34
Джек открыл почту на своем компьютере и обнаружил письмо от миссис Ларвуд. Оно было написано как школьное сочинение.
Дорогой Джек,
благодарю тебя за то, что ты был невероятно любезен и помог мне с компьютером. Как ты можешь представить, все это очень сложно для пожилого человека, но с твоей помощью я добилась успеха. Причина, по которой я пишу тебе, не та, что ты единственный в моей адресной книге. Это касается твоей тети Тары. Я бы очень хотела пригласить ее к себе на чашку чая. Конечно, она может быть слишком занята, чтобы прийти и поболтать с какой-то скучной старухой вроде меня, но я все же надеюсь, ты передашь ей мое приглашение. В то же время я надеюсь, что ты пребываешь в добром здравии и тебе удается время от времени выходить погулять. По крайней мере, кажется, стало немного теплее, и, надеюсь, ты пользуешься тем, что погода улучшилась.
Искренне твоя, Элен ЛарвудДжек еще раз перечитал письмо. Он собирался показать миссис Ларвуд, как пишутся мейлы.
И напечатал ответ:
Привет, это Джек. Нет проблем я скажу ей. Кстати мейлы пишутся коротко. Не к чему распространяться о погоде, если действительно не обсуждаете погоду. Можете сказать, привет можешь попросить Тару зайти на чай. Этого достаточно. Я не против чтобы вы писали длинные мейлы если хотите но вы наверно не хотите.
Он нажал «отправить» и сморщил нос.
Потом открыл ящик стола и достал объявление с портретом кота миссис Ларвуд. Он еще не придумал, как найти коту замену. Отложив объявление, он принялся искать в интернете адреса местных приютов для кошек.
Ричи испытывал сильные приступы мигрени. Они усилились после нападения на него. Он сходил к врачу, и тот настолько обеспокоился его состоянием, что отправил его в госпиталь на компьютерную томографию.
Он прибыл в госпиталь, где его попросили переодеться в больничную рубашку. Дали успокоительное и ввели йодсодержащее контрастное вещество, от которого у него кровь прилила к лицу и остался металлический привкус во рту.
Его попросили ровно лечь на скользящий стол, который вдвигался в белую круглую камеру томографа.
– Научная фантастика, – пошутил Ричи.
Рентгенолог тонко улыбнулся и попросил его задерживать дыхание в моменты, когда делаются рентгеновские снимки. Каждый поворот сканера занимал около секунды, пока он делал снимок тонкого слоя мозга.
Врачу-консультанту, который беседовал с Ричи, он сказал, что мигрени начались всего за пару дней до Рождества. Нет, прежде у него такого не случалось. Да, боль появлялась ежедневно, иногда несколько раз на дню.
Ему сказали, что результаты сообщат в ближайшие дни, и спросили, может ли кто-нибудь отвезти его домой. Он сказал, что отвезти его некому. Ему порекомендовали не садиться за руль самому из-за успокоительного.
– Порядок! Я вас понял, – ответил Ричи.
Он вышел на улицу, дошел до больничной стоянки, сел в свою машину и поехал домой. Дорога шла мимо дома Мартинов, и он решил заглянуть к ним.
– Ну и вид у тебя! – сказала Мэри, поздоровавшись с ним в дверях. – Входи.
– Тара дома?
– Я вскипячу чайник. Ты что, подрался?
Ни Мэри, ни Делл ничего не знали ни о нападении на Ричи, ни о давешнем полицейском протоколе за вождение в нетрезвом виде. Существовал негласный уговор не сообщать плохие новости людям их возраста, будто, подобно детям до шестнадцати, они не в состоянии правильно на них реагировать. Глядя, как Мэри суетится на кухне, Ричи подумал, что двадцати лет молчания словно и не было.
– Хочешь сэндвич?
– Нет, спасибо, миссис Мартин. Тара дома?
– Она в ванной. Делла нет. Он будет переживать, что не встретился с тобой. Ты всегда клал в чай три кусочка сахара, верно?
– И до сих пор столько кладу, миссис Мартин. До сих пор.
– Мне нетрудно сделать сэндвич с сыром.
Ричи знал по временам двадцатилетней давности, что Мэри не отстанет.
– Хорошо, спасибо.
Он сидел в гостиной на светло-коричневом кожаном диване, глядя на велюровые шторы и нарядные настенные светильники, стараясь сообразить, что здесь изменилось, а что осталось с прежних времен. Подростком он много времени провел в этом доме, дожидаясь Тару, смотря телевизор, обедая с Мартинами, иногда спал: ему стелили на кушетке, на которую он перемещался с коричневого дивана. Здесь был его второй дом. Сверху доносился голос Мэри, сообщавшей Таре, что пришел Ричи.
Мэри вернулась с сэндвичем и чаем, фарфоровая чашка дребезжала на блюдце. С годами руки у Мэри стали трястись сильней.
– А где старая радиола? Выбросили?
У них стоял большой проигрыватель в виде шкафчика, на котором он и Тара проигрывали его виниловые альбомы. Теперь такие проигрыватели вышли из моды вместе с самими шкафчиками с раздвижными дверцами, скрывавшими внутри аппаратуру и радиоприемник с прозрачной шкалой, на которой высвечивались частоты и экзотические названия вроде Хилверсюма, Гельвеции, Люксембурга и Телефункена.
– Давным-давно.
– Я бы от такой радиолы не отказался. Теперь это коллекционная вещь.
– Поздно. Делл порубил ее. – Она кивнула на синяки на его лице. – Что это у тебя?
– Кто-то напал недавно вечером. Прыгнул из-за дерева.
– Кто?
– Не имею представления.
– Забрали что-нибудь?
– Нет.
Мэри пристально посмотрела на него:
– Такое творится, что не хочется выходить из дому. Не знаю, куда катится мир.
Ричи отхлебнул из чашки.
– Она что-нибудь тебе говорила? – спросила Мэри.
– Что?
– Когда вы вдвоем гуляли недавно вечером. Мне интересно, рассказывала ли она тебе что-нибудь. Что-нибудь еще, кроме тех древних баек, которыми кормит нас.
– А что она рассказывает, например?
– Даже не желаю повторять. Глупые древние байки, и все. – Мэри встала, прикрыла дверь и села обратно. – Я не против рассказать тебе, Ричи. Меня уже с души воротит оттого, что она тут торчит, хотя она только несколько дней как вернулась. Часами лежит в ванне. А недавно вернулась ночью пьяная как сапожник. И единственное объяснение в ответ – эти древние байки. Хочется влепить ей затрещину и сказать, чтобы собирала манатки, но Делл слышать об этом не желает. Мы ходим вокруг нее на цыпочках. – Мэри резким жестом смахнула слезу обиды. – Это несправедливо, Ричи.
– Не расстраивайтесь так.
– А ты сам!
– Что я?
– Вот, приходишь. А как мы обошлись с тобой!
– Ну ладно, не важно.
– Я потеряла тебя, как потеряла ее, да?
– Не надо так переживать, Мэри.
Они сидели молча, пока Мэри не успокоилась. Спросила:
– Как ты на все это смотришь?
Ричи поставил чашку с блюдцем на ковер и подался вперед.
– Думаю, она очень ранимая.
– Ранимая!
Дверь открылась, и перед ними предстала Тара – ранимая, розовая, сияющая чистотой, с улыбкой косящаяся на Ричи. Она удивленно подняла брови, и он моментально понял, что, позови она его взобраться на гору, переплыть реку или броситься с ней со скалы, он последует за ней.
– Ричи, – спросила она, – отвезешь меня к Питеру?
– Конечно.
– Но ты еще не завтракала! – запротестовала Мэри.
– Не приставай.
– Ест одни фрукты, – пожаловалась ему Мэри, поморщившись. – Фрукты да орехи. К чему это все приведет?
– Не знаю, миссис Мартин.
– Я возьму куртку, – сказала Тара.
Мэри грозно взглянула на Ричи. Он поднял чашку и блюдце с ковра, но Мэри забрала их у него и быстро унесла на кухню, предоставив Ричи возможность выйти в коридор и спросить Тару, предупредила ли та родителей, что переезжает к нему.
– Еще нет.
– О чем вы там шепчетесь? – спросила Мэри, подслушивавшая их.
– А, да так, – ответила Тара. – Я собиралась дождаться папу и потом сказать. В общем, я хочу переехать к Ричи.
Ошеломленная Мэри только охнула.
– Всего на несколько дней. Посмотреть, что из этого выйдет. Да, Ричи?
– Конечно.
– И что я скажу твоему отцу?
– Я сама скажу, позволишь?
– Как знаешь. Меня уже ничего не удивляет. Вообще ничего.
– Послушай, мам, я не ухожу из дома. Просто хочу, чтобы тебе и папе было немного свободней. Я же вижу, что стесняю вас.
Мэри повернулась к ней спиной:
– Поступай как знаешь, девочка. Ты всегда так делала.
Тара оставила дверь открытой, жестом показывая Ричи, чтобы поторапливался.
– Я буду заходить к вам, миссис Мартин, – сказал Ричи.
Тара оставила дверь открытой, жестом показывая Ричи, чтобы поторапливался.
– Я буду заходить к вам, миссис Мартин, – сказал Ричи.
– Хорошо! – крикнула Мэри дрогнувшим голосом. Потом подумала, что так не годится, и, бросившись назад, чмокнула Ричи в щеку.
Ричи посмотрел на нее. Мэри пыталась улыбнуться, но ее глаза были как черные провалы, в которых бушевала буря ужаса и горя.
– Мне жаль твою маму, – сказал Ричи, когда они отъехали от дома.
Прямо перед ними вставало бледное солнце, и Тара надела темные очки.
– Когда мне было шестнадцать, мне не терпелось уйти, так и теперь. Это не мамина вина. Природа не терпит двух женщин под одной крышей.
– Но ты же вольна уйти, если хочешь.
– Конечно.
– То есть это не как в шестнадцать лет, правда?
Она повернулась к нему. Он оторвался от дороги впереди и увидел, что она внимательно изучает его, стараясь понять, что он имел в виду.
– Да это я так, просто, – быстро сказал он. – А зачем тебе нужно к Питу?
– Я получила какое-то непонятное сообщение от Джека. Что-то о соседке.
Когда Ричи и Тара подъехали к «Старой кузнице», Питер уже отправился к клиенту. Женевьева и дети были дома. Зои открыла им дверь. Странно посмотрела на свою тетю Тару, которая ласково улыбнулась в ответ.
– Джек дома? – спросила Тара без церемоний.
Женевьева сидела на нижней ступеньке лестницы, вычесывая одну из собак пластмассовым гребнем. Не отрываясь от своего занятия, она ответила:
– Он наверху, сидит за компьютером.
Тара обошла Женевьеву и бросилась наверх. Встревоженная Женевьева обернулась ей вслед. Слышно было, как дверь спальни Джека раскрылась и плотно закрылась. Женевьева вопросительно взглянула на Ричи. Рядом с ней стояла Зои, позади Эмбер и Джози. Все смотрели на Ричи, ожидая объяснений – почему Тара так себя ведет и зачем она помчалась к Джеку.
– Где твоя гитара? – спросил Ричи у Зои.
Та пошла за гитарой.
Он шагнул в гостиную, сел на диван и похлопал по обивке рядом. Зои подошла и опустилась на диван. Ричи взял аккорд, затем второй. Эмбер и Джози потянулись в комнату вслед за сестрой, но остались стоять, внимательно глядя на Ричи, словно он сейчас покажет фокус. У Джози глаза были широко раскрыты.
– Кстати, о фейри, – сказал Ричи. – Женевьева, твои девочки выглядят так, словно только что выпали из желудевой чашечки.
– Да какие они эльфы! – крикнула Женевьева снизу. – Натуральные гоблины.
– У нашей собаки блохи, – проговорила Джози.
– Это название песни? – спросил Ричи. – Хочешь, чтобы я ее спел?
35
Миссис Ларвуд услышала негромкий, почти робкий, стук в дверь. Она отодвинула засовы, сбросила цепочки и сразу поняла, кто перед ней. С улыбкой пригласила Тару войти, повела в глубину дома и предложила сесть к столу. На столе гордо возвышался компьютер, монитор мерцал разноцветной картинкой скринсейвера.
– Вы идете в ногу со временем, – сказала Тара.
– Все Джек. Он и подключил, и показал, как это работает. Можете снять куртку.
– Он милый мальчишка.
– Да. Чаю?
– Нет, спасибо.
Миссис Ларвуд залила чайник и поставила на газовую плиту, будто не слышала отказа. Сказала из кухни:
– Полагаешь, темные очки нужно носить все время?
– Глаза не в порядке, – ответила Тара.
Скоро миссис Ларвуд вернулась с подносом, на котором были аккуратно расставлены чашки с чаем, кекс, крохотный молочник, сахарница с рафинадом и серебряные щипчики для него. Таре миссис Ларвуд казалась дамой из другой эпохи, каковой она, несомненно, и была.
– Миссис Ларвуд, Джек передал, что вы хотели меня видеть.
– О да. Большое спасибо, что заглянули ко мне.
– Ну что вы, не стоит благодарности.
– Я слышала, вы долго отсутствовали, и хочу поздравить вас с возвращением домой.
– Спасибо.
У Тары возникло странное ощущение, что миссис Ларвуд присматривается к ней, испытывает, старается заглянуть в душу.
– Джек сказал, вы были в Аутвудсе в день, когда пропали.
– Правильно.
– Мне не нравится это место.
– Правда? А я очень люблю там бывать.
– После того, что с вами там произошло?
Тара поставила чашку и внимательно посмотрела на миссис Ларвуд:
– Но вам неизвестно, что произошло там со мной?
– Совершенно верно. Неизвестно. Я надеялась, что вы мне расскажете.
– Это очень долгая история, и, право, у меня нет сил рассказывать ее снова. Я уже многим ее рассказывала, и нет сил повторять в очередной раз.
– Могу вас понять.
– Вы когда-нибудь рассказывали снова и снова одну и ту же историю столько раз, что стирались какие-то подробности, от которых зависит достоверность рассказа? Скоро вы начинаете даже сами сомневаться, и все оттого, что рассказывали ее слишком часто.
– Понимаю. Не желаете кекса? Джеку он очень нравится.
Когда Тара ушла к миссис Ларвуд, Джек решил приступить к исполнению своего плана. Тара ворвалась к нему в спальню с требованием объяснить, зачем он звонил бабушке с дедушкой и сказал, что миссис Ларвуд хочет встретиться с Тарой. Он открыл все, что знал – не так уж много, – но покраснел, упоминая о коте миссис Ларвуд и что печатал для нее объявления. Что-то в том, как Тара посмотрела на него, заставило его заподозрить, что Тара знает истинную подоплеку его истории. Он не мог сказать, каким образом она узнала и почему ему так показалось. Когда она сняла темные очки, чтобы посмотреть на него, а затем села, скрестив ноги…
Он просто почувствовал холодок, только и всего.
От его тети Тары веяло жутью.
Было и кое-что еще, что его очень напрягло. А именно: когда Тара вошла к нему, ее близость вызвала у него эрекцию. Не то чтобы эрекция была для него в диковинку, – вообще-то, такое происходило с ним чуть ли не постоянно. Но она ведь его тетя, а ничья тетя никогда так не действовала на него. Это было неестественно.
После ее ухода он не мог удержаться от вздоха глубокого облегчения. Он вновь сосредоточился на компьютере и стал искать местные кошачьи приюты. Он уже записывал адрес, когда дверь широко распахнулась. Он мгновенно вышел из поисковика.
Это была Джози.
– Что ты делаешь?
Она висела на дверной ручке, крутясь на одной ноге, и улыбалась ему. По крайней мере Джек предположил, что она улыбается. Иногда улыбка Джози больше походила на прорези в хеллоуиновской тыкве.
– Не входи ко мне, не постучавшись! – заорал на нее Джек. – Поняла?
– Ты не должен кричать на меня. Все про тебя расскажу.
Джек встал и выглянул в окно. Отец уже наказывал его за то, что он кричал на сестер, и, выглядывая в окно, он лишь тянул время, стараясь придумать наказание или месть для маленькой сестренки. Но тут он что-то заметил в дальнем углу сада.
Сначала он подумал, что это тряпка, застрявшая в заборе из проволочной сетки. Она слегка трепыхалась на ветру. Рыжего цвета и слишком далеко, чтобы толком разглядеть. Но у Джека возникло плохое предчувствие.
– Что там? – спросила Джози, входя в комнату и становясь рядом с ним у окна.
– Ничего.
– Что ты там увидел? Можно мне посмотреть?
Он оттолкнул ее от окна:
– Ничего там нет.
– Почему мне нельзя посмотреть?
Джек схватил ее за руку и посмотрел в глаза:
– Хочешь, сделаю тебе крапивку?
Джози округлила глаза:
– Нет!
– Тогда помни, как тебе повезло, что у тебя брат, который не делает крапивку. Очень повезло, правда?
– Да.
– Да. Никаких крапивок. Как тебе повезло, что у тебя такой брат.
– Да.
– А сейчас я дам тебе микроскоп поиграть.
– Ты мне его уже давал.
– Заткнись и играй с ним. Не то крапивка. Или что-нибудь вроде этого.
Он вздохнул и вышел, оставив в комнате озадаченную Джози, захлопнул дверь у нее перед носом и помчался вниз.
– Ты куда? – спросила Женевьева.
– На улицу.
Этим вопросом и таким же ответом мать и сын перебрасывались, как мячом, так часто, что ни один из них уже не слышал самих слов, но, похоже, это упражнение удовлетворяло обе стороны. Джек влез в ботинки и, стараясь не выглядеть как спешащий подросток, пошел по садовой дорожке, то и дело озираясь через плечо.
Рыжий флажок раскачивался на ограде в конце сада. Когда он подошел ближе, худшие его страхи подтвердились.
– Чертчертчертчертчертчерт!
Рыже-красный флаг на заборе был вовсе не тряпкой, а высохшим, разодранным трупом рыжего кота, застрявшим в ячейке ограды. Он только наполовину был протащен сквозь сетку там, где она была порвана наверху. Из разодранной шкурки торчали кошачьи кости.