с тугим скрипом повернулся, крышка откинулась, обнажая завалы разнообразного хлама — там был старый испанский молитвенник, подпаленный огнем, обрывки парусины, мешочки с порохом и пыжами, сломанный, покрытый копотью боевой фонарь.
— Баррет! — заорал взбешенный молчанием Кормик. — Баррет, шлюхин сын! Я знаю, что ты что-то там замышляешь, но у тебя ничего не получится. Слышишь?! Больше никогда и ничего не выйдет. Ты труп! У тебя на «Синем цветке» не осталось верных людей. Ты конченый человек и больше никому не нужен. Слушай, может быть, хочешь попросить пощады?
Баррет выбросил слой парусины из сундука, вытащил карту в кожаном чехле, сунул под рубашку и укрепил ее под одеждой, обмотав себя платком.
— Кричи, Кормик, — ответил он, — ну-ка, погромче ори. Пусть трусы, засевшие на баке, слышат, как ты стараешься. Может быть, они оценят твой лай.
За дверью завозились, что-то тяжелое царапнуло створку.
— Ломай, — коротко приказал лейтенант. — Ломай, ребята. Не стоит тратить слов, он не сдается.
Доски содрогнулись под ударом.
Баррет взял в каждую руку по пистолету, приставил их к щелям в двери и разом выстрелил. Крепко грохнуло, а потом наступила тишина, но сначала по ту сторону створки грузно обрушилось чье-то тело. Никто даже не выругался, но Баррету показалось, что он слышит частое дыхание затаившихся врагов и шорох их одежды.
— Чего вы боитесь, дураки, он уже разрядил свои пистолеты. — В голосе Кормика слышалась легкая неуверенность.
— У него может оказаться запасная пара стволов, — оторопело отозвался Фокс. — Может быть, привести сюда доктора? Пускай кривой лекарь попросит своего друга сдаться добровольно…
— Питеру плевать на жизнь пьяницы. Эй, подайте мне ружье, я лучше выстрелю в засов…
Баррет не стал ждать развязки. Он прикрепил кружку к поясу, приготовил саблю, сам отодвинул засов и пинком распахнул дверь. Створка врезалась в Кормика с такой силой, что тот потерял равновесие, споткнулся и упал, ружье выстрелило само собой, и пуля завязла в досках. Баррет оглушил противника пинком в голову, переступил через него и очутился в узком проходе, ограниченном сверху палубой, снизу — трюмом, а по сторонам — другими каютами. Теснота не позволяла мятежникам атаковать одновременно.
Фокс, который очутился с капитаном лицом к лицу, уже не тратил времени на разговоры. Он выставил саблю как можно дальше вперед, надеясь не дать противнику приблизиться, но из-за разницы в длине оружия почти сразу получил удар в запястье.
— Кто еще хочет? Можете подходить…
Фокс уже осел на пол и прижался к переборке, он тихо поскуливал и пытался пристроить назад отрубленную руку. Зачинщики сдали назад и принялись один за другим подниматься на палубу, желая оказаться подальше от сабли Баррета, однако тем самым освобождая ему проход.
«Придется подняться по трапу наверх. Они окажутся дураками, если в этот момент не снесут мне голову».
Фокс закатил глаза и, кажется, умирал, кровь из его перерубленного запястья обширной лужей растекалась по полу. Кормик затих, но дышал. Баррет, чертыхаясь, вернулся в каюту, прихватил там кувшин, предварительно повязав его платком, надел получившееся сооружение на брошенную саблю Фокса и осторожно поднял над верхней ступенькой трапа.
Посудина со звоном разлетелась под чьим-то клинком.
В тот же миг Баррет одним прыжком достиг палубы. Дул ветер, соленые брызги воды обдали его с головы до ног.
— Он ходит с разрубленной головой! — истерически орали в темноте.
— Стреляйте!
— Порох намок!
Все-таки грохнул и сверкнул выстрел, но капитан уже достиг борта, перемахнул через него и отвесно упал в волны. Вода сомкнулась над головой, на несколько долгих секунд заглушив порывы ветра и все другие звуки.
Вынырнув, он в первую очередь избавился от намокших сапог. Штормило. Волны без гребней накатывали одна за другой. Баррет, качаясь вместе с массой воды, время от времени чувствовал, как новая тугая волна касается волос и заливает уши.
Тем временем на корме «Синего цветка» ярче вспыхнул фонарь, отблески плясали на воде наподобие капель расплавленного золота. Сутулая фигура очнувшегося Кормика показалась над леером.
— Эй, Питер Баррет! — крикнул лейтенант. — Ты слышишь меня?
Баррет теперь плыл изо всех сил, стараясь удалиться от «Синего цветка».
— Если ты еще не потонул, то ты, должно быть, меня слышишь, — рассудительно добавил Кормик. — Знаешь, Питер, тут ничего личного, считай, что это только справедливая плата за твои выходки и смерть Ларри.
Он вскинул ружье и выстрелил, могло показаться, что наугад, но пуля врезалась в воду у самого виска Баррета. Мятежный лейтенант быстро, экономя каждое движение, снова зарядил свое буканьерское четырехфутовое ружье и устроил его поудобнее.
— Получай.
Новая пуля ударила Баррета прямо в руку повыше локтя, сорвав лоскут кожи и повредив мышцу.
— Проклятый дождь… — проворчал Кормик. — Он мочит порох. Я больше не вижу тебя, Питер. Прощай и иди на дно. Пожалуй, я больше не буду стрелять. Если ты все еще жив, желаю тебе легкой смерти.
Когда Кормик уходил, Баррет видел черный контур его сутулой спины. Должно быть, кто-то из пиратов взялся за рулевое колесо — корма «Синего цветка» постепенно удалялась. Огонь кормового фонаря уменьшался в размерах до тех пор, пока не превратился в холодную и далекую точку. Потом исчезла и она.
— Эй, Джо! Кид! Помогите! — закричал Баррет.
В эти минуты он был способен обрадоваться даже Кормику или призраку покойного Нортона, но вокруг не было совсем никого, только океан и ночная умеренная непогода. Волнение словно бы уменьшилось, но правая рука повисла, тяжелая от воды одежда уже начинала тянуть на дно. Баррет, действуя одной левой, проплыл еще немного и перевернулся, стараясь расслабиться и опереться спиной на зыбкую поверхность воды. Остатки туч расползлись в стороны. В открывшееся чистое «окно» Баррет видел кусок Млечного Пути, бесчисленные холодные искры звезд, словно иглы, кололи ему зрачки. От соленой воды нестерпимо щипало веки и раненое плечо.
— Кид! Генри! Помоги мне!
Люггер давно исчез. Слабое течение медленно сносило Баррета. Звезды мигали, меняли цвет. Баррет закрыл глаза, а когда открыл их, звезды уже исчезли, а темень сгустилась еще сильнее. Он не мог бы сказать, сколько часов осталось до рассвета. Казалось, что ожиданию нет конца, как нет конца океану и черному провалу неба.
— Кид…
Вместо крика получился шепот. Вода медленно расступалась, Баррет погрузился с головой, крутнулся, хлебнул горько-соленой влаги и всплыл, отчаянно работая здоровой рукой.
«Я не сдамся просто так. Я не уступлю ни морю, ни смерти, ни тем более тупой скотине Мэту Кормику».
Конечности цепенели, легкая дрожь, первый предвестник близкой судороги, подергивала мышцы.
— Эй! Да помогите же, черт бы вас побрал!
Огонь корабельного фонаря снова блеснул вдалеке и немного приблизился. Баррет, ни о чем не задумываясь, сам поплыл ему навстречу. «Это мой «Синий цветок», — понял он. — Не важно, что там сейчас заправляет Кормик. Лучше короткий бой на палубе, хотя бы даже левой рукой, чем медленная смерть в океане. Пусть только мое судно вернется. Пусть меня подберут».